Кафка по-бюргерски

№ 2013 / 28, 23.02.2015

Произведение Франца Кафки в мюнхенском театре «Каммершпиле» поставлено слишком по-немецки. Казалось бы, это тавтология: что удивительного, ведь и написан роман «Процесс» по-немецки

Ф.Кафка. Процесс. Театр «Каммершпиле» (Мюнхен). Режиссёр-постановщик и сценограф Андреас Кригенбург (в рамках Чеховского фестиваля).

Произведение Франца Кафки в мюнхенском театре «Каммершпиле» поставлено слишком по-немецки. Казалось бы, это тавтология: что удивительного, ведь и написан роман «Процесс» по-немецки – на государственном языке Австро-Венгрии, в которую входила Прага в начале двадцатого века. Но, читая роман Кафки о мучительных лабиринтах бюрократического судопроизводства, как-то не задумываешься о том, что многословные речи и рассуждения героев – продукт немецкого педантизма и бюргерской основательности. Вероятно, это происходит потому, что важное место в романе занимает сюрреалистическая, фантасмагорическая составляющая: неожиданные смещения пространства и времени, когда, например, суд со всеми канцеляриями оказывается на чердаке жилого дома, между старым хламом и бельевыми верёвками, а камера для наказания служащих розгами – в помещении банка. Хотя, по большому счёту, фантасмагория тоже – в немецкой традиции: вспомним хотя бы творчество Э.Т.А. Гофмана.

В постановке же фантасмагорическая составляющая снята, произведение стало более прямолинейным. С самого начала заявляется, что спектакль будет о том, как люди наблюдают друг за другом. Об этом говорит и концептуальная сценография. Посреди сцены – сужающаяся труба, покрытая изнутри грубой штукатуркой. За трубой – большой диск-подиум, вращающийся вокруг оси – своего диаметра так, что порой стоит наклонно, а порой почти вертикально, открывая взору зрителей убранство комнаты главного героя Йозефа К., против которого по неизвестной причине возбуждён судебный процесс. На этом подиуме – кровать, обеденный стол со стульями, письменный стол с пишущей машинкой и разбросанными бумагами. Посреди мебели снуют люди: в моменты, когда подиум принимает вертикальное положение, они проявляют чудеса акробатики, умудряясь сидеть на стульях или лежать на кровати.

Вся эта конструкция напоминает человеческий глаз, который смотрит со сцены на зрительный зал. Но можно её интерпретировать и как глаз изнутри, который всматривается в то, что происходит на подиуме. Своеобразное воплощение глаза «Большого Брата, который наблюдает за тобой».

В постановке занято восемь актёров, и старые и молодые, половина – женщины. Все с усиками a la Чаплин, в котелках; они похожи и на автора романа. Хотя немецкие критики пишут, что стиль взят из кинотворчества Бастера Китона. Все исполнители по очереди играют и Йозефа К., и остальные роли. В результате персонажи малоотличимы друг от друга: охранники похожи на Йозефа К., а он – на адвоката и священника. Хотя некоторые роли сыграны более «оживлённо», эмоционально – например, роль дяди героя или художника Титорелли (которого играет женщина), в целом спектакль режиссёрский, не актёрский.

Если в романе наивные и длинные пассажи казались уникально кафкианскими, то театр представил их как общезначимо-бюргерские, именно с бюргерской педантичностью, занудством, исчерпывающим исследованием каждой мелочи со всех сторон, что проявляется даже в речах тюремного художника и особенно – в последней притче, которую рассказывает тюремный капеллан перед казнью Йозефа К.

Длинные монологи преобладают во втором действии. С диска-подиума исчезает мебель и остаются лишь штыри, за которые цепляются актёры, чтобы не соскользнуть вниз, а порой персонажи бегают по этим штырям внутри круга, как хомяки в колесе.

Мизансцены и декорации точно следуют режиссёрской концепции, которая даёт довольно чёткую, но несколько прямолинейную интерпретацию гениального романа. Сверхзадача спектакля – обличение отчуждения, обезличивания людей в современном обществе. И она выполнена не только эффектно, но и эффективно.

Ильдар САФУАНОВ