Личное присутствие

№ 2014 / 7, 23.02.2015

Книгу Татьяны Булатовой можно назвать романом, а можно и просто: повестью. Но ни количество страниц, ни чёткое определение жанра не дадут представления

О романе Татьяны Булатовой «Бери и помни», Эксмо, 2014

Книгу Татьяны Булатовой можно назвать романом, а можно и просто: повестью. Но ни количество страниц, ни чёткое определение жанра не дадут представления о том, насколько сильно прочувствована в этой небольшой по обьёму книге каждая мысль. Булатова пишет внимательно, и, обладая редкой способностью к извлечению собственного опыта из любого, мелкого, на первый взгляд, события или поворота судьбы, предлагает читателю среднюю человеческую участь в качестве самого достойного объекта.

Большинство произведений современной литературы отражают стремительный процесс, который мне очень хотелось бы сравнить с успешным бизнесом: человек пишет, и при этом развивается его мастерство, но душа остаётся незатронутой. Парит, так сказать, независимо. При этом не только книга, но и разработанное артистическое поведение грозит стать самостоятельной дисциплиной, как это лучше всего доказывает талантливый пример Дмитрия Быкова.

Татьяна Булатова нигде и ни в чём не «пережимает», не позирует, нигде не кричит «волки, волки!», но не потому, что ей не хватает голоса на эти эффекты, а потому, что она бережёт дыхание: оно должно быть чистым, глубоким и ровным с первого и до последнего слова. На первый взгляд, сюжет её книги «Бери и помни» не отличается ни обилием ярких красок, ни внезапными ударами по доверчивым головам читателей, ни загадочными подтекстами, от которых «хладеет в жилах кровь»/ А пусть не «хладеет», читайте спокойно. Семья: муж, жена и две девочки. Сначала они младенцы и лежат в одной красной коляске, предназначенной для двойни, потом вырастают, вытягиваются, в самом конце выходят замуж. Жена – маленькая, крикливая, нервная, часто озлобленная, муж, скорее, никакой, обычный, привычный, как многие, и есть ещё женщина, уже стареющая. Некрасивая, неловкая, никогда не знавшая любви. Крикливой жене – не подруга, не родственница. Но она почему-то так привязывается к чужой семье, так прикипает к этим недоласканным девочкам, что отдаёт им и свою квартиру, и все свои скромные сбережения. Становится им то ли тётей, а то ли прислугой. А, может, и то, и другое. Зачем? Не повторение ли это чеховской « Душечки», чудесного рассказа о щедрости одинокого и бесхитростного женского сердца? Но нет, не об этом. Татьяна Булатова, спокойно и внимательно пишущая свою книгу, на самом деле лепит художественное чудо: она повествует о чуде любви. А лучше сказать: чуде жалости. И это не только жалость и любовь старухи-соседки к чужим недоласканным девочкам, это ещё – что гораздо серьёзнее – жалость самого автора к жизни неброской, обыденной, полной бытовой неразберихи, преждевременной старости, внезапных кончин. Поэтому Булатова уделяет так много внимания бараку, кухне, огороду, будничной нервотрёпке и редким минутам согласия. В одном из своих интервью Бродский как-то обмолвился, что ему жалко людей, потому что «все они умрут». Татьяне Булатовой, похоже, жалко людей, потому что «все они живут». Да, в этой прозе, безусловно, чувствуется Чехов, хотя автор, может быть, и не задумывается об этом. И Платонов в ней чувствуется, хотя пульс его напряжённой метафоры не всегда слышен. Но ещё сильнее в ней чувствуется писатель, которому предстоит непростой и долгий путь, потому что она не следует никаким современным литературным канонам, а ценит только своё «личное присутствие» во всём, что произносится ею, готова замолвить словечко за всякую малость, за всё, что живёт, дышит, бьётся, и с лёгкостью угадывает нравственные чудеса внутри кухни, огорода, ободранной квартиры, болезней и распрей, домашних скандалов.

Я надеюсь, что книга «Бери и помни» отзовётся в читателях с тем самым сочувствием, о котором мечтал Баратынский, и произойдёт это гораздо раньше, чем её оценит избалованная одними и теми же писательскими именами и стереотипными литературными произведениями критика.

Ирина МУРАВЬЁВА,
г. БОСТОН,
США