Одинокий белый парус Евы Датновой

№ 2014 / 8, 23.02.2015

В Центральном доме литераторов прошла презентация книги прозы пропавшей без вестиболее десяти лет назад писательницы Евы Датновой «Земляной вал».

В Центральном доме литераторов прошла презентация книги прозы пропавшей без вестиболее десяти лет назад писательницы Евы Датновой «Земляной вал». В вечере приняли участие Александр Рекемчук, Сергей Филатов, Галина Нерпина, Евгения Озерова, Роман Сенчин, Ирина Оснач… Публикуем рецензию на книгу Евы Датновой её однокашницы по Литературному институту прозаика Марии Ряховской.


«Малышка сидела на пороге общества «Мемориал» и курила «Герцеговину Флор». Над её головой скрипнула дверь, и она увидела гражданку, про которую знала только, что она сидела, как Фунт, при всех вождях… «Деточка, хочешь совет? Пока ты на воле – кури хорошие сигареты»… Когда через год Малышка, «загорая» в отделении милиции, тянула одну беломорину на четверых, она оценила этот совет вполне».

Это абзац из повести Евы Датновой «Диссидеточки», написанной 18-летней девушкой в 1993 году. Год повествования – этак 90-й. Повесть вошла в только что вышедшую в издательстве «Пик» книгу «Земляной вал». Почему юная героиня, – школьница, – попала в милицию, не объясняется: повесть автобиографическая, считай документальная, а автор, моя однокурсница по Литературному институту, насколько я знаю, в те годы не попадала в милицию. Но очень хотела попасть: зачарована она тогда была диссидентским движением.

Вот ещё абзац: «Студентка Валя Новодворская со своими друзьями создала оппозиционную партию. Через месяц партия, состоящая из трёх человек, раскололась на две части. Всё можем, диссидеточки!..» Про студентку Новодворскую ни до, ни после ничего не сказано, зато в следующем эпизоде фигурирует какой-то Саша Даниэль, «по итогам россказней которого Малышка написала школьный реферат под названием «История диссидентского движения в России». Чем и поразила учителей, – наверное, хотела быть выгнанной из школы и тем претерпеть за свои убеждения, но не получилось.

Дневниковые записи, составленные из анекдотцев! – помнила я со второго курса Литературного института про эту повестушку своей однокашницы. И теперь меня попросили о ней написать… Что я напишу? Но сердце велит сказать о ней – думала я, – ведь Ева Датнова вот уже 12 лет числится пропавшей без вести…

И я села перечитывать «Диссидеточек» – спустя 20 лет. Читала, однако, с интересом: ценный документальный материал. Сколького я тогда – да и сейчас – не знала, в отличие от своей однокашницы! Как спрятать сам– и тамиздат, что брать с собой на митинг, если боишься, что тебя заберут, как сделать кипятильник из проводов, что за радиостанция «Перенеика» (в обиходе «Параноика»), какие частушки пели в потьминских лагерях, что такое гектограф, как на идиш «бабушка», как отстучать по батарее «веду зэка», как доехать без билета до «вольного», почти что заграничного Пярну, в каком случае родители-шестидесятники, ведущие на кухне секретные разговоры под Галича, всё-таки обращают внимание на ребёнка (подсказка: когда он наполовину влез в мусоропровод).

Вскоре сквозь россыпь нехитро написанных эпизодов стал проглядывать весьма живой персонаж: энергичная, умная девчонка с живой душой, желающая непременно преобразить мир – и ищущая для этого способы. Боготворящая Андрея Сахарова и его соратницу Елену Боннэр. Впрочем, последнюю-то в конце концов она свергает с пьедестала. Продираясь сквозь толпу на похоронах Сахарова, она увидела в её глазах то ли неискренность, то ли отсвет тех недалёких времён, когда на бывших святых можно сделать хорошие деньги. Из «святой» Боннэр становится сначала «святой и ведьмой», а потом и вовсе перестаёт быть для Малышки героиней.

После потери «поводырей» и вследствие этой потери девчонке приходится стать героиней самой, дело лишь за одним – эпоха уже не героическая. Время диссидентов прошло, пришло время мельтешащих «диссидеточек», так что поля героической деятельности для Малышки и её друзей не находится – как ни бейся! И девчонка-подросток едет к маститым самиздатовцам в Прибалтику, разносит по адресам книжки, продаёт оппозиционную прессу, помогает составлять карту ГУЛАГА в обществе «Мемориал». Что ещё делать? Ехать за благословением к живым и покойным подвижникам! К отцу Александру Меню в Новую деревню – где Малышка, опять-таки не находит ни дела, ни ответов на свои вопросы. На места репрессий, в Потьму. В Сибирь, куда ссылали бабушку. И – опять вернуться в общем-то пустой, и с теми же мировоззренческими вопросами и рефлексиями!.. Остаётся только пить водку стаканами в обществе старых диссидентов – что, учитывая вес и возраст героини, тоже можно считать подвигом, хотя и с натяжкой.

Вот определение автора: «Малышка… падчерица времени «колокольчиков», обитающая неизвестно где, занимающаяся неизвестно чем, сочетающая… необыкновенную приспособляемость… с инородностью по отношению ко всем и вся, шатающаяся по свету в поисках скачущих коней и горящих изб».

И, тем не менее, хоть кони и избы не найдены, стать героиней Малышке всё-таки удаётся. Не её вина, что время советских и прочих святых прошло, – важно то, что она ищет подвига, стремится отыскать правду в хаосе смыслов – в эпоху перемен – и подмен. Ищет способ запечатлеть свой след в вечности, – как герой романтизма, – всечастно «ликует и скорбит», а героическое, возвышенное настроение сопровождает самое малое её действие, такое, как беготня вокруг Белого дома во время путча. От экзальтации и невозможности себя как-то применить в конце концов у Малышки начинается дурнота и сердцебиение, и ей вкалывают успокоительное в машине скорой помощи.

Попадающаяся местами недвусмысленная сатира на себя и прочих «диссидеточек» не мешает нашему «одинокому белому парусу» на полном серьёзе «искать бурю», в которой, тем не менее, она собирается обрести покой – и бессмертие. Также полушутливо-полусерьёзно хочется привести строчки «Шторомовой» Николая Асеева – это сравнение будет вернее и ближе в историческом времени, чем Лермонтов. Его строчки, неожиданно вынырнув из океана памяти, так и носятся в голове, когда следуешь за мятущейся по всему Союзу в поисках правды и подвига неугомонной Малышкой. «Непогода моя жестокая, не прекращайся, шуми, хлопай тентами и окнами, парусами, дверьми. Непогода моя осенняя, налетай, беспорядок чини, – в этом шуме и есть спасение от осенней густой тишины…» Вслед за лирическим героем стихотворения 32-го года, Малышка желает жить в мире, «открытом бешенству ветров», предчувствуя время стагнации, где будет мало места не только подвигу и общественно-полезному делу, но и вообще любой жизни немещанского сорта; где не только люди, но даже литературные герои будут пропадать в бездействии и буржуазном самодовольстве…

И 15-летняя девчонка считает только те минуты своей жизни, которые хоть что-то значат в контексте бесконечности! Для она этого привозит из своих паломничеств уголь страшенного Дубровлага и засыпает его в Москве в песочные часы. Как будто напоминает себе опять-таки известные всякому советскому человеку строки: прожить жизнь надо так, чтоб не было мучительно больно за бесцельно прожитые… минуты!!!

Строчки советских писателей вертятся в голове не случайно: воюя с советской системой, Малышка и её соратники плоть от плоть советской эпохи – в лучших её проявлениях. Поистине отрада для современного читателя окунуться в такую чистую, бодрую юность, в идеализм – пусть и не блистающий художественными достоинствами. Ведь кругом-то наоборот: проза принятых «в обойму» современных писателей, по сравнению с советской, стала умнее, интеллектуальнее – и злее. Стала не в пример более пустой в духовном отношении. Вернее, всё духовное содержание современной прозы часто в том и заключается, что персонаж мучится по поводу его отсутствия в повседневной жизни, бессмысленности, из которой он и не пытается выбраться. Вот ведь и видавшие виды молодые литературные критики, такие как Валерия Пустовая и Андрей Рудалёв, пишущие о «новом реализме», уже стонут. Вернее, Пустовая-то констатирует такое литературное настроение: дескать, «богатыри не мы», а темпераментный и бескомпромиссный критик из Северодвинска именно что стонет: «писатель перестал стремиться к совершенству, а лишь упражняется в словесной эквилибристике… Разговоры о долге, чести, совести – высмеивают!»

Из любопытства я набрала в «Яндексе» слова «героический» и «современная литература» и нашла одну-единственную сноску. Видимо, эти вещи действительно теперь не совместимы. Да и слово «героический» уходит из лексикона. Найденная мной сноска была на кандидатскую диссертацию некоей Ольги Дороховой, тема которой звучала как «Российские представления о героизме» (на материале интернет-опросов). Оказалось, что ясного представления о героизме в нашем обществе больше не существует, – никто толком не знает, что это. И, тем не менее, над этим неясным и явно отжившим понятием иронизируют, его боятся, как навязываемой государством ценности. К тому же понятие «герой» непоправимо перепутали с понятием «кумир», поэтому на просьбу назвать современных героев российская молодёжь отвечает: Мадонна…. Возраст респондентов – 18-35 лет. Поколение, идущее вслед за нашим с Евой Датновой…

Такую же подмену – героя на кумира – разглядела и героиня Датновой Малышка – в случае с Боннэр, – после чего она отпускает этот образ и продолжает своё одиночное плаванье в штормовом море – но уже по волнам следующего произведения. Романа «Земляной вал».

«Земляной вал» – продолжение «Диссидеточек»: та же героиня, те же «святые проводники» и та же проблема. Однако с художественной точки зрения это уже не документальные записки, а полноценное произведение с увлекательным сюжетом. Но всё же продолжение «Диссидеточек» – и при том неизбежное. Не нашедшая своего подвига героиня обнаруживает его в прошлом, – в судьбе бабушки бабки Анны Гинзбург. Школьница записывает её мемуары. Бабушка – бесспорная героиня: выжила в нацистской Германии, будучи еврейкой, затем спаслась и приехала в Союз, и, хоть не приняла крест ГУЛАГа за свои убеждения, – всегда жила как истовая правдолюбица и диссидентка… Талантливый физик, она работала у Курчатова и крутила роман с Сахаровым. Позже героиня узнает, что её отец родился от этого романа. А стало быть она – страшно сказать – внучка самого Сахарова, «последнего русского святого»!… Могучего, как Зевс! И значит, она сама – Геракл!.. Затем девочка распространяет рукопись с жизнеописанием бабушки – проходит немного времени, и у её чудо-бабки уже имеются фанаты по всей стране! …Но тут оказывается, что бабка выдумана, как и «внучка» Сахарова. Девчонку тащат в суд, а тем временем к ней приходит в гости та самая Анна Гинзбург, физик и возлюбленная Сахарова… Но её же нет?..

Тоска по героическому прошлому – если уж нет героического настоящего и тем более будущего – привела героиню к вымыслу, потому что и в самом деле настоящее в том виде, в котором оно существует в России, не может породить героя. Об этом недавно сказал в интервью Евгений Водолазкин, автор последнего литературного хита «Лавр». Он сделал то же самое, что Ева – только несколькими годами позже и на другом материале. Выдумал святого спасителя русского народа и поместил его в средневековую Русь. И если водолазкинский инок Лавр воевал с чумой, то датновские герои воюют с косностью, унынием, бытовым скучным существованием, – а когда не с кем воевать, – иронично пишет автор, – «погибают, потому что не знают, чем заняться». Их стихия – шторм: «от волны на волну прыжок – пусть грозит кораблю крушение – хорошо ему и свежо!»

Но цена высока – крушение… И долгожданная жертва вот-вот будет принесена. Выдуманная героиня – несуществующая бабушка – оживает и является – а прототип героини Малышки – автор Ева Датнова – пропадает. Как и её героиня, про которую сказано: Малышка исчезла.

Ева Датнова пережила 90-е. «Диссидеточке» неплохо жилось-бурлилось во время перемен, она могла найти себе применение, – но она не вынесла стабильности. Помню, как наш мастер Александр Евсеевич Рекемчук, приложивший много усилий к изданию «Земляного вала», человек трезвый и не склонный к пустой и вульгарной мистике, как-то давно, на семинаре, остерёг нас: не дайте погибнуть своим героям, если пишете от первого лица…

Многих наших однокашников по Литературному институту утянула в себя чёрная дыра девяностых. Наделённые героическим сознанием, почерпнутым из советской литературы, существующие в фантазиях – они сочиняли не только про бабушек, но и про всех остальных, включая себя. Недавно литературное сообщество предприняло попытку вспомнить их. Но не смогло!.. Не сумело.

В фильме Романа Назарова «Шок прошлого» – скудные полувымышленные свидетельства соседей по общежитию на улице Добролюбова. Да и после выхода фильма оказалось, что один из людей, о которых рассказывают, всё-таки жив. Вроде… Или нет?.. Неизвестно. Был вечер воспоминаний в Литературном музее «Они ушли. Они остались», где, читая стихи ушедших литинститутских поэтов, выступающие не могли рассказать о них самого простого! Дать сухой биографической справки: где жил, где погиб, отчего погиб, была ли семья…. Часто о прожившем 30–40 лет человеке напоминает лишь пожелтевший журнал, который валяется у одного-единственного однокурсника на пыльном балконе.

Эти люди пропали без вести не только физически – но и духовно, что страшней всего на этом свете. Не оставили после себя почти никакого следа.

Но Ева не пропала без вести в литературе – а значит, во времени и пространстве. Она не только описала субкультуру «диссидеточек» и прославила её название (автор окказионализма – не она), но и осуществила важную гуманитарную миссию: внесла посильный вклад в примирение враждующих сторон в гражданской идеологической войне, идущей в России. Она сделала это уже сейчас, после своего исчезновения. Как бы протянула нам руку из прошлого. Всякий, кто хотя бы полистает её недавно вышедшую книжку, увидит, как в одном неравнодушном, чистом человеке соединилась и бескомпромиссная критика российской жизни, – и зачарованность ею, даже сталинским её периодом. «Малышка сидела на крыльце «Мемориала» и курила «Герцеговину Флор…»

Мария РЯХОВСКАЯ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *