Назад к идеологии

№ 2014 / 31, 23.02.2015

Разговор о гуманитарном образовании почему-то всегда начинается у нас с конца. Максимум с середины. Обсуждают обычно сокращение часов, преподаваемых дисциплин

Разговор о гуманитарном образовании почему-то всегда начинается у нас с конца. Максимум с середины. Обсуждают обычно сокращение часов, преподаваемых дисциплин, отмену сочинения или просто общее отсутствие интереса к нему как со стороны власти, так и со стороны общества. Всё это так, и всё это темы важные. Однако мало кто говорит о принципиальном исходном вопросе, который определяет негативные тенденции последних лет: гуманитарное образование – зачем оно?

Вопрос немаловажный и практичный по своему звучанию. Можно долго говорить о духовности, но принципами, как говорилось в одном фильме, не пообедаешь.

Зачем обществу нужно образование гуманитарного свойства?

Нужно сперва ответить на этот вопрос, а потом приступать к составлению учебного плана, делёжке часов и распределению нагрузки.

Общее непонимание того, зачем нужны гуманитарные дисциплины в образовании идёт от традиционного отношения к наукам, лежащим в их основе. У нас в последние годы всё свелось к точке зрения пользы. Нельзя сказать, чтобы эта прагматическая точка зрения была неверна. Всё существует для чего-то, и от всего должен быть толк и во всём должен быть смысл. Толк и смысл технических и естественнонаучных дисциплин очевиден, они не только «ум в порядок приводят», но и дают видимый практический эффект в виде технологий, которыми мы все пользуемся и жизнь без которых представить себе уже не можем.

Зачем нужны гуманитарные дисциплины? Ответ коренится в самой предметной направленности этого рода знания. В его ориентации на человека, общество и культуру.

Если естествознание преобразует природу и учит выстраивать здоровые и разумные отношения с ней, то гуманитарные науки так или иначе направлены на преобразование общественной жизни и выстраивание гармонических отношений уже в её рамках, между самими людьми и сообществами. Гуманитарные дисциплины – это человековедение и обществоведение. Это познание не для архивации сведений, не для раскладывания по музеям («римляне и греки написали толстые тома для библиотеки»), а для улучшения и дальнейшего совершенствования общества и человека.

Конечно, если идея развития общества становится непопулярна и изгоняется из головы, то потребность в гуманитарных дисциплинах отпадает. Зачем бы они были нужны? Но если есть понимание того, что сам человек и само общество, в котором он живёт, важнее, чем вопрос технического совершенствования его комфорта, то потребность в гуманитарных дисциплинах более чем очевидна.

Впрочем, всё это рассуждения абстрактного характера, в которых полезность гуманитарной сферы обрисовывается лишь теоретически. Нужно практическое измерение гуманитарных дисциплин, которое обосновывало бы уже не только существование узкой научной сферы (литературоведение, социология, история, педагогика), но и гуманитарного образования, сферы прикладной и непосредственно практико-ориентированной.

Не может быть никаких сомнений в том, что преподавание русского языка рано или поздно будет подтянуто и поставлено на должный уровень. Это вопрос желания, настойчивости и методики. А вот вопрос о литературе, истории, обществознании и гуманитарных дисциплинах в вузе – это действительно вопрос о том, зачем они нужны с практической точки зрения.

Все разговоры о духовности здесь бесполезны. Вопрос стоит просто: зачем тратить деньги? И ответ, спасающий гуманитарные дисциплины, может быть только один – ради идеологии.

Обоснование необходимости гуманитарного образования для общества и государства может быть связано только с таким понятием как «идеология».

Четверть века назад был провозглашён «конец идеологии», теперь самое время поговорить о её возвращении.

Подъём гуманитарного образования может быть связан только с обоснованием его идеологической значимости. Другого оправдания у гуманитарного знания в наш век прагматизма и практицизма нет.

Борются не только Бог с дьяволом в сердце человека (это слишком абстрактный, религиозно-нравственный уровень проблемы), а одна идеология с другой. И поле этой битвы не только сердце человеческое, но и всё общество.

Суть дела, в свете этого, в том, чтобы эта идеология оказалась, в конечном счёте, правильной и хорошей идеологией. Почему идеология – это обязательно плохо? Плоха плохая идеология. И идеология иллюзии отсутствия идеологии – это как раз пример этой самой плохой идеологии. За развалом гуманитарного образования также стоит именно эта плохая идеология – идеология деидеологизации, идеология вкусовщины и субъективности, индивидуализма, антитоталитаризма и вариативности.

Читать или не читать, знать историю или нет – всё это не вопрос для отдельного индивида. Как только эти вопросы уходят в сферу его компетенции, ответ в большинстве случаев однозначен – не читать и не знать. Потому что решаться они будут всё на том же уровне – житейском и практическом. Потому что это всё индивиду незачем. Бросить проще, чем нести, не делать проще, чем делать, тем более, когда это делание и носительство культуры в себе не востребовано извне. Вопрос о знании истории, основ функционирования общества или о литературы как форме творчества – вопрос небезразличный только для человека вообще, для общества и для государства, и совершенно неважный в индивидуальной огласовке.

«Нужно нам граждан» – это ведь не только некрасовская выдумка, это социальная потребность, отражение общественного характера жизни конкретной личности. Поэтому задача интеллектуалов и интеллигенции убедить власть в том, что гражданственность и гуманитарное образование связаны напрямую, объяснить, что гражданином в современном государстве может считаться лишь тот, кто сформирован определённым образом и владеет общим, необходимым для нормального функционирования общества культурным каноном.

Если этого нет, нет никакой необходимости в расходовании средств на гуманитарную составляющую. Она может быть изучена факультативно, а то и вовсе не изучаться.

Радетели индивидуальных программ, литераторы чистого искусства довели до гробовой доски гуманитарное образование и продолжают работать в направлении его разрушения, вопия об ужасах идеологизма, «единой гребёнке», подавлении индивидуальности.

Отсутствие единых требований между тем и привело к такому состоянию. Это развратило всё общество. Незачем стало читать, не к чему стремиться, нечего стыдиться. Свобода и автономия индивида оказалась оформлена вне нравственности, оформилась как свобода вне определённых (идеологических) пределов.

Вечный страх гуманитария, делающий его отчаянным противником идеологии – это страх тоталитаризма, страх вечного позора – интеллектуал на службе у тоталитарной машины. Но этот страх – отражение фантастической картины мира, в которой полагается существование самодостаточного индивида, а вопросы духа и личностного развития оказываются оторваны от вопросов социального самочувствия общества, от вопросов его потребностей и закономерностей его существования.

При этом возникновение самой темы тоталитаризма – есть отход на идеологические позиции. Тема тоталитаризма – уже идеология, и здесь непонятны разговоры о сбережении идеологической девственности литературы и гуманитарных дисциплин при том, что они далеко, а может быть и, слава Богу, уже не девственны.

Поэтому проблема гуманитария заключается в том, что он занимается самообманом. На словах он устраняется от идеологии. Но его безразличие не ставит его в позицию «над схваткой», оно просто позволяет бессознательно и стихийно утверждаться другой форме современной идеологии.

Все эти попытки поставить гуманитария вне государственного дела, вне служения обществу и начинают мотивировать вполне естественные практические вопросы со стороны общества в целом. Интеллигенция как продукт гуманитарного образования для чего, зачем? Для болтовни? Для самоуслаждения? Для звуков сладких и молитв? Какую функцию она выполняет? Совести? Но совесть индивидуальна, а то её и нет совсем. В конце концов, разве она сама не этому учит?

В таком виде гуманитарная интеллигенция обществу действительно не нужна. Не нужно её и разводить, потому что обществу не нужно болтовни, не нужно продвижение словоблудия нахлебников и трутней. Блудить можно и без них. Гуманитарная подготовка такого рода должна быть свёрнута. Класс гуманитариев сведён до минимума, оставлен в количестве необходимом для соблюдения цивилизационных приличий – вот, мол, и у нас есть, в положенных пределах.

Возвращаясь к теме идеологии, следует сказать, что в её отношении существует несколько сужений. Первое – это смешение идеологии и пропаганды, хотя различие очевидно уже, что называется с первого взгляда. Пропаганда – это обращение к чувствилищу, это атрофия всякого мыслительного начала, идеология – это воззвание к разуму и сознанию. В пропаганде важно подчинение воли и слепая вера, некритичное отношение к действительности вообще. В идеологии важно осознанное отношение к действительности и осознанный, насколько это возможно, выбор определённой позиции. Собственно, весь смысл возвращения гуманитарного знания в поле идеологии в том, что она тем самым положит предел господству примитивной пропаганды, которая сообщает неустойчивость и хаотизм общественному целому. Второй момент – это сведение идеологии только к политической её разновидности, игнорирование того, что политическое есть лишь один из многих аспектов идеологии социальной, общественной. Третий заключается в том, что идеология предполагает как конкретно-историческое, в то время как она имеет и вневременное измерение. В этом смысле следование идеологическим установкам не обязательно – отклик только на текущие проблемы социальной современности. Это ещё и решение тех задач, которые неизбежно стоят перед обществом и человеком уже по самому факту их бытия.

Поэтому необходим поворот к идеологии как таковой. Поэтому необходимо изменение сознания самой гуманитарной интеллигенции, когда не общество существует для неё, а она существует в обществе и работает на его благо, а не только себе на пользу.

Такое новое идеологическое наполнение должно заключаться в своеобразном преодолении превратно понятой «веховской» идеологии отказа от народничества. «Вехи» ругали народопоклонство, но идеи народничества как просветительской деятельности не отвергали. Нынешняя высокая гуманитарная элита, особенно плотно противостоящая идее поворота к идеологии общесоциального служения, в своей основе отказалась от народничества и смотрит на народ и общество свысока, в духе дедовщины, как на предмет издевательств, оскорблений и помыкания, как на обслугу. Это настроение передаётся вниз. И уже провинциальный врач, учитель, актёр, библиотекарь, начинает воротить нос от «необразованного быдла», вместо того, чтоб вступиться за дело просвещения и заняться им непосредственно.

Только новое народничество, а оно было движением в направлении «хорошей» идеологии, придаст смысл существованию гуманитарным наукам, да и существованию гуманитария как такового. Только возрождение спроса на народничество в государственных масштабах определит востребованность гуманитарного знания.

Гуманитарное знание – ключ к управлению общественным целым. Упрощение общественного устройства, во многом иллюзорное, определяет желание сократить гуманитариев, то есть весь тот аппарат, который сообщает основу управляемости сложной системы. Бездумно управлять бездумными и жить среди бездумья и в отсутствие единых общепринятых и общепонятных норм, отражающих принципы общественной жизни и основы культуры, практически невозможно.

Общество никогда не было простой системой. И за иллюзии придётся расплачиваться.

Исправление ситуации в нынешнем положении простой перестановкой фамилий в учебниках невозможно. Нужно возвращение к внятной разумной осознанной идеологии, создание и распространение которой – дело рук гуманитариев. Донести эту простую мысль до математиков и технарей, дорвавшихся до руления таким сложным механизмом как общество, на сегодняшний день, осознание её, – главная задача. Это залог спасения не только гуманитарной сферы, но и всего общества.

Сергей МОРОЗОВ,
г. НОВОКУЗНЕЦК