История молодого человека XXI столетия

№ 2014 / 41, 23.02.2015

Пока критики и писатели на страницах «Литературной России» спорят о том, что ценнее и дороже – история или современность, Платон Беседин пытается

Пока критики и писатели на страницах «Литературной России» спорят о том, что ценнее и дороже – история или современность, Платон Беседин пытается разрешить этот спор на практике. Первый том его нового романа «Учитель» близок к тому, чтобы показать условность границ, разделяющих историческую хронику и взволнованное, эмоционально-окрашенное повествование. Вся книга представляет собой опыт исследования истоков современной ситуации в Украине, и в Крыму, лежащих пусть и не в таком уж отдалённом, но всё-таки прошлом, которое благодаря рассказу от лица самого героя воспринимается читателем как «сейчас», как настоящее.

Пока вышла только первая часть задуманного повествования о жизни в последнее десятилетие на постсоветском пространстве и судить о том, что получится у автора в целом, удастся или нет ему написать очень личную по духу историю последних лет Крыма, ещё рано. Поэтому оценивать первый том «Учителя» приходится, не видя ещё общего замысла и логики развития всего будущего произведения, воспринимая его в первую очередь как пролог, предисловие.

Главная особенность книги Беседина состоит в том, что в отличие от многочисленных эпических полотен, к которым уже привык читатель, автор предлагает нам хронику пикирующего постсоветского пространства, основанную не на обычном уже переплетении равноправных сюжетных линий – индивидуальной и исторической. В его романе читатель не найдёт исторически значимых фигур, а исторические сдвиги, ощущавшиеся тогда, в нулевые годы на территории Крыма, где разворачиваются события первого тома, лишь изредка всплывают по ходу изложения.

Книга Беседина – местами нервная, местами неровная, представляет на суд читателям глубоко личную, почти интимную, исповедальную историю взросления. Повествование ведётся от первого лица, и это создаёт диссонанс между титаническим масштабом замысла (описать последние 10–15 лет жизни в Украине, приведшей к известным событиям последнего времени) и необыкновенной откровенностью, личностным характером излагаемой истории. Это кажется новым и необычным. В любом случае на память не приходит ничего аналогичного. Мы смотрим на происходящее не с высоты птичьего полёта, а получаем возможность прочувствовать всю историю тех лет через бесхитростный и взволнованный рассказ выпускника средней школы. События бытового характера, личной жизни в первой книге заслоняют исторические. Но в этом есть своя логика и своя правда. Вряд ли кто в юности, в это время, которое традиционно считается временем выбора жизненного пути, временем дружбы и любви, зорок к политике, к социальным проблемам общества, вряд ли кто-то относится к ним ответственно и вдумчиво, воспринимает отстранённо, вне бытового контекста.

Читатель в итоге получает бытовое измерение исторических событий тех лет, узнаёт о них через ремарки и отступления, сопровождающие процесс взросления героя (возвращение крымских татар, борьба за относительную автономию Крыма). За сюжетной канвой романа (обретение самостоятельности, своего Я, первый опыт отношений (любовью здесь и не пахнет), окончание школы и поступление в вуз, общение со сверстниками и родственниками), ощущается чувство растерянности человека начала 00-х перед открывшейся «свободой», его беспочвенность и безосновность. Герой одинок не только в семейном плане (обычная уже ситуация противоречивых отношений взрослеющего сына и стареющей матери), но и оторван от общей жизни страны и общества, связан с ней лишь опосредовано через простой эмпирический факт своего существования в обществе. Потерянность, неадекватность действий и поступков свойственна практически всем персонажам книги. Интерес к вере матери героя, нелепые ночные похождения, увлечение западной музыкой и сериалами, составляющими рутинную духовную пищу героя книги, амурные похождения его брата – всё это способ заполнить духовную лакуну, образовавшуюся после того, как большой смысл ушёл, заделать брешь, возникшую в жизни каждого, после краха большого общества.

Можно посетовать на то, что текст местами растрёпан, невнятен и порой грозит просто рассыпаться. Но это странным образом оказывается созвучно тому пустому, невнятному и неопределённому периоду взросления героя и развития общества, о котором идёт повествование.

Книга Беседина достоверно рассказывает о молодом человеке того времени. Можно посетовать, что история эта слишком лична, что книге не хватает отстранённости, аналитичности, дистанции между автором и героем, что она слишком уж сбивается на частности и впадает в грех излишне подробных «записок о моей жизни». Но оправдание этому тоже есть и именно эта дотошность, подробность, сбивчивость, хрупкость и нервность повествования невольно придаёт ему искренность.

Однако нарекания вызывают не только обилие сырого эмпирического материала, извлечённого из памяти автора, не только опасный крен от литературы как документа к чему-то документальному, дневниковому. Книга Беседина даёт повод задуматься вообще о сложностях повествования от первого лица. Обычно кажущееся чем-то простым, рассматриваемое как кратчайшее расстояние от автора до читателя, на самом деле, оно имеет обоюдоострый характер. Облегчая жизнь самому автору, который избавляется от необходимости выдумывать характер, который может просто извлекать его из себя в почти готовом виде, приходишь к выводу, что такого рода повествование может оттолкнуть иного читателя своей излишней доверительностью, даже интимностью. Читая слишком откровенную исповедь героя, начинаешь испытывать своего рода неловкость от такого вынужденного подглядывания в мир чужих переживаний. Хочется большего чувства меры, большей деликатности.

Да, конечно, можно найти оправдание такого рода обнажённости и с точки зрения характера, и с точки зрения возраста. Но не хотелось бы и во втором томе, который расскажет о герое, возмужавшем и повзрослевшем, такой неприкрытости чувств, поступков и помыслов.

Тематически, по духу, книга встаёт в традицию русской литературы в ту самую историю вступления во взрослую жизнь, которая была начата книгами предыдущих поколений писателей. Так эпизоды поступления героя книги Беседина в университет просто перекликаются с соответствующими главами в «Юности» Толстого.

Особенность Беседина в том, что для него отправной точкой в изложении истории героя является юность, а не детство – этот период внутриутробного развития для современного человека. Весьма характерно. Возможно, и детские годы могли что-то нам рассказать, но взросление и осмысление себя и действительности начинается ныне, кажется, не в детстве, как в толстовскую и горьковскую эпоху, а в годы, соответствующие «Юности» и «Моим университетам». Детство пролистывается авторами, как период неразвитости, пустоты и однообразия даже в тех повестях и рассказах, которые затрагивают эту пору жизни.

Труд не завершён. Пока перед нами книга, представляющая обычную историю юноши, не примечательного ничем, не отличающегося от многих других ребят. Он не «пацан», не гений, не бандит, не наркоман. И эта обычность главного героя вызывает симпатию. Именно попытка разглядеть в обычном значительное и важное, заставляет воспринять роман положительно.

В своё время Горький издавал «Историю молодого человека XIX столетия». Если бы серия такого рода была возобновлена уже в наше время, книгу Беседина стоило бы включить в неё как своеобразный документ эпохи.


П.Беседин. Учитель: в 4-х т. Том 1: Роман перемен. – Харьков: «Фолио», 2014


Сергей МОРОЗОВ

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *