КВАДРАТУРА БОЛИ

№ 2015 / 26, 16.07.2015

Если бы, любя женщину более всего на свете или

предвкушая возможность такой любви, вдруг увидеть её на цепи, за железной решёткой,

под палкой смотрителя, –

то такое впечатление <…>

Ф.М. Достоевский

 

Хозяйка галереи Алика Извицкая, брюнетка с ромбом фиолетовых губ и гогеновским оттенком кожи, раскрыла одну из кожаных папок и продемонстрировала гостям глянцевый разворот:

09

Художник Фабиан Перез

 

– Дорогие дамы и господа! Вы присутствуете на выставке Вики Соломоновой «Больше тела». По устоявшейся традиции всё… ну, или почти всё… находящееся в этом зале, продаётся. Цены указаны в прейскуранте.

Алика захлопнула папку и вложила её в руки грудастой деревянной куклы в кресле-каталке. От лёгкого толчка кресло въехало в гущу гостей.

Повсюду были расположены восковые и деревянные фигуры: на стульях, в стеклянных стеллажах, на цепях у полотка. Все они имели лицо и телосложение женщины неопределённого возраста – кстати, восседавшей в центре павильона в мантии из чёрной марли.

Фигуры были распяты на крестах, пригвождены к стенам, распластаны на скатертях. Некоторые застыли в неприличных позах и мигали разноцветными лампочками, ввинченными в пикантные луночки и полусферы. Фигуры напоминали то ли бесстыжих кататоничек, то ли озабоченных йогинь.

На узкой покрытой клеёнкой кушетке возле аптекарского шкафа лежал Викин пластиковый торс с вынимающимися органами – сердцем, почками, печёнкой, лёгкими и маткой.

Стены покрывали фотоплакаты с Викой в архетипических ситуациях: женщина, красящая губы, женщина в гинекологическом кресле, женщина, сморкающаяся в платок, женщина, стригущая ногти на ногах, женщина на биде, женщина и бормашина.

– Есть особое предложение от создательницы этого великолепия! – воскликнула хозяйка галереи. – За скромное вознаграждение нагая Вика примёт позу любого из манекенов в этом зале. Цены в расчёте на единицу времени также указаны в прейскуранте.

* * *

На этот раз в павильоне не было ни одного экспоната. Голые гипсокартонные стены образовывали полукруг.

Четыре десятка гостей шуршали буклетами или потягивали «Абрау-Дюрсо» из сиреневых бокалов.

Выбритый до синевы мужчина сверкал наручными часами и что-то объяснял даме в фиолетовом нейлоновом платье.

До меня донеслось «сапфировое стекло». Это был обрывок фразы, сказанной небрежно, но с логическим нажимом на слове «сапфировое».

Алика Извицкая энергично вышла к микрофону.

– Дорогие дамы и господа! Сегодня мы не только приветствуем, но и чествуем Вику Соломонову. Это её юбилейная выставка – двадцать пятая по счёту!

Голос хозяйки был хриплый, с завораживающими сипловатыми нотками, как у содержательницы борделя.

Раздались редкие хлопки.

– Вы знаете, что Вика Соломонова – это не просто выдающаяся личность. Это неисхоженный материк, terra incognita. А её удивительное тело – это произведение искусства, неисчерпаемый источник эроти…

Алика запнулась и поправилась:

– Я хотела сказать, эстетического вдохновения.

– А где она? – выкрикнул кто-то из гостей.

– Чтобы увидеть виновницу нашего мероприятия, нам придётся спуститься в подвал. Прошу!

Извицкая указала рукой на винтовую лестницу.

Подвальное помещение было залито ярким галогенным светом. Дорогая обувь неприятно скреблась о бетонный пол. На кирпичных стенах извивались цементные вены, алели глубокие сколы.

В самом центре подвала с потолка спускалась верёвка. Другой её конец через блок тянулся к огромной катушке с массивной обрезиненной рукояткой.

У катушки позировала Вика Соломонова, одетая в боди из кожаных ремней и чёрные ботфорты на шнуровке по всей длине голени.

Алика подождала, пока гости встанут в круг, и затараторила на искусствоведческом жаргоне:

– История искусств уже не раз демонстрировала, как табуированные формы художественной деятельности, составляющие особую субкультуру, затем обнаруживают себя в качестве ведущих тенденций и направлений эпохи. Первая выставка Вики Соломоновой называлась «Больше тела». Таков был ответ концептуальной художницы на категорический императив современности, репрессивное умалчивание истины о женском естестве, коммерциализацию воспроизводства жизни! Это был истерический ужас бесформенного, репрессированного женского эго, скрупулёзно отслеженный, зафиксированный и отлитый в объёмные формы эмоционально адекватных, кричащих цветов. Фирменный стиль Вики Соломоновой – яркий, весёлый, условный, нечто среднее между поп-артом и арт-деко, – а также особый выставочный драйв, столь редкий в наши дни, произвели тогда сенсацию.

Гости рассматривали стены подвала, пытаясь заметить хоть что-нибудь яркое, весёлое, фирменное.

Хозяйка пригубила бокал шампанского и продолжила:

– Как вы знаете, Вика Соломонова не признаёт отчуждённых форм искусства. На этот раз она отказалась от артефактов. По её мнению, всякое материальное произведение искусства в момент создания обретает меновую стоимость. Акт продажи вовлекает художника и покупателя в денежное рабство, товарный фетишизм. На выставке «Больше тела» нагая Вика принимала любую позу, указанную в прейскуранте. Наиболее неприличная и унизительная из них оценивалась в 999 долларов. Желающих приобрести это нематериальное произведение искусства не нашлось. Сказалось ли на публике нравственно-оздоровительное действие катарсиса или ни у кого не оказалось запрошенной суммы? Может быть, дело в профессиональной бережливости пресыщенных коллекционеров и ценителей современного искусства? Выставка «Больше тела» породила ощущение незавершённости, не полного соответствия заявленной темы и исполнения. Эти недостатки призвана преодолеть сегодняшняя выставка «Квадратура боли».

Алика оглянулась. Вика подошла к верёвке в центре зала и сложила руки за спиной.

– За прошедшее время ситуация в современном искусстве резко изменилась. Два года назад мы были свидетелями мартовских ид культуры. Можно констатировать, что мочевой пузырь покойницы лопнул. Не будем драматизировать, друзья! Это печальное событие наполняет нас ликованием, потому что в распаде и тлении мы видим зародыши нового искусства, искусства новой России. Гораздо лучше бы вам рассказала об этом сама Вика, но в последнее время она отвергает не только предметную, но и вербальную форму воплощения своих идей. Логос, как можно заключить из её намёков, наравне с материально-художественными объектами участвует в фетишистском обмене. Мысль, пропущенная через речевые центры, теряет свою сущность, пропитывается ферментами Чужого и Чуждого. На кресте слова мы капитулируем… перед одной из самых изощрённых форм порабощения человека.

По винтовой лестнице в подвал спустился грузный, скуластый детина в синей толстовке, из породы тех людей, чей тяжёлый подбородок, сломанная переносица и заплывшие глаза ассоциируются с каким-то незаконным промыслом.

Хозяйка галереи покосилась на детину в толстовке и заговорила ещё более торжественно:

– Осмелюсь предположить, что самой сокровенной, наполеоновской мечтой Вики Соломоновой является стремление выставить на продажу товар, по самой своей сути исключающий товарные свойства. Это означает, что покупатель не должен получить ни малейшей компенсации потраченной суммы, никакого материально-художественного объекта, никакого сертификата, никаких флюидов удовлетворения… ровным счётом – ничего! И, однако, по замыслу Вики, любой порядочный человек нравственно обязан участвовать в этой коммерческой сделке. Таким образом, разница между заключением сделки и отказом от неё сводится к морально-этической, а не к денежной форме. Причём при любом раскладе баланс складывается против покупателя. Вы спросите: разве возможно такое искусство? Это покажется невероятным, но Вика Соломонова нашла такое решение. Мастер Жан, прошу Вас!

Детина в толстовке пропустил верёвку через кожаные манжеты на Викиных запястьях и стянул ей руки за спиной.

– То, что вы перед собой видите, – продолжила Алика, указывая пустым бокалом шампанского, – чуть усовершенствованный аналог средневековой дыбы. Сейчас на ваших глазах Вика Соломонова с её согласия будет подвергнута пытке, бывшей козырной картой в арсенале дознавателей всех времён. Экзекуция будет остановлена в том и только лишь в том случае, если кто-нибудь из присутствующих внесёт сумму в 999 долларов. Итак, дамы и господа, окунитесь в антропологическую утопию или антиутопию Вики Соломоновой!

Тот, кого назвали мастер Жан, отошёл к катушке, картинно плюнул на ладони и стал медленно крутить обрезиненную рукоятку. Чем выше поднимались руки Вики, тем ниже опускалась её голова. Чтобы облегчить боль, она привстала на мыски. Жан налёг на рукоятку.

Вдруг из глаз художницы брызнули слёзы. Теперь мало что осталось от её умопомрачительной красоты. Стоя на мысках, согнутая, с воздетыми за спиной руками, Вика напоминала корчующуюся букву. На её лбу, висках, в ложбинке груди выступили крупные бусины пота.

Повисла тишина. Вика была из тех, кто от сильной боли стискивает зубы и не может кричать.

Несколько гостей вышли.

– Очередной арт-скандал, – скучающим голосом сказал мужчина, демонстрировавший швейцарские часы.

Кто-то крикнул:

– Она что, обкололась наркотиками?

Я наклонился к холодному ушку Алики и поинтересовался:

– До какого слова?

– Что? – возмущённо отстранилась хозяйка.

– Что она должна сказать, чтоб это прекратилось?

– Мы о таком не договаривались. Всё честно!

– Она ведь женщина. Разорвутся сухожилия, потом операция – несколько тысяч долларов. Во всём этом нет ни грана здравого смысла! – вспылил я.

– Не волнуйся, я оплачу. И потом, не разорвутся, просто кости из суставов выйдут. Это же, блин, искусство! Стой и смотри!

Вдруг раздался истошный крик. На винтовой лестнице появился взмыленный юноша в разорванной рубашке. Цепляясь за прутья перил, он тащил за собой упирающегося грузного охранника. Рубашка трещала, пуговицы сыпались на ступени, а юноша в истерике кричал:

– Отпустите её! Прекратите! Я заработаю эти деньги.

– Мастер Жан, остановитесь! – распорядилась Алика, стараясь придать своему голосу как можно более спокойное выражение, но грудь её вздымалась, как у спринтера на финишной прямой.

Жан отпустил рукоятку, подхватил Вику и отнёс её на стул в дальнем углу подвала. Через мгновение растрёпанный юноша уже стоял перед художницей на коленях и целовал её руки.

– Я заработаю и отдам эти деньги, – рыдал он.

– Конечно, отдашь, сполна отдашь, – глядя куда-то в пустоту, механически утешала его Вика.

         Михаил БОЙКО

 

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *