КРИТИКА: Руслана ЛЯШЕВА. АВАНГАРД В КОРОТКИХ ШТАНИШКАХ. НОРМАЛЬНО
№ 2001 / 8, 23.02.2015
Ни для кого не секрет, что региональные литературные журналы отличаются от столичных. В них меньше политической трескотни и полемической злости, больше теплоты и внимания к “заурядной” жизни. Одних такая “провинциальность” раздражает, мол, сонное царство, а других, меня например, привлекает. Естественностью. Это в полной мере относится к молодёжному журналу “Странник”, издающемуся в Саранске.
К какому Шекспиру идёт “Странник”?
Начнём разговор с публицистики. Во втором номере за прошлый год в рубрике “Древо жизни” случайно встретились или по замыслу редакции (главный редактор Константин Смородин) состыковались две актуальные статьи. Священник Артемий Владимиров в “Уроках целомудрия как основы нравственного воспитания” (доклад на VII Рождественских чтениях в Москве) ратует за сохранение “пуританства” в школе и следование православным взглядам на здоровье и благородство. Ирина Медведева и Татьяна Шишова в статье “Право не знать” знакомят с окопавшейся в Ярославле американской организацией SIECUS и с её усилиями внедрить всестороннее сексуальное образование в наши школы. Проблема осмысливается с двух сторон — религиозной и педагогической; вывод один и тот же — целомудрие сохраняет здоровье детей и формирует их нравственность. Умные и хорошо аргументированные статьи, но название рубрики заставляет взглянуть на проблему “чувственности” масштабнее.
Ведь сейчас во всех гуманитарных сферах идёт точно такое же противоборство здорового консерватизма и нахрапистой американизации, “вестеризации”; в том числе и в литературе. Однако за примером обратимся к изящной словесности не Саранска, а Москвы, где “котёл” художественной жизни кипит и бурлит.
Намедни я прочитала в “Независимой газете” (от 15.02.2001 г.) статью Татьяны Кравченко “Шекспир, делённый на козу” и тут же сняла с полки книгу Фазиля Искандера “Под сенью грецкого ореха” (М., Советский писатель, 1979), чтобы самой разобраться в старых и новых традициях. Освежила текст в памяти и запоздало пожалела, что тираж из-за участия автора в “злополучном” альманахе “Метрополь” урезали до 15 тысяч — смехотворно малый для того времени. Это нынче цифра “3 тысячи экземпляров” поражает воображение. Пробежала глазами повесть “Дерево детства” о молельном ореховом великане в Чегеме, в которой прозаик, как бы последний раз оглянувшись на детство, прощался с “малой родиной”. Какая прекрасная, чистая и целомудренная проза! Величественная природа Абхазии, суровые крестьяне, тяжёлый труд, домашние и дикие животные (коровы, козы, медведи, косули) — просто библейские по пафосу сюжеты.
Однако о таком “библейском” Искандере критик даже не упоминает и обращается к его новому рассказу “Козы и Шекспир” (“Знамя”, 2000, N 1); и здесь мальчик пасёт коз, но как он не похож на прежнего простодушного малыша. Этот читает своим подопечным “Виндзорских насмешниц” и наблюдает, как козы приходят в игривое настроение под влиянием “игривого” Шекспира. Интерпретация любовной темы на “козлином” уровне как раз и восхищает Т.Кравченко. Она называет старой традицией то, что герой и прозаик приходят к твёрдому убеждению, что “Шекспир, делённый на козу, даёт человека”. Далее следует и вовсе “весёленький” пассаж: “И понимание этой простой, но мудрой истины сразу изящно вписывает рассказ Фазиля Искандера в мировой литературный контекст, о чём прозрачно намекает и приятель героя, сообщив, что доказательство от противного — “Шекспир, делённый на человека, даёт козу” — известно уже очень давно”.
Что называется, приехали! Я не против постмодернизма, в искусстве нет сорняков, все цветы и растения должны произрастать. Никакая не старая традиция, наоборот, изыск моды. И ты, Брут! Не устоял. Давно известно, седина в бороду — бес в ребро. Но разве обязательно для постмодернистских забав возвращаться в Чегем и менять там библейские декорации? Я по этому поводу не разделяю радости Кравченко, на ум приходит абхазская пословица из финала повести “Дерево детства”, которая хорошо комментирует постмодернистский Чегем: “Худшей корове коровник достался”.
Вернёмся от “Дерева детства” к рубрике журнала — “Древо жизни” и попытаемся представить, какого Шекспира и какого Искандера будут изучать целомудренные дети на уроке литературы? Великого трагика и библейского мудреца? Или двух “козлов”? Ведь ответ на такой вопрос дадут не священники и педагоги, а писатели. А они, похоже, забыли правило, известное русским модернистам в начале ХХ века, что мух и котлеты надо разделять, а не смешивать. У художественной элиты тогда были “эксперименты” и эстетские “забавы”, а у народа — лубок и Жития святых. Между тем и другим была чёткая граница. Сейчас её нет. Внешне не видно; на самом деле она сохраняется в психологии людей. Статьи в рубрике “Древо жизни” позволяют надеяться, что “Странник” не заблудится в трёх соснах и выведет читателей к классическому Шекспиру и к “библейскому” Искандеру.
Авангард с “человеческим лицом”
Иное дело — молодёжный авангард, или, как сказал о своей прозе Юрий Поляков, постмодернизм с “человеческим лицом”; Шекспиру не помеха. В Саранске, во Владикавказе или, скажем, в Нижневартовске именно такой и развивается.
Герой повести Эдуарда Севостьянова “Ящерица” (“Странник”, 2000, N 4) неотразимо современен. Лизард, что по-английски означает “ящерица”, словно демонстрирует “джентльменский” набор тинейджера: репетирует в подвале с рок-группой песни собственного сочинения, пьёт портвейн из бутылки, курит травку (не очень, чтобы очень, а балуется) и видит глюки, то есть галлюцинации, один другого замысловатее. Словом, неотразим ддя девушек, певица Ида чуть не умерла от любви к Лизарду, но, слава Богу, ожила после сердечного приступа; не менее обаятелен он и для друзей. Приятели вместе с ним, как в озеро, запросто погружаются в параллельный мир, постигая в перерывах между репетициями метафизическую первооснову бытия.
О чём, короче, повесть? О рождении песни “Пыльные ночи”, сочинённой рассказчиком на тусовке, а также о любви, побеждающей смерть.
В первой книге Максима Горького, в сборнике рассказов “По Руси”, разворачивается похожий сюжет. Две женщины летним вечером на лавочке у ворот сложили песню. Тут всё то же самое, что и в повести “Ящерица”, ну то бишь томление молодых душ, творческая истома и разрядка напряжения в песне. Конечно, через столетие юные волжане песню сочиняют не на лавочке, а в подвале Дома культуры (андеграунд прочно закрепил место действия) или, на худой конец, на крыше многоэтажной “башни”. Естественно, столетие назад о глюках и слыхом не слыхали. И ещё одна особенность появилась буквально в последние годы — это англицизмы, обильно уснащающие молодёжный сленг. Вместо обычного слова, например “день рождения”, тинейджеры бросают “бездник” (образовано от двух английских слов: birth dag); “прикольная” лексика даёт подростку ощущение своей полноценности и позволяет “общаться в кайф”. Само собой, всё это двум “тёлкам” в рассказе Горького и во сне не снилось, не то что наяву было недоступно.
Нафаршировать стиль “бездниками” легче, чем раскрутить интригу, вылепить индивидуальные характеры (Горький-то был мастак) и воссоздать настроение… Где-то я слышала фразу: “Впечатление надо передавать впечатлениями”, — как будто сказанную о лирической прозе. Действительно, читателя надо не проинформировать, а настроить на впечатление.
Интриги у Севостьянова, честно говоря, никакой нет, характеры тоже словно на одно лицо, зато настроение — надо отдать ему должное — присутствует в полной мере: раскованность, импульсивность и так далее.
Стоп-стоп, осенило меня вдруг, да ведь ослабленная интрига и однообразие типажей — обычное дело для молодёжной прозы. Все конфликты у юных героев ещё впереди, а характерами они как раз стараются быть похожими друг на друга. Так что у Севостьянова в “Ящерице” всё — о’кей. Кстати, почему бы не назвать этот авангардизм ходовым словцом — скинхедовский (от двух английских слов: skin — “кожа” и head — “голова”)? Можно ещё проще: авангардизм “бритоголовых”. Не важно, что Лизард отрастил шевелюру до плеч, стиль его поведения соответствует “бритоголовым” (за подробностями — к Сергею Беликову в “Литературной России”, 2001, N 4).
Словом, постмодернизм с “человеческим лицом”, или авангард-скинхед, успешно прописался в “Страннике”.
Не авангардом единым…
Вообще-то “Странник”, хоть и молодёжный журнал, на авангарде не зацикливается и справедливо полагает, что все жанры хороши, кроме скучного. Приятно радует прижившаяся здесь новинка — жанр non-fiction, то есть “невымышленная” проза, документальная. Её очень умело представляет Иван Капитонов повестью-эссе “Знаясь с умными людьми” (“Странник”, 2000, N 3 и N 4).
От погибшего старшего брата прозаику осталась синяя записная книжка, наполовину заполненная разными цитатами. “Так было положено начало коллекции афоризмов, увлечению, сильно повлиявшему на мою жизнь”, — сообщает автор об истоках своего творчества.
Большой “спец” был Артур Шопенгауэр, его “Афоризмы житейской мудрости” (в книге “Свобода воли и нравственность”. М., Издательство “Республика”, 1992) остаются кладезем философского любомудрия, но затмить славу Заратустры (Ницше Фридрих. Соч. в 2-х томах. Т. 2. “Так говорил Заратустра”. М., Издательство “Мысль”, 1990) ему всё равно не удалось.
Афоризмы не сочиняются, а приходят в голову авторам Бог весть откуда, как озарение. Удачные становятся народными пословицами. Дипломата Александра Грибоедова никто не помнит, а поэта знают все, потому что афоризмы из поэмы “Горе от ума” перекочевали в пословицы: “Шел в комнату — попал в другую”, “Служить бы рад — прислуживаться тошно” и т.п. Афоризмы, как яркие бабочки, украшают обыденную речь.
Жаль, что у Шопенгауэра не было большого состояния и он не оставил капитала на премию вроде Нобелевской, но предназначенной для создателей афоризмов; трудный жанр того стоит. Такую премию можно было бы назвать “Трёкало” и для начала вручить Ивану Капитонову, а лучше — его жене за афоризм: “Не надо трёкать языком”. В четырёх словах — наша эпоха выражена с предельной полнотой. Такой лозунг можно вывести хоть в Государственной Думе, хоть в студии любого канала ТВ; будет на своём месте.
Повесть-эссе освободила автора от всех жанровых ограничений и позволила дерзать во все лопатки. Тут Вольтер с Байроном, Сталин с Христом, саранские аборигены и общероссийские “звёзды”. Все наперегонки друг друга “подначивают” и афоризмами разбрасываются. Не соскучишься, ещё чего-нибудь и запомнишь на всякий случай, чтобы блеснуть небанальной мыслью в домашнем или служебном окружении.
Например, идёт у Капитонова замечательный эпиграф:
“— Подавайте, Василий Васильевич, за октябристов, — кричал Боря, попыхивая трубочкой.
— Твои октябристы, Боря, болваны; но так как у жены твоей удивительные плечи, а сестра твоя целомудренна, то я подам за октябристов.
В. Розанов“.
Затем следует текст: “Выборы. Как-то незаметно они вошли в наш дом и уселись на самом видном месте: без Государственной Думы уже не представляем нашей жизни, без выборов в местные Советы нам скучно — мы зеваем, прикрывая рот ладошкой, и говорим окружающим: “Что-то давно выборов не было, месяца два, пожалуй”. Что ни говори, а жизнь только тогда начинает играть красками, когда приближается очередное народное воелизъявление”.
Последняя фраза — нормальный афоризм. Предпоследняя — тоже. Тема выборов, похоже, долго не отпускала любителя афоризмов, он её крутил и катал в извилинах с большим усердием. Вот следы интеллектуальных упражнений: “…Обратил внимание, что тары для мусора и для бюллетеней называются одинаково — урна. Символично. У тех, кто придумал эту игру, было сильно развито чувство юмора и здоровый цинизм”.
Ещё одну “изюминку” из батона выковырнем: “Единственные технологии, непрерывно совершенствующиеся в нашей бедной, очумелой стране, — избирательные…”
Каково? Это же перл! Такого “произведения” не постыдился бы и Артур Шопенгауэр.
Нет-нет, пора редакции журнала “Странник” вводить премию “Трёкало”, чтобы исправить оплошку “весёлого” пессимиста, немца. И немедленно вручить (первой степени) Ивану Капитонову. Ведь сейчас без призов — то Букер, то Антибукер — ни шагу в литературе не ступить.
“Трёкало” второй степени можно было бы, не мудрствуя лукаво, уступить Игорю Блинову за морские побасёнки: “Стасики”, “Сейчас! Сейчас!”, “Бизон”, “Так в чём же суть?”, “С Божьей помощью”; рубрика “Смехогорье” (2000, N 4). За ним бы в очередь выстроились насмешники Семён Очепяткин (спрятался за псевдонимом; ничего, разыщут голубчика) с “Ляпами” и Геннадий Чиняев с пародиями, а также Антонина Зиканова с байками о медицинском сервисе. Для одного номера столько юмористов? Вовсе не хило!
Можно порадоваться, что в Саранске за годы реформ смеяться не разучились, а как будто даже больше навострились. Что ж, смех ведь для здоровья, что масло коровье; стало быть, восполняют калории.
Много и других рубрик в “Страннике”. Например, “Историческая кухня” при ближайшем знакомстве оказывается не кухней, а настоящим рестораном, где много тем и героев на выбор — от Струйского до Бахтина.
Социолог Александр Бажанов с большой пользой наполняет рубрику “На нашей улице” данными очередных опросов жителей Саранска и толковым комментарием.
Особого разговора требует поэзия журнала; очень умело наполняется рубрика “Новые имена” стихами и прозой. В критике можно отметить рецензию на книги Леонида Бородина, написанную прозаиком Юрием Самариным. Из номера в номер печатается фантастика, что для молодёжного журнала отнюдь не последнее дело.
Приличный журнал, столичным жителям хочется посоветовать на него подписаться. Уверяю, не прогадаете.
Добавить комментарий