Александр ЛАПТЕВ. ПЕРВАЯ ТРЕНИРОВКА

№ 2004 / 46, 23.02.2015

   Шестнадцатого июля 1997 года я отправился на первую в своей жизни тренировку по каратэ. Начиналась тренировка в час дня, в самое пекло. Я приехал на улицу Литвинова и долго искал нужный адрес. Спортзал размещался в каменном одноэтажном доме рядом со службой ритуальных услуг. Я вошёл во двор, миновал деревянный склад с табличкой: «Выдача гробов», свернул направо и, нагнувшись, вошёл в дверной проём.

 

Спортивный зал не баловал обилием инвентаря: комната пять метров на десять, вдоль одной стены низенькая скамейка, несколько крючков над ней. Боле — ничего! Белёные стены, мутных три окна и никаких тебе матов или груш для битья. Видно, лупить предстояло самих себя. Пришло на тренировку человек десять, не очень страшных на вид. Мы переоделись в молчании. На каждом оказалось трико, футболки всех цветов, ноги — босые. Явился, между прочим, начальник штаба собственной персоной. На нём единственном я увидел кимоно — застиранное, но всё равно внушающее уважение.

Минут через десять, когда мы с ожесточением делали наклоны и вращали головой, появились ещё двое — один лет сорока, ничем не примечательный, а другой — под пятьдесят — похожий на знаменитого Чарльза Бронса: чёрная шевелюра, горящий взгляд, синие наколки на плечах, разбойничье лицо. Он и есть тренер — решил я. Но ошибся — тренером оказался другой, ничем не примечательный парень, роста чуть выше среднего, сухопарый и невозмутимый. Очень спокойно он снял спортивный костюм, кроссовки и облачился в кимоно, подпоясавшись чёрным поясом. Фамилия его — Глотов. Тренировал он весь иркутский ОМОН и всевозможные спецназы. Охранные фирмы в том числе.

Нас построили вдоль окон. Тренер встал перед нами и скомандовал:

— Кто раньше не занимался боевыми искусствами — шаг вперёд!

Пять человек шагнули. Я, не знаю почему, остался в строю. Ох уж это вечное наше стремление казаться лучше, чем ты есть! Даже перед самим собой не всегда удаётся быть искренним. Что же делать, когда тебя оценивают сразу несколько человек?

Тренер отделил новичков в одну группу, старожилов — в другую. Я, к счастью, попал в первую, то есть к новичкам, — тренер опытным глазом верно оценил мои возможности.

Итак, мы разбились на группы, и начался кошмар. Первая эта тренировка оказалась настолько тяжёлой, так меня вымотала, что и теперь я не могу вспоминать о ней равнодушно. Я шёл на эту тренировку не без надежды показать себя молодцом. Не зря же я занимался и боксом, и борьбой (хоть и немножко), и очень даже множко и всерьёз играл в футбол. Однако действительность оказалась совершенно обескураживающей. Я оказался ни на что не годен!

Начали с разминки — побежали кругами, по грязным доскам, рискуя налететь на стену или, споткнувшись, растянуться на полу. Затем последовали махи ногами вперёд и в стороны, круговые вращения руками, прыжки и приседы, кувыркания и отжимания от пола на кулаках. Попросили достать руками носки. Я нагнулся изо всех сил, натужился и едва-едва не дотянулся до пола. Далее — прогиб назад: я изогнулся как гюрза и чуть не опрокинулся на спину. Наклоны в стороны — сущий пустяк, а затем снова вперёд, назад, в стороны… Помаявшись четверть часа, устав и запыхавшись, с облегчением услышал команду:

— Разминку закончили. Построились в одну шеренгу!

Мы послушно выстроились в линию.

— Хаджимэ! — крикнул тренер и встал в боевую позицию: левая нога выдвинута вперёд и согнута в колене, правая выпрямлена сзади; левая рука впереди опущена, правая согнута в локте и прижата к телу; корпус развёрнут левым боком вперёд, голова смотрит прямо, осанка «гордая», будто «швабру проглотил».

Несколько минут мы учились правильно стоять. Было очень неудобно, малейший толчок в любую сторону мог вывести из равновесия, ноги дрожали от напряжения. Но это были цветочки.

Перешли к ударам: правый прямой рукой («джодан»), и правый прямой ногой («мае-гери»). Если рукой я бил довольно уверенно (хотя и неправильно — тренер сделал мне несколько замечаний за чрезмерное движение плечом и неверный разворот кисти, — техника у меня осталась боксёрская — ошибочная с позиций классического каратэ), то с ногами дело обстояло гораздо хуже. Ногами я бить вовсе не умел. Получались какие-то дрыгания — ни резкости, ни силы. Всё, чего я добился, так это едва не выдернул ногу из коленного сустава. Затем попробовали «йоко-гери» (боковой удар ребром стопы) и даже — «уширо-гери» (удар ногой с разворотом на сто восемьдесят градусов). Ничего путного у меня не получалось. Одно успокаивало: не один я был такой. Несколько человек точно так же лягали пустоту и, потеряв опору, опрокидывались на пол. Это продолжалось минут двадцать. С меня градом катил пот — тридцатиградусная жара и душное тесное помещение способны превратить в пытку самую безобидную разминку.

Затем мы разбились попарно и стали отрабатывать блоки: один наносил удар, другой ставил блок и бил в ответ. Разучивали пять классических защит от ударов «джодан» и «мае-гери». Тренер не сказал нам — бить ли в полную силу или только обозначать удар, и мы как дураки били по-настоящему — слишком хотели выглядеть крутыми. В результате через минуту-другую я запоздал с блоком и получил по зубам — губа с внутренней стороны оказалась разбита до крови. Напарник поинтересовался, не сильно ли мне попало, и мне пришлось сказать, что не сильно (чем я до сих пор горжусь).

Но самыми интересными были приёмы со сбиванием противника с ног. Особое удовольствие испытываешь, когда сбивают конкретно тебя. Приятно, знаете ли, когда тебя хватают за волосы, скручивают голову и толкают таким манером, что ты, потеряв всякую ориентацию, летишь затылком на пол. А на полу всё то же — голые доски и грязь. А ты — хлобысь! — загремел всеми костями. И тут же — вставай, работай дальше, тут тебе не пляж! В довершение ко всему тренер вздумал демонстрировать приёмы на мне, и я очень быстро убедился, что он может сделать со мной всё, что угодно. Когда грубая физическая сила подкреплена отточенной техникой, умением скрутить соперника, так его изогнуть, что у того в глазах потемнеет — дело плохо. Очень плохо. Или очень хорошо! Это — с чьей стороны смотреть. Я смотрел исключительно со своей стороны и чувствовал себя неважно. Раз за разом наносил я удар ногой и проваливался в пустоту. Тренер оказывался у меня за спиной, а я летел на пол. Пока другие отдыхали, я падал и вставал, падал и вставал, падал и вставал, проклиная минуту, в которую решил заняться каратэ.

От жары, от боли и усталости я перестал соображать. Хотелось одного: чтобы меня отпустили подобру-поздорову. Был момент, когда я готов был сдаться: отойти в сторонку, присесть на скамейку, отдышаться. «Мне тридцать шесть лет,— думал я, поднимаясь после очередного броска,— куда я лезу?»

Когда закончились броски и мы перешли к работе на снарядах, я был уже готов: ушибы по всему телу, привкус крови во рту и кровь на ступнях — с непривычки содрал кожу с больших пальцев. Обнаружил я это случайно, увидев на грязном щелястом полу бурые пятна. Развернув стопу, увидел багровое, сочащееся мясо. Ходить такими пальцами по грязному полу казалось невозможным. Я подозвал тренера и спросил бинт или пластырь. Тот развёл руками — подобного здесь не водилось. Он не сказал: «Иди домой!», и не посочувствовал, а спокойно отвернулся и продолжил тренировку. И никто не выказал никакого участия. «Что ж,— подумал я,— наверное, так и должно быть. Ведь это охранная фирма. Здесь нет места сантиментам».

Недолго постояв, неожиданно для себя я присоединился к остальным. Не то чтобы хотел показать свою крутизну (которой не было в помине), а единственно — от полного отупения и заглушения чувств. Прыгая на живом мясе, я не ощущал боли. Весь пол, конечно, устряпал. Но на пол я старался не смотреть.

Последнее и самое крутое испытание поджидало меня в конце тренировки. Я не описываю «работу по снарядам» (удары руками и ногами по лапам и щитам), а расскажу о заключительном упражнении под названием «бандитский коридор». Задумка простая: несколько человек надевают на руки лапы и берут на грудь щиты (такие матрасики размером сорок сантиметров на сорок, и толщиной со спичечный коробок). В центре встаёт «хороший парень» и начинает мутузить «братков» (тех, кто со снарядами) всеми доступными ему способами. Тут-то мне и досталось! Ничего плохого не ожидая, я прижал к животу щит и выставил вперёд левую ногу. Первым вышел в центр начальник штаба. Затянув на узкой талии свой красный пояс, он повёл вокруг себя осоловелыми глазами и вдруг прыгнул в мою сторону. Удар был страшный. Я пролетел два метра и врезался спиной в стену. Боли я тогда не почувствовал, хотя позже выяснилось, что у меня сломаны пятое и шестое рёбра. Два месяца я не мог спать на правом боку. Подтягивания на перекладине, отжимания от пола и просто быстрая ходьба были для меня исключены. Таковы последствия удара «уширо-гери», которым отметил начало моей спортивной карьеры начальник штаба фирмы «Сейф».

Затем пинались и дрались другие, сам я выходил на середину и дрыгался, как умел.

В самом конце — дыхательная гимнастика и команда:

— Осс! Тренировка закончена!

Я доковылял на пятках до скамейки и, уперевшись руками, почти упал на неё. Не было сил сидеть прямо, всё куда-то клонило. В горле пересохло, голова гудела словно в горячке, и хотелось одного: растянуться на спине, забыться. Но забыться было нельзя. Зал закрывался, ребята одевались, весело переговариваясь, и торопились к выходу. Мне тоже нужно было идти. Шёл четвёртый час, а в шесть — умытый и свежий, с горящими глазами — я должен был стоять в магазине.

Домой я приехал неожиданно весёлый. Словно вернулся с поля боя, израненный, но счастливый, что вообще остался жив. Рассказал матери со смехом про ободранные пальцы и тут же раскаялся: мать заставила показать рану. Увидев, чуть не упала в обморок. Засуетилась, забегала, запричитала. Чуть успокоившись, заявила:

— Ни на какие тренировки больше не пойдёшь!

Я не стал спорить. До следующей среды целая неделя — срок огромный (если подойти к делу с умом). Прошёл в душ и долго там отмывался. Несказанное наслаждение испытываешь после тяжкой работы, чувствуя упругие горячие струи на теле, подставляя запёкшееся лицо, фыркая и отдуваясь.

После душа вытерся насухо и вышел на пятках из ванной. Теперь следовало спасать ноги. Всё сильнее болели рёбра, саднили синяки и ссадины по всему телу, но это всё потом, после. Пока нужно срочно мазать сентимициновой мазью пальцы и лепить поверх пластырь. Мазь я нашёл, а пластыря не было в доме. Пришлось переложить раны ватой и забинтовать. Так, с перебинтованными ступнями, я прилёг на кровать и впал в забытьё. У меня был час, чтобы отдохнуть и ехать на работу.

Час этот пролетел незаметно. Кажется, не успел лечь — уже вставай! Да зачем мне это надо? Ради денег? Стоят ли того полтора миллиона? Жил ведь я до этого, и ничего — не умирал с голоду. Спал, сколько хотел, делал, что хотел — никакого тебе принуждения, ни травм, ни ссадин. Многие всю жизнь так живут. Сосед у меня за стенкой лет десять уже не работает. Пьёт водку и бузит по ночам. Другой сосед с девятого этажа — тоже дома сидит круглые сутки. Только и знает, деньги на бутылку занимать. Третий взял да и повесился. Четвёртый в тюрьму сел. Пятый и шестой — да чёрт их всех возьми!.. Что мне до них? Каждый человек один на один со своими проблемами. Никто ему не может помочь. Посочувствовать — да, занять десятку — возможно. Но помочь по большому счёту, научить жить, вытолкнуть гибнущего из ямы — нет. Только сам человек может спасти себя. Советы посторонних и указания доброхотов пользы не несут.

В четверть шестого я поднялся с кровати и двинулся в прихожую.

Почему-то плохо помню, как я отстоял этот день. Кажется, мало говорил. Вряд ли много шутил. И не до покупателей мне было точно. Наверное, я считал минуты до конца дежурства. Но когда оно кончилось и я приехал домой, мне стало ещё хуже — отчаянно разболелся бок. До такой степени, что я вовсе забыл про несчастные свои пальцы. Когда, раздевшись, я зашёл в душевую, то не сразу смог надеть душ на держатель — правая рука не желала подниматься выше плеча. Пришлось действовать левой — очень деликатно, подолгу с непривычки примериваясь и теряя равновесие. Тут же выяснилось, что и мыться правой рукой я не могу. Лучшим выходом было — привязать правую руку к телу. Но и левая моя рука оказалась не совсем в порядке: на локте здоровущий синяк, плечо отбито ударами «маваши-гери», и пальцы на руке отчего-то разгибаются не до конца. Но всё ж таки я вымылся, вытер полотенцем половину тела и был таков!

С того памятного дня — два месяца спал я исключительно на левом боку. Ворочаться не смел даже во сне. Обычный «чих» приравнивался по своим последствиям к катастрофе. А когда всё же случалось, чуть не кричал от боли. Носить тяжести в правой руке я не мог, да и левую нагружал не сильно. Утренние пробежки пришлось сильно ограничить: любой толчок резко отдавался во всём теле. Да и ноги следовало поберечь — пальцы-то, чай, не казённые.

Скоро будет семь лет, как всё это произошло, а я помню всё так отчётливо, словно это было вчера…

 

Александр ЛАПТЕВ

 

г. ИРКУТСК

 


Александр Константинович Лаптев родился в 1960 году. Окончил физический факультет университета. Кандидат технических наук. В пятом номере альманаха «Литрос» опубликовал повесть «Чёртова дюжина».

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *