Евгений МИЛЮТИН. СВЯТАЯ НАУКА – РАССЛЫШАТЬ ДРУГ ДРУГА, или Как психологические типы создают историю, экономику и культуру

№ 2016 / 17, 31.03.2016

Родился в 1965 г. в Москве.Образование: Институт стран Азии и Африки при МГУ (Москва), Дипломатическая академия (Москва), Академия народного хозяйства при Правительстве РФ (Москва).Преподавал историю международных отношений в Asia Pacific Center for Security Studies (Honolulu, USA).С 1995 г. по 2000 г. на российской дипломатической службе. Автор публикаций по вопросам истории философской мысли, истории России, психологии, международных отношений. С 2012 г. руководит клубом «Зеленая Лампа», объединяющим московских обществоведов, педагогов, деятелей искусства и бизнеса.

Если нам нужна не просто история, а наука об истории, тогда требуется привязать исторический процесс к повторяющимся типичным событиям. Такие события можно обнаружить только в области психики.

История как наука, следовательно, оказывается психоисторией и должна исходить из того, что деятельность человека предопределена типом его мышления.
А так как этих типов много, каждый из нас живёт в надежде настоять на своём.
В любой момент времени доминирующим оказывается только один психологический тип – эта победа на время обнуляет множество других истин и предпочтений; будучи всегда приобретением, она каждый раз оказывается и ошибкой, и поражением.

 

И вот уже что-то сияет пред нами,
Но что-то погасло вдали.

 

Английский джентльмен Джетро Тулль (1674–1741), слушая однажды органную музыку в местной церкви, задумался о сеялках на конной тяге.
Этот пример должен подчеркнуть, что наши ассоциации выдают типы нашей психической организации. Там, где одному грезятся ангелы, другой размышляет о водопроводных трубах.

 

Джетро Тулль

Изобретение Тулля и другие английские инновации в сельском хозяйстве (чередование зерновых и кормовых культур – лорд Таунсенд, первые опыты селекции овец – Роберт Бакуэлл), произошли около 1750 г., когда население Англии составляло 5,7 млн. человек. Через сто лет, благодаря увеличению производства продовольствия, оно достигло 16,6 млн. человек. То, что мы называем машинной цивилизацией и, в конечном счёте, современностью, началось с нескольких усовершенствований. Они, однако, произвели революцию, обеспечившую избыток питания, и, одновременно, избыток рабочих рук. Не займись Тулль однажды сеялками, некому было бы работать
на фабриках или в лабораториях.

 

Адам Смит

Техническое мышление должно предшествовать технике. Те историки или экономисты, которые верят, будто паровой двигатель, или электричество, или какое-то третье техническое достижение изменили историю человечества, заблуждаются в определении причинно-следственной связи. Всё начинается с типа мышления, пригодного для решения определённых задач, которое уже есть, тогда как этих задач и, тем более, результатов их решения, ещё нет.
Таким же ошибочным является предположение о том, что воспитание человека в определённой культуре предписывает его мысли определённое направление. Изобретатель сеялок Тулль был юристом. Агроном-любитель лорд Таунсенд возглавлял министерство иностранных дел. Адам Смит преподавал в университете не экономику, а нравственную философию. Их воспитание, культура, в окружении которой они жили, даже предметы, которыми они пользовались в быту, не имели отношения к тому, что они делали сами.
Чтобы могли произойти уникальные события вроде научных открытий, инженерных или управленческих решений, прежде должны были совершиться изменения в коллективном мышлении, а именно появиться его новый тип, имеющий направленность на внешние объекты, факты или идеи, на преобразование мира за окном.
Такой тип мышления порой называют материализмом или рациональным подходом. Но первое его научное описание принадлежит Карлу Юнгу, который назвал такое мышление экстравертным.
Его носителям в Англии выпали счастливые карты истории, но так было не всегда, и не всегда так будет. Среда, в которой происходила экстравертная революция XVIII века, досталась революционерам от «прежнего порядка», устроенного противоположным типом мышления.
Для этой второй, интровертной установки характерно отсутствие интереса к внешнему миру, а ведущее место в психической деятельности субъекта занимает сам субъект.
Если экстравертный разум озабочен достоверностью Жизни, которую он стремится удержать от Смерти, то интровертный разум, напротив, стремится не допустить превращения Смерти в Жизнь. Такой глядящий в бездну себя разум повторяет, что он не от природы есть тот, в котором живёт и обитает Вечность. Такое сознание видит становление и исчезновение вещей как нечто вневременное, или как если бы оно само уже прожило миллионы лет.
С точки зрения самого глубокого экономического противоречия, товар – деньги, экстраверты представляют собой сторонников товарной производительной экономики, а интроверты – денежной потребительской экономики. Такое разделение было замечено ещё Аристотелем, который обустройство обитаемого пространства назвал ойкономикой, а создание сокровищ – хрематистикой.
В экономической истории Запада период с II в. до н.э. по 1600 г. совпадает с господством интровертной установки сознания и с хрематистикой. Период с 1600 г. по 1944 г. – с ойкономикой и экстравертной установкой.
Сначала было золото.

Ф.Бродель цитирует венецианского автора XVI века: «Наши насущные потребности обеспечивают не столько товары, сколько золото и серебро. Эти металлы являются пружиной власти и питают биение её сердца… Они преодолевают все препятствия, потому что всё подчиняется им и слушается их приказа». Средиземноморье можно уподобить машине для сбора благородных металлов, которых здесь, тем не менее, всегда недостаёт.
Экономика почти всемирной монархии Карла V и Филиппа II зависела от поставок золота и серебра из Нового Света. Об испанском королевстве говорят как об «индиях для других, чужеземных королевств». После визита в Испанию серого кардинала английских финансов Томаса Грешема, покупавшего здесь серебро, испанские банки были вынуждены приостановить все платежи. Насколько можно предполагать, таким образом был куплен недолгий мир с Англией и уничтожена своя шерстяная промышленность. Венецианские и даже турецкие цехины чеканят из испанского золота. Итальянские источники сообщают также, что султан получает испанские золотые монеты… из Львова.

 

Филипп II

Вместо того, чтобы тратить деньги на месте, испанские Габсбурги постоянно оказывались втянутыми в политические проекты за рубежом, весьма накладные при Карле V и фантастически убыточные при Филиппе II.
Интроверсии соответствует особая точка зрения, господствующая над фактами, и, в конечном счёте, служащая обоснованием внутреннего эгоизма. Ради этого создаются теории, и чем дальше они уходят от действительности, тем большее место в них занимает мистическая битва добра со злом.
Alter Ego денежной машины находилось в Нидерландах и Германии, где велись непрерывные войны против протестантов, чьё движение стало во многом следствием самих этих войн. Хотя Филипп II, владевший денежным и военным центром империи, был разумным человеком, читателем Эразма Роттердамского и Коперника, его политика не была продиктована ничем, кроме желания – вполне искреннего, насколько можно судить по его письмам, – услужить Папе и Религии.
Разрыв между внутренней психической установкой и реальностью, в свою очередь, становится причиной кассового разрыва в финансировании имперских фантазий.
Конвои с драгоценными металлами в Севилью отправлялись из Гаваны раз в год – в марте, по соображениям безопасности. Но солдаты и теологи, помогавшие испанцам управлять Европой, требовали денег гораздо чаще. Убедительные исследования Ф.Броделя и других историков показывают, что, будучи превращёнными в монеты в Испании, драгоценные металлы затем устремлялись в страны с товарной экономикой: на Восток, в Голландию и Англию. Собственные колонии старались правдами и неправдами задержать испанское богатство в Новом Свете, где оно также питало товарные системы хозяйства. Не желая того, испанский монетный двор выковал себе опасных могильщиков. Финансируя войны Испании и против Испании, но не испанские производства, король оказался в роли Мидаса наоборот: всё золото, к которому он прикасался, немедленно доставалось кому-то ещё.
Кассовый разрыв, в конечном счёте, достиг такой суммы, для удовлетворения которой требовались три года нормального движения атлантических конвоев.
Появление в Леванте английских тканей (1583) и банкротство Филиппа II (1596) – события, не состоящие в прямой связи друг с другом. Но всё же они являются элементами одного процесса ухода с исторической сцены средневекового монетаризма. Ткацкий станок одержал верх над печатным.

 

Ах, только бы тройка не сбилась бы с круга,
Бубенчик не смолк под дугой…

 

На рубеже XVI–XVII веков в огне европейской войны происходит смена доминирующего психологического типа. Но первые невидимые акты этой борьбы психоистория фиксирует много раньше. Они проявляются в том, что на ведущие позиции во властно-религиозной иерархии всё чаще попадают люди иного психического склада. Деятели Возрождения – те, с которых оно действительно начинается, а именно, кардинал Николай Кузанский (1401–1464), папский архитектор Леон Баттиста Альберти (1404–1472) и, разумеется, Папа Николай V (1397–1455) принадлежали к узкому кругу людей, направлявших судьбы интровертной империи. Но они уже не принадлежали её духу. Не были интровертами. Хотя они не изобретали паровозов или пароходов, они были носителями того психического типа, который создаст и то, и другое.

Николай Кузанский

Характеризуя дух новой эпохи, Гегель пишет: «Ему интересно, ему доставляет удовольствие делать открытия в области природы и искусств. На мирском горизонте взошёл рассудок, человек осознал свою волю и силы, стал испытывать удовольствие от земли, от своей почвы, от своих занятий, так как он находил в них справедливость и разум. Наличный мир опять стоял перед человеком, как достойный того, чтобы дух интересовался им».

Мне представляется крайне важным показать, что такой тип установки психики возникает много раньше, чем Европа породит новый тип экономики. Причинно-следственная связь идёт от психического типа к деятельности, а не наоборот. Тем самым опровергается идея непрерывного линейного роста того, что мы видим в повседневности, вечного технического прогресса и вечного превосходства Запада в производительности перед остальным миром. Именно потому, что есть две психические установки, и они сменяют друг друга, а вслед за тем происходит адекватная им замена всех экономических установок, мы можем утверждать и предвидеть, что привычное экономическое настоящее нам не гарантировано в будущем.
Если бы мы могли объявить интроверсию явлением, навсегда ушедшим в прошлое, моя аргументация была бы неверной. Однако в 1857 г., в самый разгар шумного успеха экстравертного века, появляется стихотворение Шарля Бодлера «Неотвратимое».

 

Идея, Форма, Существо
Низверглись в Стикс, в его трясину,
Где Бог не кинет в грязь и в тину
Частицу света своего.

Неосторожный Серафим,
Вкусив бесформенного чары,
Уплыл в бездонные кошмары,
Тоской бездомности томим.

И он в предсмертной маете
Стремится одолеть теченье,
Но всё сильней коловерченье
И вой стремнины в темноте.

Он бьётся в дьявольской сети,
Он шарит, весь опутан тиной,
Он ищет свет в норе змеиной,
Он путь пытается найти.

И он уже на край ступил
Той бездны, сыростью смердящей,
Где вечной лестницей сходящий
Идёт без лампы, без перил,
…
                                       (перевод Вильгельма Левика)

 

Шарль Бодлер

В 1857 году был эмпирически установлен закон ветров, вышла книга Д.Ливингстона «Путешествия
и исследования миссионера в Южной Африке», начинается создание «Хозяйственно-статистического атласа Европейской России» К.Веселовского, Л.Пастер доказал, что брожение и гниение вызываются микроорганизмами, Ч.Ворт ввёл в моду кринолин и открыл в Париже первую фирму по пошиву готовой одежды, в Калькутте появился первый в Азии университет. В том же году начался мировой экономический кризис, наконец.

Д.Ливингстон

И в том же году за дверью счастливого промышленного мира возникает несчастный человек с молоточком.
Им, конечно, оказывается интроверт.
Вместо прославления героических деяний («В мире нет ещё такой стройки// В мире нет ещё такой плавки// Чтоб я ей не посвятил строчки// Чтоб я ей не посвятил главки») интровертный молоточек стучит и стучит, сообщая, обычно от первого лица, о том, что в счастливом мире эта конкретная личность несчастна.
Во времена Бодлера такой взгляд был скорее признаком болезненной экстравагантности. Но через сотню лет художественная тошнота разовьётся в мощный тренд, заполненный долгими панорамами без единого звука, с обязательным уточнением «не для всех».
Как должна была меняться экономическая установка по мере восстановления интровертной установки сознания?
Мы вправе ожидать, что современность должна всё более сближаться с позабытыми достижениями эпохи Филиппа II, производя также оторванные от реальности толкования происходящего в духе борьбы добра со злом.
Об упадке промышленной мощи на Западе и новом подъёме в Азии теперь пишут охотно. Было бы нетрудно привести десятки и сотни свидетельств такого рода. Было бы нетрудно опровергнуть их, сославшись на сотни других фактов.
Поэтому долгосрочный тренд предпочтительнее частных оценок.

Общая тенденция указывает на замещение в экономике США производства товаров производством денег. Доля компаний финансового сектора в ВВП США увеличилась с 10% в 1947 г. до 50 % в 2011 г.
В качестве характеристики, сближающей современный мир с миром Филиппа II, следует отметить, что только 41% прибыли американского финансового сектора приходится на США, а 60% зарабатывается
где-то ещё.
Знакомая картина, не правда ли? Американские деньги по большей части обслуживают производительные системы других стран мира, главным образом, Китая.
Так это было с испанским серебром, так это происходит и с долларом. Деньги покидают американскую экономику по мере того, как она теряет свою продуктивность.
И мы, конечно, помним, чем это закончилось для испанцев. США пока прошли только половину пути до превращения в точную экономическую копию империи Филиппа II.
В конце концов, вся наша история есть ни что иное как цепь относительных побед и поражений, приобретений и потерь, кругов возвращающегося в себя коллективного сознания, которое всё время меняется, но вечно остаётся собой.
Экстраверты и интроверты видят мир по-разному, и по-разному его описывают. Победа монетаристов мистиков на реалистами кейнсианцами ясно указывает на тренд в общественном сознании Запада. Попросту возобладала точка зрения, что для строительства нужны не кирпичи, а деньги, а само строительство лучше отложить.
В 1585 г. венецианцы отказались от монополии на торговлю лиссабонским перцем во всей Европе, этого королевского дара Филиппа II. Что они теряли? Всего лишь свои союзы с протестантами и турками, которые в интровертном мире было невозможно обналичить. Однако венецианцы предпочли потерять свою страну – она стала частью империи Габсбургов, отправиться в изгнание, сначала в Голландию, затем в Англию, организовать две революции, создать производительную товарную
экономику, заработать деньги.
Вместо того, чтобы сразу иметь деньги.
Теперь Запад, напротив, выбирает деньги, добровольно отдавая достоверность Жизни в руки правителей Востока. Лёгкий путь – не обязательно плохой путь.
Интроверсия – не обязательно катастрофа.
Едва ли кто-то, кроме интровертов, мог придумать компьютерные игры и ходить всю жизнь с наушниками в ушах. Непроизвольно развязывающиеся шнурки и учебники философии производят для них. Едва ли кто-то иной смог бы превратить экономику из способа удовлетворения базовых потребностей в способ самовыражения. Интроверты часто успешны в искусстве, – ведь это возможность избежать общения с внешним миром и форма сбережения денег. Критическая масса интровертов просто необходима для роста бюджетных расходов, государственных долгов, банков, страхования, и в целом финансового хозяйства. Интроверты – двигатель фундаментальной науки, а излагаемая мной теория также является продуктом интроверсии.

Однако им не интересен мир вещей, а для того, чтобы факт сознания превратился в факт жизни, как раз и требуется вещь! Интровертов часто упрекают в том, что смысл их усилий чудовищно далёк от любых разумных потребностей. Это не их вина. Кто-то другой, представитель иного типа, должен услышать, внедрить в практику. Превратить мысль в Вещь.
Интровертное общество приветствует мысль, но её материализацию относит к еретическим учениям. Через тридцать лет у руля политики и экономики на Западе окажутся представители поколения Гарри Поттера, в сознании которого громко стучит интровертный молоточек.
Но им вряд ли понравится, если поблизости кто-то станет стучать настоящим молотком.

 

Ах, только б не смолк под дугой колокольчик,
Глаза бы глядели в глаза.