НОСИТЕЛЬ МЫСЛИ ВЕЛИКОЙ (Ко Дню славянской письменности)

№ 2016 / 18, 13.05.2016

Первое слово – особая точка отсчёта в жизни каждого из нас. Младенец, вчера укрощавший непокорные звуки, а сегодня, наконец, произнёсший осмысленное слово, становится иным человеком. Его мы внимательнее слушаем, с ним ещё трепетнее говорим. Будто теперь он познал то, что «гадательно» ведомо всем нам. Будто теперь он преодолел то, что когда-то преодолели и мы – первый страх одиночества. Неслучайно наши первые слова – это чаще всего «мама» и «папа». Кажется, что через них ребёнок говорит: «я здесь», «я свой». Вот так и русский язык преодолевает в своей метафизической истории три страха одиночества.

Равноапостольные Кирилл и Мефодий, создав славянскую азбуку, не просто дали возможность переводить книги и записывать мысль или речь. Они определили для нас сверхзадачу языка. Названия букв равноапостольской кириллицы – это не нынешние «ка», «эль», «эм»… Это полноценные слова. Можно по-разному относиться к идее зашифрованного в азбуке послания, но сочетания «глаголь добро» или «рцы слово твердо» призывают нас быть твёрдыми в слове, созидать словом, спасаться через слово. Так, буквы, испугавшись одиночества, в своих названиях-словах преодолели его, нашли друг друга. Этим был побеждён первый страх.

Затем одиночества испугались уже слова, и стали собираться в словари. «Толковый словарь живого великорусского языка» Владимира Ивановича Даля – это единственный в мире словарь, который интересно прочесть от корки до корки, как художественную книгу. Если, по Анатолю Франсу, словарь – это «Вселенная, расположенная в алфавитном порядке», то словарь Даля – это алфавитный порядок, оживотворённый вселенской гармонией.

Даль не составил словарь – он воплотил его как всё духовное, способное воплотиться в вещественном: «С языком, с человеческим словом, с речью безнаказанно шутить нельзя; словесная речь человека – это видимая, осязаемая связь, союзное звено между телом и духом; без слов нет сознательной мысли… без вещественных средств этих в вещественноммире дух ничего сделать не может, не может даже проявиться…».

Оттого словарь Даля настолько гармоничен, что напоминает таблицу Менделеева: в нём все слова находятся на своих местах, определённых неподвластным человеку языковым промыслом. И эта гармония отторгает всё чужеродное и разрушительное. Потому, когда филолог И.А. Бодуэн де Куртенэ дополнил одно из изданий словаря бранными словами, гармония разрушилась, словарь рассыпался. В авторском же издании, без посторонних поправок и сокращений, слова нашли друг друга и преодолели страх одиночества.

Третий страх языка связан с потерей способности порождать новые смыслы. Это одиночество слова, лишённого одухотворённой мысли. И этот страх разрушает поэзия. Веками она вдыхает в язык новую жизнь. Так, в творчестве Николая Гумилёва, который, пожалуй, больше других поэтов написал стихов о стихах, стихов о слове и языке, воплотилась универсальная поэтическая «логософия», где природа слова постигнута поэтом уже настолько, что из инструмента изъяснения язык превращается в образ, идею.

На первый взгляд, может показаться, что Гумилёв говорит о разрушительной природе слова. Но оно всегда одинаково близко и к смерти, и к рождению:

 

В муках и пытках рождается слово,

Робкое, тихо проходит по жизни.

Странник – оно, из ковша золотого

Пьющий остатки на варварской тризне.

 

Или хрестоматийное:

 

В оный день, когда над миром новым

Бог склонял лицо своё, тогда

Солнце останавливали словом,

Словом разрушали города.

 

Если Даль в словаре воплощал слово, то в поэзии оно «развоплощается»: дух освобождается от всего земного, подобно тому, как хлеб становится Святым Причастием:

 

Но не надо яства земного

В этот страшный и светлый час,

Оттого, что Господне слово

Лучше хлеба питает нас.

 

Потому слово – это не цветовой спектр и не семь нот октавы. Словесные смыслы складываются не из множества комбинаций. Словам вновь и вновь сообщается неиссякаемая «мысль великая». Так преодолевается третий страх языка.

Младенец растёт на глазах. Он уже произнёс первое слово и сделал первый шаг. Но если первый шаг – это физическое движение, то первое слово – движение духовное. Через него, сам того не осознавая, младенец соединяется незримой, но нерасторжимой связью со своими родителями и родом, далёкими предками и созидателями языка: Гумилёвым, Далем, братьями Кириллом и Мефодием. Не просто осваивает язык, а становится «носителем мысли великой».

 

Михаил КИЛЬДЯШОВ

 

г. ОРЕНБУРГ