НЕСКОЛЬКО СЛОВ О РИФМЕ…

№ 2016 / 22, 18.06.2015

В русской рифме – не в каждой, и не всегда – заложено философское богатство осмысления яви: – к примеру:

богатство – пространство

символизирует то, что пространство есть наше богатство. Которого мы, увы, не понимаем – сущностно, основой.

Или – наоборот – богатство – пробраться: к богатству нет прямого пути, можно только пробраться, лавируя и манкируя совестью, которая ныне не в цене…

Опять же: совесть-повесть: совесть, в сущности, рассказ о твоей жизни, о том, какими путями ты шёл, куда срывался, насколько понимал жизнь…

Или: совесть – поезд: то есть увезёт тебя ко стыду за содеянное…

Или: суть – путь… Банально? Ну да, до невозможности. Но ведь как точно – твой путь и есть твоя суть…

И, как это ни противоречит современным веяньям, в банальности рифм – а вся золотая русская поэзия 19 века создана на одних и тех же рифмах – заложена суть восприятия жизни, как феномена.

Представляете, как великий Маяковский срифмовал бы феномена? Извините, это уже из ХХ.

Великий? Безусловно. Никто так не перетряхнул русский язык, как он, кроме Пушкина, разумеется.

Но вот – гипербола – теперь была – не несёт никакой метафизической нагрузки, просто великолепная словесная игра.

А вот гарь – игра у антипода Маяковского великолепна: игра приведёт вас к гари, ибо жизнь одна, и она слишком всерьёз, чтобы насквозь посвятить её игре – не в карты, или на бильярде, разумеется.

Рифма не шутит – может шутить с ней поэт, но чем он платит за это – известно только ему…

К примеру, когда И.Бродский запускал такие перлы, как: Лоренцо – дворец, о… – вероятно, он предполагал чрезмерное воздействие на впечатлительного читателя, но большего в такую пару не вкладывал.

А вот затасканные «любовь» – и все шесть правильных рифм к ней декодируют феномен жизни ярче, чем любая игра со словесными смыслами. Ибо любовь – всегда и новь, ибо любовь – и мы особенно наглядно можем убедиться в этом на примере нашего социума – превращаясь просто в действие, действительно становится морковью, ибо свекровь…

Здесь: и так далее.

Завершить бы эти непритязательные заметки хотелось следующим – вероятно, в самой структуре языка, в его великой тайне и бездне, в его замшелых лестницах и новых, великолепно-византийских сводах таится столько ещё не понятого нами, что захватывает дух…

Как от рифмы – ещё – её… Не притязательной, в общем, но довольно занятной, учитывая, что она может никогда не появиться ещё. А любовь – морковь – это формула пошлости…

 

Александр БАЛТИН