СПУСКОВОЙ КРЮЧОК РЕВОЛЮЦИИ. Кому было выгодно убийство Григория Распутина

№ 2016 / 30, 05.08.2016

О трагических событиях столетней давности рассказывает петербургский историк Андрей Иванов, автор монографий «Владимир Пуришкевич: Опыт биографии правого политика (1870–1920)» (2011), «Правые в русском парламенте: от кризиса к краху (1914–1917)» (2013).

 

Андрей ИВАНОВ

 

– Андрей Александрович, в 2016 году исполняется сто лет со дня гибели Григория Распутина. Какова роль Пуришкевича в убийстве «старца»? Можно ли верить его широко известным запискам «Как я убил Распутина»?

– В моей книге о Владимире Пуришкевиче об этом написана целая глава. Когда я за неё только брался, мне было «всё ясно», но по мере знакомства с источниками и работами исследователей, я вынужден был прийти к убеждению, что Пуришкевич отнюдь не главное действующее лицо этой драмы. То, что издатели до сегодняшнего дня выдают за дневник Пуришкевича, на самом деле являетсямемуарамиправого политика, которые он задним числом, для вящей убедительности, оформил в виде ежедневных записей. И в этом совсем не трудно убедиться при внимательном прочтении этих записок. Во-первых, до нас не дошли какие-либо другие дневниковые записи политика, кроме изданных им в 1918 году в Киеве об убийстве Распутина, и странно было бы допустить, что Пуришкевич принял решение вести дневник лишь во время подготовки к убийству. Во-вторых, в тексте этого «дневника» немало неточностей, объяснимых для воспоминаний, но невозможных, когда человек ведёт записи каждый день (например, события разных дней объединяются в один). В-третьих, только крайне недалёкий человек или хладнокровный маньяк (ни тем, ни другим Пуришкевич, несомненно, не был) мог вести дневник накануне задуманного им преступления, подробно описывая в нём свои планы, состав заговорщиков и само убийство. Поэтому особо верить этим мемуарам, выпущенным самим Пуришкевичем в 1918 году, чтобы напомнить о себе, как о «спасителе Отечества», особенно не приходится.

– Пуришкевич действительно стрелял в Распутина?

– Трудно сказать. По крайней мере, есть немало оснований в этом сомневаться. Думаю, что свои мемуары Пуришкевич писал в том числе и для того, чтобы взять на себя всю ответственность за убийство, и отвести подозрение от настоящего убийцы. Есть все основания полагать, что в этом заговоре участвовали некоторые представители британской миссии. Какую именно роль они сыграли в этом преступлении, точно сказать пока трудно. Но то, что они всё знали и покровительствовали заговорщикам, это несомненно. Не исключаю, что непосредственным убийцей был друг Юсупова, офицер английской разведки Освальд Рейнер, а Пуришкевич лишь провозгласил себя главным «спасителем России», так как заговорщикам нужно было представить это убийство, как чисто русское патриотическое дело.

– На чём удалось «подловить» Владимира Митрофановича его оппонентам?

– Наблюдательные современники Пуришкевича замечали, что при всех его способностях и дарованиях, была у него одна неприятная черта, которая всем бросалась в глаза – очень сильное самолюбие. Собственное «я» всегда стояло у Пуришкевича на первом месте. Ему было нужно, чтобы о нём постоянно говорили, писали (и даже неважно – ругали или хвалили), чтобы он всегда находился в центре внимания. На этом, думаю, и сыграли, предложив ему роль «спасителя Отечества» от «тёмных сил». Ведь противникам монархии было очень выгодно, чтобы убийство Распутина было выполнено руками монархистов.

– Почему, на ваш взгляд?

– Здесь логика простая. Сначала оппозиционная печать не без вымыслов и провокаций создала в общественном мнении резко негативный, демонический образ Распутина. Затем, когда всё было готово к штурму власти, Распутин как орудие дискредитации самодержавия стал не нужен, и тогда, как мне видится, возникает план его убийства руками правых. Ведь если бы Распутина убили революционные террористы, то это не произвело бы такого эффекта. А так получалось, что раз уж монархисты решились пойти против воли монарха и убить Распутина, значит всё, что писали газеты об этом человеке и говорила оппозиция – правда.

– Есть ли у вас ответ на такой вопрос: по какой причине Пуришкевич незадолго до революции изменил своим убеждениям и, по сути, примкнул к либералам?

– Всё начиналось со второй половины 1915 года, когда он понял, что начинается стремительная либерализация общества, а его единомышленники, остающиеся на прежних позициях, погружаются на дно. Пуришкевич одним из первых в правой среде почувствовал, что надвигающаяся революция, в отличие от революции 1905 года, будет происходить под национальными, патриотическими знамёнами. Тонуть вместе с терявшим престиж самодержавием он не захотел и предпринял всё от него зависящее, чтобы и в изменившихся условиях остаться на плаву. И на какое-то время ему удалось это: по сути, Пуришкевич был единственным черносотенцем, который публично продолжал выступать после февраля 1917-го и оставаться героем публики.

– Сегодня, когда накоплен громадный, расползающийся в разные стороны массив исторических знаний, на первый план выходит задача «сцементировать» его единым, целостным взглядом. У ваших студентов есть потребность в историософском осмыслении нашего прошлого?

– Полагаю, что такая потребность есть у каждого думающего человека. Другое дело, что современные образовательные стандарты не способствуют глубокому постижению истории. Знания первокурсников, к сожалению, год от года лучше не становятся, а новая система вузовской подготовки, предполагает больше самостоятельную и полузаочную работу студентов, так как лекционных часов становится всё меньше.

– Как вы считаете, есть ли необходимость преподавать будущим историкам историософию, как отдельную дисциплину?

– Наверное, нет. Представления об историософии должно даваться в рамках систематических курсов истории и историографии, но не как отдельная дисциплина.

– Можно ли говорить об историках, занимающихся консервативным движением, как о дружной плеяде единомышленников, или каждый действует сам по себе?

– Скажем так, можно говорить об общем круге историков, занимающих изучением различных аспектов русского консерватизма, которые поддерживают дружеские контакты, делятся друг с другом своими открытиями, участвуют в совместных проектах. И, несмотря на вполне естественные различия во взглядах, всех их объединяет глубокий и искренний интерес к предмету исследования, а это уже немало.

– По вашим наблюдениям, молодые историки находят плодотворный контакт с коллегами старших поколений, или они варятся в своей маргинальной субкультуре (как это, увы, распространено среди молодёжи)?

– Кто ищет, тот всегда находит. Лично я стараюсь, по мере сил, всегда поддерживать молодых исследователей. Знаю, что и мои коллеги поступают также. В своё время известные историки русского консерватизма А.Ю. Минаков и А.В. Репников заметили и поддержали меня, только что защитившегося кандидата наук, теперь и я стараюсь следовать этому примеру. Ведь именно так и складываются со временем научные школы. Но есть, конечно и те, кто предпочитает «вариться» в своей среде. Это их выбор, который тоже достоин уважения, посмотрим, что у них в итоге получится.

– А с чего и с кого началось ваше увлечение историей?

– То, что я стал историком, наверное, было предопределенно изначально. Мой отец был учителем истории и с самого раннего детства прививал мне интерес к русскому прошлому. Ещё в дошкольном возрасте моими самыми любимыми книгами стали учебники истории и замечательные работы Анатолия Митяева – «Книга будущих командиров» и «Книга будущих адмиралов». Большое влияние оказал и дед, рассказывавший мне об истории нашей семьи, Великой Отечественной войне, блокаде Ленинграда. Поэтому в школе история для меня была уже очень родным и знакомым предметом, а увлечение ею нашло продолжение в чтении исторических романов, повестей, книг о выдающихся военных деятелях нашей страны. А затем как-то само собой получилось, что я оказался в Российском государственном педагогическом университете имени А.И. Герцена, который в своё время закончили мои родители.

– Почему вы решили заняться исследованием дореволюционного правого движения?

– Это выбор оказался неожиданным для меня самого. Первую свою курсовую работу я писал про сибирскую ссылку В.И. Ленина, а руководил ею известный историк революции В.И. Старцев, заведовавший тогда кафедрой русской истории. Получив от Виталия Ивановича высокую оценку, я решил продолжить изучение ленинской темы под его руководством. Но обстоятельства сложились иначе. Старцев был вынужден уйти с факультета и меня «по наследству» передали новой заведующей – профессору Ирине Валерьевне Алексеевой, известному специалисту по политической истории России периода Первой мировой войны.
И когда встал вопрос о моём поступлении в магистратуру, мне было предложено сменить тему на более близкую моему научному руководителю. Пролистывая вузовский учебник истории, я обратил особое внимание на главу о политических партиях дореволюционной России, в которой весьма экспрессивно и интригующе рассказывалось о черносотенцах, представленных какими-то инфернальными злодеями. Меня это заинтриговало и я решил писать свою магистерскую диссертацию о правых. Мой научный руководитель не стала препятствовать этому желанию, направив мой интерес в сторону «парламентских» правых. В результате и магистерская, и кандидатская, и докторская диссертации, написанные под руководством И.В. Алексеевой, оказались посвящёнными различным аспектам деятельности русских правых в Государственной думе и Государственном совете Российской империи в 1914–1917 гг.

– Какие лакуны остались в изучении русского дореволюционного консерватизма?

– Лакун ещё предостаточно. Так что для всех, кто решит заняться изучением русского консерватизма, работы хватит. Не достаточно изучены ещё многие региональные моменты, биографии целого ряда консерваторов, да и нет до сих пор обобщающего труда, посвящённому истории русского консерватизма от момента его зарождения до наших дней.

– О каком историческом деятеле вы хотели бы ещё написать книгу?

– О Николае Евгеньевиче Маркове, который был в своё время не менее известной фигурой правого движения, чем Пуришкевич, и о таком незаурядном государственном деятеле, как Пётр Николаевич Дурново. Но не исключаю, что со временем появятся и иные персонажи, которые станут предметом моего внимания.

 

Беседу вёл Илья КОЛОДЯЖНЫЙ

г. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ