Леонид ЮЗЕФОВИЧ: НИ ЗА БЕЛЫХ, НИ ЗА КРАСНЫХ! (интервью)

№ 2016 / 44, 16.12.2016

На днях роман Леонида Юзефовича «Зимняя дорога», где рассказывается об окончании Гражданской войны в Восточной Сибири, стал триумфатором национальной литературной премии «Большая книга». В ноябре Леонид Абрамович побывал в Новосибирске – в качестве участника восьмого Всероссийского литературного фестиваля «Белое пятно».

У Леонида Юзефовича через год 70-летний юбилей. В 1970 году он окончил Пермский университет и 30 лет проработал школьным учителем истории. Кандидат исторических наук. Тема диссертации – «Русский дипломатический этикет 15-17 веков». Как писатель дебютировал в 1977-м, когда в журнале «Урал» вышла его повесть «Обручение с вольностью». Известность пришла к Юзефовичу в 90-е, после издания цикла исторических детективов о сыщике Иване Путилине и книги «Самодержец пустыни: феномен судьбы барона Р.Ф.Унгерн-Штернберга». Дважды лауреат премии «Национальный бестселлер»: за романы «Князь ветра» (2001) и «Зимняя дорога» (2016). Лауреат премии «Большая книга-2009» за роман «Журавли и карлики» и Строгановской премии за выдающиеся достижения в области культуры и искусства.

 

– Первый вопрос прозаику Юзефовичу: у вас есть поэтические пристрастия?

– Как вы сказали – поэтические? Во-первых, это поэзия на родном языке. Мне кажется, никакую иностранную поэзию по-настоящему чувствовать и любить нельзя. Есть только два западных поэта, которые стали фактом русской поэзии – Лорка и Киплинг. К слову, я переводил Киплинга, многие его баллады знал наизусть.

А к любимой отечественной поэзии относится вся русская классика! Из больших поэтов Серебряного века меньше люблю только Цветаеву и Пастернака. Хорошо знаю и современную поэзию. Очень рекомендую Ирину Евса из Харькова, Александра Кабанова из Киева, Марию Ватутину из Москвы…

Я сам много лет пишу стихи. Поэзия – это когда твой собственный жизненный опыт кажется уникальным. В юности считаешь себя непохожим на других. Потом «года к суровой прозе клонят», и твой опыт кажется уже частью опыта других людей. А в конце жизни ты начинаешь свой жизненный опыт считать ничтожным. Поэтому последнее время я занимаюсь только документальной прозой.

– Вы написали о бароне Унгерне, известном своей жестокостью. Как относитесь к нему?

– К своему герою испытываю смесь восхищения и отвращения. Не знаю, как можно оправдывать зверства. Некоторые считают: да ладно, всё равно чекисты убили больше народу! Но это всё равно, что из двух человек оправдать одного только потому, что он убил десятерых, в то время как второй – полсотни. Каждый должен отвечать за свои дела.

Унгерна есть за что уважать. Оправдывать его не надо. Это вообще разные вещи. Здесь как со Сталиным: одни считают его эффективным менеджером, другие – кровавым палачом. Но зачем сталкивать два понятия? Сталин – и то, и другое, и не нужно это разделять. Писателю никогда не надо занимать чью-либо сторону в истории, и для меня нет ни плохих белых, ни хороших красных, ни наоборот.

Есть мнение: переписывать историю недопустимо. Но ведь постоянно появляются новые сведения, сама жизнь вокруг нас меняется и заставляет по-другому смотреть на прошлое. Переписывается не только история Советского Союза, но и история Древнего Рима, Вавилона. И это правильно.

После того как вышла моя книга о бароне Унгерне, следующая книга на эту тему у нас появилась через 15 лет. Конечно, были ещё так называемые исследования: одни авторы восхваляли барона, другие обличали – при этом в архив никто не ходил и ничего не читал! По-настоящему новое слово об Унгерне сказал Сергей Кузьмин. И тему такого масштаба, как история Пепеляева и Строда, тоже нельзя так просто закрыть. Уверен, лет через 10-15 появится новая книга на тему «Зимней дороги».

– Поэт Владимир Берязев предлагает поставить памятник барону Унгерну, сделав его мемориалом примирения…

– Унгерн – воин, мечтатель и палач в одном лице. Поэтому я против памятника ему на территории России. Это для Монголии он сделал очень много, пусть его там увековечивают. Кроме того, памятники у нас нужно ставить не только политическим деятелям – в Питере нет памятника Блоку, Лескову! А во всех сибирских городах я бы поставил памятник Потанину. Это был гений девятнадцатого века.

– В человеке столько всего понамешано – откуда что берётся и как уживается?

– Есть такая притча. Первого человека бог решил сделать белым, как лебедь. Сделал и задумался: как же он будет баранов резать? Разломал – и сделал чёрным, как ворона. И снова разломал: чёрный человек сразу в ад попадёт. И с третьего раза человек появился на свет с пёстрой душой, как у сороки.

Признаюсь вам: во время службы в армии я раз в две недели вёл себя как тюремщик – когда был начальником гауптвахты. Ощущал себя частью системы. Человек – социальное животное, никуда от этого не денешься.

– Как просчитать успех у читателей и критиков – ведь каждый текст пишется на максимуме возможностей?

– Ну, не всегда на максимуме! (улыбается). Я никогда не задумывал «выстрелить». Успехи просчитать невозможно – во всяком случае, в литературе. В противном случае производство бестселлеров стало бы на поток. Социальная материя всегда очень сложна, и «нам не дано предугадать, чем слово наше отзовётся».

Моя жена – преподаватель музыки. Однажды я взял у неё альбом Шумана «Пьесы для детей». И в самом начале, в десяти заповедях молодого музыканта, прочёл: «Будешь заниматься музыкой ради денег – их у тебя никогда не будет». Золотые слова.

– В процессе работы над художественным текстом историческое образование помогает или мешает?

– Ни то, ни другое. Но, безусловно, любому литератору полезен опыт серьёзной профессиональной работы – врачом, инженером, учителем, кем угодно. Так что отдельно взятое историческое образование не даёт мне никаких преимуществ.

– Какова пропорция затрат времени на сбор материала и собственно на написание книги?

– Весь необходимый материал нельзя найти сразу. Нельзя и сказать себе: сейчас всё соберу – и всё напишу! По-настоящему книга не получится. В собираемом материале надо жить, сродниться с ним. К примеру, «Зимнюю дорогу» я собирал 20 лет. Но это не значит, что я писал её столько времени! Работа непосредственно над текстом заняла два с половиной года. Книгу надо выстроить, ворох документов никто читать не будет. И авторская мысль – сродни магниту над железными опилками.

Ещё один важный момент: в документальной прозе нельзя ставить точку. После публикации «Зимней дороги» идёт масса откликов – с пожеланиями что-то добавить, что-то уточнить. К примеру, историки из Омска нашли документ, мне прежде неизвестный – обращение к Ворошилову с просьбой освободить Пепеляева, ведь тот не подписывал смертных приговоров…

– Много ли у нас писателей, сопоставимых по калибру с Алексеем Ивановым?

– Сразу вспоминается строчка Мандельштама: «Не сравнивай: живущий – несравним».

Сравнивать творческих людей трудно. Тем более – по калибру. Могу только назвать писателей, чьи книги мне нравятся.

Значительными современными литераторами считаю названного вами Алексея Иванова, а также Александра Терехова, Захара Прилепина и Евгения Водолазкина. «Вилы» Иванова – потрясающая книга о пугачёвщине, её должен прочесть каждый живущий в России! Не так давно на федеральном канале я посмотрел телепередачу, где сообщалось о том, что Емельян Пугачёв – великий злодей, агент мирового капитализма, в угоду французским конкурентам затормозивший промышленный рост России. Но это же полный бред! Иванов на примере истории пугачёвского бунта призывает нас перестать всех делить на своих и чужих. Мне также очень нравятся ещё два романа пермского писателя: «Сердце Пармы» и «Золото бунта».

Очень хороши прилепинские роман «Обитель» и сборник рассказов «Семь жизней». Понравилась и проза Сергея Солоуха из Кемерово, «Рассказы о животных». Из русской классики с 20 лет обожаю Лескова. Для меня это глыба – наряду с Толстым и Достоевским

– Кинорежиссёр Снежкин недавно экранизировал и вашу «Контрибуцию» – довольны?

– В фильме от моей повести остались рожки да ножки… В начале съёмок у меня было много претензий к режиссёру по поводу исторических ошибок и неточностей. Но после просмотра картины мы помирились. Я понял, что правда жизни и правда искусства – разные вещи. Поэтому и пермские реалии снимались в Кронштадте…По-моему, фильм получился не плохой.

Расскажу вам другой запоминающийся случай на тему экранизации. В 40 лет я впервые оказался на съёмках – когда в 1991 году на Свердловской киностудии по моему детективу снимали фильм «Сыщик Петербургской полиции» с участием Петра Щербакова и Альберта Филозова. Детектив – это жанр, где требуется, чтобы подозрение падало на всех героев, и нужно было бросить тень на повара. Режиссёр решил дать ему в руки курицу, которую повар будет ощипывать в кадре со зверским видом. Привезли курицу, и все знали, что перед съёмкой этого эпизода её зарежут. Относились к этому спокойно, ведь курицы для того и существуют. А птица вдруг снесла яйцо – и сразу как-то очеловечилась в наших глазах! Если бы она клевалась или кричала, её никто бы не пожалел. Но она сделала то, для чего она предназначена природой – и вызвала всеобщее сочувствие. В итоге зарезали другую курицу.

Нужно понять, для чего мы предназначены. И посвятить этому делу свою жизнь. И бог будет к нам милосерден, как к этой курице.

Беседовал Юрий ТАТАРЕНКО

г. НОВОСИБИРСК