А из этого ряда куда нам податься?
Александр Градский как поэт
№ 2023 / 32, 18.08.2023, автор: Александр БАЛТИН
Он был заслужено популярен, разнообразно ярок, и стихи, которые сочинял, добавляют важных красок к образу-острову Александра Градского…
Вот, используя фильтры и кристаллы опыта, а порою сказовый лад, он творит свою «Автобиографию», играющую простотой и сложностью одновременно:
Дело было ночью, по трубе по водосточной папа к маме в общежитие полез…
И долез он, знаю точно, ибо я без проволочек на свет божий вылез в срок и без чудес.
Папу мама так любила, о себе совсем забыла и поэтому – за папой на Урал.
Так судьба распределила: на Урале меня мать родила, помню всё, хотя и был я мал.
Долгая растяжка строчек свидетельствует о неуёмном интересе к жизни, о боязни потерять что-то из подробностей: не знаешь, какая важнее.
В пятьдесят седьмом семья вернулася в Москву, Москва развеяла тоску, но не во всём.
Нам не доставалося по лишнему куску. Наедимся паюсной, и ложки обсосём,
Мрак, подвал восьмиметровый, дворник Клава, участковый,
три ханыги, восемь комнат,
двадцать рыл
Кто-то бегал по морозу, кто был туберкулёзу всем обязан, кто работал, кто хандрил.
Плазма людская густо оживает, вмещённая общее в словесное пространство из индивидуального пространства Градского.
Поэт исследовал нравственные феномены, понимая сердцем, как будут тяжелы ошибки:
Колоски наших юных годов отшумели.
Выше липы и ели над прахом отцов.
Мы не спим на земле, завернувшись в шинели.
Мы в шелку и в «Шанели» в ряду подлецов.
А из этого ряда куда нам податься?
Коль молчал – всё одно не отмоешь клейма,
Стоит только лишь раз на посулы поддаться –
Не успеешь продаться – сгниёшь задарма.
Колоски юных годов в некотором смысле даже интереснее зрелости… Тем не менее, ход времени неумолим, и жизнь, которая длится в сущности одно мгновение, если и можно удержать чем-то – то только словом. Что не отразилась в нём – то сгинуло, исчезло…
Социальность вспыхивала в поэзии Градского; она интересно сплеталась с попыткой оценки места певца в действительности, которая, судя по жёсткости в строках, как будто не слишком автора устраивала:
От этого царь не смутится.
От этого Бог не проснётся.
Лишь только толпа удивится.
Лишь только народ ужаснётся.
А впрочем – ещё один прочерк,
И не о чем горевать.
И больше ни нот и ни строчек,
Как станут певца отпевать.
Голосовые модуляции чувствуются за ткущимся текстом: хотя он самостоятелен, но поднимается с листа, звучит…
А вот блёстки иронии, сверкающие уже в названии (кому придёт в голову написать… «Монолог батона»?):
Миль пардон, прощенья просим, я батон за двадцать восемь.
Говорят, вполне съедобный, хоть немного рококо.
Предо мною всё склонится: и корейка, и корица,
Мясо, рыба, творог, птица и их птичье молоко.
Не столь велико поэтическое наследие Градского, но играет красками, дополняя образ певца и артиста. И дополнение это необходимо истории, вечно складывающейся из столь быстро ускользающей реальности.
ДВА ПЕВЦА
У Градского
Печальный взгляд…
А у Антонова – тоскливый…
Зато народ –
И бодр, и рад –
Им улыбается, счастливый…
Поют – « под крышей дома моего…»
«Как молоды мы были…»
– О-го-го! –
Николай ЕРЁМИН. Доктор Поэтических наук
2015-2021-2023
Крсноярск
Александр, согласитесь, что в первых двух приведённых Вами отрывках чувствуется Высоцкий, в последнем — Саша Чёрный, в других что-то из Галича.