А мне вдруг чудятся паруса…

№ 2022 / 18, 14.05.2022, автор: Ренарт Фасхутдинов, Анастасия Эйвазова

Анастасия Эйвазова

БЕГУЩАЯ ПО АСФАЛЬТУ

Я забываю о нем почти что в людских потоках и суете…

На самокате летит мальчишка… Обед готовится на плите: закинуть мясо, потом картофель, обжарить перец и лук-порей. Не остановит и Мефистофель, мне тоже надо – быстрей, быстрей решить проблемы из адских списков во избежание метастаз. Ведь замер вечер на старте низком, а значит, лучше нажать на газ, точнее, просто надеть кроссовки (мне будет легче без каблуков) и взяв, что нужно, нырнуть в массовку, чей хор привычен и бестолков: «Скорей бегите скупайте гречку, ведь сахар снова подорожал…», «Зачем нам танки?..», «Держите свечку…», «Рожайте срочно, кто не рожал!..», «Всех несогласных убрать из чата…», «Есть кот и кошка, но нет котят…», «А на канале идут «Девчата», их тоже где-нибудь запретят, хоть раньше было – не то что нонче…»

А мне вдруг чудятся паруса, а я вдруг слышу его все громче, оно такое – не описать… Как будто шаг – и взлетят ошметки: рванет под городом динамит… Но я стою, и стоят высотки.

И море снова во мне шумит…

 

__________

 

Ренарт Фасхутдинов

ЛЕТНЯЯ БАЛЛАДА

 

И приходит к отцу Июнь, синеглазый мальчик,
Как положено, весь искрящийся и упертый,
Говорит, что на свете есть паруса и мачты,
Перекрестки, меридианы, аэропорты.

Можно топать по теплым шпалам до горизонта,
Можно взять за рога потертый, но крепкий велик.
Это значит, что ни единого нет резона
Оставаться с тобой по эту сторону двери.

И плевать, что подстерегают в потемках ямы,
Что гремят арсеналом молний чужие выси…
Если что-то случится, то эта гибель – моя, мол.
Понимаешь, она от меня одного зависит!

А потом приходит Июль, двухметровый воин,
Через щеку шрам, в золотой бороде косички.
Говорит, что на свете есть подлецы и воры,
И удары исподтишка, и ночные стычки.

И поэтому ты, отец, на меня не сетуй,
Слишком горек теперь мне вкус молока и меда.
Прямо в эту секунду, пока мы ведем беседу,
По жилому кварталу кроют из миномета,

Бронированная махина въезжает в надолб,
Георгины распускаются на могилах…
А случится чего со мной, горевать не надо б,
Только этого я тебе запретить не в силах.

И последним приходит Август, сухой, прожженный,
Преждевременно поседевший, глотнувший лиха,
Говорит, что в саду за домом созрел крыжовник,
Теплой мякотью наливается облепиха.

Можно сесть на скамейку и ничего не делать,
Можно просто прикрыть глаза, улыбаться немо.
Только братьев уже десятую нет неделю,
А кому их спасать от гибели, как не мне, мол?

Не подумай, что я о ком-то из них скучаю.
Мы, конечно, родные, но дело не в этом вовсе…
Он хватает куртку, позвякивает ключами
И уходит, не оглянувшись, из дома в осень.