Борис Зайцев и Юрий Казаков. Притяжение Оки
№ 2025 / 17, 02.05.2025, автор: Алексей МЕЛЬНИКОВ (г. Калуга)
Судьба сводила их не раз. И, как правило – заочно. Единожды только – наяву: в конце 60-х в Париже, когда Юрий Казаков постучался в дверь уважаемого классика, дабы расспросить Бориса Зайцева, старейшину русской литературной эмиграции, о другом великом изгнаннике – Иване Бунине. Но это было уже в финале истории соприкосновения двух выдающихся литературных биографий: Бориса Зайцева и Юрия Казакова. До этого они не виделись ни разу, хотя исхаживали порой вполне себе идентичные пути. И главным образом соприкасающиеся с вдохновляющими своей красотой Окскими далями.
Оке Борис Зайцев был обязан первыми импульсами своего литературного творчества. Когда, будучи ещё совсем мальчиком, был очарован красотой Оки близ маленького именьица Будаки, что его отец, горный инженер на Мальцовских заводах, прикупил под боком у Калуги в качестве летней резиденции для своей семьи.
«Есть места на земле, – пишет в своей знаменитой тетралогии “Путешествие Глеба” о Будаках Борис Зайцев, – как бы уготованные душе».
Может быть именно здесь, отмечает писатель, и «проявился в нём впервые дурман мечтательности». То есть – зародился будущий литературный классик Борис Зайцев.
Интересно, что тем же обстоятельством, а именно – близостью к чарующим Окским берегам – мы обязаны и становлению другого литературного классика – Юрия Казакова. Тот прикипел к самой русской из русских рек три четверти века спустя, остановившись сначала на время в Тарусе, потом – в живописной деревне Марфино, недалеко от Тарусы. И тот же результат: рождение нового литературного классика под благословенный плеск прибрежных окских волн, которому мы обязаны и появлением рассказа «Трали-вали», и «Северного дневника», и самого «казаковского», как именовал его сам автор, рассказа «Осень в дубовых лесах». Именно в «Осени…» родившейся здесь, на берегах Оки, и произошла вспышка самостоятельного, ни на кого не похожего, литературного феномена – стиля «нежных и дымчатых» казаковских рассказов.
«Я хочу купить себе тут дом, так мне нравится в Марфине, – пишет Юрий Казаков в одном из писем. – Как здорово! Такие дали, такие детали, что ай люли! Я дрожу…»
Приглашает Паустовского сюда и в шутку предлагает меняться: он покупает неказистый дом Паустовского в Тарусе, а взамен дарит Константину Георгиевичу красоты Марфино и окских берегов впридачу.
Примерно так или почти так приворожила Ока и старшего товарища Юрия Казакова – Бориса Зайцева. Но – много раньше.
«Что может быть важного или значительного в трёхмесячном пребывании мальчика с матерью и сестрой в глухом именьице под Калугою, в восьмидесятых годах прошлого века? – пишет Борис Зайцев. – Ничего замечательного! Замечательно разве лишь то, как расцвёл, после яблонь, жасмин под окнами, белыми с золотом цветами. Как по всему дому этим жасмином благоухало – ветви с цветами прямо лезли из окон в комнаты. Как блестел самовар на балконе, и налево, в прорубленный среди лип просвет, сияла Ока. Замечательно было – среди цветущих вишен, слив, яблонь, при тихом гудении пчел пройти по дорожке к дубу. Тропинкою вдоль частокола повернуть вправо, под теплым солнцем сквозь облачка высокие, в теплом, райски-благословенном благоухании сада дойти до калитки в частоколе – отворить её, выйти. Там под клёном скамеечка. И вот пред тобой Божий мир! Вот он, тут!»
Мы идём тем же крутым спуском к Оке. Вокруг – долговязый липы (которые сегодня никто, конечно, не прореживает), раскидистые клёны и старые расколотые дубы. Пытаемся среди них угадать тот, что служил навигатором будущему писателю в детстве. Может – этот, а может – тот… Есть просто древние. Кто знает, не касалась ли рука маленького Бори именно его.
«И всего, может быть, замечательнее Ока, – продолжает вспоминать Борис Зайцев, – к которой можно сбежать по крутому спуску – она делает здесь плавную, как бы зеркальную излучину, удаляясь направо к Серпухову, налево к Калуге».
Юрий Казаков не единожды мысленно и наяву возвращается к Оке, всякий раз тоскуя о том, сколь по сердцу были ему эти места, и что жизнь не сложилась так, чтобы остаться тут навеки.
«У меня вот только что родилась гениальная идея, – пишет в одном из ранних писем Юрий Казаков. – По приезде в Москву и при отъезде в Тарусу, я еду не через Серпухов, а через Калугу. Там я иду в Калужск. отд. Союза писателей, становлюсь на колени и бью челом насчет того чтобы они вошли в Калужское земство чтобы оно мне разрешило построиться в Марфино Ух!..»
Ока опоясала и связала судьбы двух выдающихся русских писателей. Не только их, но их – в первую очередь. Наделила вдохновением. Зарядила творческим запалом на годы вперед. Может быть – на всю жизнь. Юрий Казаков будет до смерти тужить по Оке, вспоминать её и в рассказах о Франции, и северных историях и в письмах из Абрамцево, где всё вроде бы хорошо, кроме одного – нет рядом любимой Оки: хоть, как в том же Поленове, или – Тарусе, или – в Марфино.
Борис Зайцев и через полвека не допустит ни одной неточности в подробнейших мемуарах о своих благословенных детских мгновениях в Будаках, в окском имении отца, что яркими мощными вспышками осветили дальнейший творческий путь выдающегося русского литератора.
Места на Оке, где «открылся Божий мир» выдающимся русским прозаикам, и по сей день никуда не делись и, дай Бог, останутся здесь навсегда. Одна печаль: памятных знаков о принадлежности их к рождению великой русской прозы – пока что никаких…
Статья понравилась; матрица- Природа/натура/ выбрана верно,- и субьективно и обьективно/ вспоминается труд русского философа Льва Мечникова- “Цивилизация и великие исторические реки”/.