Чары чеченского слова

Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2020 / 32, 03.09.2020, автор: Александр БАЛТИН

1

…и вновь «Нартский эпос» звучит, столь любимый многими народами!
Но звучит на чеченский манер, обжигая национальной спецификой, самой важной для сердца народа, всегда пульсирующего напряжённо, неровно.
Исторические процессы, пережитые вайнахами, кавказские художественные традиции, взаимоотношения с грузинскими царями, отчасти приверженность арабской средневековой культуре – сложный космос определяет движение чеченской литературы; и самобытность первых фамильных хроник есть собственное, неповторимое…
Распространение влияния Российской империи привело к тому, что часть чеченцев стала ориентироваться именно на русскую культуру, однако к семнадцатому году у чеченцев не существовало ни письменности, ни высокой литературы: всё нужно было создавать, и возникновение собственно чеченской литературы стоит логично отнести к советскому периоду истории.
Саид Бадуев – основоположник – пишет первую повесть «Голод», создаёт ряд рассказов, критикуя остатки феодализма, предрассудки, связанные с религиозной обрядовостью, показывая картины жизни горцев до Октября, поднимая вопросы эмансипации…
Буйно и бурно зазвучала поэзия: ноты гор ворвались в струи стихов, заклубились речевые потоки, организованные Шамсуддином Айсхановым, А.Дудаевым, Арби Мамакаевым…
Сталинские репрессии, депортация…
Много боли, слишком круто посоленный хлеб судеб…
Однако, люди возвращаются из ссылок – в том числе для того, чтобы поведать о былом.
Проза главенствует: возвышается исторический роман – тут привлекает и пышный декорум, и экзистенциальная сущность: всякое сегодня растёт из истории.
Но и современность живёт и трепещет – как ноздри коня, как ярость и яркость мирочувствования, как осознание различных проблем: так играют повести и романы Нурдина Музаева, Магомеда Мусаева; возникает новое поколение поэтов – звучат струны Хусейна Сатуева, Шаида Рашидова, Саид Гацаева.
…ей присуще некое изначальное благородство – чеченской литературе; и, будто умноженное на степень страдания, познанную народом, становится она выше и чище, больше алмазного блеска и такой же глубины – предлагая читателю…

2

Отличается ли наше время от времени правления Тамерлана?
О, конечно, полностью, радикально: от людской психологии до одежды, от отношения к реальности до уровня жестокости, разлитого в обществе; и, тем не менее, есть нечто схожее: оно всегда есть: страсти людские, пусть бушующие несколько иначе, но, как правило, имеющие тот же вектор.
Пласты временные соединяя, К. Ибрагимов в книге «Сказка Востока» анализирует феномен человека – теми средствами, что даёт художественная литература – со всеми вытекающими: фантазией, плетением словес, соплетанием сюжетных линий.
…несокрушимый воин Малцах, его любовь Шадома, дерзкий мыслью старик Молла Несарт (с оттенками Ходжи Насреддина)…
Книга расплавленной плазмой образов заливает сознание, и некоторая её хаотичность служит дополнительной характеристикой человеческого мышления – всегда отчасти напоминающего броуновское движение.
Возможно, Ибрагимов писал портрет человеческого сознания – с поправкой на национальный, разумеется, колорит?
К.Ибрагимов пришёл в литературу поздно: изрядно обогащённый разнообразным опытом жизни, и нагруженный впечатленьями от различных работ; его «Седой Кавказ» – гимн Чечне и чеченцам, но не только…
Тут – снова – шире расходятся волны ассоциаций, через национальное прорастает вечное; и клубятся облака над горными пиками… духа.
Ибо жизнь духа определяет жизнь тела, как бы ни казалась последняя основной.
И Канта Ибрагимов создавая полотна сильные и яркие, исследует проявления жизни – сконцентрированные в определённых временных событиях и судьбах людей – разнообразно, пристрастно, интересно, всеобъемлюще…