Человек с двумя фамилиями

Рубрика в газете: На конкурс «Защитим Правду о Победе!», № 2020 / 24, 25.06.2020, автор: Марк ФУРМАН (г. ВЛАДИМИР)

---

Чем не название для судебного очерка, детектива, приключенческой повести или рассказа? В следственной и судебно-медицинской практике такие случаи не часто, но встречаются. Обычно следователь, эксперт или автор детектива имеет дело с лицом, преступившим рамки закона, иногда с настоящим преступником. Вспоминается эпизод, когда некий авантюрист, занимавшийся махинациями в различных городах страны, несколько раз менял фамилии, документы, а будучи задержанным, так и не назвал следователю свой настоящий возраст. Его направили на экспертизу, и, в конце концов, мы докопались до истины. Тут, однако, иной случай, иная ситуация.

---

Вспоминаю, как в солнечный мартовский день, с утра, когда мороз ещё крепок и свеж, в нашу судебно-медицинскую амбулаторию вошёл невысокий мужчина. Он не спеша разделся, отогрелся, – видно, путь его был неблизок, – и протянул мне определение Меленковского районного народного суда. Меленки – райцентр, что находится в 160 км от Владимира, на юге области. Потом представился: «Палутин Георгий Николаевич».

В кратком определении суда я прочёл следующее:

«…В годы Великой Отечественной войны Палутин Г.Н. находился на фронте под фамилией Шувалова И.П. Во время боевых действий дважды был ранен – в 1943 и 1944 гг., но все справки о его ранениях из архива выданы на Шувалова И.П. После войны, демобилизовавшись в сентябре 1945 года, он получил документы на имя Палутина, с которыми проживает в настоящее время. Так как истец не может получить льготы, полагающиеся инвалиду войны, поскольку медицинские справки выданы на другую фамилию, он просит признать факты ранений после освидетельствования, что подтвердит истинность документов, выданных на фамилию Шувалова…
На разрешение экспертизы судом ставятся следующие вопросы: 1. Имеются ли у Палутина Г.Н. телесные повреждения? 2. Если у свидетельствуемого имеются телесные повреждения, то когда они могли быть получены и являются ли ранениями? 3. Если у Палутина Г.Н. имеются следы бывших ранений, идентичны ли они ранениям, указанным в медицинских документах, выданных на имя Шувалова И.П.?»

Ознакомившись с определением, беру документы пришедшего: паспорт, военный билет, пенсионное удостоверение. Всё на фамилию Палутина. Наконец, две медицинские справки, выданные Архивным отделом Военно-медицинского музея Министерства обороны, – обе на другое лицо – Шувалова И.П.

Так началась эта необычная редкая экспертиза под очередным порядковым номером – 415.

Вместе с определением суда в тоненькой папке Палутин представил и другие документы: списки из больниц и поликлиник, где он лечился, рентгенограммы, справку об инвалидности. А вот заявление в суд, заканчивающееся словами: «…Прошу признать военно-медицинские документы, выданные на фамилию Шувалова, в том, что они действительно принадлежат непосредственно мне. Палутин и Шувалов – одна и та же личность».

Мне уже понятно, зачем к нам приехал этот невысокий, многое переживший человек. И, кажется, мы в силах ему помочь. Но что заставило Палутина изменить фамилию в годы войны? Я не решаюсь об этом спросить. Однако, если судмедэксперт хочет разобраться во всём досконально и объективно, для него не должно существовать белых пятен. Но мой собеседник, видно, человек особого склада, прочной закалки. Как люди, многое пережившие, он выше житейских условностей и способен на откровенность.

После небольшой паузы Палутин произнёс:

– Не буду скрывать, доктор, но в 1940 году я был осуждён. По молодости совершил преступление. Горячий был, вот и сорвался. Когда пошёл на допрос, фамилию и имя утаил, назвался Шуваловым Иваном Петровичем, документов у меня не было, потерял. Следователь вначале сомневался, потом поверил. Осудили на пять лет лишения свободы, приговор вынесли на фамилию Шувалов. В 1942 году с места, где отбывал наказание, неоднократно писал заявления с просьбой отправить на фронт. Наконец летом 1943-го мою просьбу удовлетворили. Под фамилией Шувалов я и воевал, демобилизовался в сентябре 1945 года, после Победы над Японией. Когда вернулся в родные края, начальник милиции, тоже фронтовик, посоветовал мне взять прежнюю фамилию.

– Воевал ты достойно, Георгий Николаевич, – сказал он. – Вину свою полностью искупил. Чего прятаться под чужой фамилией. – С того сентябрьского дня я опять стал Палутиным. Хоть давно это было, но, помню, как на душе сразу легче стало…

Шли годы. Палутин не чурался никакой работы, даже после того, когда, перенеся операцию на лёгком, стал инвалидом второй группы. Был электриком, завскладом технических материалов Леспромхоза, потом перешёл в совхоз «Меленковский», оттуда, по состоянию здоровья, в Райпромкомбинат. Разумеется, он знал о льготах, которыми пользуются участники и особенно инвалиды Великой Отечественной войны, но то ли от скромности, то ли из-за нежелания ворошить прошлое не думал об этом. Наконец, родные заставили его принять решение.

– Вот тогда я и написал заявление в суд, – закончил Георгий Николаевич свой рассказ.

Любая экспертиза начинается с осмотра свидетельствуемого. В принципе, эта поначалу ничем не отличалась от иных. Предлагаю Палутину раздеться. Он аккуратно вешает на спинку стула пиджак, снимает рубашку, майку. Одежда его чистая, опрятная, хотя и скромная по нынешним понятиям.

– Куда вы были ранены, Георгий Николаевич? – задаю Палутину первый вопрос.

– Одно ранение я получил в 1943 году, в левую половину груди, второе – в 1944, в левую руку.

Прошу Палутина встать, включаю яркий боковой свет и начинаю осмотр. Георгий Николаевич худощав, подтянут, видно, что для него привычен физический труд. На передней поверхности грудной клетки слева, чуть ниже проекции второго ребра, замечаю бледный овальный рубец размерами полтора на один сантиметр, слегка западающий над уровнем кожи.

Беру справку о первом ранении. Из неё следует, что «…автоматчик 735 стрелкового полка, 166 дивизии Шувалов Иван Петрович 25 сентября 1943 года получил осколочное проникающее ранение левой половины грудной клетки. Находился на излечении в эвакогоспитале 5837 с 21.10 по 6.12.1943 года».

Следы от второго ранения располагались на левом предплечье. Снаружи я увидел большой, уродующий руку, рубец длиной до 13 сантиметров, с внутренней стороны – кожа втянута, с множественными пигментированными светло-коричневыми складками. По особенностям этих рубцов, можно предположить, что входное огнестрельное отверстие находилось на наружной поверхности руки, выходное – на внутренней.

Сверяю увиденное с документом, выданным Архивом. В нём говорится, что «…автоматчик 171-го стрелкового полка 1-й Московской гвардейской дивизии Шувалов Иван Петрович 5 февраля 1944 года получил сквозное пулевое ранение левого предплечья с повреждением локтевой кости и локтевого нерва. Находился на излечении с 16.2. по 23.05.44 г. в ЭГ № 5860, откуда выписан в батальон выздоравливающих».

Пока Георгий Николаевич одевается, подробно записываю всё то, что удалось увидеть. Рубец на левой половине груди Палутина располагается спереди. След от входного отверстия на левой руке снаружи. Типичные боевые ранения, полученные солдатом в наступательном бою. Когда солдат идёт в атаку, корпус его развёрнут влево, левая рука с оружием (автоматом, винтовкой) выдвинута вперёд. Каждый из нас в кино, по телевидению видел наступающих бойцов. Потом, вернувшись домой, я возьму томик стихов К. Симонова и прочту стихотворение «Атака», написанное поэтом в тяжкие дни 1942-го:

 

Когда ты по свистку, по знаку,
Встав на растоптанном снегу,
Готовясь броситься в атаку,
Винтовку вскинул на бегу…
Когда осёкся звук короткий,
Ты в тот неуловимый миг
Уже тяжёлою походкой
Бежал по снегу напрямик.

 

Не знаю, читал ли Георгий Николаевич эти стихи. Но даже если они ему незнакомы, наверняка хранит в памяти солдат-ветеран те мгновения своей беспокойной юности, которые столь беспощадно и правдиво передал поэт-фронтовик.

Спрашиваю Палутина о его самочувствии в настоящее время. Есть ли жалобы, какие, не надо ли чем помочь?

– В общем-то чувствую себя неплохо, – отвечает он. – И кое-какая память о войне у меня осталась до сих пор.

Я поначалу не понял о какой «памяти» говорил этот человек. Слова Палутина осознал позднее, когда Георгий Николаевич принёс заключение рентгенолога. Из него я узнал следующее «…на рентгенограммах грудной клетки гр. Палутина выявлен старый консолидированный (т.е. сросшийся. – Прим. М.Ф.) перелом 4-го ребра слева с наличием в левом лёгком металлического инородного тела, вероятно, осколка, размерами полтора на полсантиметра, расположенного спереди от входящей аорты».

– Что ж вы молчали, Георгий Николаевич? Ведь осколок – это бесспорное вещественное доказательство ранения в грудь. Если бы, допустим, справки в архивах не сохранились, и без них можно было бы обойтись.

Палутин смущённо разводит руками. Потом, помолчав, произносит:

– Оно, конечно, так, осколок здесь, в груди, с сорок третьего. Видно, из-за него все мои недавние беды – туберкулёз, частые пневмонии. Но за последнее время притих, затаился. Он ведь маленький, не больше ногтя, а справки – вот они. Как вы сказали – вещественные доказательства…

Эту экспертизу мне хотелось закончить побыстрее. Я отложил в сторону иные, менее срочные, чтобы заняться непосредственно 415-й. В общем-то, меня никто не торопил. Да и в самом деле, что – неделя, две, месяц. Ведь Георгий Николаевич многие годы, если быть точным – десятилетия, не обращался никуда по поводу своих ранений. Неоднократно болел, лечился, перенёс несколько операций, однако даже удостоверения инвалида войны пока не имел. Хотелось скорее помочь человеку, скромность и непритязательность которого, наверное, можно считать эталонными. К тому же меня начали тревожить воспоминания. Память, она ведь есть у любого из нас. Даже сейчас, когда со дня Великой Победы прошло столько лет, вряд ли найдётся семья, на которой война не оставила бы своей суровой меты. Мальчишка военной поры, я помнил бомбёжки под Кишинёвом и Одессой, переполненные платформы вперемежку с углём и людьми, идущие во мраке, как меня прятали под вагоны, когда на беззащитный состав пикировали вражеские самолёты
Во всех наших правилах, законах, наконец, в УПК (Уголовно-процессуальный кодекс. – Прим. М.Ф.) записано, что судебный медик, проводя любую экспертизу или исследование, должен быть объективным, что вопрос чести, совести, наконец, – едва ли не главное требование к профессии. В 415-й любой из моих коллег был бы объективным и предельно точным, но беспристрастным? – наверное, нет…

Через несколько дней Палутин опять появился у нас в Бюро, но он уже преодолел свою скованность, стал более общительным, словоохотливым. Объяснил, что зашёл поинтересоваться, как продвигается экспертиза, не надо ли представить дополнительно другие документы. Постепенно мы разговорились. Вероятно, этому способствовал взаимный душевный настрой. Проскочила искра – и вот уже человека потянуло на откровенность. Вначале беседовали о том, о сём. Сетовали на погоду, запоздалую весну, поздние морозы …

Как-то незаметно разговор коснулся фронтовых дел Палутина. Оказалось, что Георгий Николаевич вначале воевал в штурмовом отряде по выполнению специальных заданий командования. Служба в таком подразделении была особой, эти отряды находились в авангарде наступательных операций, всегда на передовом крае. Первое ранение он получил на Украине, под Белой Церковью.

Взвод из 35 бойцов, в котором находился Палутин, с боем занял небольшое село, отбросив гитлеровцев назад, деревня располагалась в холмистой местности и была важным опорно-стратегическим пунктом, который надо было удержать до подхода наших войск. Осенний день выдался солнечным и тёплым. «Как по заказу», образно скажет Георгий Николаевич. Отряд приготовился к обороне, не исключалось, что гитлеровцы, подтянув резервы, постараются вернуть «безымянную высоту». Сделать это им было бы нелегко, снизу – низина, за ней – топкое болото.

– Тут мы заметили, – произнёс Палутин, – что немцы и не думают наступать. Прямо перед нами, километрах в двух, за низиной и болотом находилось большое село. Брать его мы не собирались, ждали подхода главных сил. Как вдруг видим, что фашисты ходят по деревне с факелами и собираются её поджечь. Население – женщины, старики да дети – высыпали из домов. Вот-вот случится непоправимое. Вижу, лица у всех побелели. Командир не успел слова сказать – все как один поднялись в атаку. Мы скатились в низину и тут же попали под прицельный миномётный огонь. Командира убило на месте, меня ранило осколком в грудь. Хотя мои товарищи и ворвались в село, но спасти его не удалось. Дул сильный ветер, почти все постройки сгорели. Так немцы и сожгли деревню…

Почти три месяца пролечился Георгий Николаевич, а как поправился, вскоре после Нового года, влился в атакующие колонны 1-й Московской гвардейский дивизии, сражавшейся на Белорусском фронте.

Второе ранение – в левую руку он получил в феврале 1944 года, под Витебском, где фашисты оборонялись яростно, с фанатизмом обречённых. Ранение оказалось серьёзным, не легче предыдущего. Помимо локтевой кости, прострелянной насквозь, пуля повредила нерв. Около 4-х месяцев лечился Палутин. Летом 1944-го, когда фронт переместился на территорию врага, он опять был в строю. Теперь уже до Победы.

Когда за Георгием Николаевичем закрылась дверь, я достал его рентгенограммы. Помните об осколке в лёгком? По описанию рентгенолога он находился «кпереди от восходящей аорты». Пройди частица немецкой мины хотя бы на сантиметр глубже, оказалась бы поражённой аорта – самый крупный сосуд человеческого тела шириной в два поперечных пальца. Ранение аорты всегда смертельно. Знал ли Георгий Николаевич об этом? Разумеется, знал, хотя и без медицинских тонкостей. Однако же даже слова не произнёс: об осколке меня проинформировал не он, а снимки, заключение рентгенолога.

Наконец экспертиза была закончена. Не приводя её подробного описания, остановлюсь на выводах, вытекающих из вопросов, поставленных судом:

«…Имеющиеся у Палутина Г.Н. телесные повреждения и данные рентгенографии указывают на наличие у него в прошлом двух ранений: слепого осколочного ранения грудной клетки слева с повреждением 4-го ребра и наличием в лёгком инородного тела (осколка), а также сквозного огнестрельного ранения левого предплечья со сросшимся переломом локтевой кости, эти ранения большого срока давности и могли быть получены в годы Великой Отечественной войны при известных обстоятельствах… Имеющиеся у Палутина Г.Н. ранения грудной клетки и левого предплечья по локализации и особенностям идентичны ранениям, указанным в медицинской документации, выданной на имя Шувалова Ивана Петровича Архивом военно-медицинского музея Министерства обороны». В тот же день заключение эксперта № 415 было отправлено заказным письмом в районный народный суд.

Вот такая история об одной экспертизе и судьбе Человека. Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. В бесконечной летописи Великой Отечественной у Георгия Николаевича Палутина своя веха, своя память.

Марк ФУРМАН,
заслуженный врач РФ