ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
Что мы о Шукшине ещё не знаем
Рубрика в газете: Тайны советской классики, № 2019 / 28, 26.07.2019, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Об истории романа Шукшина «Любавины» написано вроде немало. Но всей правды до сих пор не сказано.
В жэзээловской книге Алексея Варламова «Шукшин» 2015 года издания, которую уже в 2019 году нещадно разругал кинооператор Анатолий Заболоцкий, утверждается, что одним из первых рукопись романа оценил писатель-фронтовик Виктор Некрасов. По его версии, именно Некрасов осенью 1962 года познакомил редактора отдела прозы «Нового мира» Анну Берзер с «Любавиными». А та в свою очередь сумела убедить почитать Шукшина заведующего отделом Герасимова. Но потом в «Новом мире» что-то не сошлось, роман редакция отвергла, однако взамен в феврале 1963 года дала цикл рассказов «Они с Катуни». И якобы поэтому Шукшин вынужден был «Любавиных» предложить провинциальному журналу «Сибирские огни». А там роман вышел лишь в летних номерах 1965 года.
Наверное, причины отклонения «Новым миром» «Любавиных» могли бы прояснить главный редактор журнала Твардовский и его заместители Лакшин и Кондратович. Тем более все три руководителя «Нового мира» веди дневники. Но они почему-то о том, как Шукшин появился в их журнале, ничего не рассказали. Видимо, никто из них в 1962–1963 годах прозе Шукшина большого значения не придавал и, уж точно, серьёзную ставку на этого автора не делал.
Впрочем, это детали.
Сейчас я хотел бы уточнить, когда Шукшин завершил работу над первым вариантом «Любавиных». Судя по всему, точка была поставлена в 1960 или 1961 году – после защиты во ВГИКе диплома. А где тогда Шукшин печатался? У всех на слуху лишь один журнал – «Октябрь».
«Октябрь» действительно сыграл немалую роль в творческой судьбе Шукшина. Привёл его туда Леонид Корнюшин. А в редакции дорогу ему дали два других человека: работавшая в отделе прозы Ольга Румянцева и член редколлегии Александр Дроздов, который в своё время довёл до ума сырой роман Василия Ажаева «Далеко от Москвы» для «Нового мира» (где после войны до конца 1949 года властвовал Константин Симонов). Но санкционировал «октябрьский» дебют Шукшина новый главный редактор журнала Всеволод Кочетов, объявивший ещё в середине 50-х годов беспощадную войну всем либералам. И неужели Шукшин даже не заикался Кочетову о «Любавиных»?
Если верить мемуарам Виктора Некрасова, Шукшин не только заикался Кочетову о романе, а самолично отнёс в «Октябрь» один из экземпляров своей рукописи. Однако якобы Некрасов упросил Шукшина забрать «Любавиных» из «Октября» (ибо у этого издания среди либералов была страшная репутация) и сам передал эту вещь Анне Берзер в «Новый мир» (той самой, которая, как гласит молва, первой обнаружила в «новомирском» самотёке повесть Солженицына об Иване Денисовиче, хотя в реальности эту вещь ей лично принесла жена Льва Копелева – Раиса Орлова), чего Кочетов вроде бы потом не смог Шукшину никогда простить. Но всё ли было так, как описал Некрасов?
Дело в том, что «Октябрь» был не единственным изданием, куда Шукшин стучался после защиты во ВГИКе диплома. Чуть ли не одновременно он стал штурмовать также журналы «Знамя» и «Москва», которыми руководили отнюдь не либералы (в первом всем заправлял Вадим Кожевников, сдавший чекистам рукопись крамольного романа Василия Гроссмана «Жизнь и судьба», во втором хозяйничал Евгений Поповкин, который пользовался всемерной поддержкой одного из тогдашних сподвижников Хрущёва – Дмитрия Полянского).
В «Знамени» рассказы Шукшина попали к бывшему фронтовику лётчику Артёму Анфиногенову. Тот как раз тогда кормился внутренними рецензиями и готовился вступить с книжкой об Арктике в Союз писателей. Анфиногенов дал недурственный отзыв, отметив у Шукшина «хороший глаз и чуткий слух». Однако опытнейшие сотрудники отдела прозы – и прежде всего Софья Разумовская (она одно время очень благоволила Юрию Казакову, а прежде много работала с первой повестью Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда») и Виталий Уваров, упорно пробивавший в 1958 году в печать рассказ тогда ещё никому не известного Виктора Астафьева, остались к прозе выпускника ВГИКа равнодушны. Они не захотели рекомендовать его деревенские рассказы не то что главреду Кожевникову, но даже ответсекретарю Катинову или заместителю главного редактора Людмиле Скорино. Похоже, «знаменские» редакторы углядели в Шукшине нежелательного чужака.
Иная ситуация сложилась в редакции журнала «Москва». По некоторым данным, там за Шукшина сразу вступился Георгий Берёзко, который недолгое время как раз на общественных началах курировал в этом издании отдел прозы. А узнал Берёзко о Шукшине, судя по всему, благодаря своим связям на киностудии «Мосфильм» (возможно, даже от известного режиссёра Михаила Ромма, который когда-то отправил Шукшина с одним из рассказов в журнал «Смена»).
Не исключено, что именно Берёзко первым посоветовал Шукшину показать журналу «Москва» рукопись «Любавиных». Но Берёзко скорей всего рассчитывал на то, что роман молодого автора сразу прочтёт кто-то из редакционного начальства: или Лев Овалов, или Василий Кулемин, а может, и сам Поповкин. Но начальство предпочло всё спихнуть на подрабатывавшего у них внутренними рецензиями Льва Линькова.
Свой отзыв Линьков представил в редакцию 8 декабря 1961 года. Копия его сохранилась в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ) в фонде журнала «Москва».
Поначалу рецензент просто захлёбывался в восторгах. Ему «Любавины» напомнили «Дело Артамоновых» Горького и «Угрюм-реку» Шишкова.
«Речь, понятно, идёт не об уровне мастерства и философском обобщении (тут товарищу Шукшину предстоит ещё много и долго учиться), – признался Линьков, – речь идёт о том, с какой смелостью и страстностью молодой автор пытается поднимать пласты народной жизни, раскрыть сложности и многотрудность человеческих взаимоотношений, проникнуть в души людей» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 49, л. 180).
О чём, по мнению Линькова, был роман Шукшина?
«Описываемые в нём события, – отмечал рецензент журнала «Москва», – происходят в крупном алтайском селе Баклань, в канун массовой коллективизации (1925 год).
В Сибири, как и во всей стране, начинается решительное наступление на кулачество, самую зверскую часть эксплуататорских классов, как определял его В.И. Ленин. Предчувствуя «недоброе», кулаки переходят к явному саботажу, припрятывая хлеб, всячески уклоняясь от сдачи его государству. На мероприятия советской власти они отвечают террором, направленным против сельских активистов. Наиболее злобные, оголтелые мироеды, вкупе с белогвардейским охвостьем, создают скрывающиеся в тайге и в горах разбойничьи банды.
Всё это не может не захлестнуть и село Баклань. И здесь начинается резкое размежевание классовых сил, и здесь разгорается ожесточённая классовая борьба.
Семья самых зажиточных сельских богатеев Любавиных (их именем и назван роман) олицетворяет собой всё самое зверское, жестокое, гнусное, коварное и подлое, на что только способен отживший свой век мироед-эксплуататор.
Крушение этой кулацкой семьи, исторической неизбежности её гибели и посвящён роман. У Любавиных цепкая, мёртвая хватка, по-своему они и упорны и трудолюбивы. Они люто ненавидят советскую власть, голь-перекатную. Ненасытное чувство наживы – символ их веры, подминающее под себя всё другое.
И глава семьи – Емельян Спиридоныч, и его сыновья Кондратий, Ефим, Макар и Егор – люди с разными (к слову говоря, отлично написанными) характерами, но их роднит кулацкая природа. Нередко ссорясь, доходя до кровавых драк между собой, они при всё том, крепко держатся друг за друга, готовые перегрызть горло каждому, кто попытается посягнуть на их богатство, на «честь» их семьи.
Ранней весной в село приезжают двое городских рабочих – Василий Платоныч и Кузьма Родионовы, дядя и племянник. При царе Платоныч отбывал в Сибири ссылку, в Сибири у ссыльных родился Кузьма. Сейчас они приехали сюда якобы уполномоченными Краевого отдела народного образования, на деле же имели секретное поручение Краевого ГПУ: напасть на след орудующей в округе кулацко-белогвардейской контрреволюционной банды.
Попытки Родионовых обнаружить и с помощью бедноты ликвидировать банду закончились неудачей, но их захватила в свой круговорот жизнь села – хлебопоставки, строительство школы, борьба с кулачеством. Борьба эта разворачивается прежде всего именно с Любавиными. Вскоре Василий Платоныч гибнет от кулацкой пули (предназначенной Кузьме – Любавины заподозрили его в любви к невесте Егора Марии). Кузьма остаётся в селе один. Возглавляя группу бедняков, он вступает в открытую схватку в Любавиными и, в конце концов, последние оказываются сокрушёнными.
Такова краткая схема романа. Развитие его сюжета осложняется побочными линиями.
Кузьма молод, недостаточно ещё уравновешен, горяч, да к тому же ещё и влюбчив. Женившись на дочери квартирохозяина Клавдии, он полюбил дочь бедняка Сергея Попова – Марию, которую, в свою очередь, любит младший Любавин – Егор. Эта линия занимает в романе немало места (дана она ярко, зримо) и приводит ко многим осложнениям и даже убийствам, порой оттесняя на второй план основную сюжетную линию, а точнее сказать, заслоняя её» (РГАЛИ, ф. 2931, оп. 1, д. 49, лл. 182–183).
Здесь нелишним будет добавить фрагмент из одного интервью Шукшина. Уже в 1965 году писатель, рассказывая о «Любавиных», признался:
«Это – первая большая работа: роман. Я подумал, что, может быть, я, крестьянин по роду, сумею рассказать о жизни советского крестьянства, начав свой рассказ где-то от начала двадцатых годов и – дальше…
22-й год. Нэп – рискованное, умное, смелое ленинское дело. Город – это более или менее известно. А 22-й год – глухая сибирская деревня. Ещё живут и властвуют законы, сложившиеся веками <…> Мне хотелось рассказать об одной крепкой сибирской семье, которая силой напластования частнособственнических инстинктов была вовлечена в прямую и открытую борьбу с Новым, с новым предложением организовать жизнь иначе. И она погибла. Семья Любавиных. Вся. Иначе не могло быть. За мальчиком, который победил их, пролетарским посланцем, стоял класс, более культурный, думающий, взваливший на свои плечи заботу о судьбе страны».
А теперь о том, что Линькова не устроило в рукописи Шукшина. Ему не понравилось, как молодой автор расставил акценты. Он не понимал: раз Любавины – классовые враги новой власти, то зачем автор столь ярко их выписал. Мол, следовало больше души вложить в приезжих, в Родионовых, приехавших в алтайскую деревню удерживать советскую власть. Линьков недоумевал: где в романе коммунисты, где комсомольцы, почему нет сельсовета? А ещё его раздражало обилие в романе кровавых сцен, натурализма и вульгаризмов.
Линьков, видимо, не знал, что Шукшин мало что в «Любавиных» выдумал. Писатель во многом отталкивался от воспоминаний о своём детстве и рассказов матери. Его батя вместе со своим отцом и братом был в начале 1933 года обвинён в участии в антисоветском заговоре. От ареста и расстрела человека не спасло даже то, что он вступил в колхоз ещё в 1929 году. В оговоре отца Шукшина участвовал тогдашний председатель сельсовета. Ну а потом некоторые земляки попытались вытряхнуть семью расстрелянного колхозника из родной избы. Тут ещё маленького Василия соседи прозвали вражонком. И что – после всего этого Шукшин должен был нарисовать какие-то идеалистические картинки о том, как на Алтае проходила коллективизация, и промолчать про потоки крови, про навет земляков, про человеческую подлость?
Кстати, насколько авторитетно было мнение Линькова? Кем был этот рецензент? Как выяснилось, он имел огромный жизненный опыт. В молодости Линьков успел поработать в Нижнем Новгороде фрезеровщиком. Потом он сочинял фельетоны для местных газет. Но в большом искусстве Линьков понимал мало. Чтобы восполнить пробелы в своём воспитании, он уже в 1932 году поступил в Московский архитектурный институт. Однако там он продержался недолго. Не хватило ни мастерства, ни усидчивости.
Позже Линьков набивал руку в «Комсомольской правде» и журнале «Пограничник». Однако как большой писатель он так и не состоялся. Все его повести о пограничниках были скроены по примитивным шаблонам. И самое главное – ему никогда не хватало смелости в собственных книгах называть все вещи своими именами. Он всегда вылезал только за счёт пограничной темы. Но для большой литературы важна не только тема. Главное – люди, характеры. Неудивительно, что тот же журнал «Москва» печатал Линькова лишь от случая к случаю. Что же касается его отзывов на рукописи, то, похоже, они для редакционного начальства мало что значили.
Судя по семистраничной рецензии, Линьков понимал, что был не совсем прав, когда требовал от молодого автора симпатий к новой власти и более решительного осуждения кулачества. Но он знал и другое, что существовали определённые правила игры, не соблюдение которых означало одно – невозможность напечататься. Поэтому Линьков в конце своего отзыва предложил Шукшину подумать о разумных компромиссах.
Завершая рецензию, Линьков заявил:
«Надеюсь, что товарищ Шукшин не будет на меня в обиде за всё сказанное.
Искренне желаю ему успеха. Верю, что роман у него получится по-настоящему полнокровным» (РГАЛИ, ф. 2913, оп. 1,д. 49, л. 186).
Подписал Линьков свой отзыв 8 декабря 1961 года.
Однако, похоже, Шукшин компромисс с редакцией журнала по поводу «Любавиных» так и не нашёл. Слишком по-разному он и редакционное начальство смотрели и на историю, и на деревню, и на русский характер.
К слову: мне кажется, что суть «Любавиных» лучше других уже в наши дни понял Дмитрий Быков. В своей книге о шестидесятниках он утверждал:
«История о раскулачивании спесивого рода Любавиных, вступивших в борьбу с якобы сельскими учителями, а на самом деле гэпэушниками, – вполне кинематографична, с виду традиционна, но на деле загадочна».
Что важно? Не приняв «Любавиных», главный редактор «Москвы» Поповкин тем не менее совсем рвать отношения с Шукшиным не стал. Уже через несколько месяцев он заверстал в очередной номер журнала три его рассказал: «Артист Фёдор Грай», «Племянник главбуха» и «Степан Разин». Поповкин вообще в этом плане отличался большей широтой, чем его коллеги в «Октябре» или «Знамени». Не случайно он потом поместил в «Москве» «Мастера и Маргариту» Булгакова.
Потерпев с «Любавиными» неудачу в «Москве», Шукшин решил показать роман «Октябрю». Он думал, что Кочетов окажется по взглядам более широким человеком, нежели редактор «Москвы» Поповкин.
Кстати, Кочетов, ещё не прочитав рукопись романа, 16 ноября 1962 года заявил в интервью газете «Комсомольская правда»:
«С отличными рассказами выступает Василий Шукшин. Но мы знаем, что он готовит и крупное произведение».
Другое дело, что когда Кочетов прочитал рукопись, то скорей всего не смог принять концепцию романа. Напомню: Кочетов был чрезвычайно идейным человеком. Он искренне верил в непогрешимость советской идеи. Поэтому «Любавины» ну никак ему не могли оказаться близки. Я не сомневаюсь, что именно на этой почве и произошёл разрыв Кочетова с Шукшиным, а не из-за того, что Шукшин захотел печататься у оппонентов «Октября» в «Новом мире». И так ведь произошло у Кочетова не только с Шукшиным. По тем же причинам он потом расстался с Владимиром Максимовым. Из-за этого он не нашёл общего языка и с матёрыми деревенщиками.
Кстати, и начальство «Нового мира» отвергло «Любавиных» скорей всего из-за не так расставленных Шукшиным акцентов. Вспомним, как к подобной прозе с подозрением относился один из тогдашних заместителей Твардовского – критик Александр Дементьев. Не жаловал такого рода прозу и Лакшин.
Но что-то родное в этой прозе почувствовали сотрудники редакции провинциального журнала «Сибирские огни». Но не Анатолий Иванов, который тогда занимал в этом издании пост заместителя главного редактора. Иванову-то Шукшин как раз был чужд. Он сам в ту пору писал романы о коллективизации в Сибири, но ко всему подходил исключительно с классовых позиций. Для него кругом существовали явные и скрытые троцкисты, а все кулаки являлись безусловными врагами русского народа. С такими установками Иванов, понятно, никогда бы роман Шукшина в печать не пропустил. Но тут в журнал пришёл новый главный редактор – поэт Александр Смердов, который взял к себе заместителем критика с очень тонким художественным вкусом и с крайне сложной судьбой Николая Яновского. И Яновский смог некоторые резкости в рукописи Шукшина как бы сгладить и обвести цензуру.
Тут что ещё можно было бы добавить. Вскоре судьба свела Шукшина с дочерью махрового литературного генерала Анатолия Софронова – Викторией, которая уже успела развестись с критиком Дмитрием Стариковым (на чьём счету были разгромные статьи о «Бабьем Яре» Евтушенко и «Тёркине на том свете» Твардовского). А Виктория написала о рассказах близкого ей человека статью для журнала «Знамя», который имел охранительную репутацию, и ещё заказала статью для «Москвы» писателю-деревенщику Михаилу Алексееву. Но эти усилия своего результата не дали. Шукшин тогдашнему литначальству близок так и не стал.
Стоявший на охранительных позициях литературный генералитет почувствовал в Шукшине чужака. Они-то уже не то что приспособились к действующей власти, а давно легли под неё, а Шукшин продолжал, может, тихо, но сопротивляться. Писатель до последнего был не за большевиков, а за простых мужиков. В этом заключалось его главное расхождение с начальниками из «Москвы» и «Октября» и даже с руководством «Нового мира» времён Твардовского. И получалось, что зачастую ему помогали не свои, не «деревенщики», а умеренные либералы. Знаете, кто в 1965 году его рекомендовал в Союз писателей? Сергей Антонов, Георгий Берёзко и Юрий Нагибин. Правда, нынешний директор РГАЛИ Горяева до сих пор категорически отказывается выдавать исследователям для изучения дело о приёме Шукшина в Союз писателей. Видимо, она преследует какие-то свои цели. Жаль, если и это дело сгорело во время недавно случившегося в РГАЛИ пожара.
Справедливости ради стоит заметить, что многие известные либералы также не сильно жаловали Шукшина. Да, они все признавали сильное дарование в писателе. Но это не мешало, к примеру, Василию Аксёнову считать его тёмным человеком. Аксёнову казалось, что Шукшин утратил доброжелательность и многое в этом мире воспринимал злобно. Хотя это в корне было неверно.
К слову: в киношном мире тоже к Шукшину относились по-разному. У нас принято последними словами ругать кинофункционеров, в частности, бывшего директора «Мосфильма» Николая Сизова и руководителя Госкино Алексея Романова. Но, похоже, они в чём-то сделали для Шукшина больше, нежели некоторые официальные учителя писателя и актёра. Я уверен, что снять Шукшину фильм о Степане Разине очень долго мешал не кто-нибудь, а Сергей Герасимов. Другой вопрос: почему? Что – в Герасимове говорила творческая зависть или у него были другие мотивы вставлять ученику палки в колёса? Когда-нибудь мы и это узнаем.
Вообще Шукшин, на мой взгляд, до сих пор толком не прочитан и не осмыслен.
Сегодня Шукшина попёрли бы из всех толстых литжурналов.
Ибо “Знамя” и “Новый мир” приветливо открыты лишь для своих друзей-Улюкаевых.
“Урал” и “Сибирские огни” набиты до отказа творчеством местных кумовьёв из своей тусовки.
“Нева”, “Москва” и покойный “Октябрь” по-снобистски выпятили бы губу, и хорошо ещё, если бы приняли текст на прочтение по электронной почте.
Все эти главреды василевские, чупринины, ивановы и другие случайные деятели давно ждут по свою душу новой метлы.
Так что новый Шукшин ещё нескоро будет.
Думается, что Шукшин в “Любавиных” проявил своё мордовское происхождение. (Сказано не как обвинение, не как попытка “очернить большого русского писателя, назвав его мордвином”, а просто как факт, подмеченный одним из участников сборищ в Сростках, на родине Шукшина.) Мордва была психологически сильнее славян, выносливее русских… И всё-таки мордовские княжества и царства были в кровавой борьбе разгромлены наступающими русскими православными дружинами… Вот этот архетипический конфликт и был заложен где-то в дальних уголках генетической памяти Шукшина – писателя, странным образом не способного нарисовать красивый элементарный пейзаж… Может быть, и тут тоска выходца из народа, который когда-то был лишён родины (родной природы) киевлянами-дружинниками очередного православного князя?
Не соглашусь с комментатором “Макарка” по поводу журнала “Нева”: в этом журнале уже более 10 лет проводится политика поощрения НЕИЗВЕСТНОЙ ХОРОШЕЙ ПРОЗЫ. Дважды в год номера целиком отводятся “милодым провинциалам”, где печатаются рассказы – повести – романы талантливых самородков со всех концов России. Это специальные номера. Но и все остальные номера журнала “Нева” буквально “набиты” хорошей прозой, причём неизвестных аторов. Можно брать наугад любой номер “Невы” в библиотеке – читается так, что не оторвёшься. Это политика главреда Натальи Гранцевой. Так что сегодняшняя “Нева” “наоткрывала” уже десятки новых Шукшиных, просто читатель и критика не всех из них замечает.
Не знаю, кого там наоткрывала Гранцева, но мне открывать Неву не хочется.
Я не видел там НИ ОДНОГО автора, про которого можно сказать “писатель”.
Писатель не того пошиба, что Прилепин, Быков, Сенчин и – Спаси Господи! – Шаргунов и подобное, а хотя бы как Шукшин.
Не надутый резиновый Прилепин, а живой человек с подлинно русским языком.
Десятки новых Шукшиных – это похвала или совсем наоборот?
Не надо придумывать небылицы. Я тоже не истина в последней инстанции, но скажу: Шукшина не воспринимала как личность и художника киношно-литературная верхушка и часть её среднего персонала: это из той же части жизни: “не лезь со свиным рылом в калашный ряд…” Шукшин, несмотря на московское житие так и не обрёл культурного лоска не нашёл устойчивых связей в творческой среде из-за своего характера – высокомерного, разгульного, взрывного, самоуверенного, наглого и т.п. Шукшин тот психотип, от которого все шарахаются, даже если в нём есть что-то выдающееся. Так было и с Высоцким, и с Рубцовым, и многими другими нетипичными, но талантливыми. Поэтому в “иконостасе” элиты они располагаются в третьем и ниже рядах, а наверху, конечно, они – Герасимовы, Бондарчуки, Александровы, Роммы и прочие “святые”. Да и хрен с ними – и с теми, и с этими. Не в них дело. А в народе, который всё хавает и очень быстро люмпенизируется, превращаясь в быдло, несмотря на прививки искусством. А кто прививает-то? Не дай-то, Боже, получить прививку от наркомана и алкаша Высоцкого! Это же штамм!
Браво, Макарка. Очень точно написали. Просто великолепно написали.
Когда Шукшин во ВГИКе учился, то ничего не читал и еще этим бравировал. Потом уж стыдно было, подошел в Михаилу Ильичу Ромму, спрашивает с привычной издевкой: ну, чего мне там такого прочитать, чтоб поумнеть сразу? На что Михаил Ильич ответил: бросай жлобство, хочешь – сам ищи. И тот начал читать книги по программе и вне программы. Вот эта издевательская интонация, ухмылочка, которая и в его фильмах запечатлена, и не нравились. И ко всему вот с таким заходцем. Разве не знать стыдно? Можно прочитать, воспринять. Бравировать этим неприлично. И этак погаже обязательно, ужимкой и голосом подчеркивая свое небрежение. Кто он рядом с Роммом, снявшим “Пышку”, “Тринадцать”, “Мечту”, “Девять дней одного года”, “Обыкновенный фашизм”, сыгравшего блистательно у Эйзенштейна (не вошли кадры, к сожалению), рисовавшего превосходно, писавшего отличные фантастические рассказы, замечательно учившего ремеслу? Это и аукнулось.
“…рядом с Роммом… сыгравшего блистательно…” и т.д. Это на каком языке?
Роман Шукшина “Любавины” не вписывался в тот сложившийся идеологический схематизм, который создался с момента появления “Поднятой целины” Шолохова и самого последователя донского писателя Анатолия Иванова, поэтому его отвергали редакторы-перестраховщики. И то правда, редакции “толстяков” давно сложились из апробированных писателей-завсегдатаев. Рассказы Шукшина не очень несли идеологические штампы и не так были опасны для редакторов. Хотя и они были не похожи на те рассказы, которые тогда преобладали в литературном процессе. Рассказы Шукшина отдавали новаторством и новизной своей подачей и теми характерами, которые были по духу близки Шукшину, но в литераторе их не было. Что там говорить, он был большим мастером короткого рассказа. И что мог разглядеть в “Любавиных” такой недалёкий критик, как Линьков. А уж о Лакшине-функционере и говорить нечего. Он не в состоянии был своей идеологической зашоренностью разглядеть новую подачу романа о коллективизации, который не отвечал той эстетической норме, по которой тогда кроились романы о деревне, порой очень похожие один на другой
Для Бориса.
Если Вы по поводу актёрства Михаила Ромма, то – Ромм играл у Эйзенштейна королеву Англии Елизавету на пробах к 3-й серии “Ивана Грозного” (если мне изменяет память). Есть кадры Ромма в этой роли. Они общедоступны.
Если Вы по поводу орфографии – то да – “сыгравшим”, конечно…
Кугелю #8
Ну вот что нам в России с вами, нерусскими, делать!
То, что для Ромма и Кугеля – жлобство, ухмылочка, ужимка, небрежение, заходец и “погаже” в поведении Шукшина, – то для русских сразу понятно: это ранимая живая душа великого писателя трепещется, попав в непривычные обстоятельства.
Это внутренний ребёнок Шукшина-взрослого стесняется своей будто бы неполноценности по сравнению с прожжёнными прощелыгами советской кинематографии.
И всякий русский человек, вмиг поняв этот тайный ментальный шифр, проникается особой нежностью к русскому гению Шукшину.
Кугель, примите соболезнования вашей ментальной неполноценности в России.
Трудно, наверно, жить чужаком.
Видите ли, дорогой кугель, Шукшин и Ромм – из разных Россий.
Как сообщает Википедия, “Михаил Ромм родился в семье еврейских социал-демократов в городе Иркутске Российской империи, куда был сослан его отец Илья Максимович за участие в революционной деятельности”.
А Василий Шукшин, как сообщает та же Википедия, “родился в алтайском селе Сростки в крестьянской семье. Отец его, Макар Леонтьевич, был арестован на основании 58-й статьи в числе прочих участников «антиколхозного заговора» и расстрелян решением особой тройки, реабилитирован посмертно в 1956 году”.
То есть, дорогой кугель, Михаил Ромм – один из тех “детей Арбата”, родители которых узурпировали власть в России в 1917 году.
А Василий Шукшин – дитя того самого народа, который “дети Арбата” распяли на кресте XX века. И как должен был смотреть сын Макара Леонтьевича на Михаила Ильича, что мог думать о нем?
Вы спрашиваете, дорогой кугель: “кто он рядом с Роммом?”
Отвечаю Вам. Он сын русского народа, – того самого народа, который роммы распяли на кресте ХХ века, лишив своей русской элиты.
А кто такой Ромм?
Сын тех, кто распинал.
Разве Вы этого не знаете, дорогой кугель?
Может, не хотите знать?
Брис, опечатка, верно. Подправь, если не лень.
Да, как говорится, заём в голову зашел. Надо подправить, а то другим пеняю, а у самого несогласования падежные. Нехорошо. Это может черт знает до чего довести.
Когда Шукшин во ВГИКе учился, то ничего не читал и еще этим бравировал. Потом уж стыдно было, подошел в Михаилу Ильичу Ромму, спрашивает с привычной издевкой: ну, чего мне там такого прочитать, чтоб поумнеть сразу? На что Михаил Ильич ответил: бросай жлобство, хочешь — сам ищи. И тот начал читать книги по программе и вне программы. Вот эта издевательская интонация, ухмылочка, которая и в его фильмах запечатлена, и не нравились. И ко всему вот с таким заходцем. Разве не знать стыдно? Можно прочитать, воспринять. Бравировать этим неприлично. И этак погаже обязательно, ужимкой и голосом подчеркивая свое небрежение. Кто он рядом с Роммом, снявшим «Пышку», «Тринадцать», «Мечту», «Девять дней одного года», «Обыкновенный фашизм», сыгравшим блистательно у Эйзенштейна (не вошли кадры, к сожалению), рисовавшим превосходно, писавшим отличные фантастические рассказы (ему прочили большое будущее), замечательно учившим ремеслу? Это и аукнулось. Шукшин, в первую очередь, однообразен, и актер, и режиссер, и прозаик, это из-за нехватки культуры и от презрения к ней, и недобр, это – свойство натуры. И он не жалел никого, и его не жалели. Чтобы тебе простили неприятные черты характера, мало быть талантом, надо быть гением. И то не простят, но попытаются оправдать.
Ну что, Кугель? Ты хотел побегать на “дежурстве”?
После последних комментариев у тебя есть повод “побегать врассыпную”!
Далеко не убегай. Без тебя будет скучно.
Для “Интеллигента хренова”
Есть в каждой нравственной системе
идея, общая для всех:
нельзя и с теми быть, и с теми,
не предавая тех и тех.
Игорь Губерман
Губерман сделал этот вывод из своего собственного опыта.
А чего бегать? Кроме намеков на личное инородство – М. Ромма и мое – особо серьезного ничего высказано не было. Только декларации. Если однообразную угрюмость и хамство, которые не только в поведении Шукшина сквозят, но и центральными темами его прозы и кинематографа заявлены, представлять, как проявления нежной и застенчивой души, то мы, действительно, в разных мирах живем. Это ведь из разряда: утю-тю, а кто это нашу бабушку убил, Васичка? Про распинаторов и созидателей – отдельный вопрос. Возьмите фильмы Шукшина, возьмите его прозу – все однообразно, хотя и талантливо, рассказ от рассказа, фильм от фильма не отличишь, роль от роли. Как бы один рассказ, только под разными названиями, одна роль, только в разных фильмах, один фильм, только где-то черно-белый, где-то цветной. И возьмите фильмы М. Ромма, которые всегда разные и всегда много шире того, чему посвящен конкретный сюжет. И сделаны в различной стилистике. Да, у М. Ромма неудачных фильмов больше, но он и снимал больше. Однако, вот загвоздка: творчество Шукшина рассказывает о малой части народа, причем, даже не крестьянства, а тех, кто в город сорвался или рвется, и не крестьянин уже, и не горожанин. И аудитория этих произведений много меньше, чем у фильмов М. Ромма, которые о времени, конкретном, и людях в этом конкретном времени рассказывали. И “Тринадцать”, и “Мечта”, и “Девять дней одного года”. И то, как жителей села в последнем из названных фильмов режиссер показал, Шукшин показать не смог. А ведь там один-единственный эпизод, когда Гусев на родину к отцу приезжает. А про загадочную русскую душу разглагольствовать – ума особого не надо, знаний тоже. Но, вспоминаю, в “Двойной автобиографии”, кажется, у Ильфа и Петрова еще и загадочная еврейская душа упоминается. Впрочем, тем, кто сразу намекает оппоненту на нечистоту его происхождения, мои доводы ничего не докажут. А показал бы я вам чистоту происхождения, колена до шестого точно. Дальше, как всякий русский человек, никаких сведений о предках не имею. Но тут – идеально. И что еще характерно для защитников и радетелей чистоты крови, они по отдельности не существуют, кагалом нападают. Ну, чудо-богатыри, чего с них взять. Это у них называется единоборство, десяток на одного. Смешно, право слово.
Видите ли, дорогой Олег Татков, от сочинений Игоря Губермана меня неудержимо тошнит.
Даже от одного упоминания о нем и его сочинениях.
Вот и сейчас…
Пожалуйста, прошу Вас, не пишите о нем больше…
Спазмы…
Для Анонима.
А Вам не кажется что каждый человек “питается плодами” и (извините за физиологизм) “извергает/выдаёт на гора и т.д. – “плоды” собственного опыта?
Вот вы и признали, что Губерман, по вашему определению, “и там, и там”.
Для “Интеллигента хренова”
Ну хорошо – есть поэт, который, надеюсь позывов к регургитации у Вас не вызовет..
Осудите сначала себя самого,
Научитесь искусству такому,
А уж после судите врага своего
И соседа по шару земному.
Научитесь сначала себе самому
Не прощать ни единой промашки,
А уж после кричите врагу своему,
Что он враг и грехи его тяжки.
Не в другом, а в себе побеждайте врага,
А когда преуспеете в этом,
Не придется уж больше валять дурака –
Вот и станете вы человеком.
_____________________________________
Булат Окуджава
Николай Рубцов Экспромт
Александру Вампилову (с которым был знаком, надпись на сб. “Звезда полей”, 1967)
Я уплыву на пароходе,
Потом поеду на подводе,
Потом ещё на чём-то вроде,
Потом верхом, потом пешком,
Пройду по волоку с мешком –
И буду жить в своём народе.
Такой экспромт можно отнести к В.Шукшину.
В общем, одни снимают “Пышек” по Мопассану, другие “Калину красную”.
И кто прав?
Таткову. Вы увязли с Симоновым, а теперь увязнете с Окуджавой, который не больно-то “осуждал себя самого”, а очень даже “судил соседа по шару земному”. Он (по-вашему поэт, не вызывающий позывов) не “давил в себе гадину”, когда призывал ее давить в других, подписавшись в письме 43-х и заявляя во многих интервью, что он радовался первому залпу по защитникам Белого дома? Называл себя “прорабом перестройки”. Почитайте его биографию вдумчиво. Не он ли сказал на съезде депутатов, будучи, если не ошибаюсь, членом межрегиональной группы, дескать, мы исподволь готовили перестройку? Найдите фотографию, на которой он сосредоточенно уминает кусок мяса, поданный ему Чубайсом, плюс рядом кушает Гайдар… Все это есть в интернете. Мне есть, что о них сказать не понаслышке. Давайте вы будете менее назидательным, а я больше не буду продолжать об Окуджаве и Симонове.
Ой, а от Акуджавы уже меня просто выворачивает.
Пощадите!
Всё никак не могу забыть его “Раздавите гадину!”
По-моему, его вскоре и раздавило небо.
Пошло, так сказать, навстречу поэту.
Для Анонима.
Интересно, а с чего вы взяли, что я увяз с Симоновым?
Вообще то- я писал о еврейской судьбе его стихотворения, о которой сам Симонов понятия не имел, хотя, возможно, и слышал эту песню в Бари на английском языке, когда был там в 1944 году. Союзники её крутили по радио.
Только и всего.
О Симонове будет часть следующего материала, надеюсь.
Мы с Алексеем Кирилловичем долго разговаривали.
И ещё одно – я не назидателен – я пытаюсь быть объективным, но..
Правила ролевой игры на этом форуме не совсем честные кто-то в маске, кто-то без…
Зачем вам нужны паспортные имена комментаторов? Если я заменю свой ник именем, отчеством и фамилией, как вы можете проверить их подлинность? Правила комментирования нигде не регламентируют форму ника, ни на одном сайте. Я уже писал неоднократно ответ на эту претензию: не хочу, чтобы на меня писали доносы. Кроме того, меня забавляют постоянные, тупо повторяемые слова “парткличка”, теперь вот фашистское “партайгеноссе”. Жду с нетерпением нового изощрения. Я имею право посмеяться над тем, что считаю людской тупостью?
Олегу Таткову
Свои подлинные ФИО указывают на свободном сайте люди, добившиеся в жизни каких-то мелких достижений и понимающие, что это их потолок.
Если ник-маска сравняет их с другими – они этого просто не переживут.
Значит, жизнь прожита зря.
Думаете, зачем некоторые господа здесь меряются своими принадлежностями, с цитатами и указанием страниц?
Они хотят сказать, что они – на рубль дороже.
Авторов материалов это не касается.
“Пышку” М. Ромм снял так, что Р. Роллан, посмотрев фильм, спросил – откуда автор узнал такие мелкие подробности о жизни во французской провинции. Прованс, кажется, упоминался, но не буду утверждать. Не стану также напоминать, что фильмы про Ушакова были сняты с большой гордостью за государство и народ, который это государство вытянул. Там много чего в качестве дани времени, но есть искусство. Два фильма о Ленине – классика, абсолютное искусство при сомнительной и убогой схеме идеологической, которая в основу положена. А уж “Девять дней одного года” эталон кинематографический. “Калина красная” очень сомнительна по художественным качествам. Бесстильная, цвет раздражает, не умеют с ним работать ни оператор, ни режиссер. Актерская игра? Хорош Г. Бурков, очень хорош О. Корчиков, И. Рыжов тоже, но это его амплуа, в других фильмах он ту же роль играл. Сам Шукшин тут не ахти. Черно-белые фильмы у него лучше получались, и монтаж там чище, например, в “Печках-лавочках”. И сама история тоже не дотянута. Он в интервью говорил, что испугался показать главное – Прокудин на смерть нарывается, это его выбор. А логика, между прочим, такая: Прокудин из тех же шукшинских персонажей. От крестьянства ушел, в городе не свой, маргинал. Решил обратно вернуться, но увидел, что в селе ему скучно будет после городских увеселений. В общем, ни туда, ни обратно. Только помереть. И опять, о чем я писал выше, рассказ не о русском народе, не о какой-то его части, а о малой прослойке, маргиналах. Ведь нигде не сказано, почему Прокудин стал вором. Только фантазировать – война, послевоенное детство, голод. Судя по повадкам и натуре, на зоне ему вполне удобно. Конечно, на воле еще лучше, чем в неволе. Но это его собственный выбор, не жертва он истории или злого рока. Ну и о чем фильм? Об отдельном человеке, который не очень интересен? Снято – см. выше. Лучшие фильмы из немногих, снятых Шукшиным, “Печки-лавочки” и “Живет такой парень”. Сюжетные фильмы он снимать не умел. Использовал выразительную фактуру. Кстати, С. Никоненко лучше него по его же рассказам снял фильм “Елки-палки!”, и с использованием шукшинской фактуры “Трын-трава”. Хаять и отрицать талант Шукшина смысла нет, но дарования бывают разной величины, и разный вклад в искусство у разных людей. М. Ромм замечателен уже тем, что выучил Г. Чухрая, А. Митту, Н. Михалкова, В. Шукшина. А то давайте ему вместо знаков пяти Сталинских премий повесим одну желтую звезду. Устроит?
Для Прохожего.
Мне кажется то, о чём Вы пишете – издержки любой профессии. В медицине та же ситуация, в кино.
На любом банкете кафедральном или пост-симпозиумном найдётся пьяненький профессор, который будет рассказывать сколько великих изобретений у него украли.
То же и в кино – достаточно прийти в буфет Белого зала дома кино и послушать, что там говорят (говорят обычно громко – слышно всем) некоторые посетители.
Но у них (медиков и киношников) хоть есть лица и звания, – некоторые узнаваемы, некоторые нет.
Здесь же на форумах предлагается исходно верить в порядочность и вменяемость собеседника под ником и в достоверность его аргументов.
А эти характеристики у оппонента под ником и их аргументов иногда отсутствуют.
Что делать?
Я для себя лично пока не решил, но думаю что не буду в эту ролевую игру играть больше. – какая-то она неправильная, на мой взгляд, тем более, что я к литературе профессионально никакого отношения не имею…
Вот как-то так.
1. Для начала “Прохожему” на его кредо: “Свои подлинные ФИО указывают на свободном сайте люди, добившиеся в жизни каких-то мелких достижений и понимающие, что это их потолок”.
Ещё одна “парткличка” – претендент на “Гуру”. Так сообщите о Ваших “крупных” достижениях и Где ваш потолок?
2. Вячеслав Огрызко предположил об одном из “функционеров”: “…говорила творческая зависть или у него были другие мотивы вставлять ученику палки в колёса?”. Не дали В.Шукшину показывать Правду народной жизни.
3. Здесь на сайте “ЛГ” идёт дискуссия. Были, есть и будут в литературе (сценаристы) и кинопроизводстве (режиссёры) приспособленцы и безсеребренники.
4. Где и какая-нибудь будет Открытая Онлайн-конференция о современных “кино” (сериалах)? В которых под идеей борьбы Добра и Зла наблюдается констатация “чернухи”, “порнухи” “светской” развлекаловки, методов насилий. Кто сейчас “выдающиеся” сценаристы и режиссёры, ещё не достигшие “потолка” и всяких Оскаров?
5. Не случайно популярны в семейном кино “Неподдающиеся”, “Девчата”, “Высота”, “Журбины”, “Верные друзья”, где были сама Жизнь, Работа, Семья и Человечность.
Юрию Кириенко.
Вы правильно откликнулись.
Это было написано о Вас и для Вас.
Прохожему. Век не забуду.
А в остальном: Ходите мимо и “не делайте под Маяковского, а делайте под себя”.
Характеристики и аргументы равно отсутствуют еще чаще у тех, кто гордится своим именем, отчеством и фамилией и считают нужным сообщить их всем подряд. Как правило, они высокомерны, самодовольны, хвастливы и хамоваты. В качестве положительного опыта они нескромно ссылаются на себя любимых и на свои “шедевры”.
Гюрзе Георгиевне на комм. № 35. Поскольку я вижу, что вы, как смотрящая по сайту, “дарите” своё неповторимое резюме, то вам покоя не даёт Гордость авторов с подлинными Фамилией, Именем и Отчеством.
Не хотите ли вы также поГордиться своими “шедеврами”? Или нечем хвастануться?
Кириенке. Мне никак не дорасти до вашего самодовольства. Поэтому разрешаю здесь вам быть фаворитом – цвести и пахнуть.
Гюрзе Георгиевне. Да, собой я доволен. Если вы меня признали “быть фаворитом”. Для этого вашего разрешения уже не требуется.
Но хочу вернуть “комплимент”: “Цвести и пахнуть” – желаю вам.
Надо прекращать обсуждение. Ибо сказанного достаточно.
А Окуджава вообще не поэт. Бард – и впрямь замечательный. Но не поэт.
Аминь.
«Девчата», «Высота», «Журбины», «Верные друзья». Эти фильмы смотрят не только в семейном кругу. Блистательно снято, классика. Кроме “Неподдающихся”. Это вполне проходная картина, там только А. Кожевников и Ю. Белов хороши. Или вы разумели “Весну на Заречной улице”? Тогда – да.
И еще. “Большая семья”, а не “Журбины”, конечно.
В “Неподдающихся” показаны живые персонажи (“технари”) и действующее производство. В отличие от современных киноподелок на фоне пустынных корпусов, из которых вывезено куда-то (куда?, кто подскажет?) токарные, фрезерные, штамповочные и других типов Станки, Электрооборудование, на которых создавалась Отечественная материальная товарная масса. За некоторыми “гонялись” даже иностранцы.
Приятно, что у вас пробудился интерес к иностранным заимствованиям. Только я не Георгиевна; ваши агенты (“партайгеноссе”) плохо работают.
Партайфрау Гюрзе Георгиевне. Вы признали меня “фаворитом” на сайте. Не выдумывайте мифические “иностранные заимствования”.
Вообще-то я сочла вас безусловным фаворитом в способности огрызаться на каждый мой комментарий в ваш адрес. Имелось в виду признание вашего превосходства надо мной в смысле “цвести и пахнуть”. Но раз уж вы так поняли, то считайте себя здесь безусловным фаворитом среди всех. Интересно, поддержат ли меня остальные?
Интеллигенту хе.рову. А Высоцкий кто?
1. Партайфрау Гюрза Георгиевна! Вы ведёте себя как оскорблённая феминистка. Не приставайте ко мне. Со своим нюхом ищите рядом коллег-литераторов.
2. Возможно вы найдёте подруг-феминисток, хотя я не уверен. Создавайте кружок по поиску других фаворитов. Мне очень интересен состав группы-кружка поддержки.
Отвечу за Интеллигента хренова.
Высоцкий – бард.
И очень хороший бард.
Но не поэт, увы. Читать глазами его вирши невозможно – на второй странице скука одолевает.
А вот когда он эти свои вирши хрипит под гитарный бой – скуки как не бывало.
Этим-то и отличается бард от поэта…
Поэту не нужны ни гитара, ни хриплый голос. Он одними только “буковками” способен очаровать читателя.
Одними только “буковками”!
Для # 47. Ошибаетесь. Мне все ваши “любезности” забавны и убоги, как и ваши “шедевры”, которыми вы здесь вдоволь нахвастались. Но если вы считаете, что я – как “оскорбленная феминистка”, то не оскорбляйте. Не ведите себя, как баба. Кружков никаких не знаю. Это у вас были марксисистско-ленинские кружки, а я в КПСС не состояла.
на комм. № 48, Дряхлову. 1.Вы верно подметили по Высоцкому. У него тексты – протестного содержания (кроме “военных” и “горных”). Как поэта, “шестидесятники” при жизни не признавали (кроме песни о “загнанных” флажками волках, которыми они – загрантуристы – себя считали). Своим стихами они дразнили элиту ЦК.
2. Песенными народными поэтами являются Н.Рубцов и С.Есенин, на тексты которых созданы – в среднем звене русской интеллигенции множество песен (бардовских).
3. Кантаты с распевами от композиторов – приспособленцев (не владеющих народной мелодикой) я не считаю за песенность
Для Дряхлова.
Вы понимаете в чём проблема.
Евтушенко занёс Высоцкого в антологию поэтов 20-го века, И студентам его рекомендовал к обязательному обучению.
Вознесенский прямо называет его поэтом, И в прозе и даже в стихах (“На смерть Высоцкого”.).
А Вам с Интеллигентом так не кажется..
Вот я и думаю…
“А почему, собственно?” (это цитата).
P.S. “Жди меня” для Вас тоже как-бы не то.. (по-моему это был Ваш пост – я на него не успел ответить – удалил Админ,
– могу ошибаться)…
“Может быть что-то в консерватории не так?” (это цитата)…
Дряхлову. Спасибо за ответ. Подписываюсь под каждым словом. Именно что БАРД.
Для № 49. 1. От партайкличек в мой адрес я вас отучил.
2. Пусть вы будете простая беспартийная феминистка. “оскорблённой ” не буду вас называть.
3. Группу вашей поддержки пока не видно.
Евтушенко…
Вознесенский…
Евтушенко…
Вознесенский…
Евтушенко…
Вознесенский…
А Вы еще кого-то знаете, Татков?
А!.. понял!
Вы знаете Рождественского и Ахмадулину.
И это, наверное, весь Ваш список поэтов.
Ну-ну…
Смотреть кино из-за того, что там производственный процесс верно показан – это как-то, извините, не очень правильно. И не дело искусства верно производственный процесс казать, потому что схема или инструкция по сборке тут уместнее. Опять же, найдутся специалисты, которые поглядят и скажут: актер молоток не так держит, а эту заглушку не забивают, а вкручивают, а эта деталь вовсе от другого изделия. В общем, сельское хозяйство отдельно, а фильм “Кубанские казаки” отдельно. Иначе самыми лучшими мастерами в литературе надо признать Хейли и Штемлера, а самыми лучшими мастерами в кино тех, кто точно и бережно экранизировал произведения Хейли и Штемлера. Вот только читать это и смотреть могут только Хейли и Штемлер, и то не всегда. Предпочитая Фолкнера и Кубрика. Уже Гайдай в эту систему не вписывается. “Кавказская пленница”. Какая же она пленница, если убежала? “Операция Ы”. Разве так студенты сдают экзамены? Разве так выглядят исправительно-трудовые работы? Разве так заметают следы расхитители социалистической собственности? Ничего общего с действительностью, но ведь – искусство.
Киноискусство многопланово. Но и пиарить скрытно порнуху, чернуху, суициды молодёжные из-за “непонимания” какой-то Души и методы насилий – то же не метод.
Эгоизм и эгоцентризм процветают при этой бизнес-модели общества процветают.
Так кому это надо?
Великосербову. Такой еще знает Окуджаву, Высоцкого и Губермана.
Для Анонима, Великосербова!
Ребята – перевод на личности (А ты кто такой?) это не способ ведения дискуссии. Это классический признак того, что общаешься с троллем, причём вульгарным…
Посему замолкаю; – во-первых не с кем, во -вторых не о чем.
Выводы я сделал – в этом клубе анонимных алк (зачёркнуто) “литературоведов” мне делать нечего.
Наслаждайтесь.
По этой тошнотворной “беседе” видно, что околописательчкая тусовка разделилась на два лагеря: поклонники шестидесятников- Детей Арбата и с другой стороны – дети Кубанских казаков-мракобесов-лапотников.
У тех и других шея свёрнута назад, в прошлое.
Куды современному умному человеку податься?
Поговорить-то не с кем.
Для # 59. Пронесло? Полегчало?
На комм. № 59.
1. Вы не назвали “лапотников” : Н. Рубцова, А. Передреева, Ст. Куняева, Н.Тряпкина, Ю.И.Селезнёва, потом могу добавить.
2. Советую для просветления податься на сайт “Звезда полей” и читать “классиков” – комментаторов сайта “Литературной России”.
3. Перед этим одеть “лапти” (резиновые сапоги), взять лопату, вскопать пару грядок, посадить лук или морковку , или свёклу и далее месяца два вытаскивать сорняки до урожая.
Современному умному читателю надо податься туда, откуда он и появился (каждый подставит слово по собственному усмотрению). Этот современный и умный не знает, что фильм “Большая семья” по роману В. Кочетова снимал И. Хейфиц, а фильм “Высота” по книге Е. Воробьева – А. Зархи. Такие вот воплотители лапотных мракобесных идей. И повторю – я большой поклонник этих фильмов. При том, что не люблю В. Шукшина во всех его проявлениях, невысоко ставлю В. Высоцкого и на дух не переношу А. Рыбакова с А. Вознесенским. При этом кто только не интересовался, почему кугель – кугель, не из субботнего ли это лексикона. А этот умник пытается меня к сермяжному кодлу отнести. Вопрос только один – искусство это или нет. А кто сочинил или снял – дело второе. Я и М. Ромма люблю, что тоже подтверждает мою сермяжную ориентацию. И кто, наконец, К. Симонов, почвенник или либерал? Все про родину, про три березы, но с буквой р был не в ладах до конца жизни, не очень, скажем, приличной. Это я к тому, что – пойди почитай, читатель. Ум свой и образованность тут тебе сеять ни к чему. Вдруг да взрастут.