«Чужую боль удочеришь…»

(Предисловие Константина Комарова)

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2025 / 38, 25.09.2025, автор: Аннэтэс РУДМАН

Наполненное лирическим драматизмом пространство поэзии Аннэтэс Рудман расширяется «концентрическими кругами», вовлекая в себя и социальное («страна моя босая», «наш век растерзан и измучен»), и географическое, и историческое («тень Кобы»). Главная мишень критики, которую Рудман осуществляет с неоромантических позиций: человеческое равнодушие, «повседневности печать» на лицах-масках, «стужа» в сердцах, тотальное потребительство, жадность и гордыня, поработившие людей, повсеместная серость и усреднённость, «светская фальшь», «мелкое враньё» и «пошлая суета» не могут не вызывать негодования. Вместе с тем, транслируя высокие максимы о чести и благородстве, ориентируясь на них, Рудман сама признаётся, что слабо им соответствует («я тоже в серости тону», «мы все оглохли в этой беготне», «мы слепы все»). Но «в поисках обманчивой свободы», в стремлении «быть прозрачной, невидимой быть» спасает вера в «тёплый свет в конце туннеля», в «предназначенный маршрут», вера в Бога, с которым «не страшно сходить с изменённой орбиты». Так в душе лирической героини зреет тихое сочувствие, затрагивающее всё живое («Старый тополь») и сознание того, что своя боль уйдёт, когда «чужую боль удочеришь».

Константин КОМАРОВ

г. Екатеринбург

СТАРЫЙ ТОПОЛЬ

Старый тополь пухом белит улицы столицы.

Жаркий день стекает потом по усталым лицам.

Сухо, знойно, пух кружится и щекочет ноздри,

Дети ловят в руки хлопья, собирают в грозди.

Ночь пришла с горячим дымом, с нестерпимым жаром,

Пух, как порох, взял и вспыхнул, пламя побежало

По траве, по пыльным макам, по кустам сирени.

Задыхается столица, и гудят сирены.

Утром дождь ворвался в город, смыл с асфальта копоть.

Через год не стало пуха – умер старый тополь.

* * *

Я хочу научиться у кошки

Безразличию к ласке людской.

Я хочу научиться у ночи

Обретать тишину и покой.

Я хочу научиться у камня

Не дышать, не страдать, не любить.

Я хочу научиться у ветра

Быть прозрачной, невидимой быть.

* * *

В антикварном быту старушки

Груды старого барахла:

Бусы, ёлочные игрушки,

В медных рамочках зеркала,

Веера, портсигары, броши,

Кресло, ваза, резной комод,

Зонт японский, почти не ношен,

Скупщик вряд ли его возьмёт.

Сердцу памятные предметы,

Как глоточки святой воды.

Горделиво глядят с портретов

Тёти, бабушки и деды.

Что отправить сегодня в скупку:

Янтаря золотую нить

Или бронзовую голубку,

Чтоб задолженность отплатить?

А в глазах – угольки печали,

Боль отчаянья – на лице.

Жизнь любила её вначале,

Но забыла о ней в конце.

* * *

На лицах незнакомцев вижу маски,

на каждой – повседневности печать.

Я собственной эмоции окраски

по лицам научилась изучать.

Улыбки собираю по крупицам,

охапками – задумчивость и грусть.

Смотрю в глаза, в упор, чтоб убедиться:

играем в обоюдную игру.

Всё чаще люди, мне прицелясь в душу,

бросают льдинку и уходят прочь.

Я в каждом человеке вижу стужу –

во мне живёт такая же, точь-в-точь…

* * *

Я вижу серость ваших глаз,

Кусочек неба в них погас,

Повсюду серость.

Она лежит здесь, не таясь,

К одежде липнет, словно грязь,

И в душу въелась.

Я тоже в серости тону

И на себя беру вину,

Так будет лучше.

Мечтала вас свести с ума,

Но стала серой я сама –

Несчастный случай.

* * *

Как мне пройти по порванной струне?

Зачем мне риск опасных приключений?

Я прячусь от людей в стальной броне,

От каждого из вас, без исключенья.

Я глохну каждый день, как на войне,

Переживая новые удары.

Наклеенные ноты на стене

Не смогут передать игру гитары.

И если упаду, то там, на дне,

Не стану тратить силы на обиды.

…Мы все оглохли в этой беготне,

Мы слепы все. И выхода не видим.

ВАЛУНЫ

Вожди лежат, страну не видя,

В окаменелой тишине.

Один – в гранитной пирамиде,

Другой – в прославленной стене.

Мой рот зашит, молитв не ждите!

Мне часовой прикажет: «Стой!»

Здесь измеряли ход событий

Линейкой с красною звездой.

Тебе, страна моя босая,

Ещё бояться тишины.

Те, что в лицо слова бросали,

Лежат в тайге, как валуны.

На них не заживают раны,

Их крики выжжены огнём.

Невинной крови пентаграммы

Хранят подвалы под Кремлём.

Надев фальшивые короны,

Цари играют в поддавки,

И мчатся, мчатся эшелоны

В Карлаг, Алжир, на Соловки.

Мне смерть вождей не греет душу.

…Как таракан, из-за угла

Тень Кобы выползет наружу.

И над Москвой нависнет мгла.

* * *

Вы пьёте эту жизнь так смело,

Как будто жизни нет конца…

Смывает дождь разводы мела

С асфальта, будто грим с лица.

Вчера советские детишки

За честь вели дворовый бой,

Сейчас подросшие мальчишки

Увлечены другой игрой.

Наш век растерзан и измучен.

Наш новый мир совсем не нов.

А то, что мы считали лучшим,

Хранят обрывки детских снов.

* * *

Щебет светских дам неосторожный,

Полный осуждений разговор…

Кто объект, понять, увы, несложно,

Заговор готовят, приговор.

Слов не слышу – щёлкают клыками.

Я – не я, сплошной адреналин.

Сколько лет они бросают камни,

Новых выбирая Магдалин!

Эти дамы бесятся от скуки,

Оттого, что в сердце пустота.

Гул в ушах, сжимаю в гневе руки,

К горлу подступает тошнота.

Выпью залпом, отойду подальше,

Приглашу друзей к себе домой.

Я боюсь, что в этой светской фальши

Не сумею долго быть немой.

* * *

Стрелки бесприютными скитальцами

бродят по окружности часов.

Мы сюда приходим постояльцами

временных кирпичных корпусов.

Дни однообразные, похожие

друг на друга, словно близнецы,

мчатся торопливыми прохожими

в никуда, не глядя на часы.

Кто-то жизни учит, кто-то учится,

кто-то от рождения умён.

Жизнь и смерть – незримые попутчицы

с давних незапамятных времён.

Наши судьбы нами исковерканы,

их уже не выправить никак.

И дурак, взглянув однажды в зеркало,

так и не поймет, что он дурак.

* * *

Вы спросите: «Что завтра?» – я не знаю…

Я верю в предназначенный маршрут.

Цыганки виртуозно нагадают,

Но карты виртуознее соврут.

Я никогда пророком не прикинусь

И, чем бояться, лучше помолюсь.

Шагаю в неизвестность – это минус,

Уверенно шагаю – это плюс.

Вы спросите: «А умирать не страшно»?

Отвечу: «Умираем каждый миг…»

Большим и светлым был наш дом вчерашний,

Сегодня там пожарище дымит.

* * *

Стремиться к пошлой суете

в безумной гонке – смысла мало.

Любить случайных и не тех,

любить врагов душа устала.

Устала лучшее искать,

как пони, бегая по кругу.

Как в этих поисках не стать

своим амбициям прислугой?

Как скорость выдержать суметь

и вовремя остановиться?

Как жить, когда стирает смерть

с лица земли родные лица…

* * *

Когда я волнуюсь, мне тускло и серо,

Но в этот момент укрепляется вера.

Смиряясь, я вижу: ребёнок смеётся,

Кружатся стрекозы и катится солнце.

Когда попадаю в капканы обиды,

Чужие страданья теряю из виду.

Мне больно и мелочно, тесно и слёзно,

И я забываю о горе серьёзном.

Когда я теряюсь, найдётся пропажа,

Господь пожалеет, похвалит, накажет…

Не страшно сходить с изменённой орбиты,

А страшно быть другом и братом убитой.

* * *

Прошлое терзает… Как под лупой,

Вижу дни, события и годы –

Я была неопытной и глупой

В поисках обманчивой свободы.

Я несла родным букеты боли,

Приправляя грубостью и ядом –

Их любовь была моей неволей,

А в неволе ничего не надо.

Оглянусь… И пробивает током –

Как Господь простил поступки эти?

Я была к своим родным жестокой,

И за это отомстят мне дети.

* * *

Желтеют страницы чужого письма,

размашистый почерк, по краю – тесьма,

посланье из прошлого века.

У нас всё иначе: несёт интернет

два файла на адрес, где улицы нет,

на почту, где нет человека.

Фамилия, имя – придуманный ник,

который неясно откуда возник,

набор из бессмысленных знаков.

Различий немного: ошибки и слог,

нерусские буквы – кто выучить смог.

А почерк у всех одинаков.

* * *

Бежишь вперёд, бежишь один,

срывая нити паутин,

а цель не видишь.

Как быть, когда нет сил, устал,

не взят последний пьедестал,

в тумане финиш?

Ты вспомни детство, старый дом,

дощатый мостик над прудом,

в саду – качели.

Как быть? Ты сам найдёшь ответ,

когда поманит тёплый свет

в конце туннеля.

* * *

Я не беру того, что не моё,

Мне не приносит радости чужое.

Уверена, что мелкое враньё

Вернётся в дом внезапною бедою.

Беру взаймы премудрости у книг,

Гомер, Сервантес – всех не перечислить.

Когда горит на тумбочке ночник,

Люблю переосмыслить чьи-то мысли.

Чужих идей у Бога не прошу.

Мои друзья – моя награда свыше,

Молюсь за них и свечи не гашу,

Чтоб Бог меня заметил и услышал.

Об авторе

Аннэтэс Николаевна Рудман – поэт, издатель, журналист, певица. Родилась в Томске. Живёт в Москве.

Окончила филфак Российского университета дружбы народов (РУДН). Преподавала, вела журналистскую и продюсерскую деятельность, работала на телевидении, организовывала фестивали.

С 2002 года возглавляет издательский дом «Импресс-Медиа». Награждена орденом «Национальное достояние» (2017) за огромный вклад в российский издательский бизнес, развитие новых направлений в журналистике, активную просветительскую деятельность и участие в благотворительных проектах.