ДЕД

Рубрика в газете: На конкурс «Защитим правду о Победе!», № 2020 / 14, 16.04.2020, автор: Андрей ПУЧКОВ (г. СОСНОВОБОРСК, Красноярский край)
Пучков Анатолий Васильевич

…Меня вели по длинному, скрадывающему звуки шагов, бетонному коридору. За моей спиной молча шли три человека; никто из них не проронил ни слова, но я знал, куда меня ведут. Знал с самого начала, с того самого момента, когда открылась дверь камеры, и кто-то невидимый выкрикнул мою фамилию. Несмотря на тишину коридора, мои собственные шаги гремели так, как будто какой-то ненормальный шутник шёл рядом и бил меня бубном по голове! В конце коридора замаячила дверь, гул от шагов стал стихать в голове, и я с облегчением увидел, как через щели неплотно прилегающего к косякам дверного полотна, пробиваются полоски света.
Дверь открылась разом, так, что я от неожиданности остановился, как вкопанный. И прежде чем в голове мелькнула мысль о том, что надо бы идти, почувствовал сильный толчок в спину, который буквально выбросил меня из распахнутых дверей. Глаза к свету привыкли быстро – всё-таки в камере я пробыл всего несколько дней, пока шли какие-то разбирательства, а не сидел, как некоторые, месяцами, а то и годами.
Послышалась команда «К стене!» Я усмехнулся и, осмотрев кирпичный «колодец», являющийся внутренним двориком большого здания, спросил, ни к кому собственно не обращаясь:
– К которой стене-то? К какой вы больше привыкли?
– Она прямо перед тобой!
Я пожал плечами и пошёл к выщербленной пулями кирпичной стенке. О том, что стена попорчена именно пулями, можно было определить сразу, так как в некоторых сколах красного кирпича матово поблёскивали кусочки свинца. Кто отдавал приказы и говорил со мной, я не мог понять, пытался определить, но ничего не получалось. Всегда выходило так, что когда я пытался разглядеть говоривших, рты у всех у них оказывались закрытыми. И мне даже казалось, что и ртов-то у них ни у кого не было!
Дойдя до стены, я развернулся и посмотрел на своих сопровождающих, которых почему-то стало уже пятеро, хотя, когда мы вышли на улицу, в этом дворике не было никого.
– Отвернуться к стене! – послышалась команда от кого-то из них.
Я опять усмехнулся. Всё! Больше я ваши команды выполнять не буду. Я знал, для чего вы меня сюда привели. И знал, почему вы собираетесь меня расстрелять. Вы хотите меня убить только за то, что я сын русского дворянина. А значит, и сам дворянин. А дворянам у вас веры нет! Вы по чьим-то извращённым понятиям считаете, что русский дворянин обязательно станет предателем родины! А в это тяжёлое для страны время и подавно побежит сдаваться.
Как в замедленной съёмке я видел, как эти пятеро подняли ставшие почему-то очень длинными винтовки, настолько длинными, что я увидел чёрные зрачки стволов буквально на расстоянии вытянутой руки от себя. Я ясно видел, как эти чёрные пятна подрагивают, словно от нетерпения. Как будто они хотят, как можно быстрее выплюнуть в меня свинец и, выполнив эту важную работу, успокоиться и застыть в тревожном ожидании следующего выстрела.
Но вот гигантские стволы, наконец, замерли и, приблизившись почти вплотную к моему лицу, стали увеличиваться в диаметре. Они расползались в стороны как чернильные пятна на промокашке. Они соприкасались между собой и поглощали друг друга до тех пор, пока не остался только один громадный срез ствола, перед которым я стоял как перед тоннелем. Я судорожно втянул в себя воздух и вдруг понял, что, пока происходили эти оружейные метаморфозы, вокруг стояла оглушительная тишина.
Это была совершенная первозданная тишина, и когда послышался металлический грохот, очень похожий на лязг затвора, я понял, что вот сейчас из ствола вылетит гигантская пуля и расплющит меня. Но я ошибся, из чёрного тоннеля вырвалась не пуля, а ярко красный сгусток, который охватил всё моё тело, а потом с неимоверным грохотом взорвался в голове…
Я сидел на кровати и, тяжело дыша, смотрел в окно, за которым на столбе висел фонарь. Он, покачиваясь, разбрасывал по комнате быстрые тени.
– Ты чего так подкинулся? С тобой всё в порядке? – раздался сонный голос жены, и она, сев рядышком, погладила меня по спине.
– Всё в порядке, родная, ложись! – пробормотал я, – просто сон неприятный приснился. Спи.
Тревожные ощущения, навеянные сном, развеялись быстро. Не успел я прибыть на работу, как начался обычный для отделения уголовного розыска «дурдом», который, очень быстро вправил мне мозги и наставил на путь истинный. А через пару дней я уже совершенно забыл о ночном кошмаре.
Рабочий день уже закончился, и служивый народ дружно топтался под большим навесом, укрывающим входную дверь в отдел полиции от непогоды. Шёл дождь, и не просто дождь, а сильный дождь, и все, у кого по глупости не оказалось зонта, с завистью смотрели на обладателей оных, которые гордо скакали по лужам, кто к своей машине, а кто на автобусную остановку. Я тяжело вздохнул – моя машина стояла метрах в двухстах, а зонта не было. «Пока добегу, промокну насквозь, – подумал я, – подожду, может какое «окошко» появится, и тогда успею до машины добраться, не вымокнув».
Мне повезло, дождь прекратился и я, не особо-то и торопясь, добрёл до машины, успел даже сесть и завести двигатель, и тут непогода разыгралась с новой силой. В салоне было тепло и уютно от работающей печки, окна «затянуло», и я оказался в своём маленьком мирке, в котором меня никто не беспокоил. Откинув спинку кресла, поудобнее устроился и, прикрыв глаза, начал слушать, как по крыше машины топчутся беспокойные капли.

…Взвизгнула сирена, и я, открыв глаза, тревожно огляделся. Всё! Прибыли на место, скоро прыжок. Следуя примеру своих товарищей, я встал и, с трудом подавляя дрожь в ногах, приготовился. Перед прыжком я почему-то никогда не мог унять дрожь в коленях. Как бы я ни старался, колени всё равно предательски подрагивали. Да! Я боялся! Все мы боялись! Я видел это по напряжённым лицам парашютистов. Моё лицо было точно таким же, я был в этом уверен. Мы боялись высоты, боялись того, что нас может ждать там, на земле. Да, мы боялись, но эти страхи были важны для нас только сейчас, в данную минуту, когда ничего ещё не началось. А когда дойдёт до дела, когда в уши ударит свист ветра, а потом и свист пуль, – вот тогда страх уйдёт! И останется только ненависть.
Довольно сильный рывок раскрывшегося парашюта, и я, поправив лямки подвесной системы, покачиваясь, стал опускаться в темноту. Здесь, наверху, ночь не была такой тёмной, как там, возле поверхности, и я начал повторять про себя: «Быстрее, быстрее, быстрее!..» Чем меньше мы находимся в воздухе, тем лучше.
Лучи прожекторов ударили сразу с нескольких сторон! Это произошло настолько неожиданно, что я чуть не вскрикнул. Нам не повезло! Очень сильно не повезло! По всей вероятности кто-то из разведки что-то не доработал, и мы попались. Лучи прожекторов как ненормально прямые щупальца судорожно задёргались, выискивая цели. Находили, и тут же к освещённым куполам парашютов тянули свои тонкие бледные пальцы трассера.
Как обычно, когда началась работа, страх пропал, и я, привычно освободив ППШ с рожковым магазином, стал бить короткими очередями в те места, откуда велась стрельба по десанту. Белой вспышкой по глазам ударил свет прожектора, и я ослеп! Я не видел ничего, кроме ярко-белого полотна, раскинувшегося перед глазами. Уже не было ночи, не было слышно грохота моего автомата. Не было слышно ничего! Казалось, что звуки сами по себе делятся на непонятные составляющие и затихают, уткнувшись в это слепящее белое нечто.
Я перестал стрелять и, растопырив пальцы, вытянул руку в сторону укрытой белым светом земли, как вдруг прямо из этого света вырвалась и полетела к моей руке тонкая строчка красной пунктирной линии. Она приближалась медленно, как будто не хотела удаляться от светлой поверхности. Я знал, что это такое, и понимал, что, если я встречусь с этой прерывистой линией, я умру. Умирать я не хотел, и поэтому попробовал выбрать группу строп, чтобы отойти в сторону!.. Но не смог даже пошевелиться, так и сидел в подвесной системе с вытянутой вперёд рукой.
Приблизившись ко мне, этот медленный трассер стал распадаться на сотни, тысячи красных точек, которые всё множились и множились, пока не заполнили своей краснотой всё вокруг. И далёкое небо, и залитую белым светом землю, и раскинувшийся надо мной купол парашюта. И вдруг я почувствовал, что начал падать прямо в это красное, медленно пульсирующее пространство. Я закрыл глаза и тяжело вздохнул…

Прошло несколько дней, а меня вдруг стало преследовать ощущение, что я чего-то жду, очень жду, а это всё никак не приходит! Но вместе с тем я был убеждён в том, что это вот-вот случится.
Вечер был пасмурный, дождливый, делать было решительно нечего, и я решил пораньше лечь спать. К тому же меня не оставляло чувство, что этой ночью опять увижу самого себя, и со мной наверняка что-то произойдёт. Хотя я уже привык в последнее время, что во сне со мной всегда происходили непонятные для меня события. Единственное, что я знал наверняка, так это то, что всё, что мне снилось, относилось к Великой Отечественной Войне!

…Выбросили нас удачно! Мы с ходу взяли этот посёлок, практически в рукопашную перебив разместившихся в нём фрицев. Но задачу свою пока не выполнили. Нам приказано было уничтожить склад с боеприпасами, который разместился на железнодорожной станции. Оставался один рывок, однако сделать его мы не могли. Наш десант был прижат к земле огнём из крупнокалиберного пулемёта, на который мы нарвались практически на подходе к станции. Бетонный ДОТ из своей хищной, горизонтальной прорези выплёвывал длинные струи свинца, не давая возможности даже поднять голову. Я завалился в удачно подвернувшуюся канавку и лежал, не решаясь поднять голову, буквально всем телом ощущая, как надо мной мечутся в поисках своей жертвы пули.
Шло время, шло очень быстро! Буквально летело! А это было очень и очень плохо. Из соседнего городка на помощь уничтоженному нами гарнизону уже наверняка мчалась помощь, которой мы противостоять, скорее всего, уже не сможем. Надо было что-то делать! Надо было преодолевать этот ДОТ! Вообще-то, я уже знал, что надо было делать. Я лежал ближе всех к нему, всего метрах в двадцати. Надо было только бросить гранату. Но бросить её так, чтобы она влетела через амбразуру вовнутрь. Иначе толку никакого не будет. Я перевернулся на спину и посмотрел в удивительно синее и чистое небо. Оно было настолько чистым и ярким, что я непроизвольно задержал дыхание. Надо же, а я уже и забыл, что высота может быть такой пронзительно красивой. Жаль, не увижу больше… такого …неба…
Для того чтобы бросить гранату, надо встать! И не просто приподняться и бросить, а именно встать! Встать во весь рост, затем склониться вправо и бросить гранату так, как когда-то я бросал с сыном камешки на озере. Мы с ним искали плоские камешки, а потом бросали их, чтобы они рикошетили своей плоской поверхностью от воды. А мы вслух считали, сколько раз камешек коснётся поверхности озера. И вот точно так же нужно было бросить и гранату. Встать и бросить! Встать и бросить! Это ведь совсем не страшно и так просто! Взять и встать… Я улыбнулся, вспомнив, как сын смеялся, когда у него получался удачный бросок, и рванулся вверх…
У меня всё получилось! Всё было сделано как надо! Быстро и точно! Я не промахнулся! Я даже успел увидеть, как граната серым комочком врезалась в темноту амбразуры.
И вдруг я увидел себя со стороны. Увидел, как моё тело неторопливо встало на ноги, так же не торопясь наклонилось вправо, и из размахнувшейся руки вылетел и мучительно медленно полетел в сторону ДОТа… плоский камешек. Уйти от пулемётной очереди я не успел. С ясно осознаваемой тоской я видел, как ко мне из чёрной щели огневой точки понеслись пули. Но грохота пулемётных очередей слышно не было. И я уже понял, почему… Пулемётчик тоже не промахнулся… Пули вошли в моё тело, и оно плавно опустилось на землю, глядя в небо застывшими глазами. Я перевёл взгляд со своего мёртвого тела на ДОТ и увидел, как из амбразуры вырвался огненный вихрь…
И я улыбнулся… Я справился… Я люблю тебя сынок!..

Несмотря на утреннюю прохладу, я в одних трико стоял на балконе и смотрел в умытое ночным дождём небо. Оно было необыкновенно ярким и чистым. Я уже видел такое небо. Видел и запомнил его. И никогда уже не забуду! На душе у меня было спокойно, спокойно и грустно. Я знал, что мои сны закончились, и что они больше не будут меня тревожить. Как будто мне было показано то, что я должен был увидеть. Обязательно должен был!
Этот сон был последним! Он был настолько реальным, что до сих пор дух захватывало. Он не был похож на те фантастические, раскрашенные сны, после которых оставалось странное чувство недоумения и тревоги. Этот сон вызывал грусть, грусть от того, что меня убили…
Зазвонил телефон и я, вернувшись в дом, снял трубку.
– Виктор Анатольевич, – раздался женский голос, – вас беспокоят из городской библиотеки, у нас завтра будет проходить концерт художественных коллективов, и вы приглашены как наш лучший читатель!
– Вы набрали не тот номер! Я Андрей Викторович! А вам нужен мой отец … – начал было я, и замолчал.
Я не знаю, сколько прошло времени, когда я вдруг обратил внимание на то, что стою возле стола и держу в руках трубку. Машинально поднёс её к уху и, услышав короткие гудки, осторожно положил на стол. Мне всё стало понятно, как будто сложился пазл, который никак не хотел складываться. А тут вдруг появилась недостающая частичка, и всё встало на свои места! И этой частичкой стало отчество моего отца, – Анатольевич! Имя моего деда!
Медленно опустившись в кресло, задумался. Виктор Анатольевич, мой папа. Анатолий Васильевич – мой дед, который пропал без вести на фронте во время войны. Я, наверное, каким-то непостижимым образом смог увидеть, как погиб мой дед. Нет, не так! Я увидел его несостоявшиеся смерти, те моменты, когда он мог погибнуть, но не погиб.
Отсюда и его возможный расстрел. Папа рассказывал, что дед действительно был сыном русского дворянина, который пропал в смутное революционное время. Сам дед работал инженером на военном заводе. Имел бронь, но однажды оперативник из особого отдела предупредил его о том, что, если он срочно не уйдёт на фронт, за ним через два дня придут, как за сыном дворянина. Его тогда не взяли, он успел уйти на фронт. Но это могло быть!
А ещё я слышал, как меня называли по имени, там, во сне! Но не придал этому значения. А потом я, наверное, по прихоти жизни или судьбы, или чего-то ещё пережил все те эпизоды, которые пережил и мой дед. Кроме того последнего раза, когда он увидел яркое небо и вспомнил своего сына…
Я много раз держал в руках и разглядывал пожелтевший листок бумаги с неровным машинописным текстом, который гласил о том, что мой дед Анатолий Васильевич, парашютист-десантник, пропал без вести в 1944 году.
А может это были только сны и ничего больше. Но мне хочется верить, что это не так.
Я тебя помню, дед! Помню и буду помнить!

 

Андрей Викторович Пучков родился в 1963 году в посёлке Хандальск Абанского района Красноярского края. В 1980 г. закончил Абанскую среднюю школу №4. После демобилизации из Советской Армии служил в МВД на различных должностях. В 2006 г. вышел в отставку.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.