Деньги для матери
Рассказ
Рубрика в газете: Народы России: взаимное узнавание, № 2021 / 34, 16.09.2021, автор: Ибрагим ИБРАГИМОВ
«Здравствуй, моя милая мама!
Как ты поживаешь? Справляешься ли с хозяйством? Как наши близкие? Соседи? Сельчане? Думаю, забот хватает? Наверное, дрова тоже на исходе, да и зима не за горой. Мама, ты сходи к нашему соседу Самаду. Его сын многим привозил дров из лесу и тебе привезёт. Не тревожься, я отправил денег, тридцать рублей. Да, это не много, но хватит тебе на первые нужды. Понимаю, ты недоумеваешь: откуда, мол, у меня такие деньги? Нам каждый месяц выдают понемногу, и я скопил. А на что мне их тратить, когда задаром и кормят, и одевают? Я и курить не научился. Правда, мама, сначала хотел купить себе часы, да потом передумал. Этого ли нам не хватает? Успею и на часы сэкономить.
Ты одна у меня на всём белом свете. Хочу по приезде увидеть тебя живой и здоровой. И на колхозных работах не изводи себя. Знаю я тебя, в прошлую осень в страду ночами уходила на поле, а потом надолго слегла.
Милая моя, не скучай по мне. Идёт служба как положено. Друзья у меня хорошие, наш командир русский, Вадимом его зовут. Человек добрый и порядочный. Для меня единственное, к чему трудно привыкнуть, это здешний климат. У вас ещё жаркие дни осени, а у нас – настоящая зима. На днях выпал большой снег, и мы ходили расчищать дороги от сугробов. Но ты это не бери к сердцу. Нас тепло одели: и бушлаты, и шапки-ушанки, и валенки. Завтра учебка в лесу, будут проверять бойцовскую выучку. Не подкачаю.
А теперь, думаю, писать больше не о чем, и заканчиваю своё письмо. Дорогая моя, не тоскуй по мне, как по отцу во время войны.
Оставайся жива и здорова! Твой любящий сын Дабиш».
Закончил читать письмо десятилетний мальчуган, младший сын Самада. Сидя во дворе напротив, бабка Ашура как всегда внимательно слушала и плакала, приговаривая:
– Мой Дабиш… мой сын… моё сердечко…
Мальчик не спешил уходить, глядел на соседку и удивлялся: почему она плачет всякий раз, когда он читает письма? Ведь тут ничего такого не было, чтобы так расстроиться. Дабиш здоров, служба идёт нормально, да ещё он ей денег выслал.
– Когда мы получаем письма от брата, моя мама не плачет, – вдруг сказал он, задумавшись.
– Ваш Мурад не служит в армии, соколик ты мой.
– Я знаю, он учится в городе. А все мамы плачут, у которых сыновья в армии?
– Не знаю, наверное, все.
– Моя бы не плакала…
– Ну, не говори так, да и откуда тебе знать?
– Она не любит, когда кто-то плачет. И меня дважды побила: один раз, когда с Ахмедом подрался, другой раз, когда их собака укусила…
Ашура ничего не ответила, поднялась и протянула мальчику несколько конфет, которых до сей поры приберегла для него.
Мальчик ушёл, и она вышла вслед.
Ашура была вдовой фронтовика. Хоть и не получала похоронку по мужу, она знала, что больше нет его на этом свете. В противном случае, как бы он ни был далеко, непременно воротился бы к любящей жене и сыну. Дабишу было всего восемь лет, когда он уходил на фронт. А сколько лет прошло? Оставшиеся в живых все уже давно возвратились.
Трудное было время. Ашура взрастила сына, поставила на ноги, как бы ей ни было тяжело, пришлось и на службу отправить. В её жизни, как она считала, оставалось одно обязательство – поженить Дабиша. Легко ли было? Она не успела ещё обзавестись даже самым необходимым. И сын не приглядел себе невесту среди сельских красавиц. Дело поправимое. Послевоенная бедность не давала Ашуре покоя. Сколько ни трудилась в колхозе, она никак не могла расстаться со своей нищетой. Всё забирали налоги и займы. Финагенты насильно отбирали и мясо, и масло, и шерсть, и даже яйца. А с тех, кто не имел всего этого, брали деньгами. Прямо, беда какая-то! Ашура знать не знала, что она, как вдова фронтовика, освобождалась от таких повинностей.
На почте ей недолго пришлось ожидать. Женщина в телогрейке и аккуратно повязанном шерстяном платке выдала ей деньги.
– Подсчитай, мать, тут ровно тридцать рублей.
– Зачем, я вам верю доченька.
– Нет, нет, так надо.
Ашура не стала отпираться, присела на краешек стула и стала считать деньги. Скрипнула дверь. На почту вошёл человек с крупными чертами лица, в протёртом полушубке. Это был Чулах-Али, сельский исполнитель, которого сельчане боялись как огня. Ему были неведомы такие понятия, как сострадание и жалость, и поэтому, завидев его приближающимся к своему дому, поговаривали: «Вот идёт к нам Азраил…»
– Ашура?! Вот неожиданность! – воскликнул Чулах-Али вместо приветствия. – Что же это ты деньгами тут швыряешься? А говорила – ни рубля! Да ещё клялась. Вот и поймал тебя с поличным! Ну-ка, пошли в сельсовет!
– Да будет милостив к тебе всевышний, Чулах-Али, деньги не мои. Их сын прислал, – до смерти перепугалась Ашура. Задрожала и побледнела.
– Мне нет никакой разницы. У тебя есть деньги, а налог тобой ещё не уплачен.
– Знаю, но мне эти деньги так нужны теперь…
– То же самое ты говорила и в прошлый раз. Хватит! Меня не разжалобишь!
– Что скажет мой Дабиш? Ведь это его деньги! Будь добр, Чулах-Али, – начала просить Ашура, поспешно подбирая рублёвые бумажки со стола.
– И не подумаю! – Чулах-Али грубо вырвал из её рук деньги и, хлопнув дверью, вышел.
«…Родной мой, и зачем ты отправил мне эти деньги, хоть бы сердце моё так не стенало, – читал письмо Дабиш, сидя в казарме. – Они-то в руках у меня побывать не успели: отобрал Чулах-Али до последнего рубля. Безбожник окаянный! Сказал, что не уплачен прошлогодний налог за масло. Ты только подумай, сынок, вот уже второй год как наша корова подохла, сорвавшись с обрыва скалы, а они требуют по сей день масло. На что это похоже? Эх, сын мой, что здесь творят местные хакимы? Нет на них погибели. Разве так можно? Почему они так глухи к чужому горю? От всевышнего они не скроют свои злодеяния. Он всё видит и знает и спросит с них сполна!
Родной мой, никогда больше не высылай мне денег, истрать их на себя и друзей. Всё равно не достанется мне и копейка…»
Гнев душил Дабиша: «Изверги! Будь рядом этот проклятый Чулах-Али, я бы ему показал, как обдирать бедную мать! Он как пёс на цепи у сельских хакимов…»
Дабиш вспомнил случай. Он тогда был совсем мал, когда мать занемогла. Дома хоть шаром покати, не оставалось у них муки даже на похлёбку. Дабиш под вечер решил нарвать несколько кукурузных початков с колхозного поля. Не повезло. Чулах-Али схватил его за шиворот, отобрал фуфайку и потащил в сельсовет. Тогда Чулах-Али был колхозным сторожем.
Всю ночь продержали Дабиша в сельсовете как вора. Никто не обращал внимания на мольбы больной матери. Даже хотели, как расхитителя колхозного добра, отдать под суд. Мать отнесла жене Чулах-Али большую медную кастрюлю, и только тогда отпустили…
– Что ты приуныл, горец? – неожиданный голос вывел Дабиша из раздумий. Он вздрогнул. Уставившись на него, рядом стоял его командир Вадим. Дабиш вмиг вскочил на ноги, выпрямился по струнке.
– Ничего, товарищ лейтенант, читал письмо матери.
– Это хорошо. И что она пишет? Наверное, тоскует?
– Да, тоскует, товарищ лейтенант.
– По твоему виду не скажешь, что обрадовали тебя новости письма. Что? Девушка?
– Нет, нет!
– А что случилось? Давай, выкладывай.
Командир разрешил ему сесть и сам сел рядом с ним на табуретке. Дабиш коротко поведал содержание письма. Лейтенант на некоторое время задумался, потом попросил письмо и стал его разглядывать, будто искал в нём что-то недосказанное. Покрутив головой, он поднялся и вышел, забрав с собой письмо.
Прошёл ещё один месяц. Дабиш вновь получил от матери письмо, написанное детским почерком: «…Сын мой, дорогой! Если бы ты видел моё счастье? Оно не вмещается в груди. Сердце готово выскочить от радости! Не могу ни о чём другом написать, пока не расскажу обо всём. Понимаешь, родной мой, случилось чудо. Самое настоящее! Оказывается, Аллах ещё не совсем забыл про нас, видимо, внял моим молитвам.
В одно утро за мной на машине заехали сельсовет Алибек и его верный «пёс» Чулах-Али. Даже опомниться не дали и отвезли в райцентр. Перепугалась я до смерти, когда переступала порог военкомата. Мало ли что могло случиться? Сказав мне пару ласковых слов и усадив на мягкий диван, вдруг комиссар набросился на Алибека и Чулах-Али, словно хотел их тут же уничтожить. Говорил на русском языке, я почти не понимала, но знала, что он их очень ругает. Оба задрожали, побледнели, вспотели. Тут же в кабинете комиссара начали просить прощения у меня. Бедные, так перепугались, готовы были передо мной на колени встать.
Ты же знаешь, мой Дабиш, не могу я долго зла держать на кого-нибудь. Простила их. Это ещё что? По возвращении Алибек и Чулах-Али пришли в наш дом, возвратили высланные тобой деньги и сказали, что отныне с меня больше никакие налоги не будут взимать.
Не могу я поверить, сын мой. Разве такое бывает? Кто он, этот комиссар, который, даже не спросив ни о чём, узнал о моём горе? Чужой человек. Иной веры. Не был ли он, как у нас говорят, святым, предвидящим судьбы людей. Дай Аллах ему здоровья и всех земных благ!..»
Ликуя от радости, Дабиш спрятал письмо в карман гимнастёрки и поспешил к своему командиру…
Село КИЩА,
Республика Дагестан
Ибрагим Багомедович Ибрагимов родился в 1956 году. Окончил филфак Дагестанского университета. Работает учителем.
Браво, Ибрагим! Человечно- главное и с большим вниманием к нашим/!/матерям;
воспоём Им хвалу,- да святятся они/и светятся!/ во веки веков…
Анатолий, читатель мой, очень рад, что Вы отозвались. Этот рассказ 30-летней давности и, разумеется, сегодня много чего исправил бы. Но рассказ – реальный случай из жизни. Спасибо Вам и удачи. С уважением – автор.