До и после заговора против Хрущёва
Глава из книги Вячеслава Огрызко «Неразгаданный Суслов»
Рубрика в газете: Тайны Кремля, № 2021 / 43, 17.11.2021, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Всегда ли положение Суслова в центральном партаппарате было сильным? Очередная угроза над ним нависла в конце 1960 года.
Хрущёва очень злило, что в среде творческой интеллигенции нарастало недовольство его политикой и им лично. Он стал искать виновных. И часть окружения советского лидера попыталось натравить своего шефа на Суслова.
Кто конкретно подзуживал Хрущёва? Судя по всему, это его зять – главный редактор «Известий» Алексей Аджубей, новый фаворит Леонид Ильичёв, помощник по культуре Владимир Лебедев и некоторые другие функционеры.
Мотивы всех в принципе были понятны. Ильичёв хотел укрепиться в должности секретаря ЦК по идеологии и побыстрей войти в Президиум ЦК. Аджубей претендовал на пост министра иностранных дел. А Лебедев, вероятно, надеялся свести старые счёты (ведь когда-то он ходил под Сусловым в Агитпропе ЦК).
Правда, сломить или подмять Суслова под кого-либо было очень и очень сложно. Ведь никто так и не мог полностью разгадать этого человека.
«Суслов любил держаться в тени, – рассказывал в конце горбачёвской перестройки зять Хрущёва, некогда всесильный главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей. – Не двигала ли эта тень своего «хозяина»? Мне не раз приходилось встречаться с этим человеком, но я не могу утверждать, что знал его хорошо. Сказанное скорее штрих к портрету высокопоставленного партийного функционера. Высокий, худой, с впалыми, часто небритыми щеками, он ходил или стоял чуть пригнувшись, так как Сталин, да и другие партийные вожди были низкорослыми. Некое небрежение в одежде, особенно в будни, серый цвет лица, редкая улыбка и отсутствие благодушия во взгляде делали его похожим на семинариста, как их рисовали классики русской литературы, – не хватало только хлебных крошек и пепла на лацканах пиджака. Даже в пору абсолютной моды на френч и гимнастёрку Суслов носил цивильный костюм. Михаил Андреевич считался партийным интеллектуалом и не хотел связывать свой облик с военными чертами. (Исключение составили тогда годы войны.) Он умело пользовался эвфемизмами и даже врагов и отступников громил стёртыми штампованными фразами, уберегая себя от волнений, ибо из-за слабого здоровья ценил жизнь превыше всего» (А.Аджубей. Те десять лет. М., 1989. С. 308–309).
Укротить Суслова, по мнению искушённых в интригах кремлёвских бонз, мог только Хрущёв. А Хрущёв, как все знали, умел быть беспощадным. Уж как он несколько лет буквально молился на бывшего хозяина Украины Алексея Кириченко, которого прекрасно знал ещё с довоенных времён. Именно с его подачи Кириченко в начале 1958 года стал фактически вторым человеком в партии. Под председательством Кириченко полтора с лишним года проходили практически все заседания Секретариата ЦК КПСС. Но всё резко изменилось в конце 1959 года. Кириченко мгновенно оказался в опале и потом из Москвы был удалён сначала в Ростов, а затем в Пензу (в Пензе его сделали всего лишь директором дизельного завода).
Позже Пётр Шелест, одно время работавший в Киеве под началом Кириченко, попытался понять причины опалы этого партийного генерала. Он писал:
«Почему А.Кириченко так рано сошёл с политической арены? Ведь он был секретарём ЦК КПСС. Говорят, что у него был тяжёлый характер. Я его немного тоже знаю, работал под его руководством – характер у него был нелёгкий, подчас ветреный и вспыльчивый, но не подлый. Не могу подтвердить лично, но идут большие разговоры, что Брежнев приложил немало «стараний» к тому, чтобы убрать Кириченко с политической арены, очевидно, в этом большая доля правды есть. Брежнев много вёл разных интриг и говорил гадости о Кириченко, он неоднократно обращался к Н.С. Хрущёву, плакал в его кабинете, жаловался на «невыносимый» характер Кириченко, когда тот, будучи секретарём ЦК КПСС, предъявлял требования к Брежневу. Хрущёв на первых порах действительно ни одного серьёзного вопроса не решал без Кириченко. И вдруг такой крутой поворот. Тут была использована какая-то оплошность и слабость Кириченко, не исключены провокация и интриги, наговоры на него Хрущёву. И во всём «деле» была далеко не последняя роль Брежнева. Всеми доступными и недоступными средствами и гнусными приёмами довели «дело» до того, что склонили Хрущёва, и он дал согласие устранить Кириченко. Тут Н.С. Хрущёвым была допущена непростительная ошибка и опрометчивость, которая стоила впоследствии поста первого секретаря ЦК КПСС. Его же «доброжелатели» использовали всё против Хрущёва» (П.Шелест. Да не судимы будете. М., 2016. С. 277).
А была ли у Суслова уверенность, что Хрущёв не расправился бы и с ним так же, как и с Кириченко (сам или по наводке Аджубея с Ильичёвым)? Конечно, нет.
Наружу усилившееся раздражение Хрущёва вылилось лишь после двадцать второго съезда партии, в 1961 году. Совсем убирать Суслова вождь пока не собирался. Сильно понижать Суслова, как Фурцеву (ту он ещё в 1960 году задвинул в министры культуры), тоже в его планы не входило. А вот слегка потеснить своего коллегу Хрущёв был очень даже не против.
Аджубей уже в конце своей жизни рассказывал:
«Сразу после XXII съезда КПСС Хрущёв хотел перевести Суслова из ЦК на должность Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Он советовался на этот счёт с Микояном,Косыгиным, Брежневым. Разговор они вели в воскресный день на даче и не стеснялись моего присутствия. Поручили Брежневу высказать Суслову по телефону это предложение. Брежнев вернулся и доложил, что Суслов впал в истерику, умоляя не трогать его, иначе он предпочтёт уйти в отставку. Хрущёв не настаивал. Кадровые перемещения на таком уровне отнюдь не просты и нелепо считать, будто одного слова первого лица достаточно, чтобы изменить положение человека. Формально пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР был не меньший, чем у секретаря ЦК, но Суслов понимал, что в данном случае облегчалась бы возможность отстранения его от большой политики» (А.Аджубей. Те десять лет. М., 1989. С. 319).
Я не очень верю в то, что всё происходило именно так, как рассказал Аджубей. Видимо, Брежнев не просто встретился с Сусловым и довёл до того пожелание вождя. Скорей всего он вместе с Сусловым нашёл такие аргументы, которые заставили Хрущёва отказаться от идеи перемещения Суслова. Какие? Вряд ли эти аргументы касались одной партийной пропаганды. К Суслову сходились многие нити партийной разведки, передавать которую в чужие руки было опасно прежде всего для Хрущёва. Отодвинь Хрущёв Суслова, он неминуемо бы лишился поддержки влиятельных сил, которые обеспечивали ему связи с Западом и контроль за финансовыми потоками в партии и стране.
Впрочем, Суслов тоже сделал выводы из случившегося. С одной стороны, он стал ещё осторожней и осмотрительней. А с другой, объявил незримый бой Аджубею, Ильичёву и их людям, поставив цель за несколько лет низвести влияние этих функционеров чуть ли не до нуля.
Первый сильный удар Суслов нанёс по своим влиятельным противникам в конце 1962 года. Он воспользовался неразберихой в кругах художников и как по нотам разыграл свою партию, поставив цель скомпрометировать Ильичёва перед Хрущёвым.
Что же придумал Суслов? А вот что. Ему стало известно, что небольшая группа молодых авангардистов без ведома и согласия партийных органов устроила в Москве скромный вернисаж своих картин, которая вызвала огромный резонанс в Европе. А тут как раз готовилась масштабная выставка в Манеже. Суслов дал команду заведующему отделом культуры ЦК Поликарпову выделить авангардистам один или два закутка. На всё про всё у молодняка была только единственная ночь. А на утро Суслов уломал Хрущёва заехать в Манеж. Ну а там кремлёвских гостей уже поджидали специально подготовленные люди, которые через какое-то время подвели вождя в отведённую авангардистам резервацию. А что Хрущёв понимал в авангарде? Да ничего. Он воспринял картины молодняка как сплошные уродства и извращения. Тут ему ещё стали поддакивать ортодоксы из руководства Союза художников. Ну молодняк и получил от Хрущёва по первое число.
Суслов всё время находился рядом с Хрущёвым и умело подбрасывал поленья в разгоравшийся костёр. Об этом впоследствии рассказывал неформальный руководитель молодняка Элий Белютин. По словам художника, Суслов сознательно шёл на раскручивание скандала и, когда Хрущёв уже вроде отвязался от него и собрался перейти к картинам других авторов, начал сам допрашивать мастера.
«– Вы не могли бы продолжить объяснения? – его голос был мягок и хрипловат.
– Пожалуйста, – сказал я, глядя в его умные холодные глаза, загоревшиеся, как у прирождённого игрока. – Наша группа считает, что эмоциональная приподнятость цветового решения картины усиливает образ и тем самым создаёт возможность для более активного воздействия искусства на зрителя.
– Ну а как насчёт правдивости изображения? – спросил Суслов.
– А разве исторические картины Сурикова, полные неточностей, образно не правдивы? – возразил я.
Возникла дискуссия, где недостаточные знания ставили Суслова в слишком неудачное положение ученика, и он круто повернулся.
– А что это изображает? – спросил он, указывая на жутковатый пейзаж Вольска Виктора Миронова.
– Вольск, – сказал я, – город цементных заводов, где всё затянуто тонкой серой пылью и где люди умеют работать, будто не замечая этого.
Хрущёв стоял рядом, переводя взгляд с одного на другого, словно слова – теннисные мячи, и он следит за силой ударов.
– Как вы можете говорить о пыли! Да вы были когда-нибудь в Вольске? – почему-то почти закричал Суслов. В голосе его прозвучала неожиданная страстность, и я даже подумал, не был ли он там когда-нибудь первым секретарём городского комитета партии.
– Это не фантазия, а пейзаж с натуры, – сказал я. – Вы можете проверить.
– Да там все в белых халатах работают! Вот какая там чистота! – продолжал кричать Суслов.
На цементном заводе белые халаты… Я вспомнил этот город, серый, с чахлыми деревцами. Пыль, которая видна за много километров.
– Да что это за завод? – добивался конкретности Суслов.
– Тут изображён «Красный пролетарий». – Миронов вмешался в нашу перепалку.
– Так почему же у него столько труб? У него их только четыре, – не унимался Суслов. Его уже явно наигранное возмущение должно было показать, что «мазня» компрометирует советскую промышленность.
– При чём здесь трубы? Художник, создавая образ города, имел право для усиления впечатления написать несколько лишних труб, – не сдавался я.
– Это вы так думаете, а мы думаем, что он не имел права так писать, – продолжал напирать Суслов».
После ухода Хрущёва из Манежа все ждали скорого разбора полётов и громких отставок. Но Хрущёв не тронул никого ни из организаторов выставки в Манеже, ни из Министерства культуры, ни из партаппарата. Всё своё недовольство он обрушил только на одного Ильичёва: мол, куда тот смотрел. А именно это и надо было Суслову. Больше он ни чьей крови не жаждал.
После скандала в Манеже Хрущёв приказал усилить работу с писателями и художниками. И вскоре последовала серия встреч руководства партии и страны с деятелями культуры в Доме приёмов правительства на Ленинских горах и в Кремле. Но что тут важно! Суслов предусмотрительно ушёл в тень. Почти на всех встречах солировал сам Хрущёв, а главные доклады делал Ильичёв, который в той ситуации – чтобы спасти собственную шкуру – вынужден был обрушиться практически на всех мастеров искусств с либеральными взглядами. Получалось, что именно Ильичёв подвёл Хрущёва к смене курса: отказа от «оттепели» и переход к «заморозкам».
Дальше Хрущёв в апреле 1963 года ребром поставил вопрос об укреплении идеологической работы. Он впервые за много лет созывает специальный пленум ЦК по идеологии. На этом пленуме вновь основной доклад сделал Ильичёв. Но это вовсе не означало, что вождь простил своего недавнего фаворита. Во всяком случае он так и не ввёл бывшего любимца в состав Президиума ЦК. При этом все в партаппарате обратили внимание на другое, что после обсуждения вопросов идеологический пленум обратился к китайской теме и солировать начал уже Суслов. То есть партфункционерам посылался очень чёткий сигнал: Суслов никуда не делся, он по-прежнему на коне и по-прежнему к нему сходятся многие нити в сфере пропаганды и культуры, и в международных делах, а Ильичёва из первого ряда руководства существенно отодвинули.
Значило ли это, что все угрозы для Суслова исчезли? Нет. Всё было очень зыбко. Положение Суслова продолжало практически целиком зависеть от настроения Хрущёва. А тот чуть ли не каждый день преподносил сюрпризы.
Что тогда мучило вождя? Ему было уже немало лет. Он всё чаще задумывался о преемнике. Суслов, по его мнению, на роль первого человека не годился.
Одно время Хрущёв присматривался к Фролу Козлову. У того имелось много плюсов. Во-первых, он прошёл все ступени партийной карьеры и приобрёл бешеный опыт руководства одной из самых крупных в стране – Ленинградской – парторганизаций. Во-вторых, человек, вышедший из инженерной среды, хорошо знал производство и разбирался в экономике.
Но возможное выдвижение Козлова устраивало далеко не всех. Хрущёву всё чаще стали нашёптывать на Козлова. И вождь сорвался. С Козловым случился инсульт. До сих пор в точности не известно, что произошло: действительно в приступе ярости Хрущёв бросил в Козлова тяжёлое папье, которое попало в висок и привело к инсульту, или Козлова схватило после обвинений в коррупции (но никто так и не доказал, а были ли в реальности инкриминировавшиеся Козлову взятки).
После некоторых раздумий Хрущёв остановился на фигуре Александра Шелепина, вокруг которого уже тогда группировалось немало бывших комсомольских руководителей. Но вождь решил для начала обкатать Шелепина в регионе и предложил ему на пару лет поехать в Ленинград, поруководить тамошним обкомом партии. Однако Шелепин покидать Москву не захотел. Ему и в столице было неплохо. И тогда Хрущёв сделал ход конём. С одной стороны, он предложил председателю Президиума Верховного Совета СССР Леониду Брежневу дать ещё совместно и статус секретаря ЦК КПСС. А с другой стороны, он пригласил в Москву из Киева Николая Подгорного. И Старая площадь получила, по сути, сразу двух вторых секретарей ЦК. Хрущёв сознательно хотел столкнуть Брежнева и Подгорного, чтобы за пару лет выявить сильнейшего и окончательно определиться с преемником.
Суслову же в этих раскладах ничего хорошего не светило. Работавший в первой половине 60-х годов в ЦК, в отделе у Юрия Андропова Фёдор Бурлацкий рассказывал в своей книге «Вожди и советники», как на одном из заседаний Хрущёв обрушился на Суслова. Он привёл слова вождя:
«Вот пишут за рубежом, сидит у меня за спиной старый сталинист и догматик Суслов и только ждёт момента сковырнуть меня. Как вы считаете, Михаил Андреевич, правильно пишут?»
Реакция Суслова, по словам Бурлацкого, была ужасная.
«А Суслов, – вспоминал он, – сидел, опустив худое, аскетическое, болезненное, бледно-жёлтое лицо, не шевелясь, не произнося ни слова и не поднимая глаз» (Ф.Бурлацкий. Вожди и советники. М., 1990. С. 181).
Вообще из мемуаров Бурлацкого складывалась такая картина. Будто к 1964 году в ЦК стали обостряться отношения двух отделов: международного, которым руководил Борис Пономарёв, и по работе с компартиями соцстран, который возглавлял Юрий Андропов. Якобы в одном преобладали консерваторы, а в другом либералы. А курировал оба отдела Суслов, что якобы раздражало Андропова и всех его сотрудников, и все будто бы только и ждали, когда Хрущёв турнул бы Суслова.
Бурлацкий привёл историю с подготовкой одной из речей Суслова. Он рассказывал:
«На февральском Пленуме ЦК 1964 года Хрущёв обязал Суслова выступить с речью о культе личности Сталина. Это поручение было передано мне и тому же Белякову. Речь надо было подготовить в течение одной ночи. Просидели мы в кабинете у Белякова безвылазно часов двенадцать. Вначале пытались диктовать стенографисткам, но ничего не получалось. А не получалось потому, что не знали, как писать для Суслова. Позиция его была известна – осторожненькая такая позиция, взвешенная, всесторонненькая, сбалансированная, лишённая крайностей и резких красок. А поручение Хрущёва было недвусмысленное: решительно осудить устами Суслова культ личности. Вот и метались мы в этом кругу полночи. Потом отправили стенографисток домой и засели сами. Беляков взял перо, а я диктовал под его подбадривание: «Ну, давай, давай, ну, полилось, давай, давай!»
К утру речь была готова, аккуратно перепечатана в трёх экземплярах, и мы отправились к Михаилу Андреевичу. Посадил он нас за длинный стол, сам сел на председательское место, поближе к нему Беляков, подальше я. И стал читать свою речь вслух, сильно окая по-горьковски и приговаривая: «Хорошо, здесь хорошо сказано. И здесь опять же хорошо. Хорошо отразили». А в одном месте остановился и говорит: «Тут бы надо цитатку». Ну я, осоловевший от бессонной ночи, заверил: цитатку, мол, мы найдём, хорошую цитатку, цитатка для нас не проблема. Тут он бросил на меня первый взглядец, быстрый такой, остренький, и сказал: «Это я сам, сейчас сам подберу». И шустро так побежал куда-то в угол кабинета, вытащил ящичек, которые обычно в библиотеках стоят, поставил его на стол и стал длинными, худыми пальцами быстро-быстро перебирать карточки с цитатами. Одну вытащит, посмотрит – нет, не та, другую начнёт читать про себя – опять не та. Потом вытащил и так удовлетворённо: «Вот, эта годится». Зачитал, и впрямь хорошая цитатка была. В этот момент я и сделал главную ошибку в своей жизни – видимо, сказалась бессонная ночь да и неуместная склонность к шуткам. Не выдержал я и всхохотнул, видя, как крупнейший идеолог страны перебирает цитатки, как бисер, или как в былые времена монахи чётки перебирали. Надо думать, рожа у меня при этом была самая непартийная, потому что бросил на меня второй взглядец Михаил Андреевич, маленькие серые глазки его сверкнули и снова опустились к каталогу. Подумал я ещё в тот момент: «Ох, достанет он тебя, Федя. Раньше или позже достанет!» И верно, именно он-то и достал меня. Случилось это в следующую эпоху. Он имел непосредственное отношение к расправе со мной в газете «Правда», учинённой за одну из моих публикаций. Но об этом я расскажу позднее…
А тогда Суслов дочитал текст, сказал спасибо, ручки нам пожал. И на Пленуме доклад в том же виде зачитал. Зачитал с выражением, заслужив полное одобрение Первого. Но нам-то, исполнителям, он не простил того, что мы участвовали в учинённом над ним идеологическом насилии. Пришлось ему сказать против Сталина то, о чём не думал и во что сам не верил» (Ф.Бурлацкий. Вожди и советники. М., 1990. С. 181–182).
Но всю ли правду рассказал Бурлацкий? Не сводил ли он задним числом счёты с Сусловым?
Впрочем, в одном Бурлацкий оказался точен. Повторю: положение Суслова в начале 1964 года вновь стало резко ухудшаться. Но опасался он тогда не Андропова, а совсем других людей и прежде всего самодурства Хрущёва.
Если верить Петру Шелесту, руководившему Украиной с 1963 до начала 70-х годов, Хрущёв был крайне недоволен стариками из руководства.
«Нелестно <Хрущёв> отзывался о Брежневе, – записал в дневник Шелест в конце марта 1964 года, – и совсем убийственно – о Суслове» (П.Шелест. Да не судимы будете. М., 1992. С. 193).
Удержать Суслова во власти на тот момент могло только одно – уход Хрущёва. Кто знает, как долго бы партийная верхушка грызлась бы между собой под ковром, боясь при этом покуситься на вождя. Но летом 1964 года умер один из серых кардиналов советской политики Отто Куусинен, в руках которого имелось множество тайных ресурсов для удержания Хрущёва у власти.
Смерть Куусинена объединила и сплотила разные группы влияния. Но для чего? Чтобы убрать Хрущёва.
Заговор готовился долго. В разных группах обсуждались разные варианты смещения вождя. Но переходить от разговоров к делу все боялись.
Подтолкнуло заговорщиков к более решительным действиям состоявшееся 17 сентября 1963 года заседание Президиума ЦК. Хрущёв тогда публично признался, что хотел бы на ближайшем пленуме ЦК существенно обновить высшее партруководство за счёт относительно молодых кадров. Он хотел повторить действия Сталина. Помните, тот осенью 1952 года ввёл в руководство большую группу людей, в частности, Аристова, Брежнева, Пегова… А Хрущёв планировал расширить Президиум ЦК, как утверждал в своих мемуарах Микоян, за счёт секретаря ЦК Шелепина, председателя КГБ Семичастного, главного редактора «Правды» Сатюкова, генерального директора ТАСС Горюнова и своего зятя Аджубея. (Сын Хрущёва утверждал, что отец хотел повысить других людей: Андропова, Ильичёва, секретаря ЦК по сельскому хозяйству Полякова, председателя Гостеле радио Харламова и трёх людей из тех, что называл Микоян: Шелепина, Сатюкова и Аджубея.
Тогда же Хрущёв своими мыслями поделился с новым руководителем Украины Петром Шелестом.
«Президиум наш, – передавал потом Шелест слова Хрущёва, – сообщество стариков. Надо думать. В его составе много любящих поговорить, а работать – нет».
А теперь вспомним, чем закончилось для Сталина резкое обновление высшего партруководства. Буквально через несколько месяцев его не стало. Понимали ли Хрущёв, что могло ожидать и его?
Озвученные Хрущёвым планы очень напрягли старожилов в Президиуме ЦК, особенно Брежнева, Суслова и Полянского. Заговорщики поняли, что пришло время резко активизироваться, обрабатывать членов правительства, влиятельных партаппаратчиков, руководителей регионов.
Среди историков до сих пор идут споры, кто же организовал смещение Хрущёва и привёл к власти Брежнева. В дискуссиях часто мелькают фамилии Александра Шелепина, Владимира Семичастного, Николая Игнатова, Петра Демичева, Дмитрия Полянского, других партфункционеров и генералов Лубянки.
Но проанализируйте хотя бы те документы, которые уже рассекречены. И что окажется? Ключевую роль в очередном партийном перевороте, вне всякого сомнения, сыграли три человека: Леонид Брежнев, Михаил Суслов и Анастас Микоян. Все остальные выполняли лишь вспомогательные функции или находились на подхвате. Даже Александр Шелепин. Да, Шелепин был один из самых деятельных исполнителей, но не организатором, что, впрочем, долго не лишало его амбиций самому усесться в главное кресло страны.
Судя по всему, Брежнев был и главным организатором, и, если угодно, начальником штаба, который разрабатывал операцию по захвату власти. Суслов, по всей видимости, осуществлял координацию международных и финансовых связей, а также поставлял полную информацию. А Микоян как опытный подпольщик отвечал за изоляцию Хрущёва от внешнего мира.
К слову: спустя годы бывший первый секретарь Московского горкома партии Николай Егорычев в своих мемуарах утверждал, что Суслов стоял в стороне от заговора. Он рассказывал, как в июне 1964 года, оказавшись вместе с Сусловым в Париже, пытался подкатиться к тому, но Суслов от откровенного разговора уклонился. Здесь правда только то, что Суслов действительно не хотел светиться. Он боялся, что Егорычев мог всё раньше времени растрезвонить, и поэтому предпочитал действовать тайно, дёргая за разные ниточки из-за кулис.
Отрицал впоследствии участие Суслова в заговоре и сын Хрущёва Сергей.
«В подготовке заговора против отца <Суслов> не участвовал, – утверждал он. – Когда ему, примерно за неделю до решающего заседания, сообщили о предстоящем смещении Хрущёва, в панике воскликнул: «Будет гражданская война!» Успокоившись и оценив расстановку сил, присоединился к заговорщикам» (С.Н. Хрущёв. Реформатор. На закате власти. М., 2017. С. 607).
По мнению Сергея Хрущёва, во главе заговора стояли Брежнев и Подгорный и примыкавший к ним Полянский, которые опирались на заведующего отделом административных органов ЦК Николая Миронова, имевшего большое влияние на армию, спецслужбы и руководителей региональных обкомов. Но Сергей Хрущёв, похоже, сильно недооценивал роль Суслова.
Здесь больше веры прожжённому цинику Георгию Арбатову. В своих мемуарах он писал:
«Но из всего, что я знаю и понимаю (сразу оговорюсь, что знаю и понимаю не всё), следует: очень активную роль играл не Брежнев, а более волевой, более напористый Н.В. Подгорный. Не мог «не участвовать» М.А. Суслов» (Г.Арбатов. Человек системы. М., 2015. С. 157).
Кстати, осенью 1964 года нельзя было исключать, что к власти мог прийти не Брежнев, а Суслов.
«Если бы Суслов пришёл в 1964 году, – заявил позднее один из участников заговора против Хрущёва Пётр Шелест (а он в тот момент руководил Украиной), – это было страшно, ещё хуже, чем при Брежневе».
Но случайно ли Шелест в такой вот несколько необычной форме заговорил о том, что было бы, если б Суслов пришёл к власти? Судя по всему, такой вариант тоже осенью 1964 года рассматривался и даже, возможно, в присутствии Шелеста. Уже летом 2021 года юрист Вячеслав Сысоев рассказывал, как после его перевода в начале горбачёвской перестройки из Ставрополя в Москву он оказался в Отделе писем ЦК КПСС и одна из его новых коллег поведала ему об одном из важных заседаний в ЦК. По словам этой коллеги, Президиум ЦК в предварительном порядке обсуждал, кто бы мог возглавить партию. И самым первым кто-то из участников заседания назвал Суслова. А тот будто бы категорически отказался. Однако в стенограмму заседания этот фрагмент почему-то не попал. Но можно ли было доверять этому рассказу уже немолодой женщины?
Развязка наступила в середине октября 1964 года.
13 октября отдыхавший в Пицунде Хрущёв неожиданно для него был вызван своими недавними соратниками в Москву, где уже собрался весь Президиум ЦК. Он сильно артачиться не стал. А в Москве над ним сразу устроили судилище.
Кто только не крыл Хрущёва?! Не остался в стороне и Суслов. Читаем дневниковые записи Шелеста.
«Выступление Суслова М.А. Он начал своё выступление с того, что «в Президиуме ЦК КПСС нет здоровой рабочей обстановки, в практическом проведении в жизнь ленинских норм партийной жизни имеются серьёзные нарушения. Н.С. Хрущёв этого не понимает или не хочет понимать. Создаётся такая обстановка, когда унижается достоинство человека, это разрушает все помыслу «творческой деятельности». Вокруг Н.С. Хрущёва выросла группа подхалимов, льстецов, а он это поощряет, ему это нравится. В газетах, средствах массовой информации и пропаганды процветает культ Хрущёва. В средствах массовой информации извращаются истинная обстановка и положение в партии и стране». (Хотя ради справедливости надо заметить, что «организатором» всей шумихи в газетах и средствах массовой информации и пропаганды являлся не кто иной, как сам Суслов.)» (П.Шелест. Да не судимы будете. М., 1992. С. 230).
На следующее утро заседание Президиума продолжилось. Но Хрущёв ещё вчера понял, что сопротивляться бесполезно. Он дал согласие уйти в отставку.
После этого тут же собрали Пленум ЦК. И некогда всесильный Никита Сергеевич враз превратился в пенсионера, которого быстро сплавили под бдительный надзор чекистов на дачу.
Но на этом всё не закончилось. Смещение Хрущёва было половиной дела. Теперь заговорщикам предстояло удержаться и укрепиться во власти. А тут никакого единства среди заговорщиков не оказалось.
Одни считали Брежнева переходной фигурой и надеялись в ближайшей перспективе продвинуть в Кремль других людей. В частности, не скрывал своих амбиций Шелепин, за которым маячили фигуры хозяина Москвы Егорычева, секретаря ЦК Демичева и практически вся комсомольская верхушка.
Тут интерес представляют мемуары будущего прораба горбачёвской перестройки Александра Яковлева. В своих воспоминаниях он привёл даже конкретную схему, которая была сочинена на основе циркулировавших тогда в партаппарате слухов:
«Шелепин – генсек, Косыгин – предсовмина, Егорычев – его первый заместитель, Степаков – секретарь ЦК по идеологии, Месяцев – председатель КГБ» (А.Яковлев. Омут памяти. М., 2001. С. 188).
Другие развернули подковёрную борьбу за неформальный пост второго секретаря ЦК. На эту роль стали претендовать, в частности, Николай Подгорный и Андрей Кириленко.
Брожения начались и в других группах.
Уже через год после свержения Хрущёва, сразу после очередного пленума ЦК удалённый из Москвы за близость к Шелепину в Пензу Георг Мясников записал в свой дневник:
«…идёт новая расстановка сил в центре; выдвигается украинская группа; удерживаются наиболее активные Шел<епин>, Вор<онов>. Ходят слухи о председателе. Я не ошибусь, если скажу, что при нынешней расстановке сил им должен стать Подгорный. Переименование ПГК [органов партийно-государственного контроля. – В.О.] – удар по Шел<епину>, назначение Флорентьева министром сельского хозяйства РСФСР – удар по Вор<онову>. Вводят нейтралов: (Кул<акова>, Капит<онова>), ост<авили> Ефр<емова>, Гр<ишина>…».
При этом победители прекрасно понимали, что надо без промедления посадить своих людей хотя бы в ключевые регионы, ибо без поддержки провинции им долго бы в своих креслах удержаться вряд ли бы удалось. По идее, расстановкой кадров в первую очередь должны были заняться Шелепин, на тот момент контролировавший в ЦК оргработу, и новый кадровик партии Иван Капитонов. Но Брежнев всё взял в свои руки, близко подпустив к этому делу только Суслова. Работавший о осени 1964 года в Казахстане Михаил Соломенцев рассказывал, как Брежнев и Суслов практически сразу после свержения Хрущёва надумали его назначить на Дон.
«Утром [17 ноября 1964 года, на следующий день после очередного Пленума ЦК КПСС. – В.О.], – вспоминал он, – я пошёл по делам в ЦК. Примерно в середине дня мне передали, что меня приглашает Л.И. Брежнев. Дежуривший в приёмной секретарь сказал, что у Леонида Ильича в кабинете Суслов и Кириленко. Как только они уйдут, Леонид Ильич меня примет. Через несколько минут вышел Суслов, а потом Кириленко. Тут же меня пригласили к Брежневу. Теперь мы встретились с ним как знакомые. Немного поговорили о прошедшем Пленуме 16 ноября и об октябрьском 1964 года. Он посетовал на множество проблем, возникших в связи с действиями Хрущёва, что многое надо исправлять, но не второпях, а продуманно. Очень важная работа – объединение партийных организаций. Работу эту следует делать уже сейчас. В некоторых областях промышленный и сельский обкомы передрались, перессорились. Вот сейчас с Сусловым и Кириленко обсуждали обстановку в Ростовской области. Там разругались не только первые секретари обкомов, но и члены бюро, сотрудники аппаратов. ЦК направил в Ростов первого зама заведующего орготделом, чтобы помирить их. Не вышло. Решили поручить это дело кандидату в члены Политбюро, секретарю ЦК Демичеву П.Н., но и у него, как сообщили только что товарищи, усмирение не получается. Договорились, что сегодня вечером туда поедет Михаил Андреевич Суслов» (М.Соломенцев. Верю в Россию. М., 2003. С. 232).
Быстро подобрали Брежнев и Суслов людей и для некоторых других ключевых регионов.
Но одновременно утвердившийся во власти силы начали гонения на некогда близких к Хрущёву людей. Во-первых, почти сразу после отставки Хрущёва были сняты главреды газет «Правда» и «Известия» Сатюков и Аджубей и председатель Гостелерадио Харламов. Затем убрали ближайших помощников Хрущёва Шуйского и Лебедева и секретаря ЦК по пропаганде Ильичёва. Правда, почти всем уволенным были предложены малозначимые должности в других местах. В частности, Аджубея задвинули каким-то клерком в журнал «Советский Союз». И тут проявились не лучшие качества Суслова. Он надумал вовсе изгнать Аджубея из Москвы и приказал тому переехать в Тамбов. Однако Аджубей отказался подчиняться. А силой заставить зятя Хрущёва исполнить команду Суслов уже не смог.
Так каким же был Суслов? Если кратно: разным. Это подтвердил впоследствии один из старожилов Старой площади международник Карен Брутенц. Он писал:
«Облик Суслова, вырастающий из большинства появившихся до сих пор сочинений, тоже искажён идеологическими страстями. Разумеется, Михаил Андреевич не тупая и не бесцветная личность. Напротив, он был, несомненно, человек умный и хитрый, образованный, обладал отличной и цепкой памятью, по характеру сдержанный, педантичный и довольно самостоятельный. Напомню, что в период подготовки XXIII съезда он твёрдо и хитроумно отвёл претензии Трапезникова и К°, пытавшихся, используя близость к Брежневу, посягнуть на принцип мирного существования. Ещё в поздние 70-е годы возражал против конференций по брежневской «трилогии». Но затем как бы сломался и включился в кампанию восхваления Леонида Ильича, вручал ему ордена и т.д.
А вот ещё эпизод, характеризующий уже некоторые аппаратные манеры Михаила Андреевича (со слов моего приятеля Н.Биккенина, бывшего зав. сектором в Отделе пропаганды и агитации ЦК). Суслову приносят на просмотр проект «Обращения к народу». Там, в частности, есть фразки, очень любимые в окружении Брежнева: «Спасибо рабочему классу», «Спасибо крестьянству» и т.д. Суслов возвращает текст со словами: «Что это вы по-барски похлопываете по плечу рабочий класс? Не надо. И очень, по-моему, длинно. 18 страниц – это, пожалуй, максимум. Вот я поработал, посмотрите, что получилось». А получилось 18 страниц – ни строчкой больше или меньше. Мог вернуть бумагу, подчеркнув синим карандашом опечатки» (К.Брутенц. Тридцать лет на Старой площади. 1998. С. 501).
Новая конфигурация власти выстроилась уже в начале 1966 года после двадцать третьего съезда партии. Решением Политбюро 16 мая официально за Сусловым были закреплены внешнеполитические вопросы и загранкадры, к Кириленко отошли вопросы машиностроения, строительства, транспорта и связи, Шелепину поручили курировать плановые и финансовые органы, а также лёгкую и пищевую промышленность, торговлю и бытовое обслуживание, а пропаганда осталась за Демичевым.
Неофициально же Брежнев организацию работы Секретариата ЦК возложил сразу на двух человек: Суслова и Кириленко. То есть он вернулся к практике позднего Хрущёва, когда тот сознательно сталкивал Брежнева и Подгорного за полномочия второго в партии человека. Но в партаппарате сразу почувствовали, что Суслов набрал большую силу, нежели Кириленко, и старались уже заручиться во всех вопросах поддержкой прежде всего Суслова, а не Кириленко.
Смотрите, к кому тогда стал чаще ходить руководитель Украины Пётр Шелест. Отнюдь не к Кириленко. Он вынужден был чуть что обращаться к Суслову, хотя тот никаких симпатий у него не вызывал.
«31 января, – записал Шелест в свой дневник, – был на приёме у Суслова М.А. Поставил много вопросов в связи с предстоящим празднованием 50-летия Академии наук Украины. Наши предложения выслушал, молчит или поддакивает, но не решает.
Говорил о несправедливости при выборах в АН СССР – от большой республики Украины в составе союзной академии очень мало учёных, хотя и достойных этого; о строительстве дороги через Карпаты; о политическом плакате – его значении и поощрении плакатистов; об организации сельскохозяйственной Академии наук в республике. Обратил внимание, что наши западные области очень отстают в своём развитии от пограничных областей и районов Румынии, Венгрии, Чехословакии, Польши. Нам надо уделить больше внимания промышленно-культурному, экономическому развитию пограничных областей и районов на Западе. Высказал Суслову своё мнение, что у нас мало глубоких, продуманных статей в наших журналах и газетах по интернациональному воспитанию. А если и появляются статьи, то в своём большинстве они ходульные, неубедительные, а иногда даже искажают истинную ленинскую национальную политику. Это всё наносит большой вред нашему общему делу. Суслов тоже молчит. В лучшем случае что-то «мычит» не совсем внятное. Ещё раз убедился, что Суслов – человек в футляре: как будто всё понимает, поддакивает, поддерживает, но ничего не решает. Грубо говоря, он напоминает социал-соглашателя, политикана-приспособленца на все времена. Трудно с такими «руководителями» работать, от них всегда можно ждать чего угодно. Неизвестно, когда, но будет предано гласности, чего больше принёс партии такой «деятель», как Суслов, – пользы или вреда. Скорее второго».
Но далеко не все были согласны с оценками Шелеста.
Кстати, когда Шелеста убрали с Украины, его в Москве поселили в одном доме с Сусловым. Они стали соседями. Но ни на какое сближение ни тот, ни другой не пошли. Такие тогда были нравы.
Книги о выдающихся деятелях государства пользуются большой популярностью у читателей. Книга о М. А. Суслове тоже, по моему мнению, войдёт в этот ряд. Меня всегда интересовало: где родился тот или иной деятель, где учился, как стал заниматься тем делом, которое и сделает его знаменитым. Где родился М. А. Суслов? Многие скажут: в Ульяновской области в селе Шаховском. Не совсем верно. М. А. родился и провёл детские и отроческие годы в селе Шаховском Хвалынского уезда Саратовской области. Поэтому он юношей приехал в Хвалынск, стал работать и активно заниматься комсомольской деятельностью. Я жил у бабушки в Хвалынске в 60-е годы, был пионером и расспрашивал бабушку о знаменитом “сером кардинале”. – “Ну, был здесь такой комсомолец, – ворчливо отвечала внучка купца-старообрядца и пензенского протоирея, вдова столбового дворянина, – я его плохо помню. Дедушка твой, мой муж агрономом был в Хвалынске, а Суслов ему лошадей запрягал.” Бабушка была заядлой кинолюбительницей (телевизора не было тогда в 60-х), на её беду кинотеатр “Горн” надолго закрыли в ожидании капремонта. Пришлось бабушке вспомнить знаменитого земляка и написать ему лично своим готическим почерком (так в гимназии писать научилась) письмо с просьбой помочь с капремонтом. Дубликат письма направила в “Советскую культуру”. Капремонт был сделан раньше намеченного срока. Кинотеатр “Горн” почти целый век был одним из самых главных культурных центров Хвалынска. В начале ХХ1 века он превратился в магазин. Году в 1967 М. А. Суслов приезжал на малую родину. Я случайно наткнулся на небольшую делегацию, узнал “человека с портретов”, пристроился рядышком (так получилось). Чуть впереди Суслова, изогнувшись, семенил полный мужчина и давал пояснения хвалынцу Суслову: “Дом культуры!”, “Волга!” И показывал ладошкой на вывеску “Дом культуры” и на реку Волгу. Суслов молчал, никакой реакции. А ведь хвалынской Воложке и гигантскому острову уже наступал смертный час. Ради строительства Балаковской ГЭС остров был уничтожен, а река превратилась в водохранилище. В юности Суслов, наверное, бродил по набережной, был на острове…
А что нового сказал автор? Совершенно не учтена современная историография. Я понимаю, что мой комментарий вряд ли Огрызко разрешит опубликовать, но Вячеслав Вячеславович – ведь Вы же призываете к научной объективности, а сами ее не придерживаетесь. Игра в одни ворота получается…
№2. Было очень занимательно прочитать Ваше мнение о данном тексте. Может быть, стоило привести какие-то аргументы в обоснование высказанных претензий? Дать ссылки на “современную историографию”? Например: в № еженедельника “Комсомольская правда” ( 22-28.11.21г) напечатана статья “А.Пушкин – прадед демона революции Л.Троцкого”. Зачем я приплёл сюда, к материалу “о смене руководства и поиске приемника”, эту статью? А дело в том, что в отличие от описываемых в тексте событий, когда претенденты на “должность №1” должны были клясться в верности марксизму-ленинизму, в наше время “отсутствия идеологии” самым уважаемым у россиян историческим лицом является А.Пушкин. Закономерно, что лицо, находящееся в прямой кровной связи с “Солнцем русской поэзии”, имеет гораздо более весомые шансы на утверждение в качестве Главного менеджера, чем какие-либо другие, не имеющие интернациональных эфиопских корней. Отвечая на Ваш вопрос: что нового сказал автор? Докладываю: автор очень своевременно напомнил читающей публике о способах передачи власти в государстве (имеющего ядерное оружие), которые не имеют никакого отношения к правовым процедурам передачи полномочий принятым в некоторых других странах, не находящихся в районе экватора. Можно только поразиться своевременности публикации этого материала и его актуальности. К сожалению, история развивается “по спирали”, но, видимо в ЕГЭ такие вопросы не включены. Да, Никита? Приходится признать, что и в марксизме-ленинизме были свои изюминки.
С мнением Никиты, которое он имеет полное право высказать, я не согласен. Упрёк в адрес В. В. о том, что он вряд ли разрешит опубликовать Ваш комментарий, явно не справедлив. Я лично убедился в том, что он публикует материалы и “про” и “контра”. Учтена или не учтена современная историография я судить не берусь. Вы “спец” по этому вопросу? Напишите статью с примерами, В “ЛР”, надеюсь, опубликуют. Я педагог, я знаю, что современные дети (большинство) не знают, в какой стране они живут, как она образовывалась, кто и когда ей руководил. Суслов? А это кто? Мы, пионеры и комсомольцы 60-х (я не был комсомольцем!), объяснили бы КТО ЭТО! “Современная историография”… Ну-ну… Меня лично интересуют моменты в истории страны, когда стечение случайных обстоятельств приводило к важным результатам. Пример. На отрывном календаре в нашей семье много лет 6 ноября красовался портрет Д. С. Полянского. У него день рождения 7-го, но там была революционная картинка. А 6-го мой день рождения! Мне Д. С. надоел за два десятилетия. И его убрали! И поставили “на сельское хозяйство”, если не ошибаюсь, Кулакова (?) или Козлова (?). Но этот человек вскоре скончался, и на его место поставили М. С. Горбачёва из Ставрополя. Тут начались “гонки на похоронных лафетах”, и Горбачёв добрался до должности Генсека ЦК КПСС. А если бы Полянский продержался ещё с десяток лет?
После Полянского министром сельского хозяйства был Валентин Месяц.