Долгая прогулка по «Острову в океане»

О фэнтезийном романе Галины Сахнюк

№ 2025 / 34, 01.09.2025, автор: Стефания ДАНИЛОВА

Фантастика – это приём изложения истории посредством вымысла. И. Анненский в лекции «О формах фантастического у Гоголя» и позднее К. Булычёв справедливо считали, что фантастика – вовсе не жанр, а творческий метод.

Что же до фэнтези, оно долго считалось подвидом фантастики. И как раз оно имеет все основания считаться жанром. Бывает и так, что наблюдается сплав этих двух историй: у Э. Маккефри равновелико представлены как звездолёты, так и драконы. Итак, по каким же критериям можно отличить фантастику от фэнтези?

Во-первых, фантастика – это взгляд в будущее через призму развития научных достижений и общества. Например, «20 000 лье под водой» Ж. Верна стало предтечей изобретения подводной лодки. А фэнтези – это взгляд в прошлое неомифологического толка, нередко переосмысляющий экскурс в реальную историю.

Во-вторых, необъяснимое в фантастике обусловлено предполагаемым техническим и социальным прогрессом: например, световой меч – это волшебное преображение реального меча. Фэнтези же, основанное на мышлении магическом, совсем не обязательно обосновывает с научной точки зрения наличие сверхспособности у персонажа. Так, секрет изгнания слизней с помощью амулетов существует лишь потому, что так пожелал автор истории.

В-третьих, в фантастике «иное» меняет мир, а в фэнтези «иное» принадлежит своему миру априори. Таковы хоббиты, эльфы и орки в произведениях Дж.Р.Р. Толкина. Важно понимать, что существуют исключения, подтверждающие правило. Так, в «Дозорах» С. Лукьяненко представлен взгляд не в древние миры, а самые что ни на есть реалии, современные моменту создания произведения – наши дни.

Определившись со спецификой жанра, мы открываем дверь в мир задорных, а порой и не очень, бытописаний и приключений комата Черка Ал’лек Крэгга – автора Галины Сахнюк. Перед нами гостеприимно распахивает обложку многообещающий фэнтезийный роман «Остров в океане». Именно фэнтезийный, где логика мира, согласно теории, подчинена лишь своему всемогущему автору.

Однако, слово «многообещающий» не стоит рассматривать исключительно как комплимент… Очень сжатый пересказ романа выглядит следующим образом: герой идёт, с ним постоянно что-то происходит, и, по идее, должно куда-то вывести, но не выводит. И столь желанная, искомая читателем сверхзадача романа становится лишь миражом в пустыне. Пустыне, наполненной удивительными задумками, волшебными описаниями природы, которым могли бы позавидовать иные пейзажисты. А вот и ещё герои, и у них тоже что-то происходит, да. Но вот как одно связано с другим, видимо, предложено понимать самому читателю, он во всём сможет разобраться как-нибудь сам, без помощи автора. Вся вещь напоминает причудливое украшение в бохо-стиле, но неясно: это ожерелье? Кольцо? Браслет? Как это носить? Да, это симпатично, лихой микс материалов, цветов и форм, вот элемент настоящей древности, а вот огромная пластиковая бусина – но что это на самом деле?

Существуют такие лёгкие компьютерные игры, в которые играешь «по сетке», просто живёшь там: бегаешь по пиксельному миру с оружием и фаерболом, выполняя различные побочные квесты, в то время как главная линия с традиционной миссией Избранного по спасению мира от всего плохого во имя всего хорошего отсутствуют. Поколение читателей, воспитанное на Дж.Р.Р. Толкине, К.С. Льюисе и Г. Гаррисоне, безнадёжно привыкло к лихо закрученному сюжету. Адвокат текста говорит: ну, возможно, отсутствие магистральной линии и есть задумка автора, чтобы в романе можно было просто жить, ходить, заглядывать то в одно окошко, то в другое, наслаждаясь реалиями Иного.

Произведение Г. Сахнюк намекает своим названием «Остров в океане», что оно само по себе и есть остров, автономная обособленная территория, и как бы хитро ни был устроен лабиринт на этом острове, сбежать на Большую Землю всё равно не получится. За обложкой книги только океан. Нет большой дороги, нет сюжета. Впрочем, а так ли он нужен?

Наш бравый комбат… то есть комат Черк постоянно попадает в истории, лавируя между жанрами и эпично вальсируя с ними: где-то это приключенческая история с амулетами от слизней, где-то – детективная история с романом между ректором и девушкой его предшественника, а также внутришкольном бизнесом по «утилизации» учеников.

Однако… можно ли влюбиться в этого персонажа?

Захотеть стать таким, как он?

Пройти его путь в его сапогах?

Безусловно, на данном этапе работа технически не завершена, даже если Г. Сахнюк планирует сделать отсутствие главной сюжетной линии своеобразной особенностью этой вещи. Автор настолько увлечена локальным миростроением, что остановиться тут будет сложно, очень сложно, однако, для будущего книги – жизненно необходимо.

В текущем виде рано говорить об официальной публикации… Поэтому я буду писать о задачах, требующих решения. Не все читатели, даже самые благодарные, обладают литературным образованием, чтобы отделить зёрна от плевел и за нуждающимися в исправлении моментами разглядеть завораживающую силу мира, которая там, безусловно, есть – густо и плотно обмотанная паутиной из тавтологий, несогласованностей, лишних деталей и описаний.

Первая задача, решением которой автору следует заняться – это выправление стилистической мешанины в одном концептуальном пространстве. «Ага, щазз», «взяли в клещи», «левак», «срач», «оттирая» и песни вполне реальных «Дельфина» и «Пинк Флойд» в придуманном мире… с общей риторикой мира, где происходят диковинки и дичь, это всё никак не сочетается. Это сошло бы с рук в повести о буднях провинциальных подворотен, но не этой вещи, претендующей на то, чтобы стоять на полках «фантастика и фэнтези» книжных магазинов. А заметно, что у автора такие намерения есть, и что этот роман для неё не просто баловство и «расписывание ручки». Требуется конкретная, массовая замена разговорных выражений на уместные литературные эквиваленты. Разговорная «трэшовая», сниженная речь допустима в описании речи какого-либо маргинального элемента, но здесь с такими элементами ведётся само повествование, и так говорят люди, которые, по идее, так вообще разговаривать не должны: им это не по контексту и статусу.

Для решения этой задачи следует заняться корректной заменой стилистических огрехов. С этим может справиться опытный редактор. Так, среди примеров адекватной замены: вместо «сладкая морковка» – «дополнительные преимущества»; вместо «срач разводить» – «создавать беспорядок/хаос» и т.д. Обращает на себя внимание и соседство обилия технических терминов (стоит отметить, что в физике и химии автор явно хорошо разбирается!) с просторечиями и обсценной лексикой (левак, чел, облом, срач, попалимся), что создаёт эффект неуместного оксюморона. А приключения Черка – всё-таки не комическая история, чтобы этот эффект был здесь к месту. Будь то описание стендапа в каком-нибудь кабаке – пожалуйста. Но задачу автор перед собой ставит совсем иную. Приведём пример абзаца, являющегося иллюстрацией всего стиля повествования в целом:

«Темнота. Медленно поднимаем веки. Стало значительно светлее. Тайя уже высоко. Осторожно, по миллиметру Фехтр подвинул руку. Затекшую конечность закололо противными иголками. Вторая рука, теперь переворачиваемся. Ай!!! Больно-то как. Сползаем с кровати. Согнутое, ковыляющее тело отправилось по освященному чредой поколений утреннему маршруту. Водичка! Холодненькая! После душа химику полегчало. Кожа перестала гореть, а рубцы ощущались менее болезненно. Фехтр даже решился осторожно обсушить воду ниже поясницы. Кухня. При виде еды слюна стала просто капать. Жор напал неимоверный. Схарчив всё имеющееся мясо, химик сыто рыгнул и заварил травяной сбор».

В целом понятно, что происходит с героем: во сне у него затекли конечности, он идёт нивелировать последствия порки утренним душем… Однако стилистика хотя бы вышеприведённого отрывка упорно напоминает рабочие тетради автора, причём пишет он как будто по следам игры в Dungeons&Dragons и записывает всё, что придёт ему в голову, не заботясь о том, легко ли будет это воспринять читателю.

Вторая задача – сделать так, чтобы роман заметно «схуднул», так как в «двери восприятия» он пролезает с огромнейшим трудом. С этим, конечно, справится хороший грамотный редактор, но для роста собственного же мастерства и отрезвления ожиданий эту работу надлежит провести самому создателю мира. Никто на свете, кроме Гаррисона, Ле Гуин, Толкина, Роулинг – не Гаррисон, не Ле Гуин, не Толкин и не Роулинг, чтобы посягнуть на такой масштаб. Да и к масштабу сему вышеупомянутые авторы шли в своём темпе и явно не сразу: этому предшествовали и сопутствовали разнокалиберные процессы напитывания своего мира, кропотливого вытаскивания его из небытия. Между изобильностью мира и многословностью есть большая, размером в Бездну, разница.

Если «Остров…» сократить раза в три (хотя бы до 10 авторских листов супротив 40), избавившись от деталей, не помогающих раскрыть персонажей и события, текст только выиграет от этого. Сейчас в «Острове в океане» можно утонуть, и это не фигура речи. Вода закруживается в беспорядочный поток сознания автора, бурлящий якобы в мыслях персонажа. Однако, автору весьма хорошо удаются описания природы – их читать интересно, красиво и приятно. За счёт гипертрофированного объёма повествования напрочь теряется сюжетная хиромантия. Хиромантия – потому что это как много-много линий на ладони, трактовать которые можно по-своему. Вот здесь у нас линия детектива, вот здесь – жили-были, а здесь – сцена с поркой. Впрочем, если не пытаться увидеть здесь Большой Главный Сюжет, в мире Черка, Алои, Мата, Тоев и Распов можно жить весьма припеваючи, жить обычную жизнь, как сейчас популярны блоги, где люди просто живут и делятся тем, как они это делают.

Третья задача, которую автору необходимо поставить перед собой: найти опытного и выносливого корректора со свежим взглядом, дабы избавить текст от всевозможных грамматических, орфографических и пунктуационных ляпов. Итак, что в их спектре? Это ошибки в слитном и раздельном написании «не», в «также» и «так же», в «чтобы», неправильное использование «что б», а ещё полная путаница с временами: отсутствие согласования времени в рамках одного предложения\абзаца. Постоянные перескоки с прошедшего на настоящее и обратно не способствуют погружению в текст, заставляя порой и читателя засомневаться в том, один и тот же роман он всё ещё читает.

Обрывочное повествование короткими рублеными предложениями, порой из одного слова, пожалуй, красит только Стивена Кинга, когда он описывает весь ужас «Долгой Прогулки» или скачущие мысли сумасшедшего преступника. Но никто не Стивен Кинг. Пример фрагмента, являющего собой поток сознания с короткими рубленными фразами, не имеющего какого-либо смысла и\или значения для окружающего повествования:

«Утвердительный кивок комата. Рот занят. Булочки очень вкусные. Попробуй. Как? Просто. Вспоминай структуру вкусовых рецепторов человека, их реакцию и сигнальные импульсы нейронной сети. Вспомнила? Да, так и есть, только уменьши интенсивность сигнала и поменяй местами отрицательную и положительную реакции. Прекрасно, теперь я ставлю фатом, ты берёшь предмет, конкретно выпечку с кремом, перемещаешь в свое пространство, пробуешь и наслаждаешься».

Безличные предложения, переход с первого на третье лицо, а вот у нас императив за императивом, и всё это создаёт ненужную дискотеку для обескураженного читателя. Однако ничего непоправимого нет! Этот эпизод можно ловко и бережно переструктурировать, например, так:

«Комат утвердительно кивнул, так как его рот был занят, и доброжелательно обратился к ней:

– Булочки очень вкусные. Попробуй.

– Но как мне это сделать? – недоуменно спросила она.

– А очень просто. Вспоминай структуру вкусовых рецепторов человека. Воссоздай её, поменяй местами реакции, и вперёд…».

А здесь может возмутиться любой юрист, знающий отличие закладной от векселя: «Так получилось. Со мной расплатились вашей закладной как векселем». Дело в том, что закладную нельзя использовать как вексель, так как это два разных финансовых инструмента. Закладная удостоверяет право владельца на получение исполнения по денежному обязательству, обеспеченному ипотекой на недвижимое имущество, тогда как вексель – это безусловное письменное обязательство выплатить определенную сумму в установленный срок. Закладная привязана к конкретному объекту недвижимости и праву залога, а вексель не содержит таких ограничений и может использоваться в любых расчётных операциях. И таких путаниц в определениях очень и очень много по всему тексту.

Далее, обилие тавтологий щедро рассыпано по всему тексту: «вполне весомая на весах реальности»; «Слышала? Угу, подслушивала», и т.д., можно набирать пачками на каждой странице.

Четвёртая задача – это избавиться от манкого соблазна оформлять мысли персонажа в виде выноса за скобки или сносок. В сноски выносится только дополнительная информация вроде экскурса в историю места или события, значения имени персонажа, но никоим образом не то, что творится у него в голове. Например: (комат обыграл выдуманную им историю с кровью на диске). Неумелое и неуместное использование уточнений ко фразам и образам в скобках обильно рассыпано по всему тексту. В художественной литературе такой приём не используется. По крайней мере, не постоянно – по несколько раз на страницу в некоторых местах. Пример:

«Высокий худой мужчина в тёмно-сером кафтане и с подвешенной на косынку рукой, неуверенно пожелал света и затравленно покосился на молодую (относительно) женщину с решительным выражением лица…».

Двумя абзацами ниже:

«Хемен открыл рот, для очередного уточнения цели визита, надо полагать, но ему не дали слова сказать. – Вы по поводу закладной? – Лойя Фехтр, убедившись, что гость (явный родственник ночного) настроен, в худшем случае, нейтрально, перешла к делу».

В художественном тексте эти фразы следует строить без использования уточнений в скобках, вплетая их в сам текст. Почему бы не сказать: «относительно молодую женщину…» и «гость, явный родственник ночного…»? Что приобретает произведение от скобок, зачем они здесь нужны? Загадка.

Задача пятая: причесывание специфических терминов и приведение в порядок глоссария с оными. Да, термины есть в глоссарии, но сноски по тексту на глоссарий отсутствуют. Есть незыблемое правило: «Если надо объяснять – то не надо объяснять». Я рекомендовала бы поработать над благозвучием имён и названий: Ричр, Ванп, Павоп – хочется большей мелодичности в этих именах, это не герои-антагонисты и не места, откуда хочется сбежать. Но тут субъективно, конечно. Так, Павопом можно назвать какое-то неблагое для жизни место, а деревню с учениками – легче и изящнее. В идеале бы автору проработать грамматику имён и топонимов. Да, в конце книги есть мини-справочник, однако он тоже на стадии черновика. Советую здесь обратиться к приложениям, которые в книгах у Дж.Р.Р. Толкина. Вот там и подробные родословные, и словари синдарина и квэнья, и всё к месту: если всмотреться, логика объяснима.

В «Острове…» же – нет. Есть ли особое правило, почему имена таких-то героев с «проглоченными» гласными между согласными, а почему такие-то деревни всегда оканчиваются на «п» – на эти вопросы сам автор должен, обязан знать ответы. Вот «иллари» и «алои» – симпатичные и запоминающиеся названия, но стоит тогда объяснить, почему «иллари» – отсылает нас к hilarious –радостный. Или Тайя-Солнце – это как минимум красиво. Онг, который в Бездне – это тоже довольно подходящее имя, отсылающее то к гонгу, то к диким племенам в заповедных тропических лесах, к чему-то очень иному и «в себе». Саррент – имя звучное, а Фарресп – звук теряется в оконцовке. Про языки метавселенной: почему элла́ри, но эльвари́? Есть ли логика?

Шестая задача представляет собой скорее любопытный вопрос. Откуда такая горячая фиксация автора на флагелляции? Что ни глава, так обязательно кого-то выпорют, описав мучения персонажа во время экзекуции и после неё во всех подробностях. Безусловно, любители оного есть, но тогда, может, стоит назвать это флагелляционным фэнтези, специализироваться на этом, либо сократить количество порки в тексте.

И, наконец, самое радикальное, нет, парадоксальное. В этой книге главного героя нет. Почему? Потому что, если заглянуть в любое определение, главный герой – это тот персонаж, который развивается, проходит путь от А до Z через различные В, С и D, он мучительно растёт над собой. В конце книги он – не тот, кем был в её начале (тут рекомендую посмотреть схему Кэмпбелла, её приходят на любых литературных курсах).

С Черком Крэггом же ничего подобного не происходит. С ним постоянно происходят события, он же выходит из них таким же, каким и был. Черк – это не главный герой, а фокальный персонаж, к тому же, как Марти Сью, ещё и всемогущий. Ему некуда развиваться, не в чем каяться, не к чему стремиться: с ним произошло самое страшное, что только может произойти с героем. Он уже может всё. Да и события, участниками которых он является, можно тасовать в любом порядке, практически как в «Игре в классики» у Хулио Кортасара… но нет. Дело в том, что кортасаровские классики – изощрённая литературная игра для эстетов, где чтение путем «перепрыгивания» со страницы, скажем, 25 на страницу 204, а потом в пролог, вызывает определённый когнитивный эффект. Здесь же можно миксовать главы в любой очередности: это никак не повлияет на сюжет.

Можно просто озаглавить вещь как «Бесконечное приключение Черка Аллека Крэгга» или «Удивительные приключения…», и вместо поглавности оформить новеллами, разными по смысловой начинке. Названия глав сейчас похожи на личный блокнот автора с рабочими заметками – в нём то, что будет происходить в главе, но название не манит, а просто описывает. Главы же слишком обширные; видно, что сам автор, включая множественные подглавы («Павоп. Школа» и т.д.), теряется в гигантизме собственных задумок. Пусть будет больше эпизодов, а объём сократится. Как проверить, не слишком ли громоздкая глава? Дать прочитать её близким людям и посмотреть, смогут ли они её пересказать своими словами. Если начнут путаться и не помнить, значит, пора на этом главу заканчивать.

Сейчас «Остров» представляет собой такой фэнтезийный сериал, который можно смотреть с любой серии. И если в этом была сверхзадача автора, то выполнена она просто блестяще. К сожалению, не всё золото, что блестит.