Евгений Евтушенко: «Я был пятым в «Битлз»!»
№ 2022 / 29, 29.07.2022
18 июля одному из самых известных поэтов России исполнилось бы 90. Предлагаем читателям одно из последних прижизненных интервью с Евтушенко – в память о Мастере.
– Евгений Александрович, вот уже много лет жанр ваших творческих встреч неизменен – стихи и песни…
– Свою первую песню я написал в 22 года. Мне позвонил Колмановский, ставший уже маститым композитором, и сказал: «Я давно люблю ваши стихи. Слушайте, музыка народная у меня есть. А вы же со станции Зима. Думаю, вы бы смогли передать женскую тоску». Он привез мне музыку, и возникла песня «Бежит река». Ее исполнила Людмила Зыкина, только пришедшая на радио из самодеятельности. А через несколько дней после эфира я был в северной деревне. И там я услышал, как на реке бабы гремели вальками, стирая белье, и пели мою песню. Я подошел, спросил, кто автор. Они мне отвечают: «Да это наша, деревенская!» Но я тогда не обиделся, просто понял, что это самое лучшее, о чем только может мечтать поэт.
– Стихотворение не всегда исповедь?…
– Я думаю, что настоящая поэзия немыслима без искренности. Прозаик может запутать читателя, устами какого героя он выражает свои ощущения. Достоевский – это все его герои, собранные вместе. Достоевский – это и князь Мышкин, и Настасья Филипповна, и Смердяков. И Смердяков, да-да! Плохое живет в каждом из нас. Иногда хорошие люди пугаются собственных мыслей, настолько они могут быть черными. В литературе я начал с личных исповедей. Меня всячески шпыняли за это, называли певцом грязных простыней. Помните, «Ты говорила шепотом: а что потом, а что потом?» Но если сегодня сравнить эти строчки с тем, что говорят и поют с телеэкрана, то выходит, что у меня не стихи, а уроки целомудрия. Но сейчас я понял, что не все рассказал о себе и о других. И пишу теперь – доисповеди. Я, например, никогда прежде не писал о своем первом мужском опыте, о женщине, с которой впервые был близок. Но я же не трус! Мне тогда было пятнадцать лет всего, но, конечно, ей сказал, что уже имею паспорт. Когда она поняла, что я еще мальчик, она сильно мучалась. Может быть, всю жизнь. И когда я это осознал, я пришел на радио, на станцию «Маяк», рассказал эту историю, попросил прощения и прочел стихи, посвященные своей первой женщине. Всю неделю на всю страну звучали эти стихи. Думаю, она меня услышала и простила.
– Мне кажется, самый лиричный Евтушенко – в строчке «Если будет Россия, значит, буду и я!»
– Недавно мне вручали орден «За заслуги перед Отечеством». Надо было сказать ответное слово. И я вспомнил, как ехал мальчишкой через всю страну на поезде, и несколько дней не ел ничего горячего. Разжиться можно было только кипятком. И какая-то тетка на станции мне отломила от своей пайки черного хлеба половину. И потом от своей половины еще половину. И вот в Кремле я сказал, что для меня эта женщина и есть Россия. Наша беда в том, что мы разобщены. Сегодня нас ничто не соединяет, кроме ТВ. И нам надо воссоздать эти нити между людьми, за нас никто их не соткет. Я много учился у Пастернака. Он не стеснялся слова долг, а вот нынешняя молодежь бравирует тем, что они никому ничего не должны.
– У вас было невероятное количество поклонниц. Но человеческая память избирательна…
– Не так давно я нашел на чердаке томик Блока. Из него выпала фотография женщины. Я сразу вспомнил ее. Мне тогда было 20, ей 24, муж, ребенок. Но о своей семье ничего мне не рассказывала, все время прятала глаза. Она отдавалась мне на грани цинизма. Потом исчезла. И вот почти через сорок лет я нашел ее письмо на обратной стороне фотокарточки. Это было очень эмоциональное признание в любви. Я был настолько потрясен, что тут же написал ей стихотворение. В газете «Известия» мне посоветовали опубликовать его в новой книжке рядом с найденной фотографией. Но я напечатал эти стихи в газете. И мне позвонил сын этой женщины. Он сказал: «Мама была так счастлива, прочитав ваши стихи!» Оказалось, она живет одна уже тридцать лет, и до сих пор не знала, прочел ли я ее письмо, как на него отреагировал…. И я тут же позвонил ей из Оклахомы в Москву. Мы проговорили пять часов!
– Расстояния для вас никогда не были препятствием!
– Меня долго не пускали за границу, снимали с самолета. Хотя вроде бы никаких военных секретов я не знал и соответственно выдать их не мог. Но тем не менее отказ следовал за отказом. Меня выручил небольшой поэт, но большой души человек Степан Щипачев. Узнав о моих злоключениях, он пришел в Московский горком КПСС, положил свой партбилет на стол, а он был коммунистом с восемнадцатого года, и закричал: «Да что ж это такое! Мы боролись за светлое будущее, а наши дети не могут посмотреть мир? Мы за что кровь проливали?!» Ну а потом уже, будучи депутатом Верховного Совета СССР, я добился отмены выездных комиссий. Своим упорством я просто осточертел Горбачеву! Но я считаю, что подобные барьеры оскорбляют человеческое достоинство! И когда однажды по телевизору передали, что «за минувший год за границей побывало четыре миллиона россиян», я испытал чувство гордости. А недавно на встрече с московскими лицеистами я спросил у детей, знают ли они, в каком кошмаре мы жили, слышал ли кто-нибудь, к примеру, про выездные комиссии? И одна девочка мне ответила: «Выездные комиссии – это которые все время куда-то выезжают!» С тех пор я много езжу. Вот только что был в Латинской Америке – Гватемале и Сальвадоре. Теперь на всем земном шаре осталась единственная страна, где я не был – это Парагвай.
Расскажу вам одну европейскую историю. Во время первого континентального тура «Битлз», куда они поехали еще со своими мамами, подружка Пола Маккартни подарила ему купленную в Гамбурге книжку моих стихов, переведенных на английский. Это был сборник «Станция «Зима». И Маккартни так понравились мои стихи, что вся группа стала зачитывать их перед каждым выходом на сцену! Заряжались стихами для необходимого куража! А я был в то время в Риме. Ажиотаж в связи с гастролями «Битлз» – дикий! У премьер-министра Италии был пригласительный на концерт только на одно лицо, его жена закатила скандал, и он отдал его мне. В зале ничего не было слышно, все визжали беспрестанно. Конечно, я слышал «битлов» в Союзе и полюбил этих ребят. Они выросли в бедных семьях. Пели хорошие песни. А все турне они не расставались с моей книжкой. Получается, я был у них пятым!
– У нас тоже была своя знаменитая четверка. Но не музыкантов, а поэтов: Вознесенский, Рождественский, Ахмадулина и вы!
– Нас пытались поссорить, но ничего не вышло. Андрей Вознесенский – друг моей юности, замечательный поэт. Он и Белла Ахмадулина еще живы. И они будут жить всегда! А с Робертом у меня были сложные отношения. Хорошо, что, когда он заболел, я успел прочесть ему свежее стихотворение «Шестидесятники». А самая давняя дружба у меня с Искандером. Мы с ним знакомы с 1944 года, вместе ходили на московскую оперетту. Тогда это была единственная возможность увидеть канкан…
– В стихах многое говорит интонация автора. Кроме вашего избранного на двух аудиокассетах существуют ли и компакт-диски, ведь формат аудиокниги сегодня стремительно завоевывает популярность?
– Скоро выйдет на диске моя любимая поэма «Голубь в Сантьяго». А еще готовится CD с прозой, ее начитает моя сестра.
– Не так давно вы закончили работу над монументальным собранием наших поэтов «Строфы века». Над каким новым проектом задумываетесь?
– Мой новый сборник, «Памятники не эмигрируют», составляла моя жена. Сказала, что у меня нет вкуса, что я не умею составлять книг. Даже удивительно, что получилась такая толстая книжка! Должен сказать, все мои жены не принадлежали к числу моих поклонниц. Маша, к примеру, обожает Окуджаву…
– Я думаю, полстраны с полной уверенностью может утверждать: Евтушенко – живой классик!
– А справку с печатью можете выдать? Вот я бы ее своей жене показал!
– Стихотворение можно продекламировать за минуту. Значит ли это, что поэт знаменит, пока звучит?
– Это не совсем так. Знаменитость – понятие неустойчивое. Она то обретается, то пропадает, возвращается, переходит во что-то другое… Но это не самое главное. В конце концов, давайте вспомним строчку Пастернака. Он писал правильно, а ведь сам был на какое-то время самым знаменитым поэтом в мире! Жаль только, его «Доктор Живаго» был превращен в орудие политической борьбы. Про роман писали: нож в спину социализма… Помилуйте! Каждая пастернаковская страница залита любовью к людям! В тексте нет ни одного отрицательного персонажа! Даже в Комаровском нет ненависти, нет злобы… Пастернак написал о гражданской войне как о печальном недоразумении России. Этот роман находит своих поклонников и в наши дни. Как известно, Юрятин – псевдоним Перми. Так вот местный губернатор решил переименовать одну из железнодорожных станций – Пермь-2 или Пермь-Сортировочный. Теперь Юрятин будет и на карте. Очень правильная идея. А еще при станции строится музей Пастернака.
– Вашему дому-музею на станции Зима уже пять лет. Бориса Леонидовича подобным при жизни не удостоили…
– Я обожал Пастернака как великого мастера. Мне всегда нравились непохожие на меня поэты. В 1959 году, незадолго до своей кончины, он надписал мне свою книжку. А на словах сказал так: «Маяковский и Есенин совершили в жизни одну ошибку. Я вас очень прошу не повторять ее. Не зовите в стихах собственную смерть! Сила слова такова, что она все превращает в реальность». С того памятного разговора прошло уже почти 50 лет. Так что наша с вами встреча говорит о том, что я последовал завету Пастернака!
– Когда-то ваши коллеги-писатели разоблачали Пастернака!
– Мне повезло познакомиться с Борисом Леонидовичем в 1959 году. В то время я был женат на Белле Ахмадулиной, которую считаю достойной наследницой поэзии Ахматовой и Цветаевой. Наши однокурсники по Литинституту хвастались регулярными чаепитиями с Пастернаком, за глаза называли его Борей. А когда они имели наглость прийти к нему домой и сообщить, что вынуждены подписать письмо с осуждением его взглядов, Пастернак разрешил предать себя. Потом он сокрушался: «Что я наделал! После этого ни один из них не станет большим поэтом!» Так и произошло: один, став директором издательства, быстро проворовался, другой спился, его нашли замерзшим на уличной скамейке. А Пастернак остался в литературе.
Он был личностью. Считал, что мужчины должны относиться к женщинам с материнской нежностью. И в этом я с Пастернаком согласен. Если мы признаемся, что сейчас никакой любви а ля Ромео и Джульетта нет, что остался один секс, то это значит, что мы поддались своим ошибочным умозаключениям, не имеющим ничего общего с реальной действительностью. Вот и все. А в память о Пастернаке я написал слова к романсу Лары из американского фильма «Доктор Живаго».
– К слову, о кино. Вы режиссер кинокартин «Детский сад» и «Похороны Сталина». А как вам нынешний отечественный кинематограф?
– Сильная вещь – «12» Никиты Михалкова. Это не новый фильм, но мне он очень понравился. Некоторые не любят самого Михалкова и некоторые его высказывания. Но не будем забывать: у него пять гениальных фильмов. Это очень много! И «12» замечательная картина, в ней столько ролей гениальных, сильных. Обычно такого не бывает.
Не так давно было много разговоров о «Левиафане». Это профессиональный фильм. В нем, на мой взгляд, не хватает тепла, любви к людям. Зловатый фильм, зловатый.
К некоторым кинокартинам я писал песни. Давно нравится вальс из фильма «Берегись автомобиля». И однажды я подарил композитору Андрею Петрову стихи на эту мелодию. Получилась песня, ее спели Татьяна и Сергей Никитины. «Тот, кто с хрустальной душой, тот наказан расплатой большой: остаются лишь крошки стекла – жизнь прошла…»
Мне очень нравится песня Вертинского «Что за вечер в степи молдаванской». Это был обаятельный человек и великий артист. Как известно, в 1943 году Вертинский вернулся в СССР на поезде, следующем из Манчжурии. В Чите, где собирался выступить, он вышел из вагона, поставил чемоданы, встал на колени и поцеловал перрон: «Здравствуй, матушка-Россия!» Поднявшись и увидев, что чемоданов рядом нет, вздохнул и сказал: «Узнаю тебя, Россия…» Эту историю мне рассказала мама, которую отправили лечиться от тифа в читинский госпиталь. Ей, вскоре выздоровевшей, дали комсомольское поручение: купить Вертинскому новые чемоданы и сшить к ним защитные чехлы…
– Знакомы ли Вы с поэзией молодых? Какие мысли и чувства она у вас вызывает?
– Некоторым кажется, что проще не рифмовать. Прыгают в верлибр, не понимая, что он выживет, если только будет компенсировать потерю музыки повышенной метафоричностью. Только вот не зная арифметики, не освоишь высшей математики.
– Что пожелаете молодежи?
– Прежде всего хочу обратиться к молодым писателям. Надо любить поэзию. Поэзию в широком смысле. Конечно, она должна быть исповедью творца, художника. Но высшая ступень литературы не только в высказывании от имени себя любимого. Есть еще исповедь своего народа. Когда автор становится писателем тех, кто не пишет, когда он высказывается за них. Вот что такое высокая литература. Об этом надо помнить поэтам и прозаикам…
Я пишу для всех. Достоевский назвал лучшим качеством Пушкина его «всемирную отзывчивость». Которой все мы и должны учиться. Однако сейчас довольно много людей, у кого, кроме национализма, больше нет никакой духовной сферы. Принижать чужую культуру недостойно. Таким людям никогда не удастся поднять собственную страну.
Беседовал Юрий ТАТАРЕНКО
Она отдавалась на грани цинизма,
А после исчезла в ночи…
Но где ж это было? Как память капризна!
В подвале? На русской печи?
Я помню глаза ее, помню, как звали
И мужа ее, и сына ее.
Но где ж это было? На печке? В подвале?
Я помню, что чистил белье…
Яркий поэт своего времени.
Советский на две трети, на треть – американец,
Увековечиться мечтал, себя загнав под глянец.
И упокоиться решил не где-нибудь, однако,
Не в Талсе Оклахомовской, а рядом с Пастернаком.
***
Смею сказать, что был знаком с Евгением Александровичем. Понимал, что у него в памяти тысячи людей, но меня он узнавал при встречах и даже однажды назвал – “Ромочка”. По моим понятиям он был исключительно добрым, любил людей. Жизнь несправедливо ограничила с возрастом болезнью его подвижность. Мне понятно, что постепенно он потерял слепую любовь к России, наблюдая и понимая многие черные дела власти и лёгкость оболванивания
народа. Он был великим Человеком и гением.
проф. Роман Трахтенберг, 1931, Реховот
По автобиографии Е.Е., мнение моего литсоседа.
Был пятым в “Битлз”,
Любил полу-стриптиз,
Полугерой, пол-сценарист,
Пол-гражданин-инотурист,
Верлибрами – полупоэт,
Кто скажет: “полный ” наконец?
И народ пел его, и “Битлзы” учили наизусть, и мафиози покупали на самокрутки, и под головой Сталина лежал его сборник, когда его захоранивали. Ведь первый сборник 1952 года был посвящен ему. Отцу…
“Идут белые снеги, как по нитке скользя. Жить да жить бы на свете, но, как видно, нельзя…”
“Если будет Россия, значит буду и я!”
“Пароход белый-беленький, чёрный дым над трубой. Мы по палубе бегали, целовались с тобой…”
“Это раздаётся в Бухенвальде колокольный звон…”
“Хотят ли русские войны? – спросите вы у тишины…
Хулители Евтушенко, напишите хоть парочку равных строк!
М. Каришнев-Лубоцкому на № 6. Критиковал и критикую Е.Е., в том числе см. комм. 4. за приспособленчество (от стихов за Сталина в 1952 году, до его самопиара и отъезда в 1991 году за “зелёными”.
О моём творчестве – см. сайт “Звезда полей”. Сообщаю выборочно:
1. Создал “Клеветникам России 21 века”, в феврале 2022 г. Заключительная строфа:
“Сказал же Пушкин, наше дело,
Решить любой славянский спор.
Нам повторять всем надоело:
Не лезьте в Русь на свой позор!”
Вы, М. К.-Л. – написали “талантливые стихи” (напомнить Вам Это на сайте “ЛР”)
2. “Вот бьют барабаны Суворовский марш…” – отмечена на фестивале Православно-патриотической песни 2005 года в Сергиевом Посаде
3. “Все по коням, – крикнул комиссар
Шашки вон, там нехристь впереди…”
Стих-е “На той гражданской”, газета “Российский писатель”, февраль 2003 г. (протеже от Н. Дорошенко)
4. “Ах, зачем снова даль, Нас зовёт каждый вечер…” – романс – авторская песня.
5. “Что обезьяна первый человек,
Сказал когда-то Дарвин усмехаясь…” –
стих. “Байка о происхождении человека” , ж. “Москва” декабрь 2016 г., конкурс “60” в связи с первой публикацией “Мастер и Маргарита”
6. “Духовно-смысловая оценка народности поэзии”, ж. “Москва” конкурс “60+”декабрь 2016
Михаил Александрович! Грубейший прокол. Ваше “Это раздаётся в Бухенвальде…” не от Е. Евтушенко. Автор текста песни “Бухенвальдский набат” : Александр Соболев. Композитор: Вано Мурадели
А разве в процитированных строках есть Поэзия? Это простенькие тексты для песенок с несложными мелодиями.
Да, я ошибся, память подвела. Никогда не нужно публиковать факты, не проверив их точность. Евтушенко написал слова песни “Хотят ли русские войны”, а не “Бухенвальдский набат”. И про “пароход белый беленький” написал Геннадий Шпаликов, а не Евтушенко. Пол-века не сверял, вот сгоряча и перепутал! Приношу свои извинения! Надеюсь, я не ошибся, когда по памяти процитировал строчки: “Я забыл, как лошадь запрягают, и хочу её позапрягать, хоть они неопытных лягают и до смерти могут залягать”? В 60-е я прочитал в “Юности” цикл стихов Рубцова, а в 2021 (или в 2022?) по памяти процитировал в “ЛР”. Да, старость не радость!
Лосеву. “Идут белые снеги, как по нитке скользя…”, по моему мнению, полны настоящей поэзии. Таких простеньких текстов для песенок с несложными мелодиями в русской поэзии много. Про “тонкую рябину”, например, или про “клён заледенелый”.
На №6:
“Пароход белый-беленький,
Дым над красной трубой.
Мы по палубе бегали —
Целовались с тобой…”
Это Геннадий Шпаликов написал…
Где-то читал, как Евтушенко выступал в Румынии перед местными поэтами. Читал, читал свои стихи. А румыны в конце спросили: а где же поэзия-то? Метафоры, например?
Ничего лишнего сказать не хочу, но в его стихах много газетчины. Но мы считаем это стихами…
Нет, мы не считаем это стихами.
Общеизвестно, что все серьезные русские поэты, современники Евтушенко, презирали его – и как человека, и как виршеплета.
Песенки некоторые на его тексты живут до сих пор, правда. Но ведь песенки – это не поэзия.
Бывают строчки, которые невольно остаются в памяти. Вот, например, Юрий Кириенко выдал “цитату от себя”: “- Все по коням, – крикнул комиссар, – Шашки вон, там нехристь впереди!” Почему вместо сабель шашки, объяснить можно. С поставками оружия в гражданскую были проблемы, брали где-попало, например, у жандармов отбирали. Но почему комиссар призывает бойцов идти в бой с нехристями?! Ошалел он, что ли, на своих бросаться?!