Гайдар мог шагать впереди
Рубрика в газете: Смутные времена, № 2021 / 22, 10.06.2021, автор: Максим АРТЕМЬЕВ
Русская литература начала XX века была слишком серьёзна, и развлекательный жанр отдали на откуп иностранцам. Переводные истории про Ната Пинкертона и Ника Картера заполонили рынок. Да, разумеется, печатались всякие дамские и девичьи романы, начиная с Лидии Чарской, но по большому счёту отечественной крепкой и добротной развлекательной литературы не сложилось. У нас были Лев Толстой и Чехов, но не имелось своих Вернов, Уэллсов и Конан Дойлей.
Не хватило каких-то десяти-пятнадцати лет. Мой тезис заключается в том, что классика развлекательного жанра начала советского времени и является тем, что должно было появиться при «нормальном» развитии событий, без революции. Александр Беляев в научной фантастике, Ильф и Петров в юмористике, например, были обязаны своим успехом вовсе не советской власти, не большевикам, а, напротив, каждый из них в самых неблагоприятных условиях – поелику возможно – донёс до читателей то, что должно было дозреть и появиться в России без социального и политического переворота.
Беляев в таком случае стал бы процветающим автором фантастических романов и рассказов, герои которых не боролись бы за Интернационал (а капиталисты в них не вредили бы пролетариям), но как у Уэллса и Верна, совершали бы свои гениальные открытия в одиночку, или вели войну со всем миром подобно злодеям зарубежных авторов.
Точно также юмор Ильфа и Петрова – это высшее развитие тенденций, намеченных Аркадием Аверченко и кругом авторов «Сатирикона». Только у Аверченко и коллег ещё нет той необходимой жизненности и сочности (которая одновременно намечалась в русских кинокомедиях про Аркашу – российский эквивалент Макса Линдера), а Ильф и Петров уже смогли уйти от мишуры и приглаженности сатириконовского юмора. Впрочем, об этом будет особый текст.
Пока же отметим, что до 1917 в русской литературе не получил достаточного развития приключенческий жанр, недостаток которого восполнялся обильным чтением Луи Буссенара и Густава Эмара. В Англии, например, уже работало новое поколение писателей – и Хаггард, и Мейсон («Четыре пера») и Чайлдерс («Загадка песков»), и сам Киплинг написал шпионский роман «Ким», с выпадами против русских, а у нас всё никак не появлялся соответствующий классик, способный дать отпор наглой «англичанке», которая продолжала гадить.
Сделать скучную жизнь обывателя зарождающегося, в том числе и в России, массового общества интересной и наполненной тайнами и приключениями собственными силами не получалось. Русский Хаггард родился слишком поздно, в 1904 году, и звали его Аркадий Петрович Голиков. Если рассматривать по существу, то Голиков-Гайдар – неудавшийся русский скаут. Только в Англии, а затем по миру, это было движением молодых и жаждущих приключений представителей среднего класса, с романтикой ночёвок у костра, а в России приключений для поколения Гайдара хватило с лихвой без скаутовских имитаций.
С четырнадцати лет он был вовлечён в кровавый вихрь Гражданской войны, а в шестнадцать, как всем известно, уже командовал полком – куда там Баден-Пауэллу! (Тут нельзя не вспомнить настоящего русского скаута, Бориса Солоневича, брата знаменитого Ивана, который не хотел никакой политики, но его советская жизнь постоянно втравливала в опасные приключения с политической подоплёкой; так происходило расщепление поколения – Гайдар в одну сторону, Солоневичи – в другую.)
Но Гайдар был не только подростком-авантюристом, но и обладал литературным талантом, постепенное осознание которого увело его на писательскую дорогу, подобно Фадееву. Скажем сразу – не случись 17-го года, он мог бы стать крупнейшим русским автором приключенческого жанра, имея все данные для этого – ясный и точный язык, уверенное владение сюжетом, создание запоминающихся персонажей. И на статус классика детской литературы он был обречён при любом режиме.
Однако Гайдар жил в ненормальном обществе, и вынужден был подлаживаться под него. Поэтому его книги надлежит рассматривать через соответствующий объектив с фильтрами. Так, гайдаровские враги народа, вредители и агенты иностранных разведок – это те же немецкие шпионы из предвоенных английских романов. Жанр требует коварных противников, представителей загадочных сил, влияющих на нашу судьбу. И не вина писателя, что он мог выводить только таких персонажей.
Истоки Гайдара, его увлекательность, вполне себе жизненность и, одновременно, возвышенный идеализм и утопизм – от Мальчиша-Кибальчиша до тайного общества Тимура и его команды – имеют своими корнями именно атмосферу скаутизма и идеалистического приключенческого настроя, густо замешенного на патриотизме и филантропии, начала XX века в целом. Квазимасонство, квазискаутизм Тимура происходят из секретных организаций с благородными намерениями, в изобилии сочинявшихся английскими писателями на рубеже веков. Есть, кстати, известный портрет Гайдара 1926 года, помещённый в пермской газете «Звезда», где он изображён вполне по-британски – трубка в зубах, модная кепочка на голове.
Можно только догадываться, какой бы получилась «Судьба барабанщика», потенциально лучшего романа Гайдара (если не брать чересчур уж реалистичной «Школы») по части приключений, если бы ему не пришлось слишком уж подлаживаться под господствующую идеологию. Она вполне могла стать мировым бестселлером, с отрицательными героями, например, мафиози, или шпионами некой Выдумляндии. Я утверждаю так, потому что нет никаких предпосылок к тому, чтобы не предполагать, что русская литература и в развлекательном жанре не вышла бы уже в 20-е-30-е годы на всемирный уровень.
Гайдар был настоящий писатель, то есть обладал тем, чем обладал, например, Толкин, на фоне сонма бездарных пачкунов бумаги – поставщиков развлекательного чтива. Его сильные черты я перечислил уже выше. До уровня Гайдара в СССР так никому подняться не удалось, Юлиан Семёнов или Анатолий Рыбаков на его фоне малопримечательны. Сильный и выразительный стиль автора «Школы» прямо проистекает из книг предреволюционного времени. Гайдар не был началом советской литературы, он являлся, скорее, завершением словесности имперской, одним из последних вздохов великой культуры великой страны, утонувшей в хаосе XX века, намёком на то, что могло быть, если бы…
Совсем неубедительно, примешивается своя собственная позиция. Таким макаром можно сфантазировать, что Зощенко – это русский Оливер Генри, просто про главных героев-преступников в СССР не могло быть и речи.
Хм. А кто тогда такой Остап Бендер? Который, к слову, сам ссылается на О.Генри чуть не в первом разговоре с Воробьяниновым.
Все россияне жили тогда в “ненормально обществе”, но не все становились палачами, как будущий писатель Гайдар. Не надо оправдывать эту мразь, пусть и под видом “романтика”, а надо сказать, что именно такие, с психическими отклонениями и пропойцы, зачастую и “прыгали” в литературу и их делали “кумирами” молодёжи.