ГОРЬКИЙ В ОТКРОВЕНИЯХ КОНСТАНТИНА ФЕДИНА
Рубрика в газете: Вопреки регламенту, № 2018 / 29, 03.08.2018, автор: Валентин ОСИПОВ
Уж каким необычным оказался звонок из ЦК партии в начале 1966 года мне, главреду издательства «Молодая гвардия», от Юрия Мелентьева, заместителя заведующего отделом культуры, былого своего директора:
– Пересылаю тебе рукопись воспоминаний Константина Александровича Федина… Удалось снять арест…
О тяжкой деснице партцензуры
Свои мемуары «Горький среди нас» Федин начал писать в 1941-м – закончил в 1944-м. Издать не удалось. Партцензоры и в тяжкую военную пору не покидали литературных позиций. Ещё бы: книга-то о том, как великий пролетарский писатель опекал отнюдь не пролетарскую группу писателей с вызывающе аполитичным поименованием «серапионовы братья».
После звонка из ЦК я для ориентировки сходу взялся за официозный фолиант 1961 года «Горький и литература». Там ни слова о «серапионах». Полистал и установочный научный сборник 1948 года «Советская литература». И здесь ничего даже в статьях о Горьком. Впрочем, было не только замалчивание. «Советский энциклопедический словарь» 1979 года изрекает о «серапионах»: «Подчас подчёркнутая аполитичность». За год до выхода книги Федина Литературный энциклопедический словарь появляется тоже с жёстким вердиктом: «Подчёркивали свою аполитичность, заявляли, что тенденция безразлична
искусству».
Листаю рукопись. Сами по себе мемуары этого «серапиона» дополнены огромным разделом переписки, которая началась в 1920-м и шла до кончины Горького. Но предстаёт он вовсе не таким, каким значится в высказываниях партвождей, в учебниках, в энциклопедии, в газетах. Один из примеров: уже в первом абзаце главы о Горьком школьного учебника 1968 года указано вызубривать предельно оскоплённое «Крупнейший представитель пролетарского искусства… Крепко связал себя с рабочим движением…»
Рассекреченная тема
Итак, Федин мог стать первым, кто перешагнёт черту запретности темы Горький и «серапионы». Но отчего же ЦК благословляет? Мелентьев поделился «секретным»: здесь наконец догадались, что неловко числить в подцензурных свою номенклатуру – Председателя правления Союза писателей, Героя Социалистического труда и лауреата. И без того не стихают на западе осуждения преследований Пастернака и Солженицына.
…В мемуарах Федина я читал многозначительное: «В Горьком видят учителя первого поколения советского поколения писателей. И это верно, он был его учителем. Но учительство Горького не сводилось к надзору за языковыми неправильностями, за стилистикой и прочей литературной грамотой…»
Истинно так. Федин приступал разрушать партустановку, что Горький всего-то услужливо ортодоксальный жрец соцрелизмовых догм.
…Я с немалым удивлением внимал вызывающе открытой оценке Горьким «серапионов»: «Сумели остаться «свободными художниками» именно вопреки «законодателям вкусов» или – точнее – кандалов для души. Это заслуга не малая. Её – не забудут». И дальше то и дело весьма еретические высказывания: «Идеология, знаете ли, превосходная штука. Но идеология вообще, ради идеологии – это сомнительно»; «Слушайте, но не слушайтесь. Относитесь ко всему с недоверием»; «В конце концов кто бы человек ни был – буржуа ли, крестьянин, рабочий, аристократ, – у каждого есть какие-нибудь свои цели, мечты, свои человеческие привязанности. Они-то и руководят человеком. Их и надо наблюдать…»; «Истинное искусство не философствует, не проповедует, оно только любит… и ненавидит». И ещё, ещё подобное.
…Новые для меня открытия. Федин рискнул, прикрываясь Горьким, обнародовать доселе имена запрещённых к упоминаниям расстрелянных Гумилёва, Бабеля и Пильняка. Тут же и политизгой Зощенко в ореоле похвал Горького: «Очень хорош»; будто не был заклеймён в 1946-м погромным докладом главного партидеолога Жданова. Федин явно с обобщением цитирует Горького: «Я уж не первый год толкую, что недальновидные люди раскаются в травле интеллигенции».
…Групповщина в литературе. Ещё одна тема на злобу дня. Речь о борениях за место на олимпе, но ничуть не о творческом соперничестве. Горький высказался: «Если А принадлежит группе Б, то все другие буквы алфавита для него или враждебны, или не существуют».
…Горький у Федина заинтересовывает даже своей нелюбовью к некоторым корифеям-современникам. Но обоснована ли? Вот об поэте Блоке: «Мизантропия и пессимизм – не сродни мне». Или о Бунине: «Переписывает «Крейцерову сонату» под титулом «Митина любовь». Ещё большую оторопь вызывает приговор: «Муму» Тургенева, Акакий Акакиевич Гоголя и другие клячи – это больше не нужно, это – патока, которой не подсластишь горечь нашей жизни». Неужто это эхо пресловутого левацкого клича «Долой Пушкина с парохода современности»?
Кое-что о позиции издательства
Указание ЦК «издать» ничуть не означало, что наше издательство обрело антицензурную индульгенцию. Похитрили. В книге с 352 страницами появляется на пять страниц статья – внимание: анонимная (!) – «Молодому читателю. От издательства». Но размещена не как идеологический эпиграф. Она шла послесловием: дескать, вот тебе, читатель, сперва первозданный текст, а в итоге сопоставляй узнанное с толкованием от издателя.
Так здесь попытались припудрить-замаскировать самые острые положения книги. Ни слова, что она запрещалась. Ничего о еретизмах Горького – взамен праведные декларации про «соцреализм». Ещё обозначили то, что Горький опекал не только «серапионов» с их, как всё-таки помянули, «формализмом», но и в многофамильном перечне писателей иных воззрений. К тому же назвали, к примеру, и «Тихий Дон» и «Хождения по мукам». И Ленин упоминался в качестве персонажа воспоминаний Горького. И даже сподобились на осудительный пассаж: «Ошибочные взгляды Горького, которые в 1917 году осложнили его отношения с большевиками», напомнив этим о его «Несвоевременных мыслях».
Кто же тот мудрый, уместно сказать, хитрован, что обезопасил-подстраховал своей статьёй рискованные воспоминания? Увы, увы, мой дневник почему-то без имени автора. Нынче предполагаю, что им был Александр Овчаренко, заведующий Горьковским сектором академического Института мировой литературы. С этой моей версией согласны Марсельеза Семашкина, старейшая в этом секторе сотрудница, и дочь Овчаренко – Ольга, кстати, тоже доктор филологии.
Кое-что в итог
Перечитал книгу. Догадываюсь, что и сама она, и моё её понимание вызовут споры. В крайностях. Для одних отношение Горького к «серапионам» явится неким продолжением его некоторое время после революции открыто антибольшевистких взглядов. Другие расценят узнанное как очернение иконы с немеркнущим нимбом главного советского классика.
А по мне эти мемуары при всей естественной для этого жанра субъективностью – честная попытка представить Максима Горького таким, каким он был на самом деле. Да, великим творцом со всеми своими значимыми и достоинствами и заблуждениями. И это в совокупности до сих пор научительно.
Итак, 1967-й. Читатели, числом 100.000 (нынче-то фантастика!), заполучили воспоминания «Горький среди нас». Да по замыслу молодогвардейцев в улучшенном, как тогда выражались, издании: супер-обложка, рисованный форзац и фотоиллюстрации. Хорошо поработали секретарь Федина Валентина Бавина и наши лучшие работники заведующая редакцией Зоя Яхонтова, редактор книги Зинаида Коновалова и авторитетный в те времена художник книги Вячеслав Максин.
Как рад-то был автор.
Что скрывать, горжусь наградой – автографом: «Валентину Осиповичу Осипову с благодарностью за этот томик любимых моих воспоминаний. Конст. Федин. 26.1.1967, дача».
Как надоели эти смельчаки-правдолюбцы, а на деле – страдающие от забывчивости и незнания.
Первая часть книги К. Федина “Горький среди нас” вышла в 1943 году, вторая в 1944. По-видимому, запрет на печатание относился только к В. Осипову, который даже не знал, что запретная книга одновременно готовилась в издательстве “Советский писатель”, где увидела свет через несколько месяцев после книги молодогвардейской (на титуле – 1968 год). О прочем вообще умолчу.
Кажется, была еще журнальная версия в 1941-м. В каком журнале – не знаю.