Грин – Маяковский – Пастернак
№ 2025 / 30, 30.07.2025, автор: Владимир СЕМИБРАТОВ (г. Киров)
23 августа исполняется 145 лет со дня рождения Александра Грина.
К настоящему времени об этом «сказочнике странном», «рыцаре мечты», «последнем лучнике» и т.п. написано так много, что, казалось бы, нехоженых дорог и тропинок в созданной его жизнью и творчеством стране Гринландии совершенно не осталось.
Многочисленными литературоведами изучена история создания гриновских произведений, рассмотрены взаимоотношения беллетриста с современными ему (особенно именитыми) литераторами. При этом странно, что в публикациях практически ничего не говорится о возможном знакомстве Грина с такой выдающейся личностью, как Борис Пастернак. Оба они участвовали в одних и тех же литературных мероприятиях, печатались в одних и тех же изданиях. Например, на страницах изданного в начале 1928 года альманаха «Писатели – Крыму», весь сбор от реализации которого пошёл на помощь пострадавшим от недавнего землетрясения жителям полуострова.
О том, что Пастернак хорошо знал творчество Грина, убедительно свидетельствует фрагмент из его автобиографического очерка «Люди и положения». Давая колоритную характеристику Владимиру Маяковскому, автор пишет:
«Передо мной сидел красивый, мрачного вида юноша с басом протодиакона и кулаком боксёра, неистощимо, убийственно остроумный, нечто среднее между мифическим героем Александра Грина и испанским тореадором.
Сразу угадывалось, что если он и красив, и остроумен, и талантлив, и, может быть, архиталантлив, – это не главное в нём, а главное – железная внутренняя выдержка, какие-то заветы или устои благородства, чувство долга, по которому он не позволял себе быть другим, менее красивым, менее остроумным, менее талантливым».
Уподобление «агитатора, горлана, главаря» гриновскому герою не может не вызывать удивления. Хорошо известно, что Александр Степанович, мягко говоря, ни поэзию Маяковского, ни его самого недолюбливал.
Вот какие слова писателя дошли до нас в воспоминаниях его вдовы Нины Грин:
«Чёрт знает! Непонятен мне этот молодой человек. Начал с футуризма, ходил в жёлтой кофте с деревянной ложкой в петлице, – это желание, прежде всего, привлечь к себе широкое внимание, хотя бы и скандальное. Умеет, видимо, из всего извлечь материальную выгоду, даже из рекламы обыкновенной. Стихи сильны, грубы, завоёвывает генеральский чин. Не моего представления об искусстве человек. Демагог, политик. Да, сильный и смелый. Нечист в любви, вернее, не брезглив. Брак втроём… бр».
Вернувшись домой после встречи с Маяковским на квартире Николая Асеева, Грин возмущённо рассказывал жене:
«Вошёл громогласно Маяковский, схватил жену Асеева на руки и носит её. Меня покоробило. Никому другому не дозволил бы этого с тобой, да и ты не допустила бы».
Неожиданным самоубийством поэта Грин, по словам Нины Николаевны, был «озадачен и потрясён».
«Что-то просмотрел я в этом человеке, – сказал он. – Тот извозчик поэзии, который виделся мне в его лице, не мог бы покончить жизнь самоубийством. Значит, была в душе рана, боль, скрывал её под буйством слов и не выдержал борьбы этой. <…> Вот Есенина я не жалел: там выход из жизни не возбудил особого внимания – не вырвалась птица из клетки. А тут что? Тоже ли клетка? Иль душа запросила утешения? Никто не узнает и никогда. Жаль мне его за тайные чувства!».
Но вернёмся к Борису Пастернаку, который находил в Маяковском черты гриновских героев. Интересно то, что некоторые люди в самом их творце усматривали внешнее сходство с поэтом.
Так, в июле 1925 года, за пять лет до гибели Владимира Владимировича, живший в Феодосии Грин познакомился в Коктебеле с Михаилом Булгаковым, вторая жена которого Любовь Белозерская-Булгакова вспоминала:
«…Пришёл бронзово-загорелый, сильный, немолодой уже человек в белом кителе, в белой фуражке, похожий на капитана большого речного парохода. Глаза у него были тёмные, невесёлые, похожие на глаза Маяковского, да и тяжёлыми чертами лица напоминал он поэта».
Так невольно переплелись три классика отечественной литературы: Грин, Маяковский, Пастернак.
Сохранилось совсем немного источников и свидетельств о переплетениях судеб, взаимоотношениях этих выдающихся писателей… Однако эти крохи автор очень умело ввел в свой очерк, проанализировал, представил под неожиданным углом. Мне интересно всё, связанное с личностью, жизнью, творчеством Александра Грина. И эту статью автора, который много работает над гриновской темой, прочел с большим интересом. Спасибо, Владимир!
Александр Грин – интереснейшая личность для поиска литературных пересечений. Стоявшая особняком в современной ему литературе, избегающая случайных перекрестий, но ищущая духовного родства среди созвучных талантов. В ряду из трёх имён как близки друг другу Владимир Маяковский и Борис Пастернак! Сколько совпадений и пересечений: общее лоно футуризма, судьбоносные встречи с сестрами Синяковыми, общность круга дружб и влюблённостей, общность идей. Чем больше вглядываешься в это единство, тем больше видишь одиночество Грина в литературе второй половины 1920-х годов, тем больше ощутима эта надвигающаяся боль безжалостного грядущего. И понятно сочувствие Александра Грина к погибшему Владимиру Маяковскому. Кто чувствовал боль, тот более чуток к боли другого. В это время Грин чувствует: их глубокие раны родственны, ведь меняющаяся эпоха стремится отформатировать их таланты, лишить свободного полёта, вжать в узкие рамки. Может, поэтому взгляд Грина показался Любови Белозерской-Булгаковой похожим на взгляд Маяковского? Вот этим самым единством боли?
Спасибо, уважаемый Владимир Константинович, за повод для размышлений.
Биография и творчество Александра Грина неисчерпаемы для исследований. В его таинственной Гринландии столько неизведанных дорог, судьбы литературных героев высвечивают всё новые грани личности их творца… Вот и автор этой публикации нашёл неожиданный, свежий ракурс в освещении жизни Грина и его литературного окружения. Спасибо, Владимир Константинович!
Владимир Константинович, как фокусник из рукава, достаёт для своих читателей всё новые и новые факты из биографического и творческого наследия Александра Степановича.
Точки соприкосновения великих имён Грина, Маяковского, Пастернака, их переплетение с образом гриновского героя впечатляют. Все вместе они обретают судьбоносный образ. Образ Рыцаря Света, несущего своим возвышенным творчеством надежду, яркость красок жизни, просвещение, вдохновение в труднейшем человеческом жизненном пути …
Благодарю за ещё одну возможность погружения в глубины их творчества.
Не устаю удивляться нашим литературоведам: готовы сделать сенсацию из пустяка, вот как в этом случае. Ну, встретился Грин с Маяковским, ну, отчитал его в разговоре с женой за «брак втроём»… И что? Шалунишку Маяковского тотчас же в угол поставили, а его книги публично высекли критическими розгами? А Грину Звезду Героя за это дали (посмертно)? Нет же и нет же! Всё пошло своим чередом и докатилось до нынешних литературоведов. Это – что, знание, без которого прямо никуда? (Кстати, статья сделана весьма непрофессионально). Или просто заинтересовать читателя больше нечем?
Грин и Пастернак, словно звёзды на одном литературном небосклоне, пересекались на общих собраниях и делили страницы одних и тех же изданий. Вспомним хотя бы альманах «Писатели — Крыму», увидевший свет в лучах 1928 года. И отблеск гриновского таланта явно мерцал в глазах Пастернака, о чём свидетельствует эхо признаний в его автобиографическом очерке «Люди и положения».
Что же до Пастернака и Маяковского, их связывали узы, выкованные в горниле футуризма. Судьбоносные встречи, общие друзья, единство идей – всё это сплавило их вместе. Пастернак преклонялся перед ранней лирикой Маяковского, черпая в ней вдохновение.
И вот парадокс: Грин, с его мятежной душой, не питал любви ни к поэзии Маяковского, ни к самой личности поэта.
Так причудливо переплелись судьбы и творчество этих трёх титанов, оставив неизгладимый след в истории литературы, как яркие кометы, прочертившие небосвод своей эпохи. Публикация об их союзе была прочитана мной на одном дыхании.
Уважаемый Владимир Константинович, благодарю Вас за увлекательное путешествие в мир взаимосвязей между Александром Грином, Борисом Пастернаком и Владимиром Маяковским.
Скажу больше: литературоведы сплошь и рядом размениваются на пустяки. Значит, Грин, Маяковский и Пастернак: и что? А почему сюда Крученых не добавили? А Чуковского куда дели? Бабеля, Бабеля давай!!!.. Нет, правда, почему автор о Цветаевой молчит, которая с Эфросом однажды в ресторане с Маяковским на лестнице встретилась? Вот о чём, г-да литературоведы, надо писать!
Если же говорить серьезно, не понимаю восторгов Бардиной, Елькиной и К. по поводу материала. Тем более что метода одна и та же: имя Грина – и многобуквенные рассуждения, перемешанные с липовым мёдом. Имя Маяковского – и столь же многобуквенные восторги, обсыпанные сахаром. Вы мне факты дайте, да побольше, а ваши рассуждения мне до калитки… Правильно, Михаил Михайлович?
Да вот хотя бы, из Елькиной, рахат-лукум с мёдом: « Грин и Пастернак, словно звёзды на одном литературном небосклоне, пересекались на общих собраниях и делили страницы одних и тех же изданий». Или вот еще суфле от Елькиной: « Что же до Пастернака и Маяковского, их связывали узы, выкованные в горниле футуризма. Судьбоносные встречи, общие друзья, единство идей – всё это сплавило их вместе». Откуда такой стиль – «сплавило», «выкованные»… Маяковский с Пастернаком – что, под пулемётом стихи читали? Их ресторанные междусобойчики – из гаубиц расстреливали?.. Откуда у нынешних литературных воздыхателей таки щенячий восторг? Скромней, скромней! Вон, в СПР идите дифирамбы петь… там это любят…