Группа «Памир» как исток сибирской поэзии ХХ века
№ 2024 / 49, 20.12.2024, автор: Владимир БЕРЯЗЕВ (г. Новосибирск)
Сказать по совести, наличие в средней европейской стране сразу трёх поэтов, равных по дарованию Мартынову-Маркову-Васильеву, гарантировало бы этой европейской стране славу в веках и массу откликов-исследований на целое столетие после их явления. Но у нас таланты – дело привычное и нередко не шибко ценимое. Посему масштаб этой троицы, возникшей каким-то непостижимым образом в середине 1920-х в Омске и заявивших о себе практически одновременно в моём родном Новосибирске в 1928 году, мы по-настоящему стали осознавать лишь к концу двадцатого столетия. А осмысливать и углублённо исследовать и того позже, уже в последние четверть века.
По мне они вместе составляют три ветви одного единого и могучего дерева, которое питает сибирская Муза. Главный ствол, несомненно, это творчество Павла Васильева, евразийская стихия которого не имеет равных по мощи и силе образности. Если Павел Васильев, по моему глубокому убеждению, первый великий евразиец русской поэзии (по сути открывший это направление ещё даже до Льва Николаевича Гумилёва), то Сергей Марков стал прародителем литературного исследования сибирской истории, этого гигантского субконтинента вплоть до Заполярья и Аляски. Ему же принадлежит основопологание в сибирской поэтической традиции белогвардейской темы, яркое и талантливое творчество поэта, где он представлял другую сторону в гражданской войне и где образцом чести и достоинства был полярный адмирал Колчак. Самый достоверный и подробный источник информации о начале творчества всех троих, об их взглядах и основах мировоззрения, о знакомствах и принципах поэтики – материалы допросов в ОГПУ весной 1932 года. Речь идёт о деле сибирской бригады, которая в Новосибирске 1928 года носила название «Памир».
Вот фрагмент.
Из протокола допроса С. Маркова от 20.5.32 года.
«В антисоветскую группу „Памир“ я вступил в Новосибирске в 1928 г. Группа была создана по инициативе секретаря журнала Анова, Мартынова, моей и др. Мы были тогда нелегальной группой».
«В Новосибирске мы потерпели поражение. Меня обвинили, по-моему, без достаточных оснований, в антисемитизме, сняли с работы, и я вынужден был уехать в Ленинград. Из Ленинграда я приехал в Москву в начале 1929 года».
«РАПП нас не включил целой группой, признал нас реакционными, и мы вынуждены были „сократиться“ – это было в конце 1929 года».
«Антисоветский тон задавал Анов. С его стороны проводилась определённая антисоветская обработка молодых членов группы. Я лично думал, что он провоцирует, работая агентом ОГПУ, настолько откровенны были его разговоры. Члены группы в большинстве настроены антисоветски…
Записано с моих слов и мне прочитано –
С. Марков».
Эти допросы не прошли даром для выживших в 30-х годах Маркова и Мартынова. Марков получил тяжелейшее нервное расстройство и боролся с этим заболеванием до конца своих дней. Известно, что на допросах их жестко избивали, своё спасение и высылку на русский Север считал чудом и промыслом Божьим. К Павлу Васильеву после всех передряг относился весьма неоднозначно, но известно, что бумагу с обвинениями в адрес Павла он не подписал. В работе Сергея Куняева о Маркове «Голос в серебряном просторе» есть фрагмент, где во время их беседы в 1977 году на квартире Сергея Маркова Куняев расспрашивает поэта о встрече с Клюевым:
«У Асеева был картёжный салон, где частенько встречались друзья-писатели. Кстати, частым гостем там был Кручёных, с которым Клюев тоже дружил. В общем, вертелись вокруг всякие… Близок он был и к Васильеву – этой аморальной личности.
– К Павлу Васильеву?
– Да, к Павлу. Этот выдавал себя за казака, что Клюеву очень импонировало.
Тон Маркова переменился, стал резковатым и холодным. Не то чтобы он жалел о сказанном, но явно не хотел продолжать разговор. Жёсткость отзыва о Васильеве меня удивила, хотелось поговорить о нём побольше, узнать, что Марков имел в виду под словами «аморальная личность», но ясно было, что разговор этот хозяину дома неприятен и больше он всё равно ничего не скажет»…
Но с другой стороны есть воспоминания литературоведа Виктора Уткова о совместной поездке и задушевной беседе с Марковым:
«Сергей однажды в поездке немного захмелел, обнял меня, а ведь это редко с ним бывало, он человек был суровый, и говорит: «Каким же подонкам мы с тобой в молодости верили! Ведь всю Россию они под корень извести хотели, да и почти извели…» И о Павле Васильеве стал рассказывать, о том, как чекисты их всех чохом в «Памир» зачислили, в организацию, которая как будто на Японию работала. Говорил: «Вот что удивительно, против меня-то улик больше было, я сколько по границе мотался, басмачей знал, белых знал, а Пашка-то только пил да хулиганил и болтал. Пашкина беда в том, что он всегда к власти хотел поближе быть. Куйбышев, Бухарин… Алатаузен его с куйбышевской личной дачи выманил обманом, тут его и взяли. Я-то, уже когда там оказался, понял, в чём дело: сплошные евреи или другие нерусские. А Пашка их крыл на всех углах, его записным антисемитом сделали. Неразбериха у гепеушников была большая…» И ещё, помнится, тогда же Сергей как-то вскользь помянул: незадолго до войны, когда он в Можайске жил, уже на Гале был женат, его вызвали в Москву, но привезли с Лубянки в Кремль. А с кем он там беседовал, не проговорился, он и во хмелю не до конца раскрывался. Только после той беседы, по словам Сергея, ему дали возможность провести большой вечер в Доме Герцена. И блестяще вечер прошёл. Сергей говорит: ну, думаю, теперь с меня «статью» снимут. Не тут-то было: на следующий день, сидим в гостях у друзей московских, звонят, под белы руки, на вокзал – пожалуйте обратно «за Можай», в Можайск то есть. Знаю точно одно: писать-то Сергей, конечно, нигде не писал о том, чем до революции занимались «вожди», – но то, что он об этом, по крайней мере, Горькому говорил – это точно. А Максимыч хоть его действительно любил, но был очень себе на уме, и не исключено, что мог кое-что «отцу» рассказать. Словом, узлов здесь столько, что, думаю, Сергей сам не смог бы развязать…»
Мартынов, надо сказать, был здоровья куда более крепкого, но и он пережил ту эпоху не просто, он категорически отказывался говорить о тех страшных годах и следа в его произведениях той памяти отыскать не возможно. Единственное, что у него можно-таки найти по группе «Памир», так это поэтическую строку «ОГПУ – наш пристальный биограф».
Не жившим в ту страшную эпоху, не нам судить наших предшественников, наших земляков, испытывавших к тому же ответственность за свой талант.
*
В заключении краткого рассказа о группе «Памир» хотелось бы процитировать никогда и нигде вплоть до последнего постсоветского времени не публиковавшееся полностью стихотворение Сергея Маркова, сохранившееся в приложении к протоколам допроса 1932 года. Его материал лежит в истоке и обширной белогвардейской стихотворной традиции, и нескольких романов Сергея Маркова, посвящённых освоению Заполярья, Русской Аляски вплоть до Северной Калифорнии.
ПОЛЯРНЫЙ АДМИРАЛ КОЛЧАК
Там, где волны дикий камень мылят,
Колыхая сумеречный свет,
Я встаю, простреленный навылет,
Поправляя сгнивший эполет.
В смертный час последнего аврала
Я взгляну в лицо нежданным снам,
Гордое величье адмирала
Подарив заплёванным волнам.
Помню стук голодных револьверов
И полночный торопливый суд.
Шпагами последних кондотьеров
Мы эпохе отдали салют.
Ведь пришли, весь мир испепеляя,
Дерзкие и сильные враги.
И напрасно бледный Пепеляев
Целовал чужие сапоги.
Я запомнил те слова расплаты,
Одного понять никак не мог:
Почему враги, как все солдаты,
Не берут сейчас под козырёк.
Что ж, считать загубленные души,
Замутить прощальное вино?
Умереть на этой белой суше
Мне, наверно, было суждено.
Думал я, что грозная победа
Поведёт тупые корабли…
Жизнь моя, как чёрная торпеда,
С грохотом взорвалась на мели.
Чья вина, что в злой горячке торга
Я не слышал голоса огня?
Полководцы короля Георга
Продали и предали меня.
Я бы открывал архипелаги,
Слышал в море альбатросов крик,
Но бессильны проданные шпаги
В жирных пальцах мировых владык
И тоскуя по морскому валу,
И с лицом скоробленным, как жесть,
Я прошу: «Отдайте адмиралу
Перед смертью боевую честь…»
И теперь в груди четыре раны.
Помню я, при имени моём
Встрепенулись синие наганы
Остроклювым жадным вороньём.
Из биографии С.Н. Маркова:
12 сентября 1906 года. В семье землемера Николая Васильевича Маркова, в посаде Парфентьев Кологривского уезда Костромской губернии родился сын Сергей.
1912 год. Н.В. Маркова переводят в Вологду начальником губернской землеустроительной чертёжной.
1914, Сергей Марков – поступает в Грязовецкую гимназию. Поездки вместе с отцом по губернии: знакомство с кружевным промыслом, с мастерами резьбы по дереву. «Жил я в детстве – как в какой-то сказке, где вокруг было сплошное кружево – тканое, деревянное, серебряное», – из устных воспоминаний поэта.
1917, весна. Семья Марковых переезжает в Верхнеуральск, на родину отца. Н.В. Маркова земляки-казаки пригласили туда на службу председателем Земельной комиссии – органа, который разбирал и рассуживал территориально-земельные дела, конфликты между казачеством и степными племенами.
1917-1918 годы. Будущий писатель сопровождает отца в его поездках по горам и степям. Первые знакомства с бытом и жизнью казаков и тюркских народностей.
«Отец ни к каким политическим партиям уже не принадлежал. Он страшно боялся одного – держава, мир распадается. Его и те, и другие уважали. Мы с ним и на рудниках бывали, и на кочевьях, и в станицах: он со всеми умел разговаривать… (Вот одно из первых жизненных искусств С. Маркова, которое потом столько раз выручало его во всяческих передрягах бытия. – Ред.) Вначале его не трогали красные. Но потом, уже когда большевистская власть в Верхнеуральске стала твердо устанавливаться, один раз он кому-то не угодил, арестовали, но сразу выпустили. А где-то в начале 19-го знакомый комиссар (тоже вроде бы бывший землемер) тайно предупредил отца: «Николай, уезжай, беги». Но отец остался. А потом пришли колчаковцы, ненадолго. И уже когда они стали отступать, отцу ясно было – надо уходить. И несколько месяцев страшных было. Семьей мы с белыми ушли, в повозке, в обозе. Надо сказать, отца они воевать не заставляли. Но я видел своими глазами и Дутова, и Каппеля. Бывало, в какой станице остановимся, затишье. Вроде отдыха, никакой войны. Отец всякие письма и документы писал, и казакам, и киргизам (т. е. казахам. – Ред.), и другим, тем и жили. И я ему уже начал помогать. А потом — вдруг снова, бои, пожары, мы лежим в повозке, ребята, и взрывы слышим, и пули свистят. До Акмолинска вроде бы с частями Дутова дошли, а следом в город красные вошли. Когда эта смена властей происходила, отец уже в сыпняке был. В бреду. Он умирал, а уже на стенах приказы красных висели: всем, кто с белыми пришел, регистрироваться в ЧК. Я и пошел. Меня спрашивают: где отец. Я говорю — больной, в тифу. А кто он такой, спрашивают. Рассказываю; а его, оказывается, эти люди знают. Один из них с ним учился вместе. Ладно, говорят, поешь и иди, а потом приходи, писарем у нас будешь…» (по рассказам С. Маркова и Г.П. Марковой).
БАРОН УНГЕРН
Натянут повод длинный,
Скрипит ремень,
И голос лебединый
Послушать лень.
Усталые туманы,
Луна остра,
И синие уланы
Толкутся у костра.
Повадкою тугою,
Влюблённый в дикий сон,
Кичится под Ургою
Хромой барон.
Он боевым весельем
Одним лишь пьян,
Под голубой шинелью
Пятнадцать ран.
Глаза его, что стекла,
Он сгорблен и высок.
За пазухою тёплой –
Бронзовый божок.
Глаза у амулета –
Топазовый огонь,
И мастер из Тибета
Позолотил ладонь.
Мы налетим, что стая,
Клинки со всех сторон,
Пусть льётся кровь густая
На шёлк твоих знамён.
Живёшь у нас в полоне
И весел лишь, пока
Ты держишь на ладони
Тибетского божка.
Бойцы шагают грозно –
Клинки со всех сторон –
Гадать о жизни поздно,
Идёшь на смерть, барон.
Именно в Казахстане, в Акмолинске, в 1920 году С. Марков был принят на работу в редакцию газеты «Красный вестник». Он пишет небольшие репортажи, очерки об истории и жизни края, печатает первые стихотворения. По журналистским делам С. Марков приезжает в Омск, уже имея небольшой опыт в литературной работе. В редакции газеты «Рабочий путь» он встречается с известным сибирским поэтом Георгием Вяткиным, который отобрал несколько стихотворений для печати. Поддержка мэтра укрепила уверенность юного поэта в выборе литературного пути. В 1924 году С. Марков впервые приезжает в Москву. Вскоре уже и в московском журнале «Красная нива» появилось стихотворение С. Маркова «Горячий ветер».
В конце 1924 года С. Марков был приглашён в Петропавловск корреспондентом в газету «Мир труда», которая вскоре была переименована в «Степную звезду». Ответственным редактором газеты в то время был Николай Феоктистов. Вскоре С. Марков был приглашён редакцией газеты «Советская Сибирь» в столицу литературной Сибири, в Новосибирск, или «Сиб-Чикаго», как его тогда называли. Здесь он знакомится с такими известными писателями, как В. Зазубрин, Ф. Березовский, Н. Анов, П. Драверт, Л. Мартынов, В. Итин и начинающими Павлом Васильевым и Николаем Титовым. В то время в Новосибирск переехал и Николай Феоктистов, возглавивший Сибирскую ассоциацию пролетарских писателей.
Работая в газете «Советская Сибирь», С. Марков знакомится с ведущими исследователями Сибири и Азии. Это расширяет его кругозор, подпитывает стремление к исследованиям, историческим и географическим открытиям.
«Мне поручали вести информацию о работе путешественников, геологов, гидрографов, этнографов, историков, – пишет С. Марков. – Я брал интервью то у датского капитана Ботведа, совершавшего кругосветный перелёт, то у членов воздушной экспедиции «Люфт-Ганза», то у советских мореплавателей, приведших корабли к устьям сибирских рек… Первым из советских авторов я опубликовал материалы о жизни и деятельности выдающегося полярного исследователя Н.А. Бегичева».
За свою долгую жизнь С. Марков очень много путешествовал и, как говорит его вдова Галина Петровна:
«Наверное, нет места на карте бывшего СССР, где не побывал бы С. Марков со своими исследованиями, с поиском архивных документов, интересных людей, забытых человеческих судеб, исторических событий».
Он добился увековечивания памяти заслуженных исследователей, первопроходцев. Благодаря ему появился город Пржевальск, именем Миклухо-Маклая назван один из кораблей. На мысе Дежнёва установлен памятник этому первопроходцу, а одному из островов в Тихом океане присвоено имя А. Грина, которому С. Марков посвятил поэтические строки:
Я гимназистом ножик перочинный
Менял на повесть Александра Грина,
И снились мне гремучие пучины
И небеса синей аквамарина…
… Я видел Грина в сумеречном горе,
И, в качестве единственной отрады,
Я верую, что есть на свете море
И в нём горят коралловые гряды.
Особенно ценными в исследованиях Сергея Маркова и в его находках были архивы по истории освоения русскими мореходами и землепроходцами Аляски и Северной Калифорнии. После жёсткой критики в адрес вышедшей поэтической книги «Радуга-река» Марков ждал нового ареста. Но по личному телефонному указанию Сталина приступил к написанию труда «Летопись Аляски», доказывающей право России и СССР на владение территориями Северной Америки (на основании исторических документов). А в марте 1947 года он уже уверенно обратился со своими предложениями лично к вождю:
«Иосиф Виссарионович!
Зная Ваш давний интерес к проблемам истории Аляски, Калифорнии, считаю возможным, принимая во внимание известную остроту момента, просить Вас лично учесть, что:
- Найденные в последние годы на территории СССР архивы Русской Америки («Вологодский» архив Шелехова-Булдакова, богатейший архив Хлебникова в Кунгуре, остатки собрания архива Юдина в Красноярске, отдельные документы Российско-Американской Компании в Хабаровске, Владивостоке и др.) до сих пор не только не изданы, но и не изучены.
- До сих пор не принято никаких мер к тому, чтобы, во исполнение пункта № 2 Ситхинского договора на продажу Аляски, правительство Соединенных Штатов Америки выдало правительству Советского Союза копии документов архивов б. Русской Америки. Как известно, все эти документы хранятся в Национальном Архиве, Библиотеке Конгресса (Вашингтон), в различных хранилищах Сан-Франциско, Беркли, Сакраменто, Ситхи, Жюно, Сан-Майкеля, Кордовы, Сен-Пола, Фербенкса, Лос-Анджелоса, а так же в Сиэтле, Портленде, в ряде городов Британской Колумбии (Канада) и — предположительно — в Торонто, Оттаве и др. городах Британской Америки.
- Советская историческая наука не дала отпора американским авторам, историкам «русской экспансии» на Тихом океане. В Соединенных Штатах выходят книги не только пристрастные, но и прямо клеветнические. Имея в своем распоряжении первоисточники по истории Аляски, источники прежде всего русского происхождения, как уже сказано выше, некоторые американские авторы нередко извращают и по своему толкуют эти источники, преследуя свои узкие цели.
- Наши издательства еще не понимают важности тихоокеанской тематики. На моих глазах искусственно задерживается прохождение в издательстве «Советский писатель» большого труда-рукописи Г.П. Чижа «Земля Российского владения» (историческое повествование о Российско-Американской Компании, первом русском походе вокруг света, Аляске в XVIII — XIX вв.). Г. П. Чиж — один из советских энтузиастов изучения истории Тихого океана…
Все указанные вопросы безусловно требуют разрешения в самое ближайшее время. Посылаю Вам свою книгу «Юконский ворон» — мой скромный вклад в общее дело.
С. Марков».
Поручение Сталина было выполнено в кратчайшие сроки.
Несмотря ни на какие препятствия, С. Марков продолжал работать. В 1948 году вышли в свет книги: «Летопись Аляски», «Подвиг Семёна Дежнёва»; в 1959 году – сборник стихотворений «Золотая пчела»; в 1961 году – сборники «Небесные горы», «Земные корни»; в 1966 году – книга «Земной круг» и сборник стихотворений «Топаз».
Особенно дорога была С. Маркову книга «Идущие к вершинам» (1963 г.) Это историко-биографическая повесть, рассказывающая о жизни и деятельности выдающегося просветителя и исследователя Средней Азии и Казахстана – Чокана Валиханова. Здесь же рассказывается о путешествиях П.Г. Семёнова на Тянь-Шань, жизни ссыльного Ф.М. Достоевского и его крепкой дружбе с Ч. Валихановым.
Тема дружбы народов, взаимопроникновению культур и языков – одна из главных в творчестве С. Маркова.
Я – русский. Дышу и живу
Широкой, свободною речью.
Утратить ее наяву –
Подобно чуме иль увечью…
Я мерил жизнь (и этим горд)
И на степной салтык
Живя в стране трех диких орд,
Я слушал их язык…
В бессмертном «Слове о полку»,
Как буйная трава,
Вросли в славянскую строку
Кыпчакские слова…
Ещё напишет в добрый час
О пламенной строке
Мой юный друг, кыпчак Олжас
На русском языке.
ЦИТАТЫ:
«Любопытно, очень любопытно! Автор — человек весьма осведомленный, несмотря на молодость… »
М. Горький
«Земной круг» – монументальное научно-художественное историко-географическое повествование… Только в конце книги начинаешь понимать всю грандиозность собранного С.Н. Марковым материала…»
Академик Д.И. Щербаков
«Вы – историк в той же мере, в какой и поэт»
Академик Е.В. Тарле (в письме С.Н. Маркову)
«…Не в Колыму ли впадает Радуга-река Сергея Маркова?»
(Из рецензии В. Резника на книгу стихов С. Маркова «Радуга-река», «Октябрь», 1947 г., № 2)
«Бесконечно точны стихи Сергея Маркова. Он совершенно неповторим, ни на кого не похож. Его отличная проза совершенно отлична от его стихов»
Юрий Домбровский
«С. Марков по социально-научному масштабу и художническим деяниям сродни титанам Возрождения, и будущему еще предстоит оценить его».
Академик А.П. Окладников
«Вы – подлинный русский богатырь».
Рокуэлл Кент (в письме С.Н. Маркову)
По материалам из открытых источников
собрал и составил Владимир БЕРЯЗЕВ
Добавить комментарий