Химический «Перл-Харбор», или история о том, как американцы чуть не уничтожили союзные войска химическим оружием
Рубрика в газете: Тайны второй мировой войны, № 2019 / 15, 19.04.2019, автор: Олег ТАТКОВ
Бари – центр итальянской провинции Апулия (Puglia). Это древний город на юге Апеннинского полуострова, с 200-тысячным населением и историей, восходящей к античности. Старая, – средневековая часть города, компактно расположена вдоль побережья Адриатического моря. В узких улочках, мощёных брусчаткой, которая помнит рыцарей-крестоносцев, находится норманнская крепость и Базилика Святителя Николая, где с 1087 года, – в крипте, – покоятся мироточащие мощи святого. Древние дома, храмы прекрасно сохранились до нашего времени и считаются одними из самых красивых образцов норманно-апулийского стиля на юге Италии. Новая часть Бари, – с набережной Лунгомаре, широкими проспектами и современными зданиями, среди которых выделяется прекрасно оборудованный стадион и аэродром Бари-Палезе, – в основном была обустроена во время правления Муссолини.
Союзные войска вторглись в Италию 3 сентября 1943 года. Город Бари был захвачен практически без боёв британскими десантниками, высадившимися в порту 11 сентября 1943 года, и попал под британскую юрисдикцию. Порт стал узловым пунктом снабжения для союзников на Балканах и в Северной Италии и считался основной базой снабжения для 8-й армии генерала Бернарда Лоу Монтгомери (Bernard Law Montgomery) и 15-й армии ВВС США под командованием Джеймса Дулиттла (James Doolittle).
Апулия превратилась в крупнейший эмиграционный центр в Европе. Сюда прибыли десятки тысяч беженцев разных национальностей, – в основном евреи, спасавшиеся от нацистских репрессий на Балканах. Бежали от немцев на юг Италии албанцы, греки, югославы и мальтийцы.
Именно поэтому – на исходе 1943 года, Бари словно очнулся от многовекового сонного оцепенения – количество его жителей резко увеличилось. На улицах города царило оживление, практически был приостановлен комендантский час, шли занятия в школах, снова открылся Университет и семинария, работали кинотеатры и рестораны, процветал чёрный рынок. Союзники поселились в лучших зданиях, на виллах и комфортабельных отелях.
В порту Бари поток судов порою достигал критических значений. Круглосуточно шла разгрузка тысяч тонн нефтепродуктов, боеприпасов, медикаментов, личного состава. Всё это надо было принять, учесть, перенаправить на фронт; – порт, аэродром и город гудели, как улей.
26 ноября 1943 года в порт Бари прибыло американское грузовое судно «Джон Харви» («John Harvey») под командованием капитана Элвина Ф. Ноулза (Elwin F. Knowles).
На нём находились две тысячи авиабомб «M47A1» с ипритом. Они выглядели обманчиво обычными. Груз «Джона Харви» был суперсекретным – даже команда корабля (кроме капитана и нескольких лиц из специального сопровождения – авт.) не знала, что на борту бомбы, начинённые смертоносным химическим оружием – ипритом, общим весом около 100 тонн.
Немного истории. Иприт был синтезирован в 1860 году Фредериком Гатри (Frederick Guthrie). Впервые иприт в качестве боевого отравляющего химического вещества был применён Германией против англо-французских войск во время Первой мировой войны – 12 июля 1917 года у бельгийского города Ипра (откуда и произошло название этого вещества – авт.). Англо-французские войска были обстреляны немецкими минами, содержавшими маслянистую жидкость.
Эффективность иприта была настолько высока, что его называли «королём газов». Иприт называли ещё «горчичным» газом из-за паров жёлтого цвета и специфического «чесночного» запаха. Попадание этого ядовитого вещества на кожу вызывало образование огромных пузырей, которые, лопаясь, превращались в гнойные язвы, не заживающие несколько месяцев. Наиболее чувствительны к действию этого газа были глаза: даже маленькая доза иприта вызывала их воспаление и последующую потерю зрения. Во время Первой мировой в результате применения химического оружия погибли около 100 тыс. человек, 1,3 млн пострадали.
Войска Британии применяли иприт и другие виды химического оружия на севере России – в Архангельской области, с конца августа и до середины ноября 1919 года.
Использование химического оружия на войне было объявлено вне закона согласно Женевским протоколам о запрещении применения на войне удушающих, ядовитых или других подобных газов и бактериологических средств. Протоколы были приняты 17 июня 1925 года и вступили в силу 8 февраля 1928 года. Однако до 1972 года не было запрета на изготовление или транспортировку этих средств. Согласно протоколам страна, против которой было применено химическое оружие, автоматически получала право на аналогичное и легальное применение такого оружия в качестве ответного удара.
Иприт активно применялся итальянскими войсками во время Второй итало-эфиопской войны (1935-1936). Итальянские военные заявляли, что применённое в ходе боевых действий вещество не является летальным, однако за всё время конфликта от отравляющих веществ погибли около 100 тыс. человек (военных и мирных граждан), которые не имели даже простейших средств химической защиты.
Стороны, участвующие во Второй мировой войне, отказались от применения химического оружия. Но, в 1940 году, когда Британия столкнулась с угрозой реального нацистского вторжения, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль сделал всё, чтобы создать в стране мощный арсенал химического оружия для «достойной встречи» немецких солдат на британской территории.
Даже после исчезновения угрозы вторжения англичане не остановили производство этого вида оружия. Черчилль ясно дал понять Гитлеру, что если Британия будет атакована химическим оружием, то немцы получат аналогичный ответ в гораздо большем объёме, поскольку стратегическое превосходство в небе у ВВС союзников было неоспоримым. Хотя британцы подписали и ратифицировали Женевские протоколы, – они не особо церемонились в вопросах использования химического оружия в боевой обстановке, считая его ещё одним видом вооружения для ведения боевых действий.
Летом 1944 года немцы начали обстреливать Лондон реактивными ракетами с обычными боеголовками, но с очень неудачно выполненными системами наведения. Это приводило к тому, что такие ракеты падали там, где им заблагорассудится. Начались массовые жертвы среди случайных гражданских лиц. Тогда Черчилль, – в отместку, – чуть было не принял решение о начале бомбардировок немецких городов бомбами с химическим оружием. Однако британским военным удалось отговорить его от этой затеи.
В 1943 году была вероятность, что немцы могут попытаться использовать отравляющий газ на фронте. Но Гитлер не был большим сторонником химической войны, – возможно ещё и потому, что сам был отравлен газом во время Первой Мировой войны и даже временно ослеп. В Германии ещё в 1934 году был разработан новый тип фосфорорганического химического оружия – табун, а в 1938 – зарин. К 1944 году нацисты имели столько одного только табуна, что могли погубить всё живое в Лондоне. Ими были произведены и накоплены также большие запасы и другого химического оружия.
Если бы фюрер был уверен в изменении стратегического равновесия в свою пользу с помощью химического оружия, возможность его применения, по мнению разведки союзников, возросла бы. Но несмотря на то, что бо́льшую часть войны Германия располагала артиллерийскими снарядами, заправленными табуном, зарином и зоманом, – нацисты не рискнули применить химическое оружие на поле боя. Немцы не посмели его использовать даже при высадке союзников в Нормандии, когда стратегически сложилось так, что условия для применения химического оружия были практически идеальными.
Тем не менее, во время Второй мировой войны химическое оружие широко использовалось нацистами для уничтожения людей в концентрационных лагерях. Пестицид на основе синильной кислоты под названием «циклон-Б» был применён против людей в Освенциме. Впервые эти гранулы, выделяющие смертельный газ, использовали 3 сентября 1941 года, жертвами стали 600 советских военнопленных и 250 поляков, второй раз – жертвами стали 900 советских военнопленных. От использования «циклона-Б» в нацистских концлагерях погибли сотни тысяч человек.
Союзники были обеспокоены тем, что Гитлер мог использовать химическое оружие, и хотели быть в состоянии оперативно ответить, если бы такое оружие было бы применено против них. Американский президент Франклин Делано Рузвельт специально выступил с программным заявлением, осуждающим использование химического оружия, и заверил, что США ответит тем же, если противник решится использовать такое оружие. США не ратифицировали Женевские протоколы, но президент Рузвельт считал химическое оружие варварским. Тем не менее, хотя Соединённые Штаты и были «оплотом демократии», по выражению Рузвельта, американская военная промышленность производила химическое оружие в больших количествах. Начиная с 1942 года после значительных финансовых вливаний были построены заводы по его производству и мощности для хранения в Пайн-Блафф, арсенал в Арканзасе и Скалистых горах, арсенал недалеко от Денвера, штат Колорадо. Был открыт огромный полигон «Dugway» в штате Юта, где тестировались новые образцы химического и биологического оружия. Поэтому в августе 1943 года, за месяц до начала итальянской кампании союзных войск, Франклин Рузвельт по согласованию с Уинстоном Черчиллем, приказал тайно доставить 100 тонн авиационных бомб с ипритом в Италию, – для возмездия в том случае, если немцы начнут химическую войну против союзных войск.
Загрузившись в Балтиморе бомбами, как полагают, доставленными со складов Эджвудского арсенала, транспорт «Джон Харви» пересёк без происшествий Атлантику, удачно избежав встреч с немецкими подводными лодками. (Эджвудский арсенал расположен в 25 километрах от Балтимора. Его история восходит к 1917 году, когда военное министерство купило землю на полуострове Харфорд в штате Мэриленд и оборудовало там базу для изготовления газов и наполнения ими гранат. После Второй мировой войны она переключилась на научно-исследовательские работы, в частности, над захваченным у гитлеровцев нервным газом зарином. – Авт.). После остановки в Оране (Алжир), корабль отплыл в Аугусту (Сицилия), и оттуда в порт Бари, где был пришвартован к причалу № 29. Офицер Томас Х.Ричардсон (Thomas H.Richardson), отвечавший за безопасность груза, был одним из немногих людей на борту, который знал об иприте.
Ричардсон, естественно, хотел как можно скорее разгрузить смертельный груз, но, когда корабль достиг Бари – 26 ноября 1943 года, его надежды не оправдались. Гавань была забита кораблями, и ещё один конвой ожидался в самое ближайшее время. Десятки судов стояли вдоль пирсов и причалов, в ожидании своей очереди для выгрузки. Поскольку официально химическое оружие на борту «Джона Харви» не числилось, корабль был поставлен в общую очередь на разгрузку.
В течение следующих пяти дней нервотрёпки, «Джон Харви» мирно покачивался на якоре у причала, а Ноулз и Ричардсон тщетно пытались заставить британских портовых чиновников ускорить выгрузку. Это было трудно, потому что секретность груза была для них «кляпом во рту». И хотя некоторые официальные лица среди командования союзников были осведомлены о необычном и чрезвычайно опасном грузе «Джона Харви», предпочтение всё же было отдано другим судам, поскольку они перевозили медикаменты и обычные боеприпасы. Это и стало роковым решением.
Надо отметить, что порт Бари находился под юрисдикцией английских войск, отчасти ещё и потому, что город считался главной базой снабжения для Восьмой армии под командованием генерала Бернарда Лоу Монтгомери. На аэродроме базировался штаб Пятнадцатой армии ВВС США, которая занималась бомбардировками стратегических целей на Балканах, в фашистской части Италии и Германии. Так случилось, что новый командующий армии Джеймс Дулиттл прибыл в Бари как раз 1 декабря 1943 года и ещё не успел принять дела.
Факт остаётся фактом – даже корабль «Джон Харви» с секретным грузом иприта не имел средств защиты от воздушной атаки и в этом, безусловно, вина командования союзных войск. Никто не ожидал, что немцы решатся на рейд вглубь территории союзников.
Есть предположение, что немцы тоже узнали о грузе «Джона Харви» от своих агентов в Алжире. (Косвенным подтверждением этому служит тот факт, что сразу после налёта знаменитая немецкая радиоведущая американского происхождения Милдред Элизабет Гилларс (Mildred Elizabeth Gillars) она же «Лиза из Берлина» по кличке Аксис Салли (Axis Sally) во время пропагандистской передачи посочувствовала: «Я слышала, что вы, ребята, отравились своими газами». – Авт.).
На немецкие разведывательные полёты над Бари руководство союзных войск смотрело как на досадную неприятность и не особо беспокоилось, ошибочно полагая, что у «Люфтваффе» не хватит ни сил, ни решимости для нанесения бомбового удара по городу и порту. Поэтому британские зенитные батареи вяло реагировали на немецкие самолёты и обстреливали их через раз, считая бессмысленным тратить на них боеприпасы.
Союзники также самоуверенно полагали, что контроль над южно-итальянским небом у них был полным, – с середины октября 1943 года дальние немецкие бомбардировщики совершили всего восемь рейдов на юг Италии, из которых четыре против Неаполя. Почти три четверти самолётов «Люфтваффе» были переведены в Германию для защиты рейха, в то время как бомбардировщики союзников неуклонно увеличивали давление на аэродромы противника. Поэтому организованная по всем правилам противовоздушная оборона Бари попросту игнорировалась, и оборона порта была совершенно недостаточной.
Однако недооценка противника была ошибкой. Возможности «Люфтваффе» на самом деле были далеко не на пределе, и немцы не отказались от тактики одиночных бомбардировочных рейдов.
Это вызывало вопросы у журналистов и здравомыслящих военнослужащих. И так получилось, что именно 2 декабря 1943 года во второй половине дня британский вице-маршал авиации сэр Артур Конинхэм (Arthur Coningham) провёл пресс-конференцию и поведал журналистам, что «Люфтваффе» полностью побеждён в Италии и немцы никогда не нападут на Бари. Более того, маршал самодовольно заявил, что любую попытку активности со стороны «Люфтваффе» в этом плане он будет расценивать как личное оскорбление.
С такими утверждениями были согласны не все. В частности, капитан британской армии Б.А. Дженкс (B.A. Jenks), который был ответственен за защиту порта, знал, что сил и средств для отражения воздушного нападения на порт недостаточно, но его мнение было проигнорировано. Поэтому по ночам, вместо полагающейся в таких случаях инструкциями защитной светомаскировки, порт Бари сиял огнями как рождественская ёлка. Второе декабря 1943 года не стало исключением. В гавани находилось около 30 судов, они стояли так плотно, что почти касались бортами друг друга. Десятки судов находились на рейде.
Совершенно очевидно, что в Бари необходимо было иметь и достаточные средства ПВО и готовые к отражению подобных атак самолёты. Но в те декабрьские ночи 1943 года у союзных войск в Бари не было ни того, ни другого.
Надо отметить, что вообще авиаудар планировался заранее – командование «Люфтваффе» и фельдмаршал Альберт Кессельринг (Albert Kesselring) лишь выжидали подходящий момент. В качестве возможных мишеней обсуждались также и другие аэродромы, и порты союзников, но сил у «Люфтваффе» к тому времени было мало для нанесения эффективных ударов по нескольким целям – поэтому решили совершить авиарейд только на порт Бари. Автором и разработчиком операции считается немецкий генерал-фельдмаршал Вольфрам фон Рихтгофен (Wolfram Freiherr von Richthofen), командующий 2-м воздушным флотом – двоюродный брат «Красного барона», прославленного асса Первой мировой войны – Манфреда фон Рихтгофена (Manfred Albrecht Freiherr von Richthofen).
Кессельринг поддержал его предложение ещё и потому, что в случае успеха рейда снабжение 8-й Британской армии и 15-й армии ВВС США было бы серьёзно подорвано. Рихтгофен сообщил Кессельрингу, что только самолёты Юнкерс «Ju-88», эффективны для выполнения такой задачи и, если повезёт, он может «наскрести» 150 таких самолётов для рейда.
Второго декабря 1943 года более 100 бомбардировщиков «Люфтваффе» неожиданно атаковали корабли союзников пришвартованные в гавани Бари. На одном из кораблей – американском транспорте «Джон Харви», в нарушение всех международных соглашений, находился секретный груз бомб, начинённых ипритом, и даже команда этого корабля не знала о его наличии. Нацистские бомбы уничтожили 17 кораблей союзников в порту Бари, привели к гибели тысяч человек и вызвали самую большую химическую катастрофу Второй мировой войны, которую называют «Пёрл-Харбор» Средиземноморья.
Восстанавливаем события того страшного четверга 2 декабря 1943 года.
Обратный отсчёт до трагедии начался утром 2 декабря, когда немецкий самолёт-разведчик заметил скопление кораблей в гавани. Пилот немецких ВВС, обер-лейтенант Вернер Хан (Werner Hahn) проводил воздушную разведку на «Мессершмитте» в районе города Бари. Несмотря на прекрасно видимый в небе инверсионный след, – силы и средства ПВО союзников не среагировали, и самолёт, сделав второй круг над городом и портом, лёг на обратный курс на север.
В то время как капитан «Джона Харви» Ноулз и офицер безопасности Ричардсон боролись с бюрократами в портовой администрации за ускорение процесса разгрузки «Джона Харви», лётчик-разведчик Вернер Хан вернулся на базу с фотоотчётом об огромном скоплении кораблей в акватории порта Бари. Доклад лётчика и фотографии, которые он представил, вызвали большой интерес у командования «Люфтваффе», и оно решило в тот же вечер нанести массированный авиаудар по порту.
16-00. Немцам удалось подготовить к вылету 105 самолётов. Расчёт, помимо большого числа самолётов, был на внезапность удара в ночное время суток. В первые дни декабря 1943 года Луна была в новолунии, что сделало самолёты «Люфтваффе» ещё менее заметными. Некоторые самолёты были снабжены кассетами с полосками алюминиевой фольги для «ослепления» радаров. Задача немецким лётчикам была поставлена следующая – прибытие в Бари примерно к 19-30, сброс первыми самолётами фольги и осветительных ракет на парашютах для облегчения работы атакующим самолётам.
Ближе к вечеру 2 декабря 1943 года, более сотни бомбардировщиков «Люфтваффе» «Ju– 88» вылетели с нескольких аэродромов. Большинство фашистских самолётов, использованных в атаке на Бари, взлетели с баз в северной Италии, другие прибывали к месту сбора воздушной армады с двух греческих аэродромов вблизи Афин.
В Бари ничего не предвещало надвигающейся катастрофы. Многие горожане спешили к театрам Петруцелли (Teatro Petruzzelli) и Пиччини (Teatro Piccini). Вечерние концерты в опере – важная часть национальной итальянской культуры, и проводятся они независимо от того, чья и какая власть контролирует страну. Однако рыбаки и их семьи, которые жили в старой части города недалеко от набережной, редко могли позволить себе концерты. Подростки обычно ходили посмотреть, как американцы играют в бейсбол или футбол на стадион «Бамбино» (стадион был построен и назван так по распоряжению Муссолини в знак благодарности жителям Апулии за самую высокую в Италии рождаемость. – Авт.). Пожилые жители Бари посещали мессы в Базилике Сан-Никола – храме XI века, построенном в честь святителя Николая. Больные и инвалиды оставались дома. Рестораны, кинотеатры и театры города были открыты и полны англичан и американцев; – в театре «Маргарита» (Teatro «Margherita»), переименованном в «Garrison Theatre» и кинотеатре «Восток» («Oriente») шёл новый американский фильм «Весна в Скалистых горах» с Бетти Грейбл и Джоном Пейном. Старшие офицеры союзных войск по вечерам собирались в офицерском клубе «Barion».
19-20. Немецкие бомбардировщики, ведомые обер-лейтенантом Густавом Тойбером (Gustav Teuber) на расстоянии около 30 миль к северо-востоку от Бари начали сбор в боевые порядки и снижение на малую высоту (около 50 метров), чтобы избежать вражеских радаров. Задача первого этапа рейда была выполнена – немецкие бомбардировщики добрались до города по графику. (Есть данные, что по техническим причинам 17 немецких самолётов были вынуждены покинуть маршрут ещё над Адриатикой, так что самолётов, фактически принимавших участие в заключительной фазе атаки, было 88. – Авт.).
19-25. В Бари завыли сирены воздушной тревоги, но освещение в порту не выключили. Более того, – офицеры союзных войск, гулявшие по городу и сидевшие в ресторанах, даже не среагировали на них, решив, что тревога учебная. Послышался звук самолётов, летящих с северо-востока. Стало ещё светлее – самолёты сбросили осветительные бомбы. Они начали медленно спускаться на парашютах.
19-30. Первые два рейдера этой воздушной армады «Люфтваффе» сбросили кассеты с полосками из фольги: они служили для «ослепления» радаров. Эта уловка сработала полностью ещё и потому, что в тот вечер был отключён для регламентных работ основной радар (расположенный на крыше театра Пиччини на проспекте Витторио Эмануэле. – Авт.), а британские патрульные самолёты, барражировавшие небо над Бари, к этому времени уже вернулись с дежурства.
Совокупность этих факторов и позволила первым 20 бомбардировщикам «Ju-88» практически незаметно подлететь к цели и, визуально – по работающему маяку, – атаковать ярко освещённый порт Бари и сам город с высоты менее пятидесяти метров. Экипажи нацистских бомбардировщиков, пролетая над портом итальянского города Бари, возможно даже задавались вопросом, а действительно ли они находятся в зоне военных действий, а не над берлинским бульваром Унтер-ден-Линден в канун Нового года?
Внизу, несмотря на военное время, была прекрасно освещённая гавань, без всякого затемнения, портовые краны и доки были ярко освещены, а восточный причал был полностью забит кораблями.
В тот вечер в гавани сверкали огнями более тридцати транспортных кораблей из конвоев, снабжавших армию союзников, продвигающуюся на итальянский полуостров. На борту у них были боеприпасы, топливо, продукты питания, запасные части. Порт Бари был ярко освещён, не только из-за чрезмерной беспечности, но ещё и из-за спешки союзников. Разгрузочные работы в порту велись круглосуточно, даже в ночные часы, чтобы обеспечить постоянным снабжением 8-ю армию Монтгомери, застрявшую на линии «Густав».
19-30. Первые бомбы упали возле отеля «Corona» в центре города, убили и ранили множество военнослужащих и гражданских лиц. Те, кто был в оперном театре, не пострадали, но многие были в панике. Жители Бари, не привыкли к воздушным атакам. В старом городе люди уже выходили после мессы на улицу из Базилики Сан-Никола, когда прозвучали первые взрывы. Сотни людей, схватив детей и спасаясь чтобы выжить, побежали к морю и набережной по узким и извилистым улочкам, задыхаясь от дыма. Туда же, – к гавани с кораблями летели на предельно малых высотах и немецкие самолёты, и вскоре их основной удар был перенесён на порт.
Немецкие пилоты проводили бомбометание практически с топ-мачтовых высот и поэтому бомбы начали поражать корабли со смертельно-ювелирной точностью. Первым, – от прямого попадания бомбы, – загорелся, взорвался и поджёг корабли вокруг себя американский транспорт «Джон Л. Мотли» («John L. Motley»), который был загружен бомбами и авиационным топливом. Взрывная волна выбила окна в домах в радиусе нескольких километров. Из трубопроводов в море вылились реки нефти и масла, превратившие акваторию порта в один огромный пылающий костёр. Теперь, весь порт был сущим адом на земле, где языки жёлто-оранжевого пламени, взметаясь в воздух, производили густые столбы едкого дыма. Корабли горели, взрывались и тонули. Поверхность воды была покрыта вязкой плёнкой масла, нефти и топлива, – она обжигала, ослепляла и душила спасающихся вплавь, – тех, кому не повезло быть в спасательных шлюпках.
Всего около 30 судов стояло на якоре в ту ночь в гавани, и каждый экипаж был вынужден реагировать на налёт самостоятельно как мог, поскольку внезапность нападения и неготовность к нему была полной. Корабли начали гореть и самостоятельно справиться с пожарами моряки не могли, поскольку многие из них находились на берегу в увольнении. Времени на поднятие якорей и уход в море не было. Многие моряки просто наблюдали с набережной, как бомбы прямым попаданием уничтожают их корабли, а огонь пожаров постепенно пожирает соседние. В бессильной ярости, выкрикивая проклятия, они стреляли по пролетающим над их головами самолётам из личных пистолетов.
Очнувшиеся от шока зенитные батареи порта начали свою работу – небо было пронизано трассирующими снарядами, однако работа зенитчиков была малоэффективной. Полоски фольги, медленно спускавшиеся к земле, отражались от мечущихся в небе лучей прожекторов и отблесков пламени, создавая фантасмагорический эффект.
«Джон Харви» содрогнулся её от носа до кормы под градом из бомб. Судно по-прежнему было на плаву, хотя и понесло урон от прямого попадания немецкой бомбы. Оно загорелось, и ситуация была вдвойне опасна с учётом бомб с ипритом на борту. Между тем, экипаж «Джона Харви» в полном составе участвовал в героической битве за спасение своего корабля. Капитан Ноулз и другие члены экипажа отказались покидать свои посты и боролись за живучесть судна, но их героизм был в конечном итоге напрасен.
19-50. Корабль «Джон Харви» взорвался, исчезнув в огромном, грибовидном огненном шаре, который разметал куски судна и его груз на сотни метров вокруг и в воздух. Вся команда корабля погибла на месте. Оставшиеся в живых моряки танкера, стоявшего на якоре возле «Джона Харви», вспоминали позже, что ударная волна наклонила их корабль на 35 градусов. По всей гавани взрывная волна сбила людей с ног. Взрыв был похож на адский фейерверк, который осветил гавань так, что стало светло как днём. Так иприт, попал из авиационных бомб во внешнюю среду. Затем начался дождь. Он продолжался несколько минут и закончился так же внезапно, как и начался. Позже стало понятно, что этим «дождём» был жидкий иприт из разрушенных взрывом бомб. После взрыва «Джона Харви» и странного «дождя» спасающиеся моряки вдруг почувствовали сильный запах чеснока, многие начали задыхаться.
Бомбы с ипритом не взорвались потому, что на них не было детонаторов. Но значительная их часть была разрушена при взрыве и пожаре. Иприт и его испарения взлетели высоко в воздух, а затем медленно опустились в гавань, покрывая всех и всё поблизости. Кроме этого, иприт, – а это тягучая маслянистая жидкость со специфическим запахом чеснока, – из повреждённых авиабомб начал вытекать в море, в котором было огромное количество людей, спасающихся с пылающих кораблей. Смешавшись с нефтепродуктами на поверхности воды, он пропитывал одежду. Спасатели на берегу, не зная о том, что люди поражены ипритом, вместо полагающейся в таких случаях полной санитарной обработки, укутывали их в одеяла, тем самым значительно усиливая поражающий эффект.
Облако из паров иприта начало двигаться к набережной. Однако ветер внезапно усилился и сменил направление; – и пары иприта, не дойдя до набережной, были унесены в открытое море. Этот неожиданный союзник дул и в последующие два дня и поэтому токсические облака и клубы ядовитых испарений от горящих в море кораблей не попадали в город. Жители Бари до сих пор уверены, что горожан и город от гибели спас его патрон – Святитель Николай Угодник с помощью этого восточного «священного ветра». Кто-то из жителей старого города поклялся, что видел, как Святой Николай на крыше Базилики тушил зажигательные бомбы. Через несколько дней, 5 декабря 1943 года в день памяти Святителя Николая, – все, кто остался в городе, пришли на мессу в базилику, чтобы поблагодарить Святого за ветер Провидения.
23-00. Сирены в городе умолкли.
Немецкий авианалёт начался в 19:30 вечера и закончился спустя 20 минут. Потери немцев были незначительными (ПВО удалось сбить, по разным данным, от 1 до 2 самолётов. – Авт.), а вот урон они нанесли колоссальный. Были потоплены 17 кораблей союзников, восемь были повреждены очень серьёзно. Американский адмирал и историк Самуэль Элиот Морисон (Samuel Eliot Morison) назвал воздушную атаку на порт Бари самой разрушительной для союзников после Перл-Харбора. Американцы потеряли 5 кораблей, англичане – 4, итальянцы и норвежцы – по 3, поляки – 2. Было уничтожено 30 тысяч тонн боеприпасов и грузов военного назначения. В результате бомбардировки города и порта только к ночи 2 декабря 1943 года погиб 181 военнослужащий, ранено было несколько тысяч. Данных о жертвах среди мирного населения нет, поскольку их учёт никем не вёлся. Только в Пёрл-Харборе были потери подобного масштаба. Помимо человеческих жертв были и стратегические потери – порт Бари был полностью закрыт в течение 3 недель после бомбардировки, что, несомненно, замедлило наступление союзных войск на Апеннинах.
Спустя 72 года после трагедии, в 2015 году на странице Facebook бельгийской радиостанции «WW2 Radio» появилась исключительная по своей важности и эксклюзивности серия фотографий, в которой был зафиксирован точный момент воздушного нападения немецких «Люфтваффе» на Бари. Изображения запечатлели бомбардировку порта, которая произошла между 19:25 и 20:00, а также огромный огненный шар, который был следствием взрыва одного из кораблей. Вероятно, это был «Джон Харви», перевозивший секретный груз иприта в авиабомбах. Эти 15 фото, сделанных военным фотожурналистом Джорджем Роджером (George Roger), опубликованы известным американским журналом «Life» (статья «Raid On Bari. – январь 1944 года)». Фото технически несовершенны, поскольку фотограф, вероятно, был поражён ударной волной, вызванной взрывами.
На следующее утро, выжившие при авианалёте, ужаснулись от увиденной картины опустошения. Часть старого города со средневековыми домами была разрушена до основания. Так – на месте рухнувших средневековых зданий, – даже возникла небольшая площадь рядом с ризницей кафедрального собора, который также был повреждён. Базилика Святителя Николая не пострадала. Взрывные волны при налёте были такой силы, что вылетели стёкла в окнах в половине домов города. Город изменился, – битое стекло, щебень и руины, везде вырванные с корнем деревья. Пожары в городе и гавани продолжались, и густая завеса чёрного дыма висела в небе, но сильный ветер вторые сутки не менял направления и дым уносило в море. Некоторые корабли сгорели и их обломки дрейфовали вдоль полуразрушенных причалов, другие утонули и только мачты торчали из маслянистой поверхности морской воды, в которой лицом вниз плавали трупы погибших. Спасатели доставали их сетями. Берег был усыпан изуродованными телами жителей старого города, которые прибежав к морю в надежде спастись от пожаров, погибли там от взрывов, осколков и ударной волны. Погибших военнослужащих увозили в морги военных госпиталей, а трупы гражданских лиц добровольцы из отрядов взаимопомощи в первые несколько дней складывали на тротуарах вдоль дорог, чтобы родственники и знакомые смогли их опознать и похоронить…
К утру 3 декабря 1943 года погибло более 1000 военных и моряков с торговых судов; около 628 были госпитализированы в местные больницы и госпитали. В течение следующих нескольких недель погибло 83 пациента, из тех 628, на кого были официально заведены истории болезни.
Общее число жертв среди мирного населения мы так никогда и не узнаем. По самым скромным подсчётам – их около 1000, хотя, наверное, больше. Из города начался массовый исход населения. По воспоминаниям очевидцев многие уходили, бросив практически весь скарб – на руках уносили больных, детей и стариков. Те, кому повезло больше, – уехали на поезде, составленном из огромного количества вагонов для перевозки скота… Никакой информации местным жителям союзники не предоставляли, гуманитарной помощи населению не оказывали. Лишь католическая церковь чем могла помогала в те дни беженцам. До сих пор на кладбищах города Бари можно увидеть захоронения, в том числе и семейные, на которых выбита одна дата смерти – 2 декабря 1943 года…
Тем не менее, события в Бари, и особенно огромное число жертв, получили настолько мощный общественный резонанс, что военные власти США были вынуждены выступить с официальным заявлением, – но лишь через две недели (!!! – Авт.). Цитата: «ВАШИНГТОН, 16 декабря. Успешное воздушное нападение Германии на итальянский порт Бари 2 декабря было объявлено сегодня военным министром Генри Л. Стимсоном (Henry Lewis Stimson) как катастрофа значительной величины, в которой «ряд» кораблей союзников (…) были уничтожены или повреждены, и 1000 человек погибли» (цит. по газета «Нью-Йорк Таймс» от 17 декабря 1943 г.).
Англо-американские оккупационные власти Бари, собравшиеся утром 3 декабря 1943 года на совещание для оценки ситуации и ущерба от авианалёта решили засекретить факт взрыва сотен бомб начинённых ипритом на американском корабле «Джон Харви», тем самым обрекая на мучительную смерть своих же солдат и офицеров, и жителей Бари, поражённых этим химическим оружием. Причина молчания, как свидетельствуют рассекреченные документы и мемуары генерала Дуайта Эйзенхауэра (Dwight David Eisenhower) – боязнь дать немцам повод для начала полномасштабного применения химического оружия во Второй Мировой войне. Позже Дуайт Эйзенхауэр (главнокомандующий союзными силами в Европе, избранный президентом Соединённых Штатов в 1952 году. – Авт.) признал в своих воспоминаниях, что «…мы понесли самые крупные потери от действий вражеской авиации за весь период кампаний на Средиземноморском театре военных действий и в Европе. Мы потеряли шестнадцать судов, некоторые из них с исключительно ценным грузом. (…). К счастью, был ветер, и поражения не произошло…». (цит. по «La Gazzetta del Mezzogiorno» от 2 декабря 2013 года.).
С утра 3 декабря 1943 года в Бари работало несколько киносъёмочных групп. Они снимали спасательные работы и тушение пожаров в порту и городе. Легенда о ветре Провидения не беспочвенна – на кадрах, особенно снятых с самолёта, хорошо видно, как дым от пожаров в порту уносится ветром в море. На этих же кадрах видно и преступное отношение властей союзников к своим же солдатам – все пожарные в порту работают без средств защиты – на некоторых даже нет касок. Очень много помощников пожарных вообще не в униформе – видно, что обычные люди просто пришли им на помощь, чтобы спасти то немногое из грузов, что не было уничтожено пожарами и взрывами. Много зевак с детьми в зонах, где находился иприт – набережные, порт. Только люди из похоронных команд, вылавливающие трупы из нефтяной жижи в порту одеты в спецсредства, но без респираторов.
Справка. Покров тайны над этим событием был снят только в 1967 году в публикациях ВМС США, хотя некоторые факты и документы о химической атаке в Британии были открыты для общественности в 1958 году. В Британии лишь в 1986 году ветеранов, оставшихся в живых после налёта в Бари, официально признали жертвами химического поражения.
Больницы города были забиты ранеными настолько, что командование союзников было вынуждено организовать их эвакуацию в госпитали остальной части освобождённого Апеннинского полуострова и даже в Северную Африку. К счастью, Бари был местом дислокации нескольких союзных военных госпиталей и смежных вспомогательных медицинских учреждений. Некоторые из них были размещены в клинике, построенной во времена Муссолини в качестве образца фашистского здравоохранения. С октября 1943 года и до конца войны в Бари был расположен 98-й General Hospital и именно сюда и привезли многих раненых и пострадавших из порта. Там же и появились первые жертвы химического поражения.
В связи с массовым поступлением раненых и пострадавших, санитарная обработка в первые сутки практически не проводилась ни в медучреждениях, ни в местах, куда поступали моряки, побывавшие в пылающем море. Им выдали одеяла, горячий чай и этим ограничились.
Вскоре после налёта врачи начали фиксировать массовое появление странных симптомов, появившихся у раненых моряков, спасателей и итальянских гражданских лиц. От бомбардировок следовало ожидать ранений и взрывных травм, но никак ни выраженной светобоязни, резкого снижения зрения вплоть до слепоты и ощущение «песка в глазах», затруднённого дыхания, мучительного кашля и появления водянистых пузырей на коже туловища. Состояние таких раненых резко ухудшалось, несмотря на лечение.
Усугубила ситуацию полнейшая неготовность врачей к оказанию квалифицированной помощи таким поражённым, в связи с отсутствием информации о конкретной причине поражения. Из-за этого подобные случаи диагностировались и лечились симптоматически – как дерматиты (воспаление кожи. – Авт.) неизвестного происхождения. Не имея достоверной информации о характере поражения, медицинский персонал не проводил полной санитарной обработки при поступлении и многие раненые и поражённые несколько дней оставались в пропитанной ипритом одежде, в которой они поступили в госпитали и больницы.
Некоторые поражённые сразу ослепли, у многих наблюдались тяжёлые отёки слизистых оболочек дыхательных путей и половых органов. Термические ожоги в сочетании с химическими приводили к мучительнейшей агонии. Персонал был беспомощен перед этой симптоматикой, и поражённые начали массово погибать. Первые смерти произошли уже через 18 часов после воздействия иприта. В историях болезней (ныне рассекречены. – Авт.), в результате явного давления командования, военными врачами было записано: «Погибли от ожогов в результате действий противника».
Даже те, кому удавалось выжить, впоследствии получили тяжёлую инвалидность с огромными физическими и психическими осложнениями.
О количестве поражённых и погибших гражданских лиц – жителей города Бари, никто достоверно до сих пор не знает, так как их учёт не вёлся вовсе и они, чаще всего, – были лишены элементарной медицинской помощи и умирали в муках.
Справка. Иприт уничтожает иммунную систему, губительно действуя в первую очередь на клеточный иммунитет, что делает людей беззащитными перед туберкулёзом и пневмонией. Иприт также сильнейший канцероген и поэтому срок жизни у поражённых крайне короток.
Распределение ожогов у поражённых было различным, но определённые клинические закономерности всё же начали вырисовываться. Оказалось, что площадь и глубина ожоговой поверхности зависела от степени контакта тела с маслянистой плёнкой воды в гавани. У тех, кто погружался в воду полностью, спасаясь вплавь, – были стопроцентные ожоги, а те, кто спасался на лодках и замочил лишь руки и ноги – ожоги были только в месте контакта с водой. У тех немногих пациентов, которые при поступлении смогли принять душ и сменить бельё – ожогов не было вовсе.
Врачам стало ясно, что это слишком похоже на применение химического оружия, однако драгоценное время было потеряно. Они начали подозревать, что при авианалёте немцами было использовано химическое оружие. Донесение об этом было направлено медицинскому командованию в штаб-квартиру союзников в Алжир.
Чтобы разгадать эту медицинскую тайну, в Бари был откомандирован выпускник Колумбийского университета, мед. эксперт по химическому оружию – подполковник армии США Стюарт Френсис Александер (Stewart Francis Alexander). Добравшись до Бари, Александер немедленно отправился осматривать пострадавших. И в первой же палате он повернулся к сопровождающему его британскому офицеру и задал вопрос: «Что это за запах? Чеснок?». «Нет, это от пациентов. У нас не было времени дезинфицировать палаты с момента их поступления из гавани». После осмотра пациентов и бесед с ними, а также аутопсий (вскрытий трупов. – Авт.) поражённых, Александер начал подозревать поражение ипритом, но твёрдой уверенности у него не было. Только лишь когда со дна гавани был поднят фрагмент бомбы с «Джона Харви», идентифицированный как американская бомба «M47A1» предназначенная для иприта, Александер получил неопровержимые доказательства своего предположения. Немцы были исключены из числа подозреваемых в применении химического оружия. Но даже и тогда (по одной из версий нынешних исследователей. – Авт.) доктора не проинформировали о грузе «Джона Харви».
Тогда же было обнаружено, что при налёте немцами был впервые использован и новый тип бомб итальянского производства – «мотобомбы FF». Это были бомбы, вооружённые 120 кг взрывчатки и снабжённые электромотором. Их сбрасывали на парашютах, а в воде они превращались в нечто вроде торпеды. Аббревиатура FF получена от имён конструкторов подполковника Ферри (Ferry) и полковника Фиоре (Fiore).
После того, как Александер, проанализировав количество поражённых, совместил их с картой расположения судов во время авианалёта, – ему стало понятно, что основная масса поражённых приходится на экипажи судов стоявших рядом с «Джоном Харви». («Джон Харви» полностью затонул через два часа – максимум поражений пришёлся на диаметр в 300–400 метров от него. – Авт.).
Лишь после этого анализа доктору Александеру была предоставлена секретная информация о грузе «Джона Харви». Однако время было упущено – большинство поражённых уже погибли в муках. Александер подготовил аналитический доклад, который был утверждён и засекречен лично Верховным главнокомандующим войсками союзников генералом Дуайтом Эйзенхауэром. Неловкости в этой ситуации добавлял тот факт, что ипритом были поражены союзные войска в порту, официально находившимся под британской юрисдикцией. Поэтому британский Премьер Уинстон Черчилль, и американский Президент Франклин Рузвельт решили навсегда оставить инцидент с ипритом в тайне. Судьбы тысяч своих соотечественников, которых погубила или навсегда искалечила эта «секретность» (не говоря о жертвах среди мирного населения Бари. – Авт.) их, по-видимому, не очень волновали. Более того, после налёта американцы вывели несколько повреждённых кораблей из гавани Бари и затопили их неподалёку, оставив на морском дне Адриатического моря множество опасных снарядов и бомб, обнаруженных в период с 1995 по 1996 год группой учёных из Бари под руководством Анджело Неве (Angelo Neve).
В конечном итоге химическое оружие, отправленное США в Бари, оказалось ненужным. Нацисты не рискнули использовать его на поле боя, хотя в концлагерях оно применялось. Союзники по антигитлеровской коалиции тоже его не использовали. К тому времени уже началась эра ядерного оружия, что и продемонстрировали США, сбросив в конце Второй мировой войны атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки.
С конца 1943 года в Бари существует военное кладбище. Здесь похоронены люди, которые погибли от бомбардировки 2 декабря 1943 года. На военном кладбище в Бари находится 2128 захоронений англо-американских союзников Второй мировой войны, из них 170 – неизвестные солдаты. Кроме того, есть могилы воинов других национальностей. Военное кладбище в Бари расположено на окраине города в местности «Карбонара».
Только в 1947 году начались плановые мероприятия по очистке акватории порта от оставшихся на дне неразорвавшихся бомб, которые продолжались несколько лет. Из отчётов известно о найденных неразорвавшимися 15551 снарядах и 2533 авиабомбах, многие из которых были начинены ипритом.
До сих пор боеприпасы попадают в сети рыбаков, которые, несмотря на завесу «конфиденциальности» прекрасно знают о «проблеме горчичного газа» (иприта). Моряки, ведущие промысел в акватории Бари и его окрестностей, неоднократно обращались за медицинской помощью по поводу странно опухавших рук, трещин и язв межпальцевых промежутков, слезящихся глаз, кашля и затруднённого дыхания. По данным итальянской прессы только с 1946 года и до 90-х годов прошлого века было документально подтверждено 239 случаев поражения ипритом вдоль побережья от Бари до залива Манфредонии, пять из которых закончились смертью пострадавших. В 1994 году дайверы Бари обнаружили бомбы с ипритом в акватории порта. В 1996 году бомбы были обезврежены. Пресса сообщала также о том, что в рыбе, выловленной в акватории Бари, найдены «значительные следы мышьяка и производных иприта». «Рыба этой части Адриатического моря», «особенно подвержена раку репродуктивной системы», и «подвергается реальным генетическим мутациям». Таким образом, южная часть Адриатики до сих пор остаётся огромной свалкой боеприпасов, причём не только снарядами и бомбами с ипритом времён Второй мировой войны, но и боеприпасами, попавшими на дно в результате конфликта между НАТО и Сербией в 1999 году. По оценкам экспертов, в Адриатике захоронено около 90 тысяч тонн разного вида оружия, химическое оружие составляет малую часть этого склада. (цит. по данным Euronews).
25 августа 2008 года общественность Бари официально запросила у Регионального агентства по охране окружающей среды Апулии данные по химическому мониторингу акватории после «странных» случаев заболеваний итальянцев (ожоги гениталий у женщин) купавшихся 27 июля 2008 года в море на городских пляжах (Торре Gavetone).
Последствия трагических событий 2 декабря 1943 года могли стать причиной возникновения эпидемии лейкемии, охватившей население Апулии в 70-х годах прошлого века.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
У этой истории очень необычный финал. В конечном итоге взрыв 2 декабря 1943 года американского транспорта «Джон Харви» с грузом иприта в порту Бари привёл к разработке нового метода лечения рака – болезни, которая развивается в течение жизни примерно у трети человечества.
Доктор Стюарт Фрэнсис Александер, специалист по химическому оружию, первым исследовал жертв бомбардировки. Вскрытие погибших и гистологическое исследование их тканей показали угнетение лимфатической и миелоидной тканей после контакта с ипритом. В дальнейшем это привело доктора Александера к предположению, что иприт и его менее токсичные производные могут быть использованы для замедления роста определённых типов раковых клеток. Во время вскрытия жертв он обнаружил практически полное отсутствие лейкоцитов в их костном мозге и лимфоузлах и в своём отчёте заключил, что иприт нарушает способность к делению клеток в организме, что, в свою очередь, может использоваться в терапии онкологических заболеваний. Учёные-химики быстро поняли, что события в Бари – это практическая модель того, как может выглядеть настоящая химическая война. Тела нескольких десятков жертв были отправлены в лаборатории в Портон-Даун (Англия) и Эджвудский арсенал (США) для проведения секций и дальнейших исследований. Исторически, – факты снижения общего числа лейкоцитов и аплазии (уменьшение массы и подавление функции кроветворения. – Авт.) костного мозга у поражённых ипритом, впервые были зафиксированы и описаны в медицинской литературе ещё медиками времён Первой мировой войны. Однако в то время они не были должным образом систематизированы и проанализированы.
Справедливости ради необходимо также отметить, что за год до трагедии в Бари – в 1942 году два фармаколога из Йельской школы медицины, – Луис Гудман (Louis Goodman) и Альфред Гилман (Alfred Gilman) были наняты министерством обороны США для изучения влияние иприта на клетки животных и способов защиты от иприта. Они, в частности, изучали на кроликах воздействие иприта, как на лимфатические железы, так и на костный мозг этих животных и заметили уничтожение ипритом лейкоцитов, но не опубликовали это открытие из-за условностей военного времени. После появления доклада Александера интерес к ранее проведённым исследованиям у них возник вновь, и эти исследования были продолжены. Гудман и Гилман – фармакологи по образованию, превратили иприт в более безопасный мехлорэтамин (mechlorethamine). Они впервые применили этот препарат в небольших дозах у животных, а затем у больного с лимфомой (по некоторым данным ещё до событий в Бари. – Авт.) и получили положительный результат.
Вот так и началась современная «химиотерапия».
Единственный актуальный материал во всем номере. Только очень длинный – надо было отдельное воскресное приложение для него отвести. Много слов знает автор и хочет ими поделиться с химиками и лириками.
Порт не может быть адом на земле. Откуда такая языковая глухота?
А немецкие фамилии автор транскрибирует – улететь не встать. Хана из Хахна сделал. Познания голову жмут.
Кугелю. Это называется транслитерация.
Да что ты говоришь? И в результате этих транслитераций из немца хан получился? Уж лучше бы транскрибировал, может что-то бы от исходного осталось. Но это, наверное, в следующий раз, когда он из хана истинного арийца сделает.
Редкое люфтваффе долетит до середины этой статьи.
Перечитал и отправил все своим знакомым.
Больше всего удивления у тех кто живет на границей!
Они как всегда не слышали, не знали, и мне кажется и не верят.
ОООчень важный факт.