И минул век двадцатый, неподсудный
№ 2025 / 9, 06.03.2025, автор: Валерий ШЕЛЕГОВ (г. Канск, Красноярский край)
Я много лет дружил с Виктором Петровичем Астафьевым. И когда жил на Индигирке, возвращаясь из Москвы, гостил у писателя в Овсянке. Встречались на собраниях писателей в Красноярске, в годы, когда я вернулся на родину в Канск. Астафьева боялись «творцы» по цеху. Если ты живёшь с «камнем за пазухой» – к Астафьеву не подходи. Ложь он чувствовал через пространство. У всех своя, правда. Прошло много лет, время отвеяло плевелы клеветы от зёрен правды.
Лично спрашивал Виктора Петровича и о «Нобелевской премии», которую якобы ему «обещали». «Горбачёв получит», – ответ Виктора Петровича.
Астафьев мало кого воспринимал доверительно и серьёзно. И приговаривал, шутя, изредка: «Мы ребята – ёжики. В голенищах ножики». Ни перед кем он не «стелился», а вот спровоцировать похвальбой дурака, назвав его «гением» – это он мог запросто.
Был звонок из Москвы. Просили «сторонники государственного переворота» – подпись под «письмом». «Послал». Усмехнулся горько Астафьев: «Всунули, последним в списке “подписантов”. Оправдываются – виноватые. Я не собираюсь оправдываться».
Я постоянно рассказываю маловерам, когда я смог услышать от Виктора Петровича ответ о фальшивой подписи под письмом. В конце июля 1994 года Петрович попал в Военный госпиталь с инфарктом. Я стоял с летней пасекой в Копай Горе на землях, с посевными медоносами фацелии, на общей пасеке дяди Вани Плющикова. Директор Агроэнерго в Канске, Валерий Семёнович Таптун держал свою пасеку у дяди Вани Плющикова. Подружились с ним. Он приезжал на летний стан вечером в пятницу, отдыхал после рабочей недели до воскресного вечера. Валерий Таптун очень любил произведения Астафьева. А когда узнал, что Виктор Петрович лежит в госпитале, предложил отвезти ему гостинец мёду. В июле мы откачали первый мёд. Взяли две трёхлитровых банки мёда первой качки и среди недели рванули на «Жигулях» в Красноярск. Тогда Сергей Задереев был секретарём КРО. С Задереевым мы понимали друг друга и без слов. Он был единственный, кого Виктор Петрович «допускал к телу» в любое время суток. Задереев позвонил в госпиталь Петровичу, и он нас с Таптуном принял в холе. Его уже подлечили, но видно было, что не до гостей ему.
Я тогда многое не знал о «травле» Петровича за «письмо». Но было это на слуху. Спросил. Он ответил, так как я написал. Инфаркт – тоже следствие «травли». Кому-то, Виктор Петрович мог брякнуть, отмахиваясь, как от «зелёной навозной мухи», мол, «было». Так ведь НЕ БЫЛО! Ельцин приезжал и тёрся возле Всемирной известности, для пиара себя. «Солженицын – этот бесноватый из ГУЛАга» – обозначил себя рядом с Астафьевым, подчёркивая себя «равновеликим».
И совсем не правы «критики», когда упрекают «коммунистов» в издании 15 томов Собрания сочинений. К тому времени даже дух коммунистов выветрился в Администрации Красноярска и в чиновниках губернии. Личная заслуга Валерия Ивановича Сергиенко в издании Собрания сочинений. Будучи «банкиром», именно он и послужил Отечеству, издавая книги Виктора Астафьева.
И о романе «Прокляты и убиты». Читая роман, меня не покидало ощущение знания происходящего. И хорошо вспомнились рассказы мамы о деревне военных лет. Мама, 11-летним подростком – на лошадях, осенью по первому снегу «в санях», из деревеньки Хаёрино «40 километров возила брату Ваньке продукты». В Канске формировалась «дивизия сибиряков, спасших Москву». Брат мамы Иван Васильевич Поляков был среди «новобранцев», рассказывал маме о всех «ужасах» жизни в военном лагере, жили в землянках. Я однажды спросил Виктора Петровича Астафьева: «Всё – правда?!» – «И захочешь соврать – не соврёшь. Это придумать невозможно».
Валерий ШЕЛЕГОВ,
член Союза писателей СССР (России)
6 марта 2025 г.
В ОВСЯНКЕ НА ЕНИСЕЕ
(глава из моего романа «Земля влюблённых»)
В конце августа улетел из Москвы в Красноярск. На установочной сессии разбирали мою повесть «Люди золота жаждут». Сокурсники сравнивали её с «Печальным детективом» Виктора Петровича Астафьева. Профессор Лобанов нашёл внешнее сходство с известным писателем.
В Канске ждут родители. К Виктору Петровичу Астафьеву, решил, обязательно заверну из Красноярска в село Овсянку. В аэропорту «Домодедово» в книжном киоске случайно купил книгу Астафьева «Всему свой час». Факсимильное вступление автора:
«Занятие литературой – дело сложное, не терпящее баловства, никакой самонадеянности, и нет писателю никаких поблажек. Сорвёшь голос – пеняй на себя. Захочешь поберечься и петь вполголоса, вполсилы – дольше проживёшь, но только уж сам для себя и жить, и петь будешь. Однако в литературе жизнь для себя равносильна смерти».
Русскую литературу можно определить матерью русской души. Запечатлённая в былинах и песнях народом, русская речь веками воспитывала и лечила народную душу. Слово определяло мироощущение человека, бытие и жизненный уклад.
В нынешнее время хаоса Россия стала библейской Вавилонской башней. Люди и народы перестали понимать друг друга. Даже на семинарах прозы Михаила Петровича Лобанова в Литературном институте этот «вавилонский вирус» ощущается.
Установочная ознакомительная сессия первого курса завершилась. Собрались на последний семинар. В какой-то момент перестаю сокурсников понимать.
За окнами аудитории в дворике дома Герцена рослые деревья. Дождик говорливый ворошит листву, мокрит чёрный асфальт. Тяжёлые от влаги ветви прогнулись, едва заметно поддавливает их ветерок и легонько качает. Обычная осень обычного года. Но Москва гудит набатно от речей депутатов съезда. Грозное предчувствие беды висит над отечеством. И как-то не по себе от страданий литературных героев, которым перемывают косточки семинаристы.
Я уже всем сердцем любил Михаила Петровича. Говорил учитель тихо и кратко, точно, образно, ёмко. Чтобы лучше слышать его, занимал место напротив преподавательской кафедры. В завершение семинара стало тошно от перемалывания костей, бабахнул кулачищем по столу! Михаил Петрович отпрянул с удивлением. Повисла тишина.
– Страна гибнет. А мы тут…
Обидел учителя. Серёжа Котькало – талантливый парень, москвич, дружит с Михаилом Петровичем. С Котькало мы нашлись ещё во время вступительных экзаменов. Добрый малый.
– Деда обидел, – сокрушался Сергей.
Прощаясь с Михаилом Петровичем до следующего года, сознался, что улетаю к Астафьеву. Писатели-фронтовики Лобанов и Астафьев в литературе единомышленники.
– Передай Виктору Петровичу привет. Доброго здоровья ему.
Перед Михаилом Петровичем извинился за свой срыв.
Август догорал просветлёнными днями вперемежку с резвыми дождичками. Лето выдалось горячее. Вокруг Москвы горят торфяники. Призрачная дымка напоминает о далёкой Якутии; там тоже горят леса. Тоскую о Наталье и детях. Показал фото своей семьи Михаилу Петровичу. Он улыбнулся:
– Валерий, вы такой одухотворённый, когда говорите о семье. Глаза так и светятся. Любите детей?
– До слёз…
– Человеку надёжный тыл необходим, особенно писателю. Без надёжного тыла мы бы и войну не выиграли, – вздохнул Михаил Петрович.
На протяжении маршрута из транзистора около водителя троллейбуса слышно трансляцию со съезда народных депутатов. Ощущение катастрофы усиливается словесной враждой депутатов. Лица пассажиров напряжённые, угрюмые. Потные от тесноты люди внимательно слушают голоса народных избранников из Дома Союза.
Товарищи мои разъехались по городам и весям Советского государства. Успокаивало, что ждут отец и мама в Канске, семья на Индигирке: мир вечных ценностей. В этом мире весь смысл бытия – надёжность, сила, мужество и нежность к любимым людям. Основа бытия в русском человеке – любовь к отечеству.
Литинститут одарил дружбой с прекрасными людьми. Профессор Лобанов Михаил Петрович духовным светом напоминал отца. В общежитии на седьмом этаже в комнате писателя Юрия Сергеева познакомился с поэтом Николаем Шипиловым. Приехал он несколько недель назад из Новосибирска. Искал на этаже знакомых. Поразили голубизна его глаз, откровенная чистота души. На этаже жил Толя Буйлов из Красноярска. Пока шёл до его двери, забыл фамилию Коли.
– Писатель из Новосибирска приехал.
– Как фамилия?
– Глаза такие, будто на ладонях сердце держит, – высказал первое впечатление от знакомства с Шипиловым.
– Так это Коля Шипилов!
Я уже прочитал «Ночное зрение» Николая Шипилова. Порази тельная проза. И до знакомства любил автора. Предложил ему жить в номере Сергеева, коль негде остановиться в Москве. Николай низкорослый, волосатый, но наметилась сорокалетняя возрастная плешь. Усы с проседью прикрывают верхнюю губу. Обрядить бы его в гуцульскую одежду, вылитый гоголевский казачий старшина из Диканьки будет.
Шипилов – поэт одного ряда с Николаем Рубцовым. Приехал он с гитарой, в наплечной сумке изрядно потёртые общие тетради в клеточку. Из сменного белья ничего нет.
– Всю прозу написал в поездах между Москвой и Сибирью, – сознался он. – В Новосибирске живу в театральной каптёрке.
Коля сходил в душ. Постригать товарищей я научился ещё в Томске, когда был студентом Геологоразведочного техникума. Осенью в общежитии после геологических практик все заросшие, нередко и вшивые. Двухэтажная деревянная общага холодная, сами всегда голодные, но жили дружно. Орудовал ножницами и расчёской не хуже парикмахера. Постригал солдат и офицеров своей роты в армии.
Шипилов постричься не отказался. Сделал ему «офицерскую» причёску, подравнял ножницами усы. Выделил голубую льняную рубашку с коротким рукавом. Он и вправду стал походить на боевого офицера. Стрижка преображает человека. Была у меня спортивная курточка серебристого цвета со стоячим воротником. Оставил ему на осень.
Комната Сергеева на седьмом этаже общежития быстро стала известной. Прозу Шипилова студенты очного обучения изучали на творческих семинарах. Песенную поэзию Николай не издавал. Его авторские военные песни под гитару или гармонь настолько проникновенны, что стихи о войне других авторов кажутся театральными. Шипиловские песни народные.
Однажды Шипилов привёз пародиста Михаила Евдокимова, который выступал на эстраде и стал известен благодаря «красной роже после бани». В Москве он ещё жилья не имел, обретался, где Бог соломки подстелет. Друг юности Шипилова по Новосибирску.
Евдокимов моложе нас годами. Серьёзный мужик и крепкий прозаик. Бесхлебное литературное ремесло его не привлекало. Писал и читал юмористические рассказы со сцены.
Я уезжал в аэропорт и радовался за Колю. Сергеев снял для семьи квартиру в центре Москвы. Предложил зимовать Коле в его комнате. С Шипиловым Сергеев пока незнаком. Учебный год слушателей Высших литературных курсов начался, но Юра ещё не вернулся из Владикавказа. Коле Шипилову он всегда рад будет помочь. Радовался за Юру. Сергеев настоящий романтик геологии. Наш человек. Работал в Якутии старателем на золотодобыче. Написал книги о геологах, старателях золота. Родовитый терский казак. Широкий в дружбе мужик.
На прощание обменялись с Колей Шипиловым нательными крестами, троекратно расцеловались. В книжном киоске на улице Добролюбова имелась в продаже книга Шипилова «Ночное зрение». От общежития дорогу перейти. Купил.
«Валере в тяжёлые для нас дни. На хорошую дружбу. 9 сентября 1986 г. Н. Шипилов».
И вот столько уже лет книга «Ночное зрение» всегда рядом со мной.
Вячеслав Сухнев возглавлял отдел публицистики в еженедельной газете «Литературная Россия». Знаком с ним по переписке. В журнале «Наш современник» годом раннее вышел роман Василия Белова «Всё впереди…». В либеральных изданиях началась травля автора. С Индигирки отослал в Овсянку статью Виктору Астафьеву, разбор романа в защиту Василия Белова. Астафьев отправил эту статью в Москву в «Литературную Россию». Сухнев отправил гранки на Индигирку. Статья называлась «Не об избе – о времени». Василий Иванович Белов из Вологды прислал письмо: «Как Вам удалось опубликовать?»
Вячеслав не раз бывал у Астафьева на Енисее. Профессиональная писательская этика и чувство долга, любовь к Астафьеву не позволили пренебрежительно отнестись к его записке, приложенной к моей статье. Сухнев подготовил гранки и опубликовал статью в «Литературной России». Будучи в Москве, нашёл его в редакции на Цветном бульваре. Энциклопедист, интеллигент Вячеслав Сухнев поставил меня в тупик своим обаянием. Принёс ему для газеты рассказ «Банные дни на Индигирке». Дал для ознакомления «Полярную Звезду» с повестью «Чифирок».
– Прочту до завтра. А пока пошли, студент, обедать, – пригласил он в столовую.
Большинство из писательской братии люди чванливые и малообразованные. Настоящие писатели редки. При первой встрече даже не обратил внимания на очки в роговой оправе, на профессорскую бородку Вячеслава. Голос с картавинкой ироничный, оторопь берёт от колкого пытливого взгляда. Такого человека начинаешь уважать с первой минуты знакомства.
– Тебя, брат, нечему учить. Ты уже состоявшийся писатель, – вернул он журнал с повестью. – В Магадане я бывал. Колыму знаю. Спасибо Лобанову Михаилу Петровичу, что заметил тебя, вытащил. Вот рекомендация в Союз писателей, – вынул он из выдвижного ящика лист бумаги. – Всему свой час и время всякому делу под небесами. Литинститут даст крепкое образование. А опыта тебе не занимать.
В Якутске подобным образом рекомендацию предоставил Председатель Союза писателей Якутии Софрон Петрович Данилов. Для вступления в Союз необходимо иметь две книги прозы, три рекомендации авторитетных авторов. Книг пока нет, рекомендуют, опираясь на журнальные публикации.
Третью рекомендацию через год даст писатель Борис Петрович Агеев. Он приедет с Камчатки на Высшие литературные курсы. Мы подружимся. Без просьбы он принесёт и положит на письменный стол рекомендательное письмо.
– Времена лихие. Пропадёшь на своей Индигирке без поддержки, – буркнул Борис.
Агеев ― рослый молчун. Смотритель маяка в Мильково. Слова из него не вытянешь. Рыжая бородища, линзы очков. Доброты в человеке – века не хватит истратить. На ВЛК в Москву Агеев приехал с семьёй. Жена его Галина рядом с увальнем супругом – божья птаха. Доченька у них двухлетняя. В Мильково окрестить ребёнка негде.
Выбрали погожий день, поехали в подмосковное Черкизово. Крестили девочку. Борис Петрович и Галя из Курска. На Камчатку они после ВЛК не вернутся. Всему своё время.
С думами о будущем, счастливый воспоминаниями о минувшем лете, ехал к Астафьеву с необъяснимым желанием повидать его. Какой-то особенный смысл обрела деревня Овсянка после поселения Астафьева на берегах Енисея. Дом Виктора Петровича ещё издали распознал верно. Огород при доме невелик, отделён от проулка высоким штакетником. Миновал проулок, спустился к Енисею. Постоял на галечном берегу у воды. Дальний левый берег за Енисеем горист, изрезан падями. Хвойные леса, высокое голубое небо. Раздолье. Правобережье гнётся пологой излучиной широко. Деревня Овсянка старожильская. Четвёртый век как поселились здесь люди. Долгая череда изб на крутояре от воды видится островерхими крышами, деревенская улица пятится хозяйскими огородами к реке. Это крестьянское поселение хорошо представляется читателю из книг Виктора Петровича Астафьева.
Поднялся тропинкой между хозяйских стаек к дому писателя. Одолела робость стучать кованым кольцом калитки. Отошёл от ворот к огородному штакетнику. Створки низкого кухонного окна раскрыты. Белые ситцевые занавески прикрывают окно до верхней рамы. Прохладный ветерок с Енисея живо шевелит лёгонькую ткань. В просветы штакетника свободно видится двор, застеленный широкими кедровыми плахами. Рослая рябина с тяжёлыми красными гроздьями ягод на меже с огородом. Лавка со спинкой и стол под рябиной чистые, двор подметён. Метлу со светлым черенком видно под навесом в дальнем углу. Кулижка огородной земли под картошку без ботвы. В глубине двора ― летняя времянка и баня.
Утро ещё раннее, солнце невысокое. Стоял долго, не решаясь нарушить спокойное течение времени. Первая встреча. Известна ему моя проза. Отсылал Астафьеву «Картоху». «Хороший рассказ», – ответил он открыткой. Рассказ опубликовал альманах «Енисей». И всё же встречаться с Астафьевым стеснялся. Обычное дело, когда молодые литераторы приходят к мастерам прозы или стихосложения. Не праздное это любопытство, а возможность понять что-то такое, что тебе не даётся свыше. Помогают такие встречи.
Писательская братия побаивается Астафьева. Мужик он задиристый, скорый на расправу. Характер беспризорного детства и к старости не поменялся. Ложное и настоящее отличал влёт. Бездельников и пройдох гнал от себя как собак. Те потом тявкали на него в газетах. Хороших людей Виктор Петрович ценил и уважал душевно, многим людям помогал деньгами, серьёзным авторам отвечал письмами.
Астафьев отодвинул ладонью занавеску, выглянул из окна, слеповато всматриваясь за ограду. На войне повреждён правый глаз.
– Ко мне? Калитку сейчас отопру.
Взгляд его детско-пытливых голубых глаз я почувствовал издалека. Тихий голос писателя успокоил.
– Откуда? Из Якутии. Спасибо за привет от Лобанова. Хороший он мужик. Проходи, не робей. Я недавно встал. Картошка сварилась, позавтракаем. Омуля ребята из Енисейска прислали.
Неизвестная «Затесь» Астафьева. «Последний поклон» Виктора Петровича был опубликован в «Роман-газете». Повесть «Царь-рыба» принесла всемирную славу. Обсуждается в прессе «Печальный детектив».
– Да я тебе подарю, – после завтрака разговорились мы. – В библиотечке «Огонька» роман вышел, – принёс из рабочего кабинета пару тонких книжиц Виктор Петрович. Для автографа подал ему и книгу «Всему свой час», купленную в Москве.
– Летом мало кто из писателей объёмно пишет. Покоя нет от ходоков – не разгонишься. На «Затеси» только и выкраиваю время, – простодушно объяснил он. – До твоего прихода настраивался поработать. Я ведь по миру поездил, посмотрел. Есть с чем сравнить. Часто на встречах с читателями спрашивают о загранице.
Рассказал Виктор Петрович о своих поисках в голландском Амстердаме. Будучи там по издательским делам своих книг, переведённых на датский язык, решил почтить память национального писателя Эдварда Деккере. И шибко удивился, когда хозяин издательства сказал, что не слышал о таком. После чего и родилась идея написать «Затеси».
Говоря о русских, Виктор Петрович рассказал быль, как на Урале в послевоенное время «Две подружки в хлебах заблудились». В «Огоньке» рассказ появится много позже, прочитаю его, работая в старательской артели «Мир» на участке Малтан. Молодым авторам Астафьев ненавязчиво подсказывал: мол, мера правды – это и есть настоящая мера таланта.
Летним вечером Виктор Петрович имеет привычку прогуливаться по селу. Рядом с Астафьевым день пролетел одним мигом.
Принял он по-родственному. Обедали у его любимой тётушки на другом конце села. Петрович не шибко-то и говорлив. Дышится человеку трудно: военная контузия. Внешне Астафьев напоминал чем-то библейского пророка. Исходила от него необычная энергетика, благодаря которой знаешь, о чём не сказано вслух.
Ночами на Енисее прохладно в сентябре. Из печных труб вразброс вьётся куделька белёсой дымки. Во дворах мало скотины. Овсянка постепенно наполняется городскими хозяевами, они покупают дома под летние дачи.
Воздух густеет до синевы, в падях остывают туманы. С прогулки возвращаемся в сумерках. Пора прощаться и идти к автобусной остановке. Уезжать не хочется.
– Ночуй, – пригласил он. – Марья моя сегодня уже не приедет, в Красноярске. Поставлю тебе раскладушку в зале. Утром накормлю, ― и поезжай с Богом.
И минул век двадцатый.
22 марта 2023 г.
С большим удовольствием прочитала живые воспоминания об Астафьеве, об Овсянке – и фотография кстати, ул. Мира, д. 3. Знакомые лица, Эдик Русаков с краю смеётся (умер в сентябре минувшего года).
Роман Астафьева “Печальный детектив” был напечатан в журнале “Октябрь” 1986 г. Роман о “будничной преступности”… Чуть позже, в 1989 г. у меня (молодого-молодого) случился разговор с серьёзными производственниками. Один (начальник цэха) сказал, – у меня рабочие плохо работать не умеют (изделия этого цеха летали на орбите). Вот приходит рабочий в свою однокомнатную квартирку и вечерком, когда угомонились дети, садится в 6 метровой кухоньке читать этот роман. А молоко не куплено (вечером не купить), колбасы нет и очередь на расширение жилплощади потерялась где-то в дали. Этот же роман читает сварщик, который через 3 месяца поедет в Чернобыль и оператор хим. комбината читает после смены – народ читающий был, гляньте тиражи журнолов. Не просто живёт народ. И не помнят они, что, дети у них бесплатно (фактически) ходят в детские сады, что метры свои они получили бесплатно, и про 5 соток, что тоже бесплатно получили забыли и не думают, что вот этот журнал они держат в руках за копейки. А им эти журналы – на по глазам гласностью, да по грязнее, да сенсацией. А этот работяга джинсы дочке купить не может… только на барахолке. И уже не ценит этот мастер свой труд, забывает, что сегодея варил шов под давлением, что деталь уникальную сделал в допуске. В глазах серость, безнадёга. Ещё был жив фронтовик-победитель. А ему Астафьев “Пиром после победы” по сердцу, – барыги к реке не пускают. А следом помельче деятель, – в Германии-то ветераны как сыр в масле катаютися. Фронтовик-победитель оглядывается, а его уже ВОВИКОМ называть стали и оказывается он уря зря орал – кукиш ему Родина кажет. Он выжил, а его товарищь погиб от безисходности. Вто почему погиб оказывается – от невыносимости жизни. Не за Родину. Русскаяф армия А.В. Суворова перешла Сен-Готард – 17 дней адова штурма. Солдаты равнинники, без горного снаряжения шли через Альпы, голодные помороженные, оборванные, гнали пленных и били попутно французов. Спустились, подшились и с песней, под барабан – знайте суки наших!!! А обмотки в крови и палец не чувствует. Эти поротые русские мужики стали ЧУДО-БОГАТЫРЯМИ. За то им всем рядовым и фельдмаршалу Суворову памятник поставлен на перевале. Чудо-богатыри. Мы русские, какой восторг!!! А теперь оглянитесь на Астафьева – Прокляты и убиты. Это он про Победителей. Японцев растоптали, унизили, оккупирповали. Мальчики 17 лет в последний день перед капитуляцией шли на смертельные тараны. Вы понимаете какой удар испытала нация? За волосы себя вытаскивали, Ай Ки До изучали, системы управления производством рождали. Я не видел ни одного японца не уважающего себя. Любое изделие – верх качества. Японец спал на циновке и делал автомобили, покорившие мир. Что сделалось с нашим народом? Что ему не дали? Кто его обманул? Золотой фонд трудящихся распылили за шмотки. Кто убивал мечту и право? Да сам Астафьев – человек, не способный отличить шпильку от болта, не знавший ширину фронта взвода и роты в обороне и наступлении. Александр Васильевич Суворов не расстреливал – его чудо-богатыри сами бы этого типа спихнули с Альп. А если бы главным редактором “Октября” был Кочетов, он бы этого писаку под зад ногой с лесницы спустил. Правду говорит врач и врачует. Садист пальцы свои грязные в раны засовывает и рвёт, себя распаляет.
ПИСЬМА ИЗ ПРОВИНЦИИ
НАС БЫЛО МНОГО МАЛЬЧИШЕК
Великий Пост. Грех судить. Вспоминаю встречу в Овсянке в сентябре 1986 г. Виктор Петрович поставил для меня раскладушку в зале. Кровать писателя в рабочем кабинете – окном в улицу. Я не спал до утра, читал “Печальный детектив”. Утром завтракали, прощались тепло. Много позже, прочитав “Людочку”, я написал Виктору Петровичу Астафьеву похожие мысли и чувства и солидарен с Владом Черемных. Вырос я в Канске, свой дом и огород в частном секторе. Нас было очень много мальчишек – в 60-е! Как воробьи с дерева на дерево, так и мы весь летний день – пересыпалась с улицы Лазо за город, на раздольные поля играть в «лапту». Городская окраина начиналась за соседней ул. Красной Армии. Скитаясь по северам, довелось жить в рабочих поселках, повидать и “сучьи кутки”, и “рабочие бараки”. В 17,5 лет улетел в Магадан из Томска, на “преддипломную практику”. Так и не вернулся осенью – остался “зимовать” на Колыме. Геологоразведочный техникум заочно окончил. Согласен, что не без участия писателей погубили СССР. “Соцреализм” – у Василия Белова в романе «Кануны», еще “страшнее” Астафьевского “Печального детектива”. Повзрослел позднее, а тогда не стал свою повесть “Люди золота жаждут” публиковать. Урок «истины» получил при личном общении с Астафьевым. Роман В.П.Астафьева “Прокляты и убиты” – из времени не изъять. Разная у всех была война.
«Валера, согласен с твоей оценкой личности и творчества В.П. Астафьева. Его “Последний поклон” – одна из самых любимых моих книг. “Прокляты и убиты” угнетающе действовали на сознание грязью окопной правды. Но я говорил об этом романе с дядей-фронтовиком, который в 43-м году в восемнадцать лет стал командиром миномётного взвода, часто заменял убитых командиров стрелковых рот, он перечитал всего Астафьева и говорил: “У него – все, правда!”. А дядька мой с золотой медалью окончил академию ВВС после войны, он знал изнанку войны. Жму руку, Валерий Латынин».
Война была разная. Судьба Отечества – наша общая.
Валерий Шелегов,
Член Союза писателей СССР
г. Канск
Великий пост.
8 марта 2025 г.
Редактору В.Огрызко приношу извинения за неточность: Вячеслав Сухнев работал в “Литературной России” “редактором отдела критики”. Уточняю, “бывал у Астафьева” Вячеслав Сухнев не часто, лишь однажды – брал интервью в 19880м. Но встреч было много.