ИМПЕРИЯ КЕНТАВРА-КИТОВРАСА
№ 2023 / 5, 09.02.2023, автор: Владимир БЕРЯЗЕВ (г. Новосибирск)
Кудеярова мова – Кудимова,
Плоть от плоти Тамбова родимого!
С десяток лет назад я родил приведённую выше эпиграмму вослед за выходом в поэтической библиотеке «Сибирских огней» сборника «Черёд». И дело даже не в том, что в народном сознании Кудеяр на протяжении веков был справедливым разбойником, олицетворением вольной воли, удали и фарта, кто всё награбленное у богатых раздавал сиротам и холопам. И даже не в том, что с тюркского его имя переводится как Кудай-яр или Богоданный. А то, может быть, что сама стихия поэтического языка Марины Кудимовой укоренена в древнем начале мифа и символа, а значит, питается от самых животворных источников народных, земных, древлесказочных, святоотеческих, что, впрочем, не мешает ей быть в лирических своих опытах жгуче актуальной и даже рискованно модерновой. Не мешает, а, скорее, помогает. Но о её лирике мы поговорим в следующий раз.
Сегодня речь об эпосе, и имя этому эпосу «Арысь-поле».
*
Когда в 2010 году мне в руки попала эта поэма, написанная, как я выяснил, 23-летней девою юной тамбовской, я был не просто ошеломлён и потрясён, я просто не мог в это поверить. И не важно, что к моменту моего прочтения от момента написания прошло уже более трёх десятков лет. Я вполне себе ошалелый ходил тогда по редакции «Сибирских огней» с распечатанным текстом в руках, цитируя тот или иной фрагмент и то и дело восклицая: «Этого не может быть!». Или: «Нет, вы послушайте, это же невозможно!». В итоге поэма была опубликована в номере 5 «Сибирских огней» за 2011 год и тогда же появилась в свободном доступе в Сети интернет, где по сию пору её можно прочесть и на портале Журнального зала и в Журнальном мире. Евгений Евтушенко, кстати, посожалев о том, что не смог опубликовать поэму в своих «Строфах века», 1994, по причине большого размера текста, признал насущную необходимость такой публикации:
«Риск недавней перепечатки поэмы в журнале «Сибирские огни» (2011, № 5), на мой взгляд, оправдан. На фоне рыхлой стихотворной «текучки» поэма выделяется дерзостью замысла, плотностью художественной ткани, эмоциональной взрывчатостью».
Я бы добавил, что, на мой взгляд, «Арысь-поле» явлена нам как главная в провиденциальном смысле поэма второй половины ХХ века, с ней нечего и некого (из авторов) рядом поставить, даже «Тёркин на том свете» выглядит скорее памятником эпохи, чем высоким художеством, не говоря о трудах лауреата-эпика Егора Исаева. Тем горше и печальнее осознавать и видеть то, как «Арысь-поле» десятилетиями замалчивается издателями, литературоведами, критиками, профессорским составом гуманитарных вузов – делается вид, что её, поэмы, не существует, допускаю, что учёные мужи и дамы просто не знают о её существовании, тогда они просто не отрабатывают свой хлеб насущный. Чему ж удивляться, когда открыв том вышедшей в 2016 году антологии «Современная поэма» я не обнаружил в содержании ни одного имени большого современного русского поэта, хотя некоторые из нынешних классиков ещё живы и не чуждались в своём творчестве эпического жанра.
*
Кобылица Арысь-поле – тотем, древний мифообраз, зооморфный символ красоты, той самой красоты, которой мы восхищаемся, в которую, по известному выражению Достоевского, мы верим, но которая в нашем варианте художественного повествования – никого не спасла. Ибо в красоте всегда есть элемент ведьмовства, соблазна, но, при одухотворённости и смиренной любви, есть и надежда, и горний свет.
Именно поэтому я тогда, перед публикацией, спросил Кудимову: «Насколько корректно с сегодняшней точки зрения употребление в тексте поэмы словосочетания “Кобылья Богородица”? Кто тогда будет новорождённый Бог?».
На что она мне ответила:
«С уральского зэковского поселения я прямиком перекочевала в тамбовскую сектантскую вольницу. По обилию и разнообразию протестантских сект Тамбовщина занимала чуть ли не первое место в СССР. Моя бабушка выросла в Вильно. По отцу она абсолютно русская, а от матери унаследовала сильные польские и немецкие корни. И, хотя считала себя православной, носила в душе католическую и протестантскую прививки. На фоне официально прокламируемого атеизма всё это не могло не отозваться во мне некоторой литературной еретичностью. (…) Новорождённый бог, как и сказано в поэме, будет кентавром. Или кентавроидом – что не одно и то же. Кентавры, как известно, составляли свиту Диониса, что рифмуется с русским дионисийским началом, пьянством и буйством, но и поэзией тоже.
Мне кажется, что “Арысь-поле” – поэма отчаяния и надежды одновременно. На Руси нередко выпадают времена, когда верить логично только в кобылий хвост…».
*
Верить в кобылий хвост, с моей точки зрения, не так уж и безвыходно.
Иногда Кудимова представляется мне верховной служительницей богини Деметры, как известно, слугами и символами премудрости богини плодородия были совы. Такая сова всё время незримо сидит на правом плече тамбовской плачеи нашей, слушает эфир сторожко и хищно. Со времён неолита (тамбовско-воронежские чернозёмы, костёнковская культура, 20-тысячелетняя древность) известны зернотёрки, а значит, существовали овины для сушки и переработки зерна, то зерно вместе со скотом было главным сокровищем обитателей этих поселений, охраняли это сокровище совы, жившие в тех самых овинах. Рядом в злаковых степях паслись неисчислимые стада диких или полудиких коней. Четыре тысячи лет назад настала пора их окончательного приручения, и в древних овинах для Ашвинов-лошадей стали массово заготавливать корм-овёс; не удивительно ли, как здесь напрямую рифмуются эти три понятия. Арийские божества Ашвины или кони-близнецы или целители-близнецы, а собственно «ашва» – древний индоевропейский корень для коней, для лошадей и кобыл в мире этом и ином. Да и богиню-воительницу, дочь-премудрость, рождённую из головы Зевса, Афину-Авину поэт Гесиод называл совоокой, уже в христианстве она превратилась в Премудрость Божию Софию-Совию. Да простят меня за поэтическую, несколько вольную этимологию древних, стародавних имён.
Именно в этом гигантском Диком Поле, Дешт-ы-Кыпчак от Даурии до Венгрии, от Алтая до афгано-иранских пространств уже в бронзовом веке больше трёх тысячелетий назад зачиналась Эра кентавра – эпоха освоения коня под верх, переход от запряжки к узде, из телеги-экипажа – в седло! Это была воистину революция, ибо верхами воин мог проникнуть споро и не особо затратно, подобно полноприводному вездеходу, куда угодно. В ту эпоху – эпоху кентавра – пространства Евразии стали проницаемы не поколениям в ходе долгого кочевья, а организованным и целеустремлённым племенам наших предков в сравнительно короткие временные отрезки-походы.
Тогда-то и была заложена основа современной империи.
В поэме Кудимовой Эру кентавра можно увидеть воочию, за каждой строфой, когда горизонт, пространство, пастбища обетованные – всё веками определяется лошадиной мечтой-идеей.
*
Ещё одна немаловажная деталь.
В русских апокрифах образ Кентавра-Китовраса обладает несколькими изумительными чертами. Известные эпизод прихода его в град Иерусалим ко царю Соломону, когда для его прохода сносили дома и расчищали дорогу, ибо Китоврас ходил только прямым путём (те есть путём правды-истины), и когда дом бедной вдовы оказался на его пути и вдова взмолилась, он изогнулся, обошёл его, ободрав бок и сломав ребро, промолвил: «Мягкое слово кость ломит, а жестокое гнев вздвизает». То есть помимо верного служения правде, герой апокрифа обладает несомненным даром милосердия. Три эпизода, в которых он демонстрирует свои пророческие дарования и, наконец, три выпитых колодца с вином, в результате чего его удалось пленить, свидетельствуют о прямой связи Китовраса с поэтическим началом и той самой дионисийской стихией вакхических буйств, которая на протяжении веков проявляется в певцах, сказителях и поэтах.
*
Эпос работает даже под спудом, даже в своей неизвестности широкой массе или даже в полном забвении. Главное, чтобы он был создан, чтобы существовал как законченный узор ноосферной ткани, которая наподобие Полога-Покрова раскинута над каждым великим народом.
Поэма Марины Кудимовой «Арысь-поле» была создана в том уже туманном для меня году, когда я, семнадцатилетний, впервые ступил на площадь перед вокзалом «Новосибирск-Главный» и сердобольные женщины в трамвае помогали мне купить абонемент, а потом показывали, куда эту прямоугольную бумажку совать и как гасить-дырявить, ибо до этого я компостеров не видывал. Именно тогда я отправился в поход-странствие, которое превратилось в паломничество поэтическое. «Поход» тут слово ключевое. Оно в разговоре о поэме «Арысь-поле» вплотную смыкается с древним словом «полк», обнажая великую бездну значений и смыслов, которая вольно или невольно была приоткрыта автором в пору отчаянно смелой молодости, родившей эту загадочную и, без сомнения, дарованную свыше поэму.
И что же есть ПОЛК?
Открываем словарь Даля: «Стар. войско, ополченье. – Стар. военный стан, лагерь, южн. обоз, становище, табор, стойбище, стоянка. Слово о полку Игореве, о его ополчении, о рати и походе. – Княжий полк, свадебн. жениховы поезжане. – Стар. поход; боевой порядок; пря, бой, сраженье. – Полковой, вообще военный. Сегодня полковник, завтра покойник». Далее, не менее важное слово ПОЛКАН – “пол(у)конь, сказочное животное, кентавр». Далее, глагол ПОЛКАТЬ – “сибир. шататься, слоняться, рыскать туда и сюда, бездельничая».
И впрямь, тут что ни значение, то сразу эхо, отголоски и оклики катятся по всему лабиринту поэмы. Отважная Кудимова ничтоже сумняшеся своею творческой волей отправляет в поход при помощи сказа-эпоса не ополчение, а Россию в её прежнем, нынешнем и будущем бытии, ибо эпос не ведает временных рамок. Что тут скажешь, если бы молодость знала!
Из предшественников – Павел Васильев, который тоже безоглядно написал в двадцатилетнем возрасте свою гениальную «Песню о гибели казачьего войска», а в 27 был замучен на Лубянке. Но его посыл – «Мню я быть мастером, затосковав о трудной работе, чтоб останавливать мрамора гиблый разбег и крушенья, лить жеребцов из бронзы гудящей с ноздрями, как розы», как видим, жив в русской поэзии. И конский образ, образ красоты и силы, символическое воплощение русского похода, совсем не случайно на протяжении веков продолжает вновь и вновь возникать в каждом новом поколении поэтов.
Я назвал поэму лабиринтом и тут же вспомнил Кносский дворец на Крите, лабиринт царя Миноса, хтонического полубыка, Фестский диск, извлечённый на свет из той эпохи и строчку из его (диска) перевода, осуществлённого Геннадием Гриневичем: «Рысиюния чарует очи!»
Арысь-поле! Арысь-поле… Невообразимая древность слышится мне в этом имени. И мать-рысь, кормящая грудью будущего богатыря, зачинателя народа, и Ариана – необозримое скифо-славянское Поле от Колдозера в древней Гиперборее до Арианы нынешней, коей называется Ирано-Афганское плато. Уж больно широко разошлись по свету потомки Святогора, которого, думаю, по праву можно называть сыном Арысь-поля.
А друг и помощник царя Соломона сказочно-русский Китоврас, умеющий ходить только прямо, то есть путями праведными, что ободрал свой бок, пожалев дом бедной вдовы. Или белый единорог, символ справедливости и целомудрия, что долгое время изображался на печатях великих князей и царей Руси.
Наконец – степная стихия «Слова»!
Что мне шумит, что мне звенит давеча рано перед зорями?..
Комони ржут за сулою – звенит слава во Киеве…
Комоней в полуночи Овлур свистнул за рекою – велит князю разумети…
Взвержеся князь на борза комонь и скочи с него босым волком…
Без этих быстрых-борзых коней невозможно представить Игорев поход, эту тревожную ковыльную, ветрами пронизанную Великую Степь, где волки грозу ворожат по яругам, орлы клёкотом зверей на кости зовут, лисицы брешут на червлёные щиты, Дикое Поле, где любо храбрым русичам, испив шеломом Дону, двинуться дальше, до края, поискати града Тьмутороканя, услышать песни красных Готских дев у синего моря. Дивная, непреходящей красоты, неизбывного смысла и неиссякаемого могущества эпическая Песнь. В ней, как в матрице, зашита – не скажу карма, не скажу судьба, но – некая великая метафора циклического и, через великое испытание на новом витке, победительно очищающего бытия народа.
* * *
Того же свойства и безоглядная дерзость Марины Кудимовой, её «Арысь-поле» имеет происхождение из глубинной, архаической, в смысле первозданной целостности, Традиции. Об этом источнике хотелось бы поразмышлять хотя бы в допустимых рамках короткой статьи.
На каком фундаменте и из какого материала строить большое произведение? Вопрос не праздный. Всяк, кто хотя бы отдалённо знаком с задачей продолжительного повествования (да ещё в стихах!), с необходимостью вести сюжет, удерживать внимание и, в то же время, варьировать интонацию на уровне свободного течения речи – с эмоциональными всплесками и паузами-отступлениями для передыха, наконец, с возможностью, без перегрузки и насилия над читателем, достичь кульминации и развязки, т.е. финального освобождения энергии, – тот может себе представить, насколько непросто это сотворить. Пушкин, когда перед ним встала такая проблема при замышлении «Евгения Онегина», поступил всем на удивление, а нам стихотворцам в гордость и пример, преобразовав сонетную форму в то, что в последующем стало называться онегинской строфой. В «Езерском» он ею пользовался уже привычно, а для озорного «Домика в Коломне» стал вербовать рать из мелкой сволочи, загоняя строки в октаву. В «Медном всаднике» в основном используется период в 22 строки, это масштаб лирического стихотворения, именно этот принцип законченного в самом себе эпизода я в своё время использовал при написании «Моготы». У Кудимовой в самом подзаголовке обозначено: повесть в прибаутках, и, не отходя от кассы, прямо с первой строчки мы наблюдаем плетение ткани поэмы из этих самых присловий, побасёнок, народных острот. Таким образом, в качестве строительного материала «Арысь-поля» выбрана частушечная форма. Все знают, насколько этот жанр фольклора лаконичен, экспрессивен, разговорен и напитан живой, полнокровной энергией языка. Но в этом-то и опасность, как из этих кирпичиков разной формы сложить законченное здание, которое бы полностью соответствовало архитектурному замыслу? Как, если при всём блеске и всей крепости, частушечная россыпь больше похожа на вывал дикого камня?
Вино – сила-угомон
Неослабная.
Пей, покамест дух вон,
Православные!
Марина Кудимова, как видим, с этой невероятно сложной архитектурной задачей справляется. Я не буду больше цитировать, поэма перед глазами, каждый может убедиться и восхититься – с каким блеском и с каким упоением языком, звуком, ритмом-переплясом выведен рассказ о конокраде Никите Колтоме. Предельный лаконизм частушечного лада, встроенный в эпическую ткань, делает стих особенно мускулистым и хлёстким. Высший пилотаж рифмовки, свойственный этому жанру, жемчужные россыпи словаря-лексикона народного, полётная твардовская свобода повествования и разговорной интонации, одно к одному, зёрнышко к зёрнышку – всё, накапливаясь, поднимает «Арысь-поле» на высоту, где и впрямь, да-да, кобылица должна преобразиться в Богородицу, ибо в поэзии всё может случиться, всякому чуду свой час и своё место.
Империя не может умереть, написал поэт Шемшученко. Да, империи вечны. Просто меха ветшают, а суть, драгоценное вино духа переливается в иную, новую форму. Эту форму каждый раз приходится искать, в муках рожать, достигать с помощью жертв и духовного подвига. Поэтому совсем не случайно появление в поэме англичана, Британская корона, как наследница Рима, тоже ищет нового лона для воплощения, для преображения Империи. У них – тоже свои победы и поражения…
А у тех, кого развратило самовластье, увы, не хватило духу, побежав за кобыльим хвостом, до конца поверить в Россию, в то, что её материнская кровь одолеет и выжжет все ущербы и сомнения т.н. просвещённого сознания. Гибельная рефлексия, страх ответственности, недостаток воли – не есть ли та самая сухая ветвь, что отсекается и предаётся огню, что и случилось после Октябрьской большевистской революции? Но и Никита, увы, и Никита – фартовый, бесстрашный, исполненный всех мужских талантов – гибнет. Не смогли пока соединиться в целое две половинки русского мира. Тому до сих пор препятствуют – грех рассудочности и сомнения с одной стороны, и грех дионисийского разгула и стихии с другой.
Лошадь, трудяга-кормилица
С сорванным брюхом!
Ну, каково тебе силиться,
Падая духом?
Падая духом под лемехи
И подымаясь
Зёрнами горького племени,
Падать умаясь.
Каждый любовь да изведает,
Не понукая.
Вы приглядитесь как следует:
Лошадь – нагая.
Младенец, рождённый от нищенки, будет сиротой…
Драма не окончена. Походная полковая песня продолжает звучать. Ратное странствие через Дикое Поле всё длится. Бог не выдаст, волки нашу красавицу Арысь-поле не догонят, не съедят, кривая вывезет…
P.S.
Эпос – есть вещий и вечный код, геном народа. Существование и сбережение эпоса – залог того, что у этноса есть будущее.
России повезло ещё и потому, что её населяют народы, сохранившие великие древние сказания. Но, самое удивительное, сохранившие своих живых и здравствующих, действующих сказителей – кайчи, улигершинов, олонхосутов и пр. И, конечно, отрадно, что до сей поры в России не вывелись поэты, принадлежащие эпической традиции.
Помимо богатырского эпоса, я полагаю, есть, как минимум, два величайших произведения поэтических, которые вот уже восемь веков кряду питают нашу поэзию и самый дух державы.
Это, несомненно, «Слово о Законе и Благодати» митрополита Иллариона. То, что это произведение обладает неустаревающей силой, подтверждает недавний гениальный перевод, осуществлённый в середине 90-х годов прошедшего века Юрием Кузнецовым.
Но, в первую голову, речь надо вести о «Слове о полку Игореве». Ничего более великого не знаю, это даже не литература, это нечто большее, это сгусток такой красоты и света, что мощь «Слова» распространяется и на наши дни, на самоё начало начал существования империи. В этом тайна эпоса – живая действующая программа. И желательно время от времени её перезагружать, обновлять, не позволять ветшать и забиваться всяким внешним мусором.
А лирик борется с самим собой, что тоже необходимо для того, чтобы мир находился в равновесии…
6 февраля 2023, Новосибирск
Вышибают клином клин.
Русский Бог — кобылий сын!
Он войдет в степную рань.
Коршуна шугнет,
И, зардевшись, как из бань,
Русь к нему шагнет.
Арысь-поле, Арысь-поле!
Нет свободы — будет воля… —
Запотел росою луг —
Отлетел от тела дух.
То не бела таволга,
А кобылий круп —
В заповедные луга,
Впоперек и вкруг.
Арысь поле, Арысь-поле!
Да свершится Божья воля…
……………………………………………………………..
Вот с этим “рядом некого поставить”?
Да ты гонишь, Берязев!
“Верить в кобылий хвост, с моей точки зрения, не так уж и безвыходно”. – Этим всё сказано.
Но что же это за “точка зрения” у В. Берязева?
“Ничего более великого не знаю, это даже не литература (“Слово о полку Игореве”. – А.Т.), это нечто большее, это сгусток такой красоты…”
Эта точка зрения – противоположность науки, давно установившей: “Прекрасное есть жизнь” – жизнь, а не литература! Эта точка зрения – “искусство для искусства”, и больше ничего.
Но какое же здесь искусство?! – спросите. –
Арысь-поле, Арысь-поле!
Нет свободы — будет воля… —
Запотел росою луг —
Отлетел от тела дух… ?!
Что верно, то верно: людей, обладающих “эстетическим чувством”, во все времена бывало не много, а уж в нашу годину гуманитарной катастрофы… – Это вам не способность мыслить силлогизмами, даже не способность мыслить образами и не музыкальный слух! – Это самая редкая из всех человеческих способностей, потому и заблуждающихся хоть пруд пруди.