КРИЗИС – ЭТО КАТАРСИС

О жизни, смерти, стихах и прозе Георга Фитингофа фон Шеля

Рубрика в газете: Судьба поэта, № 2019 / 12, 29.03.2019, автор: Александр РУДНЕВ (г. КОЛОМНА, Московская обл.)

Несколько лет тому назад в переделкинском Доме творчества после какого-то банкета среди многочисленных гостей, находившихся там, моё внимание обратила на себя немолодая, полноватая дама с каким-то очень необычным, неординарным лицом. Это была Галина Николаевна Мерсон-Ланская – с ней я тогда же и познакомился, знакомство это некоторое время продолжалось в основном посредством телефонных звонков, а потом совершенно оборвалось. Я узнал о том, что эта дама, имевшая постоянное место жительства в Германии, но по каким-то причинам на некоторое время переехавшая в Москву, по происхождению ленинградка, что было и заметно по её некоторой чопорности, что всегда несколько отличает интеллигентных ленинградцев – петербуржцев. А её фамилия – Ланская, по первому браку, как мне рассказали, имеет будто бы непосредственное отношение к известному Петру Петровичу Ланскому, конногвардейскому генералу, который, как это хорошо известно, был вторым мужем Натальи Николаевны Пушкиной, носившей во втором браке эту фамилию. Кроме того, я узнал, что Г.Н. Ланская – магистр философии, специалист в области психологии, а также певица – исполнительница сердцещипательных романсов – натура творчески одарённая и явно артистическая.
Сама она впоследствии поведала мне о том, что у неё был сын, которого звали Георг Фитингоф фон Шель, по отцовской линии потомок немецких баронов, переселившихся в Россию при Екатерине II, а много времени спустя эмигрировавших в Германию, на свою историческую родину, после революции 1917 года.
Молодой человек был немецкоязычным, и хоть несколько раз бывал в России, но естественно, говорил по-русски с акцентом. Георг был также творчески одарённым, но не нашедшим себя и трагически погибшим 25 лет от роду – и это была вечная, незаживающая боль его матери, чувствовавшей в этом немалую долю своей вины.
В 2009 году Г.Н. Ланская издала тоненькую книжку стихов и прозаических фрагментов, написанных Георгом, под заглавием «На линии флажков» (стихи и проза были переведены с немецкого Владимиром Летучим, известным переводчиком поэзии Р. – М. Рильке) – она хотела передать мне её, чтобы я написал статью о ней и о Георге. Но это намерение не было почему-то ею осуществлено, и эту книжку с фотографией красивого молодого человека на обложке я получил только теперь от одной нашей общей переделкинской знакомой. И смог написать статью, таким образом, только сейчас.
Отец Георга фон Шеля был известный юрист и бизнесмен, которого сын очень любил и не мог примириться с тем, что родители расстались – это нанесло ему, тогда ещё подростку в переходном возрасте, тяжелейшую травму, оставившую свой отпечаток в душе на всю его последующую короткую жизнь. Волей обстоятельств он был фактически разлучён с отцом.
Однако детские годы Георга были счастливыми и безоблачными. Он с родителями совершал увлекательнейшие путешествия по всему миру, получил очень приличное художественное и музыкальное образование в Кёльне и Дюссельдорфе. Впоследствии некоторое время учился в одном из германских университетов.
А свободное время мальчик проводил на лоне природы, в имении родителей в живописных окрестностях Трира, в Мандерштадте – там часто бывали различные интересные и известные люди из мира искусства, съезжавшиеся туда со всех концов Европы, устраивались концерты, вернисажи, литературные вечера и т.д.
Но всё это быстро закончилось после развода родителей, каждый из которых стал жить своей жизнью, и мальчик в полной мере почувствовал своё одиночество и ненужность, полную свою беззащитность в коварной и страшной жизни. К тому же случилось так, что мать определила его в некое закрытое учебное заведение, или проще говоря, интернат, недалеко от Бонна. Там процветали довольно жестокие нравы, и один из педагогов-наставников навсегда исковеркал неокрепшую ещё психику своего юного ученика.
Надо сказать, что в самые ранние свои юношеские годы, насколько можно судить, Георг поначалу был достаточно заурядным молодым человеком, продуктом своего времени и среды, пристрастился к алкоголю и наркотикам, что в конечном счёте, по всей видимости, окончательно подорвало его душевное здоровье, искривило его мировоззрение. Он пробовал себя на самых разных поприщах – выступал как диджей в клубах Кёльна, занимался художественной фотографией, видеосъёмками для телевидения, стал писать стихи, небольшие пьесы и эссе, но нигде и ни в чём так и не смог хоть сколько-нибудь состояться, возможно, ещё и потому, что попал не в ту среду, которая была бы ему нужна и которая могла бы содействовать нормальной его жизни и карьере. И самое главное, что он не находил понимания в окружавших его людях, по преимуществу в духе времени заражённых исключительным практицизмом, и поэтому страдал от страшного одиночества, непонимания, усугубившегося ещё и несчастной любовью, как это часто оно бывает в юности, особенно у впечатлительных людей.
Именно об этом его стихи – нерифмованные, чаще всего совершенно свободные по строфике, и даже без знаков препинания – не будет, наверное, преувеличением сказать, что начинающий поэт не столько подражал известным литературным поэтическим прецедентам, как чаще всего происходит, а больше пытался сам экспериментировать в области стиха, что не всегда бывало удачно.
В поэзии Георга фон Шеля доминантой являются суицидальные мотивы, обусловленные крайней степенью ощущения опять же своего одиночества, загнанности в этом мире и, конечно же, расшатанной и надорванной психикой, отражение готовности поэта – лирического героя в любой момент и каким угодно способом оставить этот мир, в котором он не находил себе места. Но в этих абсолютно откровенных и обнажённо трагических строчках звучит так же и мотив очищения страданием (прямо-таки по Достоевскому, если допустить, что Георг его читал), именно поэтому одно из его стихотворений называется «Кризис – это катарсис» – кризис, дающий пусть зыбкую и эфемерную, но всё же надежду на какой-то проблеск в этом беспросветном мраке.
«И я уже в предвкушении новых событий
мало-помалу собираются силы
из неизвестно каких душевных бездн».
Но этот мотив оказывается чистой иллюзией, которая сразу же безжалостно разрушается:
«<…> вместе со своей невесомостью и тишиной
я вытягиваю душу из головы
и опять превращаюсь в спящую падаль».
(«Свинцовое пальто»).
И ему оставалось только одно: уйти туда, где
«Из всех стран Алкогелия самая прекрасная
Экстазия самая похотливая
Кокаиния самая гламуристая».
И криком полного отчаяния звучит строчка:
«Мать! и куда ты меня родила?»
В стихах Георга фон Шеля столь же явственно, откровенно и обнажённо выступают и эротические мотивы, которые, скорее всего, имели в его жизни очень большое, но не менее трагическое, значение.
Именно таково стихотворение «Без эха»:
Я Люблю женщину, которая не любит меня
Я люблю женщину, но я ей совсем не ровня –
– я весь как фаллос, когда о ней думаю я.
<…>
Может быть счастливей был бы я
чем до сих пор
но уж так получилось, что я для неё
лишь докучливый сор
может быть, я себя оболгал –
– но приученный к карам
день за днём ощущаю
как удар за ударом».
В прозаическом эссе, более напоминающем дневниковую запись и датированным 19 февраля 2002 года, читаем следующее:
«Я часто думал и утверждал, имея в виду себя, по крайней мере внутренне, что я сильный. В последнее время мне часто приходится утверждать, что это не так, а напротив, нечто противоположное, за фасадом осознающего себя человека находится одинокий юноша, и он действительно не знает, куда ему идти, а ещё, кто он, собственно, кто? Радостные голоса мне противны, а я больше ничего не могу отыграть у жизни – моей насмешницы…»
Конечно же, Георг Фитингоф фон Шель был очень характерным представителем своего поколения, возраставшего в конце прошедшего столетия, лишённого всяких иллюзий, а порой и морально-нравственных ориентиров, которые помогают человеку разобраться с этой невероятно сложной штукой, которая называется реальной жизнью. Отсюда этот беспросветный цинизм и прагматизм современной молодёжи. Однако циником и прагматиком Георг всё же не был, он был скорее жертвой обстоятельств. Поэтому нам представляется, что прав литературовед и критик Станислав Айдинян, заметивший, что «след его мысли и жизни (Георга фон Шеля – А.Р.), воплощённый в страницы», может иметь всеобщий интерес, интерес прежде всего отдельной и очень трагической человеческой судьбы.
«Знакомство с творчеством Георга, – полагает С. Айдинян, – очень полезно тем, кто хочет понять его поколение, ещё не прозвучавшее в современной литературе во весь голос». С этим можно согласиться, хотя в то же время никак нельзя не признать и того, что опусы этого молодого человека, писавшего по-немецки, поражают своим непрофессионализмом, незрелостью и абсолютной незавершённостью. Но в этом не вина, а скорее всего, его беда.
Георг Фитингоф фон Шель в реальной жизни, если можно так выразиться, сполна осуществил «программу», заложенную в его поэтических и прозаических опытах, и осуществил безумно дорогой ценой.
В один прекрасный летний день начала июня 2004 года он всё же решился на роковой шаг, тем более, что, по всей видимости, некому было его остановить. Взяв с собой верёвку, он отправился куда-то в уединённое место, но по дороге встретил одного из своих приятелей и сообщил ему о своём намерении. Тот не поверил ему, не принял этого всерьёз, решив, что Георг просто шутит, посмеялся над ним и предложил ему пойти на какую-то дружескую вечеринку, где собиралась компания знакомой молодёжи. Георг вёл себя, как обычно – выпивал, даже веселился, насколько это можно себе представить, принимал участие в общих разговорах, ничем не выдавая своего внутреннего смятенного состояния. Однако на следующий день он всё же осуществил своё намерение – повесился на дереве в лесу. Так окончилась жизнь Георга Фитингофа фон Шеля, в полной мере даже и не начавшаяся – ему было 25.
И книжка, изданная его матерью Г.Н. Мерсон-Ланской, стала как бы своего рода венком на могилу безвременно и так трагически окончившего свои дни молодого человека, не сумевшего преодолеть жизненных трудностей и, главное, разлада с самим собой, и реализовать в должной мере свои творческие возможности и способности, которые, несомненно, у него были.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.