Летучая гвардия
(Арабески и истории)
№ 2025 / 27, 11.07.2025, автор: Игорь ТЕРЕХОВ (г. Нальчик)
Символ России
За 200 лет Пушкин стал символом светлой России. Символом, который не девальвируется с годами и со сменами политического режима в стране. И всегда День рождения Пушкина – это не просто признание в любви к гению русской литературы, но и признание в любви к многонациональной и многоконфессиональной России, её литературе и русскому языку, который нас всех объединяет.
Мой любимый поэт Виктор Соснора отказывал Пушкину в гениальности, отводил ему роль поэта европейской провинции. Это у него генетическое, всполохи католической польской крови. Также и Иосиф Бродский противопоставлял Пушкину Боратынского.
Русские же воспринимают Пушкина совсем по-другому. На другом интеллектуально-культурном уровне.
Пушкин – своеобразный измеритель принадлежности человека к русской культуре, миру русского языка, ареалу русскоговорящих людей. Это невозможно логически объяснить, хотя и существует большая литература, посвящённая разбору пушкинских текстов, его мыслей и мировоззрения.
Не будем забывать, что Пушкин фактически является ещё и создателем современного русского языка.
«Оскорбление русскому языку принимал он за оскорбление, лично ему нанесённое. В некотором отношении был он прав, как один из высших представителей, если не высший, этого языка: оно так», – писал его друг, поэт и государственный деятель князь Пётр Андреевич Вяземский.
Тот же Вяземский отмечал у Пушкина «любовь к труду, потребность труда, неодолимая потребность творчески выразить, вытеснить из себя ощущения, образы, чувства, которые из груди его просились на свет Божий».
«Труд был для него святыня, купель, в которой исцелялись язвы, обретали бодрость и свежесть немощь уныния, восстановлялись расслабленные силы. Когда чуял он налёт вдохновения, когда принимался за работу, он успокаивался, мужал, перерождался», – писал он спустя много лет после гибели поэта.
В день рождения национального гения не будем много мудрствовать, а лучше наполним бокалы и осушим их под его тост:
Подымем стаканы, содвинем их разом!
Да здравствуют музы, да здравствует разум!
И, закусив, услышим в ответ: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»
Муза блокадного Ленинграда
В мае отмечалась важная для русской литературы дата – 115 лет со дня рождения музы блокадного Ленинграда Ольги Фёдоровны Берггольц (1910 – 1975). Большого русского поэта, оставившего на века фразу о подвиге жителей города на Неве, выдержавших почти 900-дневную Блокаду в период Великой Отечественной войны: «Никто не забыт и ничто не забыто».
Ольга Берггольц прожила невероятно трудную и прекрасную жизнь. Жизнь, в которой были расстрел первого мужа, замечательного поэта Бориса Корнилова, гибель от истощения в начале войны второго мужа журналиста и литературоведа Николая Молчанова, смерть в младенчестве двух детей, незаконный арест и содержание в течение почти полугода в тюрьме НКВД, рождение там после допросов с пристрастием мёртвого ребёнка, невозможность больше быть матерью. Она была освобождена 3 июля 1939 года и впоследствии полностью реабилитирована. В феврале 1940 года вступила в ряды ВКП(б).
В начале войны Берггольц пришла в Ленинградское отделение Союза писателей с просьбой отправить её на тот участок, где она будет нужнее всего. Её направили на ленинградское радио. Так она стала Музой блокадного города!
«Ежедневно читала стихи, выступала перед публикой в театрах, почти ежедневно обращалась <по радио> к мужеству жителей города», – говорится в энциклопедии об этом периоде её жизни. За эту работу Ольга Берггольц получила свою первую награду – боевую медаль «За оборону Ленинграда».
Во время работы на радио она встретила своего третьего мужа – литературоведа Георгия Макогоненко, впоследствии декана филфака ЛГУ. После войны в 1951 году Берггольц получила Сталинскую премию третьей степени за поэму «Первороссийск», посвящённую питерским коммунарам, погибшим на Алтае. Тогда же в начале 50-х начала лечиться от алкоголизма.
Одной из вершин творчества Ольги Берггольц считается книга «Дневные звёзды», которая представляет собой лирическое повествование о жизни в осаждённом Ленинграде с воспоминаниями о детстве, друзьях и истории города. О своей работе на радио в период войны она рассказала в книге «Говорит Ленинград». В 70-80-х годах дважды выходили её собрания сочинений в трёх томах.
Умерла Ольга Берггольц в ноябре 1975 года. Памятник на её могиле появился только спустя 30 лет. Почётным гражданином Санкт-Петербурга поэтесса стала спустя 19 лет после своей кончины. Сейчас в Петербурге установлены, по-моему, три памятника Ольге Берггольц, есть и мемориальные доски на домах, где она жила и работала. Хоть и с запозданием город воздал дань памяти своему великому гражданину-поэту.
Дядя Женя Белецкий
С именем заслуженного мастера спорта СССР по альпинизму Евгения Андриановича Белецкого (1908–1979) связано множество героических и занимательных историй. Одна из них заслуживает особого упоминания, особенно в год празднования 80-летия Победы над фашизмом.
В 1943 году группу лейтенанта Е. Белецкого направили из Грузии через перевал на разведку в Теберду. И 30 советских воинов-лыжников захватили горный городок.
В Теберде был детский санаторий, куда немцы свозили детей из всех захваченных горных санаториев Кавказа – всего около 2 000 детей, голодных, измождённых, напуганных. Фактически, это был концлагерь. Дети встретили бойцов Красной армии песнями «Интернационал» и «Катюша».
Белецкий первым делом расстрелял главврача санатория – русского, сотрудничавшего с немцами. Потом собрал всё местное население и потребовал, чтобы каждый двор поставил в детский санаторий по 1 барану и 100 кг кукурузной муки. А всем детям – кто, помнил свой домашний адрес – велел написать письма родным, чтобы не беспокоились.
Белецкий оставил в Теберде несколько солдат – советскую комендатуру – а сам с бойцами пошёл обратно в Грузию, ведь они были разведгруппой РККА.
Когда они шли через горы, один боец, который нёс детские письма, упал, но успел схватиться за камень, а сумка с письмами полетела вниз по склону ущелья. Лейтенант Белецкий, нецензурно выражаясь, надел на ноги альпинистские «кошки» и полез на дно ущелья.
Он поднял сумку с письмами, и сам лично отправил все письма заказными отправлениями с Тбилисского почтамта. И все письма дошли до родителей!
Об этом его гражданском подвиге рассказывается, в частности, в телефильме «Заоблачный фронт». В фильме данный эпизод завершается голосом диктора:
«Когда дядя Женя Белецкий – как называли его молодые альпинисты – предстал перед дверьми Рая, ему засчитали этот поступок».
Упражнения против душевной слепоты
Криста Вольф была одним из самых известных немецких писателей второй половины ХХ века, обладательницей множества немецких и международных литературных премий. Всегда находилась в гуще литературной и общественной жизни. В позднем СССР и нынешней России были изданы основные её литературные произведения.
Книга К. Вольф «Один день года» вышла в 2019 году в екатеринбургском издательстве «Кабинетный учёный». Объясняя появление этой книги, автор напомнила читателям, что в 1960 году газета «Известия» выступила с призывом к писателям всего мира описать один день своей жизни, а именно 27 сентября в память об аналогичной давней инициативе М. Горького (1935 г.). Данный призыв, как отмечает К.Вольф, «раззадорил меня». Да так раззадорил, что на протяжении сорока лет писательница подробно описывала 27 сентября каждого года своей жизни.
Что это дало ей? Прежде всего, возможность победить «страх перед забвением, которое уносит с собой в первую очередь столь ценимые мною обыденные дни».
«Записи превратились в обязательное упражнение, порой приятное, порой обременительное. Они также превратились в упражнение против слепоты по отношению к реальности», – пишет К.Вольф.
Что даёт нам чтение её книги? Прежде всего, позволяет наблюдать за писательской кухней («когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…», – писала Ахматова), следить за изменениями общественно-политической ситуации сперва в ГДР, затем в объединённой Германии, а также сопоставлять их со своими воспоминаниями о тех годах, взглядом, так сказать, с другого берега. Кроме того, знакомиться с жизнью, работами и высказываниями различных деятелей мировой культуры, узнавать о неизвестных ранее (пропущенных или забытых в силу разных обстоятельств) книгах, фильмах, событиях и проч. Да, и просто с интересом наблюдать за изменениями в течение десятилетий жизни автора, её мужа, дочерей, их друзей и знакомых.
«Потребность в том, чтобы тебя узнали, пусть даже со всеми сомнительными чертами, ошибками и заблуждениями, лежит в основе всей литературы и послужила побудительным мотивом также и для этой книги», – писала К. Вольф. И отмечала, что «решающий мотив для публикации этих записей таков: я считаю их свидетельством эпохи».
Мы все свидетели своей эпохи. Но только единицы находят в себе мужество честно описать все её достоинства и недостатки. Немецкая писательница Криста Вольф (1929 – 2011) была из этого числа. И одарила нас своим видением ушедшего времени.
Старший матрос Муся Голицына
До замужества её звали Муся (Мария) Голицына. Её раннее детство прошло в Аджарии, где отец работал в Ботаническом саду. В начале 30-х годов семья перебралась в Воронеж, там отец начал работать в университетском заповеднике «Галичья гора». И она вполне могла бы стать студенткой Воронежского университета. Но началась война, семья эвакуировалась в Ульяновск. Там Муся с сестрой согласно семейной традиции пошли служить на флот – в учебную роту полуэкипажа. В 17 лет она стала начальником поста службы наблюдения и связи под Сталинградом.
На войне Муся Голицына встретила любовь всей своей жизни – военного моряка Юрия Лобач-Жученко. Они поженились в Германии, после Победы. Затем были долгие годы службы мужа в Заполярье. В Нальчик они приехали в 1960 году после выхода мужа в отставку. Здесь Муся, к тому времени Марина Сергеевна Лобач, работала до пенсии машинисткой в МВД Кабардино-Балкарии.
Мы познакомились в литературном объединении при газете «Кабардино-Балкарская правда». Марина Сергеевна была секретарём литобъединения, вела протоколы наших споров и восторгов, говорила всегда кратко и по существу. Её стихи часто украшали газетную «Литературную страницу». Когда я стал сотрудником газеты, курировавшим вопросы литературы и искусства, одну из первых подготовленных мною литературных полос полностью отдал её стихам. Она ушла из жизни в самом начале 2006 года.
В Интернете есть сайт, посвящённый жизни и творчеству поэтессы Марины Лобач, разработанный её племянником. Однако в нём совсем не упоминается книга стихов М. Лобач «По волнам памяти», выпущенная в Нальчике при поддержке Общества русской истории и культуры «Вече» в 2000 году. Это и побудило меня написать данный текст.
В сборнике много стихов, навеянных биографией поэтессы:
Порывистый ветер всё дул и дул,
Швыряя ледышки круп.
Был самый короткий день в году –
Мы шли за Полярный круг…
Всё представлялось, как в страшном сне
В самую длинную ночь.
Комочек жизни прижался ко мне –
От качки не спавшая дочь,
«Движимое» наше, бесценный груз,
А рядом был капитан.
И как могла я сказать, что боюсь? –
Я шла за ним по пятам…
Есть и стихи, посвящённые морской юности:
…На волжской круче, выше Переправы
Стоял сигнальный безымянный пост.
Когда в фарватер, перед самым носом
Идущих караванов наливных
Ложились мины, девочки-матросы
По азимуту засекали их,
И вызывали тральщики наутро,
Уверены, что помощь подойдёт.
А вёрткое коротенькое судно
Плашкоут всё таскало взад-вперёд.
Рыбак с таким терпением не удит,
Как эти мины тральщик наш искал…
Подводя итоги своей поэтической судьбы, она писала:
Нет пророка в своём отечестве,
Нет поэта в своей семье.
После смерти начнёт просвечивать
Неувиденное во мне.
После смерти… Какая разница?
Важно то, что судьба сбылась!
Осень. Красок последних празднество,
Кружат листья прощальный вальс.
Не по мне ли поминальными свечками
Все берёзы горят огнём?
Нет пророка в своём отечестве,
Нет поэта в доме своём…
Не бросал на ветер слов…
Россия – страна гениев. Имена несметного числа русских гениев украшают историю мировой литературы, точных и естественных наук, различных видов искусства, политики и военного дела. Но в силу, мягко говоря, своеобразия нашей истории и общественной жизни имена многих из них занимают своё достойное место только спустя годы и годы после ухода из жизни.
Ленинградский поэт Геннадий Григорьев (1949 – 2007) с детства считался гением. Так к нему относились в семье, в поэтической студии Дома пионеров, на филфаке университета и в питерском литературном андеграунде. Первая всесоюзная известность пришла к нему в перестройку, когда в 1988 году получило широкое распространение его стихотворение «Сарай»:
Ах, какие были славные разборки!
Во дворе под бабий визг и пёсий лай,
Будоража наши сонные задворки,
Дядя Миша перестраивал сарай.
Он по лесенке, по лесенке – всё выше,
А в глазах такая вера и порыв!
С изумленьем обсуждали дядю Мишу
Зазаборные усадьбы и дворы.
– Перестроим! – он сказал. И перестроит.
Дядя Миша не бросал на ветер слов.
Слой за слоем отдирал он рубероид –
Что-то около семидесяти слоёв…
Так о перестройке, затеянной генсеком КПСС Горбачёвым и поддержанной легионом «прорабов перестройки» и сочувствующей им общественностью, в те годы не принято было писать, тем более пересмешничать по поводу её лозунгов («Ускорение! Гласность! Плюрализм!» и проч.). А поэт писал:
Сверху вниз летели скобы, шпингалеты
(Как бы дядя Миша сам не рухнул вниз!),
Снизу вверх летели разные советы.
В общем, цвёл махровым цветом плюрализм.
Во дворе у нас на полном на серьёзе
Дядя Миша перестраивал сарай.
Дядя Боря, разойдясь, пригнал бульдозер.
Дед Егор ему как рявкнет: – Не замай!
Дело тонкое… К чему такие гонки?
И не каждому такое по уму!
И завершал стихотворение (прошу отметить: в 1988 году, в разгар перестроечной кампании!) такими строками:
Мы с дружком сидим по-тихому, бухаем.
В этом ихнем деле наше дело – край.
Всё равно сарай останется сараем,
Как он там ни перестраивай сарай.
При жизни Геннадий Григорьев издал только одну книжку стихов – «Алиби» (1990 г.). Относительно полное собрание стихотворений поэта «Небо на ремонте» вышло в Питере в 2019 году.
«Стихи Григорьева по-настоящему любимы публикой потому, что не нуждаются в литературоведческих и прочих пояснениях: классическая форма сочетается в них с глубоким и драматическим содержанием», – отметила в предисловии к сборнику его составитель литературный критик Аглая Топорова.
А её отец Виктор Топоров после смерти поэта писал:
«Геннадий Григорьев был, бесспорно, лучшим поэтом своего поколения… Геннадий Григорьев был королём питерских поэтических подмостков, пока существовали сами подмостки. Наконец, Геннадий Григорьев, поэт-традиционалист, был автором нескольких шедевров любовной, философской и гражданственной лирики, место которым – в самой краткой и самой взыскательной по отбору антологии отечественной поэзии».
Мне кажется, что Геннадий Григорьев отлично понимал своё место в русской поэзии. Ведь кто ещё мог так откликнуться на смерть нашего последнего литературного нобелиата:
НА СМЕРТЬ ПОЭТА
На Васильевский остров
я приду умирать…
И.Бродский
Нет ни горя, ни печали –
абсолютно ничего.
Ждали, ждали, ждали, ждали
на Васильевском его.
Нас одних в России бросив,
на съеденье, так сказать,
на Васильевский Иосиф
не приехал умирать.
Продолжаются разборки
нечисть снова правит бал…
Ну а он усоп в Нью-Йорке.
Надинамил, на…!
Когда-нибудь стихи Геннадий Григорьева выйдут отдельным томом в престижной академической серии «Библиотека поэта». Вероятно, мы не доживём до этого, но наши потомки поставят его книгу на одну полку с изданными в этой серии томами Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, Заболоцкого, того же Бродского.
Тоска по Богу
Живший в Германии в самый мрачный период её новейшей истории русский художник Алексей фон Явленский считал, что большое искусство может создаваться только с религиозным чувством.
В одной из своих поздних статей он писал, что художник, доступными ему средствами, должен выражать то божественное, что есть у него в душе.
«Произведение искусства – это видимый Бог, а искусство – это тоска по Богу», – считал Явленский.
Летучая гвардия
Птицы – это посланцы Бога. И не только в литературе, но и в обычной жизни: они всегда прилетают с неба, их пение – отголоски мелодий небесных сфер. Всем своим беззаботным видом они свидетельствуют о наличии неких, невидимых нам сил, которые оберегают их и в мороз, и в жару, и в бескормицу.
Кормление птиц – это ещё и преодоление одиночества, желание быть полезным и нужным хоть кому-то из живых существ. Ведь если человек никому не нужен, он готовый персонаж с открытым билетом на ладью Харона.
Птицы, их кормление, прилёт по часам к приготовленной для них кормушке, дают людям возможность почувствовать себя человеком, существом разумным, занимающим срединное место между ангелами и зверьём.
А те люди – с рабочей окраины Нальчика, что бросают в голубей камни, они никогда и не были людьми. Обыкновенные звери в оболочке человеческих тел.
И на площади Св. Марка в Венеции, наблюдая, как туристы кормят католических голубей, вспоминал вас, птицы Искожа, стучавшие осенью и зимой мне в окно клювами, напоминая, что пора кормить летучую гвардию рабочей окраины.
«Отдам в хорошие руки»
У нас на лестнице неожиданно завелись котята. В деревянной коробке, стоящей на площадке между вторым и третьим этажом, обнаружились трое котят. Тут же возле коробки лежала их мамаша Мурка, оставленная на память жильцам подъезда студентами-индусами, проживавшими ранее на первом этаже. До этого Мурка в подъезде не появлялась, и я полагал, что она отбыла вместе с индусами на их историческую родину.
Появление новых жильцов чрезвычайно возбудило наших собак – двух такс. Они теперь целые дни проводили у входной двери, уткнувшись носами в щель и сопровождая лаем любое перемещение кошачьего семейства. Отвлекались собаки только на еду и сон. А во время выхода на прогулку старались заглянуть в коробку и объяснить нахалкам кто тут «старший по подъезду».
Когда котята подросли, стали вылезать из своей коробки и гадить у нас на площадке, я сказал жене, что надо решать кошачий вопрос. Или их будут пристраивать в добрые (чистые – нечистые) руки, или я вынесу кошачье семейство на помойку. Она переговорила с соседками со второго этажа, которые патронировали котят. И тут выяснились интересные нюансы.
Оказалось, что уехавшие индусы договорились с одним из семейств второго этажа, что кошка будет проживать у них, за что будут переводиться деньги на её кормёжку. И кошка до последнего времени жила в сарае у этих жильцов, а когда разродилась, её с детками «перевели» на жительство в подъезд.
Одна из соседок со второго этажа дала объявление о котятах в местную газету «Из рук – в руки». И что вы думаете? Люди бросились разбирать котят? Как бы ни так! НО…
Появились волонтёры во главе с майором полиции, которые заинтересовались этими котятами, и вскоре сделали им прививки и отправили на ПМЖ в … Ленинградскую область! Фотохроника превращения бездомных животных в домашних любимцев была нам продемонстрирована.
Что же касается самой кошки Мурки, то и она через неделю была пристроена в добрые руки. О чём свидетельствовала фотография, на которой кошка сидит перед полной миской корма, впервые наверно после жизни в семействе индусов.
Это, может быть, не самый яркий пример взаимоотношения людей с животным миром, но именно такие эпизоды нашей жизни не дают угаснуть вере в человека! А наши домашние таксы теперь впервые за последние полтора месяца днём спокойно спят на диване.
Цитата из “Отдам в хорошие руки”: “Когда котята подросли, стали вылезать из своей коробки и гадить у нас на площадке, я сказал жене, что надо решать кошачий вопрос. Или их будут пристраивать в добрые (чистые – нечистые) руки, или я вынесу кошачье семейство на помойку…”
А теперь другая цитата того же автора из тех же “Хороших рук”: “Что же касается самой кошки Мурки, то и она через неделю была пристроена в добрые руки… Это, может быть, не самый яркий пример взаимоотношения людей с животным миром, но именно такие эпизоды нашей жизни не дают угаснуть вере в человека!”
Боже мой, сколько пафоса! Что называется – приехали…
И ещё. Я не зря привел две авторских цитаты. Лично мне не понятно, где автор неискренен – в предложении о помойке или в предложении о вере в человека? Или он неискренен и там, и здесь?.. В таком случае, что он тогда на страницах “ЛР” делает?
Человек использует ник – Эксперт? Хочется спросить, эксперт в чем? В писании гадостей на белых стенах домов? Или в сборе бутылок возле пивнушек? Но только явно не в литературе! Иначе бы заметил иронию автора в вопросе выноса бездомных котят на помойку…
Теперь по существу – если бы на страницах “Лит. России» появлялась больше материалов, подобных арабескам Терехова, газета стала бы самым популярным изданием в России!
Уважаемый “Фёдор”, не ищите, пожалуйста, иронию там, где её нет. Сказано ясно: или – “пристраивать”, или – “на помойку”. Надеюсь, социологический опрос по этому поводу устраивать не будем? ) Что же касается гадостей на стенах и технологии сбора бутылок, то здесь я, если честно, безнадёжный профан. Целиком полагаюсь на Ваш безусловный опыт.
Пушкина знаю, Баратынского знаю.
А Соснора и Бродский – это кто такие?
Крестьянину. Достойный вопрос , чем то напомнил анекдот о приёме в ряды ВЛКСМ , представителя из глухой провинции. Там конечно немного другой оборот , с упоминанием Ленина с Марксом . Да к тому же просится ещё строка из Сергея Есенина, о “глупом смешном жеребёнке”- “неужели ему невдомёк , что давно победили Пелевин , Пушкин с Прилепиным?!”
Игорь Терехов написал, читатели прочитали, и каждый понял написанное по своему разумению. Всем спасибо!
Игорь Николаевич, пиши больше, пусть народ просвещается и проникается чувствами – иронией, радостью, сочувствием, пониманием… Неприятием, в конце концов, почему нет?
Спасибо, братан, за добрые слова! Постараюсь!