Мёртвые души и живые картины

Рубрика в газете: Фантасмагория, № 2021 / 17, 06.05.2021, автор: Ильдар САФУАНОВ

Казалось бы, традиции театра имени Вахтангова с яркой зрелищностью, образным богатством его постановок как нельзя лучше подходят для воплощения произведений Гоголя, для передачи их поэтического богатства, гротеска, выпуклых, колоритных характеров. Однако театр за без малого сто лет своего существования (юбилей будет отмечаться предстоящей осенью) лишь шесть раз обращался к творениям классика. Например, во второй половине двадцатого века состоялась всего одна постановка по Гоголю, и в этот период ни разу не были поставлены ни «Ревизор», ни «Женитьба». Положение начало исправляться в веке нынешнем, с приходом нового художественного руководителя Римаса Туминаса. И вот в юбилейный год настал черёд «Мёртвых душ».

Эта поэма в прозе – прекрасный материал для инсценировок: текст в разное время адаптировали для сцены такие крупные писатели, как Михаил Булгаков и Артюр Адамов, театральные и телевизионные спектакли ставили такие режиссёры, как Константин Станиславский, Роже Планшон, Юрий Любимов, Александр Белинский, Михаил Швейцер, Миндаугас Карбаускис. Немало сыграно и моноспектаклей, в которых талантливые актёры в лицах представляли порождённые гением Гоголя фантасмагорические фигуры.
В новейшей постановке режиссёр Владимир Иванов избрал неожиданный подход – воплотить содержание силами двух исполнителей. Семейный дуэт в составе Марии Ароновой и её сына Владислава Гандрабуры сыграл всех персонажей. Разумеется, главного героя – Чичикова, в первую очередь играл на правах мужчины В.Гандрабура, однако и на долю М.Ароновой выпало немало выходов Павла Ивановича. Костюмы и грим (художник по декорациям и костюмам Максим Обрезков, по гриму – Ольга Калавина) созданы таким образом, что оба исполнителя в роли Чичикова, с одной стороны, почти не отличаются друг от друга (используется семейное сходство), а с другой – напоминают самого Николая Васильевича Гоголя.
Первый акт спектакля представляет собой своего рода экспозицию. Здесь использовано содержание 11-й главы поэмы, где подробно излагается история жизни героя, формирование его наклонностей, характера, перечисляются его аферы. Подобно Аркадию Райкину в его сценках, исполнители, особенно М. Аронова, ловко меняя маски и костюмы, показывают гротескные, порой зловещие фигуры: родителей героя, его школьного учителя, начальника и дочь начальника, чиновников, просителей… Перед глазами зрителей предстаёт панорама чиновного мира России времён Николая Первого – преуспевают циничные и бессовестные дельцы, взяточники, подхалимы. Кажется, до сих пор в театральных постановках по поэме ещё не было такого подробного изложения жизненного пути Чичикова.
Во втором акте содержание более привычное – показаны визиты Чичикова к Манилову, Коробочке, Собакевичу (всех этих помещиков играет М.Аронова). Поражает одежда Манилова, большей частью состоящая из атласных бутонов. Обстановка и костюм Собакевича вполне соответствуют авторскому описанию: огромные грубые башмаки у хозяина, массивная мебель, будто говорящая: «Я тоже Собакевич!» В сцене с Коробочкой помещица сама располагается в большой коробке (приём не новый, в некоторых спектаклях последнего времени героиня, например, носит с собой небольшую, правда, коробку). У Плюшкина – гигантской длины, как мантия, полы старого халата.
В спектакле есть небольшие добавления от постановщиков. Так, в сцену ухаживания Чичикова за рябой дочерью его первого начальника вставлены речи Подколёсина из «Женитьбы», а реплика Ноздрёва «Давненько не брал я в руки шашек!» сопровождается не настольной игрой, а размахиванием холодным оружием – чичиковской саблей.
Надо отметить, что М.Аронова феерично исполняет самые шутовские партии – и Ноздрёва, и пьяного кучера Селифана в эпизоде, когда бричка сбивается с дороги.
В игре исполнителей проявились лучшие качества, выработанные вахтанговской школой и заставляющие вспомнить и «Принцессу Турандот», и комедийные традиции.
Музыкальное сопровождение (композитор Вячеслав Жуков) не привязано ко времени действия, но представляется весьма уместным. Главный герой время от времени взбрыкивает, как козёл, и выделывает антраша, что вносит в спектакль необходимую, на наш взгляд, чертовщинку, что-то от раннего Гоголя и даже от Гофмана.
Думается, однако, что постановщики могли бы наступить на горло собственной песне и убрать из второго акта, например, сцену диалога двух дам: возможно, по темпу спектакль стал бы ещё более сбалансированным.
Тем не менее, в целом представление смотрится с большим удовольствием и даже открывает в неожиданном свете некоторые элементы содержания бессмертного произведения.