«Мне уже не словами гореть…»

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2025 / 11, 20.03.2025, автор: Юрий САВЧЕНКО (с. Новая Таволжанка, Белгородская обл.)

 

 

Юрий Элланович Савченко родился в 1954 году в семье геологоразведчика. Детские годы связаны с разными районами Якутии и с Северным Уралом, где работали родители. Школу и геологоразведочный институт окончил в Москве. Работал геологом на разведке месторождений в Донбассе (Никитовка, ртуть), Монголии (фосфориты), Восточном Казахстане (титан, нерудное сырьё); с 1988 г. – свободным художником.

Осознанное стихотворчество проявилось с 30 лет. Состоял членом поэтической студии Евгения Курдакова в Усть-Каменогорске. В 1994 году покинул Казахстан. Жил в Москве. Все последующие годы занимался обработкой поделочного камня.

В 2011 г. перебрался в Белгородскую область, село Новая Таволжанка.

Автор пяти поэтических книг, в том числе двух на таволжанских впечатлениях, и трёх неизданных. Публиковался в журналах («Простор», «Литературная учёба», «Слово», «Наш современник», «Московский вестник», «Молодая гвардия», «Москва», «Братина», «Нёман», «Кедр», «Белая скала»…) и других изданиях и сборниках. Член Союза писателей России (Москва) с 1997 года.

Сын – участник СВО, тяжело ранен в феврале 2023 г, ныне комиссован.

 

---

 

 

* * *

Пусть гаубица-валькирия

Невмерлых вбивает в гроб, –

А гусенице подалирия*

Нравится наш укроп.

 

На ветке зелёной – зе́лена,

От осени чуть желта,

Быть куколкой всё же уверена

С темечка до хвоста.

 

Хотя бы к Покрову зябкому

С укропом своим успеть,

А там уже будь по-всякому:

Бабочка – или смерть.

 

А гаубицы-валькирии,

Как молнии, бьют и бьют,

Где солнечные подалирии

Саваны жизни ткут.

 

---

* подалирия – крупная бабочка одного семейства с махаоном: парусников (кавалеров).

---

 

 

* * *

Кассеты рвутся близко за стеной.

Глянцует листья дождик-сеногной.

Да тут-то и не косят: для кого? –

Давно все вывелись до одного.

 

Бараны, козы, куры и кроли

Куда-то за коровами ушли…

Лишь лай собак, орудий гром и дым

Остались в послушание живым.

 

 

* * *

Опустынели дворы,

Что аукались допрежь…

То-то жахают с горы,

Аж подпрыгиваешь.

 

Горизонт событий – тут,

С крыши без очков видать.

Те, что в Старице живут,

Не дадут соврать.

 

Эхо покатило кадь

Прямо в преисподнюю.

Нам бы ночь не прозевать

Новогоднюю…

 

 

ШЕБЕКИНО

 

В коросте грязи перекрёсток

Из ада выползших дорог.

Где липок снег, где ветер хлёсток,

Ракитник на ветру продрог.

 

В руины смятого кордона

И в гул с волчанской стороны

Глядит прифронтовая зона,

Давно седая от войны.

 

Огонь молитв ей греет спину,

Но рвань железная – в лицо,

Где смерти жёсткую пружину

Срывает, выскользнув, кольцо.

 

Здесь всё в ней – цель, на перекрестье.

Со снегом смешаны труха

И гарь палёного предместья…

Но вспышкой – выклик петуха!

 

Из искры этой – жизни пламя

Вздувает ветер в дымной мгле,

А значит, всё, что будет с нами,

Ещё доступно на земле.

 

 

* * *

Мой забытый, небывалый

Край, что рублен и тесов,

Где гранитные увалы

Оттеняют зори алы

Шевелюрами лесов,

 

Где течёт крылом гусиным

Дым, и водит у ноздрей

Духом детства, летом длинным, –

Край мой, пеньем комариным

Расколдуй меня скорей!

 

Дай незнания простого

Этих суетных побед

Воли, что на всё готова,

Замордованного слова,

За которым жизни нет,

 

За которым только слава,

Ненасытна и пуста…

Бедная моя держава,

Бездна слева, бездна справа,

Размозжённая верста…

 

 

* * *

Отпылав, опадают слова

В том саду, где плоды подоспели.

Шёпот, слышимый мiром едва,

Так ему и не внятен доселе.

 

Что́ мне зверь, живоглот-общепит,

Этот мiром помазанный поед*?

Ни былое меня не томит,

Ни грядущее не беспокоит.

 

Видно, поиск кончается мой,

Из тюрьмы – не препятствие двери,

Да и то, что зовётся тюрьмой,

Не мираж ли, подобный химере?

 

Отпускаю, летите легко,

Вы уже ни потеря, ни бремя.

Я, как маятник верный Фуко,

Увлекусь ли, сбиваясь, за всеми?

 

Мне уже не словами гореть

В этом тихом саду на закате,

Где дары не отымутся впредь,

Где счетов не предъявишь к оплате.

 

---

* поед (стар. сиб.) – корм, приманка; кормушка.

---

 

 

* * *

Ты покайся, сынок, коли знаешь, что Бог – не опёнок,

Хоть с опёнком – и то: весь исползаешься, чтоб собрать.

Одному разобраться с собою не хватит силёнок,

Даже мать не удержит тебя, твоя мудрая мать.

 

Только тонкая ниточка, призрачная Пуповина

Всё вибрирует, ищет блудящего чада тепло,

И взыскует, и ждёт, чтобы снова срослось воедино

То, что страстью разрушено, мутной водой унесло.

 

Только тонкая нить, на которой и держится небо, –

А не то бы упало, попущенный срам придавив, –

Может вытянуть жизнь, утопающую так нелепо,

В незапятнанный свет, что бестрепетен и справедлив,

 

Где лавировать ловко, спасая личину, – не нужно,

Потому что не важно, кем выглядишь или слывёшь,

Если верен и твёрд, отпуская врагам простодушно

И спокойствия ради не множа трусливую ложь.

 

Что наловишь во тьме? – оплеух, тупиков и подножек,

Там и просто о камень споткнёшься, не видя пути.

Ты покайся, сынок, подымайся на светлый порожек,

За которым уже и по минам не страшно идти.

 

 

* * *

Что было после, что сперва –

Не важно. Лучше я

Исполню нужные слова

Писаний бытия.

 

Чтобы начало – без конца,

Когда конец всему.

Чтоб слов летучая пыльца

Осеменила тьму.

 

Чтоб тьма достала до пупа,

До донышка земли.

Чтоб облупилась скорлупа

И плевелы взросли.

 

Чтоб стали явны, словно днём,

Пустые тайны тьмы.

Чтоб с нею, выжженной огнём,

Уже не знались мы.

 

 

* * *

Могу смотреть, не уставая,

Как ветер треплет куст,

Как снег от края и до края

Всё наплывает, густ;

 

Белея, залипают щели,

И стелется покров,

И реют проводов качели

Вразброд между столбов…

 

Пред Рождеством и непогода

Значения полна,

Когда должна быть до испода

Земля обновлена.

 

Истлеет сумерек свеченье,

Иссякнет кутерьма,

И месяца новорожденье,

Дохнув, откроет тьма.

 

 

* * *

Выстрел – и полёт.

В луже тонкий лёд

Вслед ему дрожит.

 

Словно стук копыт,

Перестрелки бой

В соснах за горой

Вспыхнул и затих.

 

Вечер на двоих

Нам разлил покой.

Посидим с тобой,

Помолчим, как встарь.

 

Отошёл январь.

Снова месяц млад.

Жаль, бесснежен сад, –

Был бы вечер бел.

 

Осыпает мел

Тихо до утра

На подол гора…

 

 

* * *

Книга земная ждёт

глаз, прозревающих между строк.

Переполняет её,

льётся сквозь переплёт

Силы бесплотной ток.

 

Лишь растворить окно, –

марью библейской меж тополей

всё обратит он в притчу,

аки лозу в вино –

али росу в елей.

 

Лишь захотеть молчать…

Ради ли сладости полноты?

Нет, не купишь её

лептой на благодать:

двери любви просты.

 

Там набирает цвет

жимолость дикая в Рождество,

там открывает душа

в одури тёмных лет

Свету своё родство.

 

 

* * *

В немудрёной считалке своей захлебнётся кукушка,

И в траву из-под ног истечёт истончённая жизнь, –

Как навеки развеяно детство в весёлых веснушках

Над несжатой полоской любви с васильками во ржи.

 

Истечёт – не заметишь, нельзя не уйдя оставаться, –

Лучше раньше, чем поздно, коль надо рискнуть головой,

Выбирая отверстой душой позабытое братство

Бесконечного неба и зябкой юдоли земной.

 

Оторви, отведи свою руку от врат расставанья,

Пусть открытою будет за ними дорога твоя.

В этой тайне ухода – могучая сила сверстанья,

Что способна разрушить дыхание небытия.

 

Пусть бесскорбно стекают сквозь время забвения струи, –

Разве дольняя слава прочнее небесной, скажи?

В этом подвиге правды свобода от лжи – существует,

Потому-то её и взыскует увязший во лжи.

 

 

* * *

Рахманинов… Как ветер по стерне,

Тоскует, стонет звука сердцевина

Под страсть смычка к натянутой струне…

И труд, и чувство слиты воедино,

 

И нет того, что было миг назад…

Глаза прикрыты. Ни пути, ни цели.

Лишь пот и слёзы по виолончели

Текут и плоть её духотворят…

 

 

* * *

Твой закат, потихоньку тая,

Истечёт, будто кровь густая.

 

Убывающей болью слово

Станет тьмою бесплотной снова,

 

Станет бездной, где ждать рассвета

За чертою земного лета

 

В убаюканной колыбели,

Забелённой садовой щели,

 

Чтобы вылупиться навеки

В небо, где притвориться некем…

 

 

* * *

Мы не уедем никуда,

Пускай военная страда,

И даль в дыму, седая.

Засижен мухами капот,

И дни текут наоборот,

Всё больше убывая.

 

Холодной утренней зарёй

В дубах над белою горой

Озноб и шорох грубый.

То листья, чьи свело хребты,

Держать не в силах немоты

И разжимают губы.

 

Но нам с тобою ни скрипеть,

Ни выть нельзя, лишь ввысь глядеть,

Не дознавая срока.

Пусть вышним сердце занято́,

А значит, важно только то,

Что там, внутри, глубо́ко…