МОРСКИЕ ВОЛКИ

Рубрика в газете: Проза, № 2000 / 28, 14.07.2000, автор: Владимир ЕРЁМЕНКО

Старенький мотор не заводился. Хасан, упираясь в борт лодки, дёргал шнур. Маховик прокручивался, чавкали цилиндры, и снова надо было наматывать шнур. До берега было мили четыре, а до пограничного катера двести метров. Только сейчас на глазах у Хасана пограничники догнали байду с рыбаками. Те пытались уйти на двух “Вихрях”, но силы были не равны. Сторожевой катер “Сайгак” легко обошёл браконьерскую лодку, встал впереди неё и начал сбрасывать обороты. Из рубки вышел офицер с автоматом и рукой показал нарушителям, что надо причалить к борту. Браконьеры безропотно выполнили приказ. Хасан видел, как на борт катера по очереди поднимались нарушители и пограничники оформляли документы.

Хасан понимал, что следующим будет он и лишится своей лодки и старенького мотора. Лишится последней надежды прокормить семью. Отчаяние застилало глаза. Он судорожно регулировал зажигание, подкачивал резиновой грушей бензин в карбюратор, с замиранием сердца делал секундную паузу и как последнюю надежду вытягивал шур. Мотор молчал.

– Папа, может, бензин не поступает? – ерзая на скамейке и со страданием наблюдая отчаяние отца, подсказал тринадцатилетний Гамид.

– Поступает, – хмуро ответил Хасан. – Просто, последнее время мне не везет, сынок. Это я виноват, а не железо.

Хасан с горечью стукнул кулаком по маховику.

 

От бессилия он, сорокалетний мужик, готов был выть, а ещё час назад был самым счастливым человеком. Вместе с сыном они достали из сети трёх осетровых. Одного малыша килограммов на пять, другой тянул на все двенадцать, а третья, судя по всему, была мамка и весила не меньше пуда. Они уже прикидывали с Гамидом, сколько заработали денег и на что потратят. Икряная мамка позволяла разгуляться фантазии.

Гамиду надо было купить тёплую курточку к зиме, чтобы он мог ходить в школу. Прошлый год он здорово болел из-за ветхой одежды, да и почти каждое утро должен был сидеть на базаре, помогать удачливому соседу. К осени старшей дочери Джамиле исполнится одиннадцать, и она вполне может заменить Гамида за прилавком. Сообразительная растёт девочка. Год учёбы сын пропустил. Но иначе было не выжить. У самого Хасана не было почти никакой работы. Только по осени знакомые его взяли в Москву сопровождать помидоры, но заработанные деньги вытянули столичные менты – на штрафы за нарушение паспортного режима.

 

Пограничный катер “Сайгак” из Каспийска в район Избербаша вышел в пять утра на охрану государственной границы и защиту рыбных ресурсов Родины. На самом же деле эта красивая фраза в расшифровке означала, что пограничникам придётся весь день на палящем солнце гоняться за браконьерами и до одури и кровавых мозолей вытягивать километры сетей, перегородивших Каспий.

За старшего на “Сайгаке” сегодня шёл подполковник Полетаев, и команду катера это заметно взбодрило. Им нравилась решительность этого сухощавого человека с жёлтыми, волчьими глазами. Особенно им восхищался командир катера, контрактник Ахмед. Житель Дагестана, он, как никто, ценил железную волю этого офицера.

Полетаев привёл с собой шесть бойцов, чтобы тянуть сети по очереди. Трое работают – трое отдыхают. На носу для острастки установили пулемёт. Эта разлапистая, хищная машина завораживающе действовала на нарушителей. Да и выстрелы из него гремели над морем посолиднее автоматных. Случалось, что у явно уходившего от преследования браконьера нервы не выдерживали грохота пулемётных очередей, и он глушил мотор.

Анатолий Полетаев любил сам момент отхода от пирса. Каждой клеточкой своего тренированного тела он ощущал дрожь нетерпения. Словно сдерживая себя, судно медленно пройдёт по гавани и, стремительно ускорясь, понесётся в просторное море.

По горизонту расплывалась утренняя дымка. Полетаев знал, что поднимется солнце и видимость сегодня будет идеальная. На море стоял штиль. Любимая пора браконьеров. Работы сегодня будет много, а вот догнать самых матёрых вряд ли удастся. Их байды оснащены японскими моторами. Сорокасильных ставят по два, а мотора в семьдесят лошадей и больше хватает одного, когда на море полная гладь, чтобы унести легкую байду от тяжёлого “Сайгака”. Но если начнётся волнение, тут уж мореходные качества сторожевика возьмут своё.

Матрос поглазастей занял позицию на палубе рядом с рубкой и наблюдал за морем. Ахмед держал курс вдоль берега и по мере приближения к водам, особенно привлекательным для браконьеров, забирал мористее. По правому борту показался посёлок Избербаш. Полетаев включил локатор “Неяду”. Довольно маломощное и допотопное сооружение, локатор позволял обнаруживать только крупные и среднемерные цели. Байды он не брал. Светлая полоска размеренно бежала по кругу, выявляя берег в одной половине экрана, оставшаяся часть была пуста. Солнце постепенно съедало дымку на горизонте. Море искрилось.

– Байда, – глянув в открытое боковое окно, сказал матрос и указал рукой левее по курсу.

Полетаев взял бинокль и вышел на палубу. Прищурившись, он оглядел водные просторы, но ничего не увидел. Полетаев поднял бинокль и принялся обшаривать горизонт. Наконец ему удалось увидеть лодку, и он в очередной раз поразился зоркости девятнадцатилетнего паренька.

Ахмед, стоявший у штурвала, даже не стал ждать, пока подполковник убедится, что нарушитель обнаружен, а сразу переложил штурвал на десяток градусов левее и прибавил ходу. Тактика была привычной – идти на сближение с байдой, но не курсом на неё, а так, чтобы браконьеры подумали, что судно проходит мимо. Самое главное в этой охоте было отрезать нарушителя от берега. Когда же браконьеры наконец поймут, что судно патрульное, и примутся удирать, стараясь прорваться к берегу, вот тут уж необходимо мчаться наперерез на всех парах.

Вскоре уже все разглядели чёрную точку на горизонте. Полетаев, в нетерпении наблюдая за сближением, подумал: как всё это похоже на его службу на Тихом океане. По ощущениям всё такое же, и декорации этой игры схожи, но только масштабы иные. На Дальнем Востоке и стихия, и корабли – всё значительно крупнее, солиднее, и ощущение опасности еще обостряет то, что противник – чужеземец. На Каспии же приходится охотиться за соотечественниками, точнее будет сказать – гражданами своей же страны.

Полетаев помнит, как в начале девяностых годов он скрежетал зубами от злости, когда японские быстроходные сейнеры практически безнаказанно бороздили наши воды у Курильских островов. Японцы ловили внаглую, а завидев тихоходный сторожевик русских, быстро выбирали снасти и, наплевав на все приказы остановиться, стремительно уходили в нейтральные воды. Предупредительный огонь их тоже не беспокоил, они знали, что на поражение русские стрелять не будут, уж больно истово их президент заверяет каждого встречного в любви и дружбе. Да и Курилы всё равно скоро будут японскими, судя по тому, как легко русские чиновники расстаются со своими территориями.

Японцы последнее время вели себя всё развязнее, и даже если всё-таки пограничный корабль умудрялся догнать браконьерское судно, то оно всё равно не останавливалось и даже угрожало протаранить преследователя. Русские моря нещадно грабились, пограничники взывали к Москве, умоляя разрешить огнём пресечь нарушения, – и наконец добро было получено. Но уж очень часто за годы перестройки русские военные бывали преданы своими политиками. Потому долго не находилось смельчака, который первым бы наказал грабителя.

Капитан того сейнера вёл себя особенно вызывающе. На запросы по радио он никак не реагировал. До последнего момента выбирал снасти. А когда пограничники подошли почти вплотную, решил попугать и направил свой корабль в борт русскому. Сторожевик еле успел отвернуть, и тогда Полетаев стиснул зубы и решился. Он дал предупредительную очередь в воздух. С “японца” никакой реакции не последовало, и тогда Анатолий, пошире расставив ноги на палубе, как бы опершись всем телом о родной корабль, выцелил рубку и плавно нажал на гашетку. Он видел, как от рубки отлетали щепки. Японец остановился. Как потом выяснилось, капитан получил три ранения. Спасло его чудо, все три оказались не смертельными.

Полетаев по радио доложил о происшествии. Он знал, что о случившемся тут же доложат в Москву и от её решения будет зависеть его судьба. Японскому капитану судовой врач оказал первую помощь, и пограничники отконвоировали сейнер в российский порт. На берегу Полетаева встречал командир. Он бегал по пирсу, и Анатолий, еще не сходя со сторожевика, услышал, как тот причитает: “Сломал карьеру мне, подлец. Войну устроил, мальчишка!”

Похоже, высшее начальство уже “влило” командиру, горько усмехнулся Полетаев и неторопясь сошёл на берег, весь внутренне сжавшись в ожидании разносов.

Конечно, это был международный скандал. Все дипломатические протесты были японцами высказаны, но капитан сейнера в госпитале подписал протокол о признании своей вины, и дипломатическая машина со скрипом завертелась в обратную сторону. Полетаев, мысленно уже попрощавшийся со службой, да что уж тут говорить – готовый проститься и со свободой, получил из столицы индульгенцию. Действия его признали правильными. На радостях, он сходил в гости в госпиталь к своему крестнику, прихватив для выздоравливающего браконьера фрукты.

Японский капитан, уразумев, что перед ним стоит задержавший его пограничник, расплакался.

Та автоматная очередь в 1994 году как холодный душ подействовала на японцев. Да и пограничники взбодрились. Теперь они уже более жёстко пресекали нарушения. В 1995 году в районе русского острова Шикотан командир сторожевого корабля Полетаев из пушки потопил совершенно зарвавшееся японское браконьерское судно. Действия пограничников были признаны правомерными, но начальство всё-таки, от греха подальше, перевело лихого командира на Каспий. Теперь, насколько осведомлён Полетаев, у наших дальневосточных берегов японцы уже не браконьерничают. Они выбрали другую тактику – скупают рыбу прямо в нейтральных водах у наших сейнеров. Мошенник всегда найдёт лазейку.

 

Последние несколько лет Хасан чувствовал, как он неудержимо скатывается в пропасть. Когда-то он был начальником насосной станции. Семья его была зажиточной и уважаемой. Хасан закончил техникум, выстроил дом, получил хорошую должность. Первыми в семье родились два сына. Что ещё более счастливым может сделать кавказца?! Но постепенно в стране всё менялось, хорошо налаженная жизнь разваливалась. Появились нищие и богачи, бандиты и жертвы. Хасан до последнего надеялся, что неразбериха пройдёт, пока, наконец, станция не закрылась после окончательной поломки машин и он не оказался на улице. После мальчиков родились три девочки, и даже эту, по дагестанским меркам, невеликую семью, он не мог содержать. Старший сын в двенадцать лет, глядя на нищету родителей, бросил школу и принялся зарабатывать деньги. Поначалу он приносил домой копейки, но потом на его заработки стала жить вся семья. В шестнадцать лет его посадили в тюрьму. За год, что сын провёл за решёткой, Хасан стал похож на старика. Он понимал, что сын стал преступником из-за нищеты, из-за его, Хасана, неспособности поднять на ноги детей.

 

Пытаясь оживить мотор, Хасан поглядывал в сторону катера. Он видел, как с байды на катер нарушители перенесли один из моторов. Второй пограничники, видимо, милостиво разрешили оставить, чтобы задержанные могли дойти до берега. У Хасана всего один мотор. Второй, полуразобранный, болтается рядом для запасных частей.

Да, теперь ему уже не подняться, Гамиду не пойти в школу. Хасан дал себе клятву после суда над старшим сыном, что сделает всё, чтобы Гамид доучился и стал уважаемым человеком. Он занял у соседа денег, восстановил мотор, починил байду, купил три не очень новые, но еще крепкие сети. И вот теперь этот порядок, длиной в сто пятьдесят метров, перегородивший дно моря, не на чем будет проверить. Пограничники отберут байду и мотор, выпишут штраф в десять минимальных окладов за нарушение пограничного режима, а это еще восемьсот сорок рублей надо приплюсовать к невыплаченному долгу соседу. Одним словом, петля. Хорошо ещё рыбу Хасан успел посадить на кукан и выбросить за борт вместе со стареньким якорем и поплавком – пустой пластиковой бутылкой из-под воды. Может быть, удастся кого-нибудь уговорить выйти в море и поискать пойманную добычу.

Пока Гамид смывал с лодки осетровую слизь, последнее доказательство браконьерского лова, отец принялся заводить мотор, надеясь, пока пограничники заняты преследованием его более быстрых соседей, уйти под шумок к берегу…

 

Расстояние между браконьерской байдой и катером сокращалось. Как ни спокойно было море, но “Сайгака” на скорости в двадцать узлов заметно покачивало, и поймать в бинокль сектор с нарушителями было нелегко. Наконец Полетаев разглядел, что в лодке трое. По всему было похоже, что они проверяют сети. Анатолию даже показалось, что он увидел блеснувшую на солнце рыбину, когда её переваливали через борт.

Браконьеры спокойно занимались промыслом, и у Анатолия даже мелькнула надежда, что в азарте ловли они не видят пограничный катер. Так уже было однажды, когда, уверенные в превосходстве своей скорости, браконьеры настолько расслабились, что слишком поздно запустили стосорокасильный “Судзуки” и багор матроса успел впиться в борт байды. Но такое случается крайне редко.

Вот и в этот раз Анатолий, уже предвкушавший добычу, увидел белые буруны за кормой байды и она, резко ускоряясь, рванула, стараясь проскочить к берегу. “Сайгак”, тревожно взвыв сиреной и выбрав все обороты машины, летел наперерез. Некоторое время было не ясно, успеет ли прорваться к берегу байда. Если бы “Сайгак” пересёк ей курс, то байде пришлось бы отваливать в море, и тогда имело смысл погоняться, рассчитывая, что бензиновый “японец” быстро сожрёт горючее. Дизельный же движок “Сайгака” был экономичен и на солярке мог реветь бесконечно долго. Ахмед выжимал из машины всё, что мог. Но скорости в тридцать пять узлов явно не хватало. Сблизившись метров до двадцати, байда, перед самым носом, всё-таки пересекла курс катера, и расстояние стало увеличиваться. Анатолий даже разглядел надпись на девяностосильном моторе – “Маринер”. Он перебежал на бак и дал очередь в воздух. Байда завиляла. Полетаев выпустил ещё две очереди. Браконьеры, боясь, что будут стрелять по ним, на всякий случай бросали лодку из стороны в сторону.

Есть же у нас катера со скоростью в пятьдесят узлов. Почему не пришлют сюда? Небось, генеральских девок на них по Москва-реке катают, со злостью подумал Полетаев. Расстояние увеличивалось. Анатолий огорчённо махнул рукой и вошёл в рубку. По рации он передал на береговую заставу данные о нарушителе. Возможно, наглецов задержат на берегу.

 

Хасан видел, как километрах в трёх мористее погранцы упустили байду. Теперь обозлятся, подумал он, хотя до катера было так далеко, что Хасан не очень испугался. Ближе к катеру он видел еще пару лодок, и они наверняка сначала устремятся за ними, а Хасан за это время уйдёт на своём маломощном корыте. Но надо же было так случиться, что следующая погоня пошла в его сторону, а тут как назло забарахлил движок. Хасан видел, как на катере пограничники неторопясь разбираются с нарушителями и даже не следят за ним. Да и зачем следить, захотят – догонят в одном прыжке, даже если заработает мотор.

Вдруг неожиданно, когда Хасан уже хотел прекратить попытки завестись, движок взревел.

– Папа, – обрадованно закричал Гамид, – давай быстрее, пока они с теми разбираются, мы уйдём! – В его чёрных глазах горел огонь азарта.

Хасан уже хотел было крутануть ручку газа до отказа, как вдруг осекся. Он вспомнил, что таким же огнём горели глаза старшего сына. Хасан почувствовал, как сердце проваливается в пустоту, валится и не находит опоры. Он достал пачку “Примы” и закурил.

– Папа, ну что же ты? – торопил Гамид.

Тарахтел на холостых оборотах оживший движок, Хасан курил и с болью смотрел на сына. Только сейчас он увидел, как за последний год Гамид повзрослел и стал похож на старшего. Что его ждёт? Да и что ждёт самого Хасана? Сегодня оштрафуют за нарушение пограничного режима, так как за двухмильную зону выходить нельзя, тем более что у него вообще нет разрешения на выход в море, а если бы поймали с рыбой, то это уже уголовное дело, тюрьма.

Хасан дотянул сигарету до того, что уже стали гореть пальцы, и выбросил окурок за борт. Крутнул ручку газа и направил байду в сторону катера. Будь что будет, подумал он. Гамид со страхом и удивлением смотрел на отца. Офицер на палубе “Сайгака”, услышав тарахтение движка, поднял голову от бумаг, пристально посмотрел на лодку и жестом приказал подойти к борту. Хасан сбросил обороты, довернул руль и плавно подошёл к катеру рядом с байдой других бедолаг. Матрос с “Сайгака” подтянул их лодку багром к борту. Офицер еще раз оторвал взгляд от протоколов и изучающе глянул на Хасана жёлтыми, волчьими глазами.

Полетаев – сразу понял Хасан, хотя ни разу не видел Полетаева, а знал о нём только по рассказам браконьеров. От этого пощады не будет, уже как-то равнодушно подумал он.

 

Полетаев удивлённо посмотрел на проходившую рядом с бортом лодку, в которой сидели мальчик и старик. Он давно уже заметил этих бедолаг. Они возились с мотором и вот наконец завелись. Почему они подошли к катеру? Наверное, из тупого любопытства. Полетаев махнул рукой. Попались, дураки. Хоть гоняться за ними не надо. Когда лодка причалила к борту, он ещё раз глянул на неё и увидел, что вместо второго мотора висел лишь его полуразобранный остов, годный лишь на запчасти. Нищета. Бежать им было бессмысленно – до берега катер бы их десять раз догнал.

Полетаев оформлял бумаги на последнего, третьего нарушителя. Всего на каждого надо было заполнить десяток бумаг. Легче ловить, чем писанину вести. Хорошо, что во второй лодке несовершеннолетний мальчишка, на него не надо протоколы заполнять. Наконец последняя точка была поставлена. Нарушители пожали руку подполковнику и, оставив в качестве залога один из моторов, с виду даже довольные, попрыгали в байду. Интересна психология здешнего народа. Они и вправду не обижаются. Считают: если он убежал – значит, молодец; если ты его поймал – ты молодец. Да и что им этот штраф? Заплатят, а завтра выйдут в море и сторицей вернут своё. Хотя эти на “Вихрях” – тоже голь перекатная. Истинный хозяин на берегу в особняке сидит, золотыми зубами посверкивает. Держит несколько байд и нанимает вот таких бедолаг. Львиная доля дохода от рыбы его, и риска у него не в пример меньше.

Вот те, что на японских моторах ходят, – бандиты посерьёзнее. У них и оборудование посерьёзнее. Навигатор размером с пачку сигарет, по спутнику определяется. Вышли в море, сети выметали. На поверхности ни одного поплавка не оставили. Нажали кнопочку на навигаторе, он запомнил, где сети стоят, с точностью до метра, и ушли. Ни их не поймать, ни сетей не найти. Они и рыбы берут не в пример больше.

– Поднимайся! – крикнул старику Полетаев.

– Папа, тебя зовут, – подсказал глядящему отрешённо в море рыбаку мальчишка.

Надо же, отец, удивился Полетаев. Потом присмотрелся к неторопливо поднимающемуся на борт мужчине и понял, что тому не больше сорока. Измождённое лицо, тоскливые глаза. Мальчонка же на всё происходящее поглядывал из лодки с каким-то азартным любопытством.

Ребёнок, разве он поймёт, что происходит. Отцу горе, а ему развлечение, подумал Полетаев. Его сын на будущий год заканчивает школу и тоже не может понять, как это подполковник да на таком бойком месте не может заработать больших денег.

Хасан поднялся на борт и понуро склонил голову перед офицером.

– Зачем вышел в море? – спросил Полетаев.

Он видел, что матросы уже проверили байду и ничего запрещённого не нашли.

– Рыбу ловить, – ответил Хасан.

Полетаев от удивления открыл рот. Видимо, и впрямь тупой. Сначала сам подъехал, теперь сознался, хотя улик нет. А может быть, наглец? Полетаев начал закипать, но тут старик поднял на него взгляд, и Анатолий увидел в его глазах такую бездонную тоску, что осёкся.

– Ладно, отец, двигай к берегу, – разрешил Полетаев, – только больше не попадайся.

Хасан благодарно протянул руку. Полетаев пожал иссохшую, как ветка самшита, кисть рыбака и, повернувшись к стоявшему с автоматом Ахмету, объяснил:

– С них даже мотор в залог не возьмёшь, отсюда до берега на вёслах не доберутся.

Ахмед понимающе кивнул.

 

– Здорово, папа, что нас отпустили, – радовался Гамид, стараясь растормошить хмурого отца. – Ты что, не доволен?

– Доволен, – безразличным тоном ответил Хасан.

Он думал о том, что, добравшись до берега, переберёт мотор и выйдет ночью в море, чтобы с рассветом дойти до места, где выбросил рыбу на кукане. Попробует отыскать поплавок и забрать добычу, а потом проверит свою латаную сеть, ведь за сутки в неё ещё может зайти красная рыба. Правда, если снасть не выдерут сегодня пограничники. Ведь с двух концов сети у него привязаны поплавки, и по ним не только он может её обнаружить. С тоской Хасан думал о том, что его всё равно поймают, если не завтра, то в другой раз. Ведь шансов уйти у него нет, а удача с бедняками не дружит. И ещё он с удивлением вспоминал русского офицера с жёлтыми, волчьими глазами и не понимал, почему тот отпустил его…

 

Полетаев тоже думал о Хасане. Он знал, что всё равно поймает этого старика, не в этом месяце, так в следующем. Потому что таких бедолаг ловить легко, а матёрых и экипированных японской техникой – не достать. А совсем не ловить – обнаглеют вконец.

Да если говорить по-серьёзному, то и Полетаев, и Хасан лишь солдаты в крупной игре. Все столичные рынки забиты красной рыбой и чёрной икрой, а разрешено в стране ловить осетровых только в научных целях. Дальше думать Полетаев себе запретил.

 

Владимир ЕРЁМЕНКО

 

---

Владимир Владимирович Ерёменко родился в 1954 году в Волгограде. Окончил в 1975 году журфак МГУ и в 1988 году – Академию общественных наук. Кандидат филологических наук. Автор романа “Блаженная”, двух книг прозы “У порога” и “Другого варианта не будет”. В июльском номере журнала “Москва” опубликовал повесть “Великомученица”. А издательство “Голос” только что выпустило книгу “На троих”, представляющую творчество сразу трёх авторов: Владимира Ерёменко и его товарищей – Игоря Тюленева и Петра Алёшкина.