Над голограммой облака в заливе

Рубрика в газете: Поэтический альбом, № 2023 / 3, 27.01.2023, автор: Владимир БЕРЯЗЕВ (д. Абрашино, Новосибирская обл.)

* * *

Чешуйки льда покрыли око вод,

У летних числ закончился завод.

 

Уже не важно – нечет или чёт,

Обратный начинается отсчёт.

 

О чём печаль? Сочувствие о чём?

О том, что человейник ни при чём.

 

Нас тьмы и тьмы. Их тоже легион.

И Антарктида – мира регион.

 

Средь айсбергов – да будет всем тепло.

И – миру мир! – пока не замело

 

Под плинтус человечества угли…

Вы ждали Мошиаха как могли.

 

А нам идти до края не впервой

И во второй, и в первой мировой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Железо с кровью – ваш цемент времён,

Но без любви – подобен праху он.

 

 

* * *

«Над голограммой облака в заливе

Два гоголя тишайше проплывали», –

Так я писал в отрадной мирной жизни

До объявленья газовой зимы,

В далёком далеке, ещё задолго

До наступленья каменного века,

Когда дрова берёзовые были

Всего четыре тыщи – грузовик.

 

Тогда, я помню, цапли улетали,

Да, до апреля – в сторону Египта.

А облепиха на прибрежных скалах

Пылала, как оранжевый заряд,

Осенним фейерверком…

Это было

Пронзительно и чисто, и просторно.

И даже крики птичьего кочевья

Не предвещали вечной мерзлоты

Грядущего. Сегодня всё иначе.

Сегодня наступило пониманье

Конечности не просто человека,

А этой вот гармонии земной.

 

Да-да, я помню – счастие возможно

И утверждаю, что оно возможно,

И завещаю, что оно возможно,

С улыбкою прощания молясь…

 

 

* * *

Ворона треплет рыбьи потроха,

Расположившись на моём газоне,

Напоминая пахана на зоне:

Погода дрянь, но жизнь не так плоха.

 

Сырого снега серая труха

Летит с небес невнятно и пустынно.

Сень лета, как еврею Палестина,

Без молока и мёда – далека.

 

Над чёрной влагой горбится ольха.

И рабский люд уходит из Египта –

Фанаты Зума, Гугла и Авито

И хипстеры свободного стиха.

 

Отныне без Бурятий и Саха

Вам кочевать в объятиях саванны.

Но вот, боюсь, не будет больше манны –

Чужбины суть жестока и суха.

 

Вам фараон маячит сквозь века:

Всё будет хорошо за Красным морем,

За сорок лет, за голодом и горем

Жрецы о вас забудут и ЧеКа.

 

А коль на дне чужого кабака

Вдруг загремит «Прощание славянки»,

Пусть да воскреснут родины останки

И будет эвтаназия легка.

 

 

* * *

Но если он скажет: «Солги», – солги.

Но если он скажет: «Убей», – убей.

                           Эдуард Багрицкий

 

У поэтессы кругом враги:

Коли имперский суров приказ,

Блогеру тихо скажет: «Солги

Или беги через Верхний Ларс».

Если в великой живёшь стране,

Пусть она думает о родне,

Пусть без народа куёт броню,

Чтоб защитила твою родню.

 

У поэтессы пример суров,

Это Багрицкого рваный стих,

Это тела обагрённых строф,

С голою рифмой, бьющей под дых.

Во всём виновата подлая власть,

Ужо грядут чекистские рвы,

Где «подпись на приговоре вилась

Струёй из простреленной головы».

 

У поэтессы не родина-мать,

А непонятных кровей страна,

В которой принято убивать,

Тех, чья не выяснена вина.

И тел обойма, и ряд гробов

В войне, что проиграна до дыр,

И радость жертвы, и мир рабов,

Опять победивший свободы мир.

 

 

* * *

Объятый штилем плёс Оби закатной –

Кино последних чисел сентября.

А постановщик, как всегда, за кадром,

Величья своего не умаля,

Молчит и наблюдает за печальной

Картиной, где в немом календаре

И в мизансцене вечера прощальной,

Его талант на осени одре

Сияет во сто свеч паникадилом.

Прощай, прощай, заветная пора! –

Что тленом рощи душу молодила,

Во имя Музы света и добра.

 

На твой призыв я немощным позором

Откликнусь у поленницы сырой.

Судьба грозит террором и разором

И убеждает, мол, поди – зарой

В деменцию остатки дарований…

А я смотрю на море медных вод

И разгадать, по мере упований,

Уж не надеюсь времени кроссворд.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Пусть Мастера пытают о пароле! –

Сей храм построил не Адонирам.

Оставьте роли, блогеры и тролли,

Воззря на пламень вод по вечерам…

 

 

ПОДРАЖАНИЕ ЗАБОЛОЦКОМУ

 

Осенних рощ пустые помещения

Стоят на воздухе, как чистые дома.

                                       Н. Заболоцкий

 

Пора предела светоизмещенья,

Когда полны сердца и закрома

И палых рощ пустые помещенья

Стоят на воздухе, как чистые дома.

 

И Заболоцкий бродит Караканом,

И улетают ястребы на юг,

И хочется забыться над стаканом

Средь апокалиптичных Кали-Юг.

 

Коровы норовят зайти в усадьбу

И поздней свёклы вещество сожрать.

Уж не сыграть трагическую свадьбу,

Коль некого на трон короновать.

 

Случайной человеческой машины

Не встретишь на пустынном берегу.

И сухо шевелятся камышины,

И мыши, незалежны во стогу,

 

Шуршат себе про норну самостийность,

Где нестрашны неясыть и лиса,

Где не нужны соборность и партийность

Или – электората голоса.

 

Архитектура осени случайна,

Покуда её ветром не смело,

Пока на плёс смиренно и печально

Не опустилось серое крыло

 

Сырого снега –

Воздух исчезает

В летящей массе тягостной воды…

И что душа у края осязает?

Лишь прежнего присутствия следы.

 

 

 

* * *

Уже багряным шорохом прощанья

Объял забор девичий виноград.

И в неизменной рифме «обещанье»

Мерещится чернеющий квадрат.

 

Намалевала дождевою кистью

Погода непонятные холсты,

Где пятна, словно скомканные листья,

Похожие на кроны и кусты.

 

А там за ними серые провалы:

Ни формы, ни натуры, ни луча.

Уже не осень восторжествовала,

А – холода грядущего камча,

 

А – наступленье смытого пейзажа,

Где в сумерках – отсутствие зари…

Из недр трубы, из поддувала сажа

Струится на мои календари.

 

Уже маячит пепельно и хмуро

Блокадный призрак свары мировой.

И новая зимы архитектура

Острог напоминает и конвой.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Христа ещё не положили в ясли,

Ещё заботой дышит твой очаг…

Живи, покуда краски не погасли

На винограда девичьих плечах.

 

 

МЕЛОДИЯ

 

Не то беда, что скоро холода,

Заснёт и станет твёрдою вода,

А то беда, что боле никогда

Душа моя не станет молода.

 

В родные порты тянутся суда,

Во хлевы возвращаются стада,

Но дней неумолима череда

И вновь душа не будет молода.

 

В ночи горят и  гаснут города,

В степи гудят и стонут провода,

Взошла звезда, опять взошла звезда!..

Но ты, душа, не будешь молода.

 

Куда ж нам плыть? Туда или сюда?

Ждать казни иль вымаливать суда,

Чтоб миновалось горе-лебеда,

Чтобы душа осталась молода…

 

 

МЕДНЫЙ ТАЗ

на конец Pax Americanо

 

Ледышка брякает в ведре,

Ледышка брякает,

Всё потому что в октябре

Изведал мрака я,

Всё потому что не резон

На мир надеяться:

Ни тот фашист, ни тот масон

К чертям не денутся.

 

Пора, пора! Рога трубят,

Затворы лязгают…

Кого порубят в отрубя

За буде ласкою?

И «Солнцепёк», и «Ураган»,

«Торнадо» бравое

Накроют Pax American

За переправою.

 

Куда докатится волна

Обморожения,

Когда уже обнажена

Лыжня скольжения?

Пора подумать о норе,

Дыре ли в темени…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 

Ледышки брякают в ведре,

Ледышки времени.

 

 

ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОЕ

 

Да, я родился в Шории кедровой,

Где антрацит полутораметровый

Лежит на недалёкой глубине.

Была мне шахта нянькою и схроном,

Равно делясь гудроном и патроном,

А значит – на войне как на войне:

Поскольку вся шахтёрская шпана

Сильна и до зубов вооружена.

 

Где, где мои поджига и рогатка,

Чтоб защитить несметные богатства

От новой посягающей братвы,

От пахана, что натравляет шавок?!

А наш мосток земной и хил и шаток,

И драке быть – и не видать халвы,

Покуда не порушены понты

Нам тропы перекрывшей гопоты.

 

Но вот беда, шахтовые отвалы,

Что с бою отбивали мы бывало,

Разрыты до пределов мировых.

И стран цивилизованные главы

Их прибирают тихо, без облавы,

И насаждают псов сторожевых.

И как тут жить – всерьёз и не по лжи?

Как не отрыть за баней калаши?

 

Сахибы, затаившие обиды,

От ленских скал до пламенной Колхиды

Лелеют планы всё перекроить:

Сибирь, мол велика и изобильна,

И чтобы кто не вырубил рубильник,

Пора, пора Московии грубить,

Прав – у кого немеряно деньжат,

А недра – всей земле принадлежат.

 

Такие нынче правила и нравы.

«Приди же и возьми», коли по нраву,

Как говорил спартанец Леонид.

Чем дальше в лес, тем больше в мире мрака,

Европу ли от холода и страха

День ото дня всё боле леденит?

 

Я повторю клеветникам: – Увы,

От наглой воли не свободны вы…

 

 

* * *

Постою у воды, отрицая души отрицанье,

Созерцания ради луча потускневшей зари.

И себе не позволю ни окрика, ни порицанья,

Лишь роптанье на эти оставшиеся октябри.

 

В том роптании тихом, в роптании самозабвенном,

Где сошлись умиленье и нега на грани любви,

Край закатного диска в каком-то моленье заветном

Обозначу надеждой у тёмного брега Оби.

 

Ничего не закончилось, даже когда отзвучали

И парадные марши, и медь похоронных литавр.

Нет печали в уходе, мы всяк за своё отвечали,

И в конце лабиринта – у каждого свой минотавр.

 

Только нитью надежды хранима душа молодая,

Как хранимо в сосудах Христа молодое вино.

А душа моя бродит по скифскому злату Алтая

И поёт, и поёт, всё, что было допеть суждено…

 

Сибирь, Абрашино, осень 2022-го

3 комментария на «“Над голограммой облака в заливе”»

  1. Заметки на полях стихотворений.

    1. Они ждали Мошиаха, может быть, и сейчас ждут, а вы довольствуетесь тем “миром”, что в наличии, уже ни на что более не надеясь, – всё равно ему, дескать, суждено превратиться лишь в “человечества угли”.

    А нам идти до края не впервой
    И во второй, и в первой мировой.
    . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
    Железо с кровью – ваш цемент времён,
    Но без любви – подобен праху он.

    Но как же железо с кровью – их цемент времён, если до края идут не они, а вы? Далеко ли пройдёшь с пустыми руками и бескровно!
    И при чём здесь тогда любовь? Хотите кого-то уверить в том, что она с вами?
    Ха-ха-ха-ха-ха… Святая наивность! Ха-ха-ха-ха-ха…
    Да ведь всякому понятно, что она скорее с теми, кто в ожиданье Мошиаха.

    А первые пять двустиший в этом стихотворении вообще ни при чём – бла-бла-бла – и только.

    2.

    Блин, хотел по всем, с позволения сказать, произведениям пройтись – отсюда и заглавие, и цифры арабские, – да звонок прозвенел, пора на работу. Блин, как быстро время бежит!

    “Я из дела ушел, из такого хорошего дела!
    Ничего не унес — отвалился в чем мать родила.
    Не затем, что приспичило мне, — просто время приспело,
    Из-за синей горы понагнало другие дела”!

    Точнее – из-за Синей сопки; у нас тут, во Владивостоке, на Богатой гриве не гора, а сопка. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха…

    (Ничего личного, разумеется; токмо блага родной литературы для)

  2. Да, это поэт.
    Но не помешал бы ему суровый критик.
    Ибо полным-полно огрехов.
    Видных даже невооруженному глазу.
    А уж вооруженному…

    • Вооружённому и очень опасному, – хотите сказать?

      “Работу строю по системе чёткой,
      Я не скрываюсь, не слежу тайком…”
      ———————————–
      “Я на виду — и действием, и взглядом
      Я выдаю присутствие своё”.
      ———————————–

      “Аппарат и наметанный глаз –
      И работа идет эффективно,–
      Только я – столько знаю про вас,
      Что порой мне бывает противно”.

      Стараюсь не отвечать (иногда и не замечать) на комментарии анонимов, но тут, в шутку, очень уж напросились стихи Высоцкого. Извините.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.