Наполовину полон

№ 2024 / 37, 27.09.2024, автор: Владимир БЕРЯЗЕВ (г. Новосибирск)

Владимир Берязев – один из ведущих поэтов России. Не скрою, мы знакомы с ним тысячу лет. К слову, свёл нас Андрей Писарев (теперь это главный человек на Первом канале телевидения, отвечающий за политическое вещание). Это было ещё в самом начале 90-х годов. Мы все были молоды и любили по каждому поводу встречаться в новой кафешке на Тверском бульваре возле ТАСС и пить водку под бутерброды с красной икоркой. Потом в наших судьбах много что произошло. Не будем уточнять, что именно… Главное, Берязев продолжил писать стихи. А сейчас я с ним встретился на фестивале «Книжная Сибирь». Мы решили побеседовать о Сибири, о литературе, о поэзии.

---

 

 

– Сибирь – это целый литературный материк, который, увы, до сих пор толком не изучен. Лично для тебя, Владимир, что на этом материке сейчас, в нынешний период осталось неизвестным?

– Я с 1999-го по февраль 2014-го на протяжении 15 лет руководил журналом «Сибирские огни», старейшим из действующих толстых журналов России. В эти годы я мог составить довольно полное и объективное мнение о жизни этого литературного материка, о климате на этом пространстве, об урожаях на писательской ниве, о проблемах, конфликтах и прочих событиях. Ибо всё это в той или иной степени проходило через журнал, отражалось на его страницах, обсуждалось в кулуарах. О многом говорит хотя бы тот факт, что на базе журнала и при участии ассоциации «Сибирское соглашение» удалось провести 3-й и 4-й съезды писателей Сибири, 1-й и 2-й проходили в самом начале 30-х и предшествовали знаменитому горьковскому съезду 1934-го года, на котором был создан Союз писателей СССР.

Однако уже десять лет как я свободный художник, живущий в своём имении Абрашино и, памятуя вышедшего на пенсию римского императора Диоклетиана, больше занимаюсь выращиванием капусты и иным огородничеством, чем отслеживанием тех или иных событий литературного процесса. За четверть века писателей, составлявших сокровищницу сибирской литературы и долгие годы бывших авторами возрождённых в 21-м веке «Сибирских огней», повыкосило под корень и, увы, замены им не возникло. На днях пришла скорбная весть из Красноярска – ушёл большой русский прозаик Эдуард Русаков, за полтора месяца до того в Барнауле не стало Анатолия Кирилина, а во Владивостоке Владимира Тыцких. Это всё фигуры, на которых держалась сибирская литература. Если начать вспоминать, можно перечислять и перечислять: Михаил Вишняков (Чита), Анатолий Кобенков (Иркутск), Василий Казанцев (Томск), Владимир Башунов (Барнаул), Александр Родионов (Барнаул), Владимир Макаров (Омск), Борис Укачин (Горно-Алтайск), новосибирцы Николай Шипилов, Владимир Ярцев, Анатолий Соколов, Александр Денисенко… Всех не упомнить. Слава Богу, живы пока Владимир Костин в Томске, Наталья Ахпашева в Абакане, Анатолий Байбородин в Иркутске, Михаил Щукин в Новосибирске, Любовь Арбачакова в Горной Шории, Николай Куулар в Туве, Баир Дугаров в Бурятии, Бронтой Бедюров в Горном Алтае. Но это уже последние могикане поглощаемой водами Леты сибирской цивилизации, исчезающей подобно легендарной Мангазее или мифическому Беловодью.

Период моей работы в журнале это тот, когда на обложке «Сибирских огней» в качестве древнего символа красовалась открытая академиком Окладниковым статуэтка сибирской Нефертити, возраст коей 4,5 тысячи лет. Из этого следовало и следует, что культурная история Сибири в начале своём относится к этому периоду и занимает тысячелетия. Не говоря о том, что наши предки обитали в Денисовой пещере на Алтае, как минимум, уже 60 тысячелетий назад. Так вот – литературное пространство, сибирский материк Слова неотъемлем от исторического, мифологического, эпического пространства этой древней земли. И мои коллеги, будучи соратниками и авторами заглавного сибирского журнала, прекрасно это понимали. Сомневаюсь, что нынешние самодеятельные литераторы что-либо слышали об алтайском эпосе «Маадай-кара» и «Очы-бала», о бурятском «Гэсэре», о кыргызском «Манасе», о хакасских эпических богатыршах и многом другом. А без этого нет понимания и постижения оного пространства (в том числе и литературного), в котором мы обитаем. Вы посмотрите, с каким интересом, вниманием, творческим усердием относились к истории Сибири её великие поэты – Павел Васильев, Леонид Мартынов, Сергей Марков, воистину! – они были первыми евразийцами ещё до открытий Льва Николаевича Гумилёва.

Посетив в сентябре международный фестиваль «Книжная Сибирь» я с прискорбием смею заметить, что нынешние младосочинители и имён-то таких, и названий таких не знают, не ведают. Их интересы не распространяются далее тёмного славянского фэнтази и сентиментальной бабской беллетристики. Уровень их невежества запределен. Скажем, темой одного из круглых столов было – новые литературные тренды, то есть как трындеть и о чём, чтобы ваше бла-бла-бла продавалось. Думаю, они знать не знают, что существует проза Паустовского, Пришвина, Юрия Казакова, не говоря уже о Бунине…

В этом году в России отмечают 100-летие со дня рождения Виктора Астафьева. Мне довелось с ним увидеться четверть века назад, вполне могу составить представление о масштабе этого явления – в языке, образном строе, характере личности. Но, опять-таки, весьма сомневаюсь, что виденные мною участники книжного фестиваля, авторы-самосочинители открывали хотя бы несколько страниц его шедевров из «Царь-рыбы», «Пастуха и пастушки» или «Последнего поклона».

Недавно мне сообщили, что в Литературный институт имени Горького, который я заканчивал во второй половине 80-х годов, уже девятый год подряд не поступает ни одного еврея. Оно и понятно – ни карьеры, ни бабла, ни социального статуса в нынешнем мире эта профессия не сулит. В наше время всё было иначе, поэтому у нас на курсе евреев было процентов десять и столько же украинцев. То, что я увидел на книжном фестивале в Новосибирске, убеждает меня в одном – авторы текстов и книг, сотнями выходящих в самодеятельных издательствах, не ставят перед собой задачи высокого художества, совершенства языкового, их цель – встроиться в модное направление. Не самоотдача творческая, а та самая шумиха и успех, как в известных строках Пастернака.

Но Россия – страна чудес. А посему я не склонен впадать в уныние. И для иллюстрации оного своего оптимизма позволю себе цитирование себя любимого, две строфы из последней книги «Флаги ковчега»:

 

Пусть наш закат то пасмурен, то солон.

Скажу душе: наполовину полон

Гранёной жизни мухинский стакан.

Скошу лужайку – экая отрада! –

Да потравлю на бульбе колорада,

Сим завершая Пакс Американ.

У бездны нет ни смысла, ни начала.

А наш удел под небом величавым –

Полоть траву, не уходя в астрал.

Не птица Сирин, а сирийца слово

Меня утешит, явленное снова –

Молитвою, что Пушкин повторял.

 

– Ты стал вести на Ютубе/Рутубе цикл лекций о поэтах Сибири под названием ДВА ВЕКА СИБИРСКОЙ ПОЭЗИИ. С чего начал? И ещё – твои лекции носят чисто популярный характер или ты пытаешься открыть что-то новое?

– Этот замысел зрел во мне долгие годы. Полтора десятка лет работы в журнале, до этого десятилетие в созданном мною издательстве «Мангазея» и почти восемь лет на новосибирском радио, где я вёл литературную передачу «Слуховое окно» – весь этот не малый опыт сам по себе просится реализоваться в некую полнокровную картину. А поскольку я вот уже 45 лет – от юности и по дни нынешние – занимаюсь стихотворчеством и был знаком и дружен со многими крупными сибирскими поэтами второй половины ХХ века и также поэтами уже века XXI, то вполне резонно и справедливо было попытаться рассказать об этом воистину самобытном явлении, которое носит название СИБИРСКАЯ ПОЭЗИЯ. Более того, на издательской ниве такие попытки мною уже предпринимались, я автор-составитель двух антологий. Одна носит название «Гнездо поэтов», первое издание вышло в 1989 году, а второе, расширенное и дополненное, совсем недавно, несколько месяцев назад. Книга посвящена явлению в Новосибирске 60–70-х годов целого поколения сверходарённых поэтов, что было подобно пассионарному толчку, коллективному творческому всплеску, многие вещи, созданные тогда, граничат с гениальностью и достойны того, чтобы о них узнала как можно более широкая публика. Вторая антология называлась «Поэты СИБИРСКИХ ОГНЕЙ. Век XXI». За её составление и издание мне в январе 2013 года была вручена премия Дельвига. Надо ли говорить, что в обеих антологиях я являюсь автором предисловий.

Но в уже состоявшихся записях лектория я до наших времён и до авторов этих антологий ещё не дошёл, ибо по замыслу началом сибирской поэзии я, по понятным причинам, положил Петра Павловича Ершова с его бессмертным «Гоньком-горбунком».

Ему посвятил две лекции, так как уж очень много слухов, предположений, клевет вокруг гениальной сказки студента из Тобольска, сказки, переведённой на практически все основные языки планеты Земля.

Вторым героем моего рассказа стал величайший сибирский поэт, тот, кого Пастернак называл по таланту равным Пушкину, а Клюев – нечаянной радостью русской поэзии. Это, конечно же, Павел Васильев. Ему тоже посвящены две часовых лекции, где есть не только цитирование гениальных строф и строк, но и документальные свидетельства о тех, кто на него клеветал, писал доносы, требовал от Лазаря Кагановича и членов правительства ареста и казни буйного хулигана, фашиста, антисемита и кулака. Имена эти известны, я привожу фото письма двадцати со всеми их подписями. Желающие могут удостовериться.

А поэт в июле 1937 года был замучен в застенках НКВД и погребён в братской могиле где-то на территории Донского монастыря, столь любовно отреставрированного в прошлом году министерством культуры РФ. Но ни памятного знака, ни, тем более, бюста или памятника ведомство уважаемой Ольги Борисовны Любимовой в этом страшном месте не поставило. Единственный памятник Павлу Васильеву находится за пределами России, напротив его дома-музея в Павлодаре, на Иртыше, в Казахстане.

Следующие два выпуска лекций я посвятил поэзии декабристов. Некоторые из них пробыли в Сибири три десятка лет. Культурное, образовательное, человеческое влияние их на сибирскую жизнь было огромно – от огородничества, до этнографии, топографии, географических и геологических изысканий, до музыки, просветительской деятельности и поэзии, в том числе. Положа руку на сердце, два стихотворения Пушкина на сибирскую тему перевешивают всё сибирское стихотворчество декабристов, исключая сочинения любимого друга Пушкина Вильгельма Кюхельбекера, отчего ему посвящён отдельно второй выпуск по декабристской тематике. Похоронен Вильгельм Карлович всё в том же Тобольске, неподалёку от могилы Петра Павловича Ершова.

Последующие лекции я просто перечислю.

К XIX веку относятся две темы: «Духовные стихи сибирских староверов» и «Каторжанская, бродяжья песенная поэзия Сибири». Из последней уже во второй половине ХХ века возникла песенная поэзия ГУЛАГа, но об этом будет отдельный разговор и отдельная лекция.

Следующее уникальное явление на сибирской почве – это поэзия харбинской школы периода 20–30-х годов прошлого века. Школа эта возникла в среде эмиграции в русском Китае. Я представил самые известные имена этого литературного сообщества:

– Арсений Несмелов, «Расстреляете меня на рассвете»;

– Алексей Ачаир, «Не сломила судьба нас, не выгнула»;

– Ларисса Андерсен, «Одна на мосту»;

– Валерий Перелешин, «Первый русский поэт южного полушария».

Уже записаны и готовятся к выходу в свет лекции о творчестве Леонида Мартынова и Елизаветы Стюарт. Первая будет называться «Лукоморье Леонида Мартынова», где в числе прочего я буду цитировать его гениальный перевод «Пьяного корабля» Артюра Рембо. А мой рассказ о Елизавете Стюарт, которую в своё время называли сибирской Ахматовой, тоже может стать открытием для любителей тонкой возвышенной лирики.

В связи с этим, возвращаясь к вопросу о сути этих лекций, о целях и задачах, могу сказать, что вовсе не стремлюсь совершить каких-либо открытий в литературоведении или отечественной критике, боже упаси. Моя задача чисто просветительская. Учитывая то, что выше сказано о тотальном невежестве новых поколений, я хочу просто-напросто показать, какими сокровищами поэтического слова мы обладаем. Это дано нам даром, безо всякой корысти: берите, пользуйтесь, восхищайтесь, учитесь, умейте прикоснуться к благодатному и горнему Слову, к этой музыке сфер! И главное – оставь же трэнды всяк сюда входящий…

А в завершении ответа на поставленный вопрос, хочу сказать, что всего этих лекций в конечном итоге будет более полусотни, ибо богата Сибирь на таланты и каждое такое дарование хочется по справедливости отметить и представить. В итоге может сложиться довольно объёмная книга, которая могла бы быть одновременно и антологией избранных стихов сибирских поэтов, и учебным пособием, и изданием просветительского характера.

– Сегодня в Сибири есть ли сильные поэты? Или всё закончилось на твоём друге и наставнике Александре Плитченко? На Вишнякове? Кобенкове? Денисенко?..

– Да, поэты вымирают как мамонты. Если говорить о поэтах «Гнезда», то обозревая список имён, включённых нами в переиздание, наблюдаешь картину печальную – в живых на сегодняшний момент лишь Евгений Лазарчук из тринадцати здесь представленных. По слухам, говорят, где-то в Испании, опекаемая дочерью Машей, ещё жива Нина Грехова рождения 1941 года, но это не подтверждено. Остальные – Иван Овчинников, Анатолий Соколов, Александр Плитченко, Владимир Ярцев, Николай Шипилов, Александр Денисенко, Михаил Степаненко, Валерий Малышев, Жанна Зырянова, Анатолий Маковский, Юниль Булатов покинули лучший из миров. Поминальный список сибирских поэтов из второй антологии выглядит так: Аржан Адаров, Владимир Башунов, Михаил Вишняков, Василий Костромин, Анатолий Кобенков, Евгений Курдаков, Юрий Магалиф, Владимир Макаров, Виталий Науменко, Любовь Никонова, Борис Укачин.

Разумеется, во мне живо вполне естественное желание: мне бы хотелось, чтобы эти имена остались, чтобы строки моих коллег, друзей и товарищей (не говоря о несомненных классиках) отзывались в сердцах новых поколений. Посему пафос и устремления ко сбережению нетленным сокровенного поэтического слова – вполне понятен и естественен. Как и желание – передать в сохранности грядущему веку свет «целомудренной бездны стиха» по гениальному выражению Николая Заболоцкого, сие очевидно и оправданно, и не подлежит никакому сомнению.

В чём изъян племени младого, незнакомого? В отсутствии слуха. Основа поэзии – звук, который диктует расстановку слов в единственно возможном порядке, разумеется, не вопреки смыслу. Но смысл (и это главное!) приобретает в звучании глубину и многозначность, и это позволяет подлинным стихам не стареть. Это происходит благодаря точности звукообраза, а алгебраическая формула единственно возможных строк оборачивается эффектом запоминаемости, что является ещё одним аксиоматическим признаком настоящей поэзии.

Но наша злободневность такова, что «поэтической культуре» (по выражению Марины Кудимовой) просто неоткуда взяться. И в почти подростковом эпатаже многих современных стихотворцев и стихотвориц «слышна и реакция на долгую замолчанность, на сталкивание в маргиналитет». Отсюда ещё одна причина, ещё один мотив, ещё одно, если хотите, долговое обязательство для создания цикла этих лекций. У меня нет никаких иллюзий по поводу того, что это будет массово слушаться и распространяться. Но – пусть будет в записанном, созданном виде! Может когда-то кому-нибудь да и пригодится…

 

P.S. А поэты в Сибири ещё остались. Олег Клишин и Татьяна Четверикова в Омске, Иосиф Куралов в Кемерово, Валерий Котеленец и Елена Безрукова в Барнауле, Владимир Светлосанов, Александр Ахавьев и Юлия Пивоварова в Новосибирске, Баир Дугаров и Булат Аюшеев в Улан-Удэ, Виктория Измайлова в Чите, Наталья Ахпашева в Абакане. Но все они по возрасту уже далеко не молоды. За ними я нового поколения не вижу. Дилетантизм, небрежность, невежество несовместимы с поэзией. Остаётся надеяться на Божий промысел.

 

P.S.S. Позволю себе добавить пару слов. Я рад, что Володя в прекрасной поэтической форме. Что хочу предложить? А давайте, мои дорогие приятели – Владимир Берязев и Андрей Писарев – вспомним нашу молодость: навестим эту кафешку возле ТАСС и вновь закажем графинчик русской водочки и блинчики с красной икрой, а заодно обсудим все сегодняшние проблемы. Жду вашей реакции.

 

Беседу вёл Вячеслав ОГРЫЗКО