Наркоманы
Рубрика в газете: Проза, № 2019 / 32, 05.09.2019, автор: Иван ГОБЗЕВ
Это вот популярное движение, мы помним его, за легализацию наркотиков. Дескать, марихуана, экстази и ещё-что – не вредны, а полезны! Лёгкие наркотики, мол, должны быть легализованы! А некоторые выступали за то, что должны быть легализованы и тяжёлые.
Одно смущало во всём этом – за легализацию, как правило, выступали наркоманы с большим стажем. Они особенно горячо аргументировали. Но их голоса как раз услышаны не были, потому что они компрометированы.
Я хорошо помню одно сообщество в социальных сетях, где люди разных возрастов, давние наркоманы, обсуждали сложившуюся ситуацию. Они говорили в основном про наркотики, как с ними хорошо, и без них – плохо. Делились опытом, советовали препараты.
Жаловались на невыносимое существование и постоянное желание покончить с собой. Без наркотиков жить невозможно. А уроды в правительстве мучают их нелепыми запретами. Вообще, говорили они, некрофобия – это болезнь покруче наркомании. Я как-то не выдержал и написал им, что они сами уроды, и жизнь их ужасна не из-за отсутствия наркотиков, а наоборот, из-за их присутствия. А одна там была такая, вечно с кислым лицом, она чуть не каждый день писала, жалуясь, что не видит причин, почему бы ей не покончить с собой немедленно. Кетамина и амфетамина нет, и смысла жить нет. Думаю, таким образом она хотела сочувствия и клянчила наркотики, робко надеясь – а вдруг сжалится кто и поможет? Меня она бесила сильнее всего, и я как-то написал ей в комментах, что причин жить ей и в самом деле нет. Вскоре она повесилась. Я потом увидел это ужасное фото – лицо после смерти такое же, как и при жизни, уголки губ, как всегда, опущены. Я не думаю, что это она из-за моего комментария, но всё же.
Аргументы у них были разумные, кстати. Алкоголь и табак вредят, говорили они, намного больше, чем лёгкие наркотики. От курения умерло в разы больше людей, чем от конопли и экстази – вред курения доказан, а этих веществ нет. Алкоголь вообще же делает с людьми страшные вещи. Половина выпивших людей превращается в преступников, потому что алкоголь растормаживает отделы коры головного мозга, которые контролируют животные инстинкты человека. Да и показано однозначно, что этанол в любых количествах действует на организм как яд. А в больших, употребляемых регулярно, разрушает организм, вызывая неизлечимые заболевания, типа цирроза.
У меня друг один был… Не знаю, может, он есть и сейчас. Так вот, у меня был друг один, настоящий интеллектуал, ему врачи поставили диагноз алкогольная энцефалопатия. То есть фактически – развитие слабоумия на почве алкогольного разрушения мозга. Когда я приходил к нему в гости, он, смеясь, показывал мне справку, где было сказано про эту энцефалопатию.
Каждое утро он начинал с того, что выпивал бутылку сорокоградусной настойки. В обед тоже бутылку, и ещё одну за ужином. При этом пьяным я его не видел ни разу, хмельным – да, но не пьяным. Он был воспитан и умел вести себя в обществе. Последние разы мы с ним общались по телефону. Он звонил мне и рассказывал какую-то историю. Спустя день, он звонил опять и рассказывал ту же самую историю почти теми же словами. На третий день повторялось то же самое. События недавнего прошлого почти перестали задерживаться в его голове.
Алкоголизм – ужасно, да. Мой отец был алкоголиком. Так что наркоманы эти правы были. Не были они правы только в своей логике. Да, алкоголь и табак очень вредны. Но вывод о том, что раз они вредны, то надо разрешить всё менее вредное, казался мне ошибочным. Тут что-то нелепое было, вроде как, если разрешено убивать людей на войне, то надо разрешить их просто безнаказанно бить и в мирной жизни. Вывод должен быть таким, что, напротив, надо запретить и алкоголь, и табак.
А аргумент врачей-наркологов против легализации состоял в том, что лёгкие наркотики открывают путь тяжёлым. Испробовав лёгкие, человек хочет получить больше удовольствия и ищет его. Наркомания, говорили они, начинается с затяжки марихуаной. За это мнение их многие критиковали, и никто не думал, даже сами эти врачи, до какой степени они окажутся правыми.
Был у меня знакомый. Я познакомился с ним, когда ему было пятьдесят. Он в тёплую погоду всегда проводил время в парке недалеко от моего дома. Прилично одетый, в костюме, потрёпанном правда, в старых белых кроссовках, с седыми волосами и подстриженной бородой. Он наркоман. Там рядом в парке делали закладки, и он отоваривался. Не знаю, что именно он употреблял, но я никогда не видел его нормальным. Он постоянно был обдолбан до такой степени, что, казалось, не понимает, что происходит вокруг и с кем он общается. При этом он вёл себя совсем безобидно.
Мне он напоминал американских энергичных бомжей. Очень живой, подвижный, с активной мимикой и кучей всяких жестов. Он говорил-говорил-говорил, крутился, смялся, закидывал волосы назад, что-то ронял, подбирал, уходил, возвращался и не замолкал ни на секунду. Обращался он со всеми очень даже дружелюбно и совсем не фамильярно, несмотря на развязную на первый взгляд манеру.
Я иногда давал ему деньги. И как-то спросил:
– Что долбишь, брат?
А он взял, вытащил из засаленного кармана белого пиджака пакетик с белым порошком и протянул мне.
Теперь ему шестьдесят. Мне кажется, что он не сильно изменился. Всё в тех же кроссовках и белом костюме, майке, седовласый с подстриженной бородой. Он стоит в парке, разговаривает с прохожими и сам с собой, потому что не всегда понимает, один он или нет. Размахивает руками, быстро ходит туда-сюда, наклоняется, поднимается, смеётся, мельком вскидывая глаза на собеседника.
Он не сумасшедший, но странный. Это не удивительно, учитывая, что он всегда под дозой. Удивительно, что он ещё жив, и почти не меняется. Как будто законсервированный. Не знаю почему, но я испытывал к нему симпатию. Иногда я хотел помочь ему, скажем, собрать деньги и положить его в реабилитационную клинику.
Так получилось, что в реабилитационной клинике оказался я сам. И не по совей воле. Я не считал, что я наркоман. Я был уверен, что со мной почти всё в порядке. Но государство решило иначе. И вот теперь я лежу в белой чистой палате с решётками на окнах и с дверями без ручек с внутренней стороны. Мои соседи тоже наркоманы. Я не знаю, когда выйду отсюда, но мне объяснили, что реабилитация – дело не простое. Научиться жить без наркотиков, оказывается, не легко. Я это уже заметил по себе – с самого утра я ощущаю серьёзный дискомфорт, а к вечеру начинается такая тоска и апатия, что я не вижу в жизни никакого смысла.
Наша врач, невысокая круглая женщина с большими квадратными очками, в которых её глаза увеличиваются раза в три, и в каком-то диком парике с мазутным отливом, кое-что рассказала мне. Она добрая, но немного пугает своим видом, мне видится в нём что-то безумное и опасное, но, наверное, это из-за очков и парика. Почему-то кажется, что она только прикидывается человеком, а на самом деле она кто-то другой, например, робот или инопланетянин.
Я тогда спросил у неё: долго ли мне ещё тут торчать?
Она села напротив, как мячик на стуле, посмотрела на меня внимательно и сказала:
– Посмотри на этих людей.
Я посмотрел. В самом деле, зрелище не очень. Зелёные, красные, синие – лица как радуга, но сонные и тупые. И самое заметное – омертвелые глаза. Когда с ними разговариваешь, то они отвечают, даже улыбаются и вроде ведут себя адекватно. Но при взгляде в глаза ты понимаешь – там, внутри, ничего нет. Эти люди как материал, который хорошо запоминает форму и просто автоматически воспроизводит то, что было раньше.
– Это конченные люди, – продолжила она. – У них нет будущего. И ты хочешь стать таким?
Она много чего мне рассказала. Особенно произвело на меня впечатление то, что бывших наркоманов не бывает.
– Всякий, кто пробовал наркотики и бросил, обречён потом всю жизнь жить с абстиненцией. Это важно понимать. Потому что в обычной жизни таких ощущений, какие дают наркотики, не бывает, и человек помнит о них. Так или иначе он хочет вернуться к ним, потому что в принципе такова природа человека – он стремится к удовольствиям, он хочет, чтобы ему было хорошо. Но раз стало хорошо, хочется, чтобы было ещё лучше. Любой наркотик ведёт к увеличению дозы и к желанию получить больше удовольствия, до тех пор, пока организм не доходит до предела выработки нейромедиаторов, доставляющих его. Предел – это героин и его синтетические заменители. Дальше идти некуда.
Но для начала нужно совсем немного, Ванечка. Начать можно с ничтожно малого, а закончить многим. И потому ты здесь. Теперь нужно заново научится жить и радоваться простым вещам.
Так она мне и не осветила, надолго ли я тут. Понял я только одно – что непросто научиться снова жить без наркотиков, и вся эта жизнь будет борьбой. Но борьба эта оправдана – потому что это борьба со смертью за нормальную жизнь и полноценное общение с другими людьми.
Смотрю на этих «конченных» в клинике и вспоминаю одного знакомого с дачи. Он жил в деревне рядом с моим посёлком. Я видел его обычно у магазина. Он сидел там, и курил. Иногда пьяный в смерть, иногда полупьяный. Сколько ему лет, определить я не мог. Лицо одутловатое, опухшее, жёлто-коричневого цвета, часто в синяках, глаза заплывшие и слезящиеся. С типичным выражением выпившего человека, которое очень хорошо знают те, у кого кто-нибудь из родителей алкоголик.
Помню эпизод: он подходит к окошку, в котором в деревенском магазине принимают товары. Оттуда крепкая белая женская рука протягивает ему железную кружку. Он быстро выпивает, ставит кружку и отходит. Делает несколько шагов, останавливается посреди дороги, и медленно, с трудом закуривает. Всё, он уже вдребезги пьян.
Часто я видел его спящего у стены магазина в собственной моче. Нередко он был там с приятелями – такими же, как он. Они стреляли у прохожих сигареты, иногда просили денег. Как-то я купил им бутылку водки и пачку сигарет. Мы разговорились: выяснилось, что он опытнейший рыбак и знаток лучших рыбных мест в местной речке. Он обещал провести меня по рыбным местам, но всем было ясно, что это пьяный разговор и что сам он уже давно ничего не ловил.
Всякую зиму я был уверен, что он её не переживёт. Однажды я ехал на машине по деревне, было минус двадцать пять. Дело было после праздников, на улицах никого. И вдруг я увидел его. Узнал уже издалека – у него очень специфическая походка. Он еле шёл, очень медленно переставляя ноги, и казалось, что вот-вот упадёт. Каждый шаг он делал осторожно, понимая, что если упадёт, то уже вряд ли встанет. В голых руках он нёс капустный салат в пластиковом контейнере. Кто-то из жителей деревни угостил его, налил и дал закусить. Я проехал мимо, глядя в зеркало заднего вида, как он борется, с трудом заставляя себя шагать, как мучительно волочит своё тело, и подумал: не легче ли было бы упасть и просто замёрзнуть?
Я был уверен, что больше не увижу его. Нельзя же годами выживать при таком образе жизни. Я не желал ему смерти, совсем нет, наоборот, я испытывал к нему странную симпатию, как будто нас что-то связывало, как будто мы одной крови, но по чисто случайным причинам оказались в разных положениях.
Как-то весной, опять проезжая на машине через деревню, я с удивлением увидел его. Он подходил к небольшой часовенке, выстроенной кем-то из местных. Медленно подойдя, он снял шапку, поцеловал икону в стене и стал креститься. Тут я как раз поравнялся с ним и разглядел его лицо. Оно было в общем такое же, как обычно, но без сизого налёта и впервые трезвое. Я не заметил в нём привычной влажности и расслабленности, оно стало серьёзным и сосредоточенным. И в первую очередь, что особенно меняется у долго не пьющего алкоголика – это глаза. В них появляется смысл и глубина. И чем больше смысла и глубины в этих глазах, тем больше вероятность, что скоро он опять запьёт. Но не в этом случае. Этот человек, впервые наверное за долгое время, молился и за что-то благодарил бога.
Ну, дай бог больше жрать не будет, – подумал я тогда и поехал дальше.
Меня забрали прямо из тренажёрного зала. Я после часовой пробежки лежал на скамейке в раздевалке, красный и потный. Майка моя была как половая тряпка, без сухого пятнышка. Я лежал и делал селфи – я как будто посвежел и помолодел. Счастливая усталость была на моём лице. И я уже знал тогда, что рискую.
Когда сделали анализ крови, выяснилось, что я пью чай. К тому моменту я не курил пять лет и полгода не употреблял никакого алкоголя (я вообще избегал нелегальных вещей). Но мне это не помогло – усиленный спорт и чай были вескими доводами обвинения. Меня отправили на принудительное лечение. Если бы поймали с сигаретами и алкоголем, то я бы, конечно, сел.
В тренажёрный зал со мной ходил один мой приятель, постарше. Полковник ФСБ. Вёл исключительно здоровый образ жизни, не пил, не курил, чай и кофе тоже не употреблял, так что когда всё это запретили, он вообще не расстроился, а был только за. Была у него только одна страсть – мощная долгая пробежка, а потом горячий душ. Сидя голым в раздевалке, он не раз рассказывал мне:
– Я ради этого всё и делаю. Ради душа. Вот это кайф! Пока бежишь, мучение, конечно, чего только не придумываю. Музыка, кино, всё равно не отвлекает, мечтаешь – добежать бы. Но потом! Под душ встал – кайф!
И он блаженно засмеялся.
Вот и взяли его, наркомана. А посадили за то, что и меня на это дело подсадил.
Учёные теперь точно выяснили, что наркомания начинается с малого. Правы были наркологи, выступая против легализации лёгких наркотиков. Смотрел тут интервью главного научного сотрудника Центра наркобиологии РАН. Он рассказывал поначалу общеизвестные всем вещи. Что все животные стремятся получать удовольствие, это цель и смысл их жизни, и человек в этом плане ничем от остальных животных не отличается. И все хотят больше и больше удовольствий, сильнее и сильнее. А по сути, – вдруг сказал он, – любое получение удовольствий, ставшее привычкой – наркомания. Потому что порабощает, ограничивает свободу. Привыкнув каким-то образом получать удовольствие, человек становится зависим от него и без этого чувствует себя некомфортно. Привык кофе пить по утрам, ну-ка – откажись резко! Плохо, неуютно? Вот ты уже стал заложником своего удовольствия, ты утратил свободу. Регулярно спортом занимаешься? Так ведь то же самое, тот же механизм. Сидишь в социальных сетях? То же самое. Смотришь сериалы, видеоигры – опять оно, подсел! Человек бессознательно находит себе зависимости, начиная-то с малого. Но кончается всё… Чем?!
– Чем? – удивлённо спросил ведущий.
– Героином, – торжествующее сказал главный научный сотрудник.
– Так что же делать? Это распространено повсеместно!.. Тоже всех нас принудительно лечить?
– Именно! И, кстати, мы пока говорили только о потребителях. А основное зло – это производители – поставщики запретных удовольствий.
– Это вы про кого?
– Понятно про кого! Про создателей всего этого – так называемых творцов. Всякие писатели, режиссёры, музыканты… Вот кому бы уголовная ответственность не помешала! Ведь кто такие писатели, если по-хорошему?
– Кто?!
– Сами наркоманы, вот кто! Так ещё и дилеры!..
Я выключил телевизор. Вот чёрт, а я как раз хотел стать художникам, картины рисовать… Видно, не судьба.
Иван Александрович Гобзев (Карпенко) родился в 1978 году в Москве. Окончил МГУ. Кандидат наук. Преподаёт философию в Высшей школе экономики. Автор книг прозы «Зона правды», «Те, кого любят боги, умирают молодыми», «Глубокое синее небо» и других книг.
какое-то пустое сотрясание воздуха, а не статья
И не просто сотрясание воздуха, а прилюдно.
Интересный текст – взгляд философа на наркоманию. Мешает только постоянное перескакивание с личного опыта на общие заключения., причём меняется и стилистика при этих перескоках. и темпоритм – такое впечатление, что текст механически складывался из двух составляющих… А ведь тема актуальнейшая в наших реалиях. Насчёт марихуаны и её препаратов не согласен с автором. Есть опыт Чехии – там и динамика прироста наркоманов, и общее количество их намного меньше, чем в других странах, где подобного нет. Кроме этого каннабиоиды давно и успешно применяются в паллиативной онкологии., при расстройствах психики ненаркотической природы и пр. Этот вопрос (каннабис -сфера его легального обращения и применения) должен решаться не общественными институциями – его просто обязано решить российское научное сообщество с выкладками и аргументами. Повторюсь – тема наркомании в РФ огромная, актуальная, сложная и неоднозначная. Автору -философу спасибо. Хотелось бы услышать мнение психолога, правоведа, врача по этому поводу.
человек и так от рождения самого на наркотиках собственных вырабатываются в организме а без них и шага ступить нельзя бы было и рукой шевельнуть
Для varibok:
Боюсь Вы чересчур упрощаете роль и значение эндокринной системы и, к примеру, катализаторов. В биологических системах в т.ч. и человеческих ещё и алкоголь вырабатывается и мочевина – мы же не ходим засс…ые и подшофе.