Оболганный герой
Рубрика в газете: Из цикла «Генералы Победы. Неизвестное», № 2025 / 31, 08.08.2025, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО
Филиппа Голикова до сих пор многие историки называют чуть ли не главным виновником наших поражений в сорок первом году. Якобы он, возглавляя перед войной разведку Генштаба, проглядел подготовку немцев к агрессии, всё проспал и вовремя не предупредил Кремль о планах немцев. Но это – неправда. Бывший начальник ГРУ Пётр Ивашутин ещё в 1990 году написал целую статью на эту тему. Она называлась «Докладывала точно». На основе изучения сохранившихся в архивах секретных донесений многолетний главный разведчик страны утверждал, что один из его предшественников – Филипп Голиков обладал уникальными сведениями, добытыми его подчинёнными в разных уголках мира, и ничего от Сталина не утаивал. В подтверждение этого он сослался на представленный вождю 20 марта 1941 года доклад с изложением всех вариантов возможных направлений немецких ударов при нападении на Советский Союз.
Другое дело, что Голиков в конце доклада сделал два странных вывода. Он написал, что возможный срок начала действий против нашей страны наступит после победы Гитлера над Англией или после заключения Германией мира с Англией на условиях Германии. А также Голиков полагал, что все слухи о неизбежности начала войны уже весной 1941 года следовало расценивать как дезинформацию англичан, а то и самих немцев.
И тут возникает вопрос: почему Голиков, располагавший многими материалами о немецких планах, сделал столь странные выводы? Неужели он не умел анализировать добытую разведчиками информацию? Это исключено. Или на самом верху велись какие-то сложные игры, и Голикову кто-то поручил, с одной стороны, доносить всю правдивую информацию, а с другой стороны – сознательно по каким-то причинам завершать доклады странными выводами?
Здесь надо сказать, что Голиков всегда отличался выдающимися дипломатическими способностями. Он умел лавировать и находить компромиссы. А иначе ему вряд ли бы удалось уцелеть в мясорубках тридцатых годов.
Мало кто знал, что Голиков одно время был политработником и рано научился красиво рассуждать на любые темы. Но ему также рано хватило ума осознать, что занятие болтовнёй ненадёжно и что нужно иметь хорошую и перспективную профессию. Выбор был сделан в пользу командной работы.
Уже в начале 1944 года Голиков рассказывал в письме к Сталину о своей армейской службе и своих мечтах:
«После боевой службы рядовым красноармейцем я больше 12 лет подряд был политическим работником (и очень неплохим). Все эти года я тянулся к командной работе и одновременно готовился к ней. Работал в военно-научных обществах. Готовился и сдал экстерном за военное училище. Не упускал случая попасть на военные игры, на полевые поездки, на оперативные рекогносцировки и на ученья <…> Будучи комиссаром 32 сд, я хотел пойти командиром батальона и, наконец, в 1931 году был назначен в строй командиром полка» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 97).
Но Голиков ещё в конце 20-х годов понимал, что хорош только тот строевой командир, который умеет учиться новому. Поэтому он добился разрешения на заочную учёбу в Военной академии.
Сразу после окончания Академии Голиков был направлен в Приволжский военный округ. Там он принял 61-ю стрелковую дивизию.
На способности относительно молодого командира (ну разве для комдива это возраст – 33 года!) обратил внимание сначала штаб округа, а потом и наркомат обороны. Его стали сватать в разные места. От предложений не было отбоя, и одно лучше другого. Но он ни в какую не хотел уходить с командной работы.
Позже Голиков напомнил Сталину:
«…зато мне много раз приходилось просить ТОЛЬКО ОБ ОДНОМ, чтобы меня оставили на командной работе.
Так было:
– когда с должности командира полка меня хотели взять заместителем Начальника ПУОКР’а;
– с должности командира дивизии хотели перевести на штабную работу;
– с должности командира мехбригады хотели взять Зам. Нач. ПУР’ом (я вызывался тогда т. Маленковым);
– с должности командира танкового корпуса взяли членом Военного Совета БОВО» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 90).
Всё так и было: в январе 1938 года Москва перевела Голикова без его согласия из Киевского в Белорусский округ на повышение, но не по командной линии, а по политической, назначив его членом Военного Совета БОВО. Одновременно партруководство Белоруссии ввело Голикова в состав Бюро ЦК Компартии республики.
В Минске Голиков впервые столкнулся с Георгием Жуковым. На тот момент Жуков занимал пост командующего 3-го кавалерийского корпуса. Уже в войну Жуков в одном из личных разговоров с Голиковым обронил, что не забыл, как тот в 38-м году пытался подвести его под монастырь. Жукову действительно в начале 38-го года грозило исключение из партии: на окружной партийной конференции его обвинили в политической близорукости и потакании врагам народа. Но Голиков ли тогда организовал травлю Жукова? Сам Голиков в одном из писем Сталину утверждал, что это он как раз в начале 1938 года не допустил расправы над Жуковым, и, более того, запретил тогдашнему начальнику политуправления округа Иванову «поднимать большое дело Жукова».
Кстати, Жуков после обвинений на окружной партконференции стал получать по службе одно повышение за другим и потом дошёл до должности заместителя командующего округом, а вот Голиков, наоборот, в какой-то момент всего лишился: его сняли с поста, уволили из армии и собирались арестовать, и всё за мнимые связи с врагами народа. И если б не вмешательство наркома Климента Ворошилова, сидеть бы ему в тюрьме.
Но хоть Москва от суда Голикова и спасла, однако тогдашний командующий Белорусским округом Михаил Ковалёв оставлять его в Минске не захотел. Ворошилов, дабы не раздувать конфликты, распорядился вернуть военачальника в Киевский округ и назначить его командующим Винницкой армейской группировки. Постановление Политбюро по этому вопросу вышло 15 ноября 1938 года (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 121, л. 33).
Что на тот момент из себя представляла эта группа? Она включала в себя стрелковый, кавалерийский и танковый корпуса, несколько бригад, семь авиаполков и восемь укрепрайонов. Согласитесь, хозяйство более чем сложное.
В начале сентября 1939 года Голиков узнал о проведении в Киевском округе больших учебных сборов. Ему всё стало ясно: следовало ждать скорого выступления в поход. Предчувствие его не обмануло.
Уже 15 сентября Винницкую группу подчинили только созданному Украинскому фронту. Кстати, саму группу на следующий день, 16 сентября переименовали в Волочискую. А 17 сентября начался сам поход – он вошёл в историю как польский поход красной армии, во время которого группа была преобразована в 6-ю армию.
Голикову была поставлена задача взять Львов. А это оказалось не так просто. Город имел серьёзную оборону. Во Львове находилось достаточно много польских войск. Да ещё немцы были не прочь что-нибудь оттяпать себе. А Голиков сумел взять город в короткие сроки и с минимальными потерями.
Вспоминая польский поход красной армии, Голиков потом в письме Сталину признался, что Львов
«куда “легче” было бы “попросту” атаковать, бросив танки, конницу и пехоту на огромный, сильно забаррикадированный и укреплённый каменный город при его 25-20-тысячном гарнизоне (кроме вооружённой шляхты и буржуазии), нежели принять решение на то, чтобы склонить поляков на сдачу города без боя, имея огромный риск – военный и политический – в том, что во время мирных переговоров Львов у тебя из-под носа возьмут немцы с боя или мирно, так как они с неделю бесплодно атаковали город с запада и в то же время настойчиво добивались у поляков его сдачи им» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 95).
После занятия Львова Голикову поручили командовать 6-й армией. Но в начале июля 1940 года его срочно вызвали в Москву. В пути он просчитывал разные варианты. Вроде снимать его было не за что. И генерал стал тешить себя надеждой получить повышение и занять должность начальника штаба в одном из военных округов. Но Кремль его огорошил.
10 июля 1940 года Политбюро ЦК решило провести ряд назначений. Оно постановило:
«8. <Утвердить> начальником 5-го Управления К<расной> А<рмии> генерал-лейтенанта Голикова Ф.И., освободив его от должности командующего 6-й армией» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 122, л. 147).
Под 5-м управление тогда подразумевалось Главное разведуправление советского Генштаба. Почему Кремль поставил на разведку строевого командира, а не кадрового разведчика или штабника, выяснить пока не удалось.
Как повёл себя генерал в новой должности? Многое до сих пор неизвестно. Георгий Жуков, которому он подчинялся тогда по должности – напомню: тот был начальником Генштаба – в своих мемуарах писал:
«Информация, которая исходила от генерала Ф.И. Голикова, немедленно докладывалась нами И.В. Сталину. Однако, не знаю, что из разведывательных сведений докладывалось Ф.И. Голиковым лично, минуя наркома обороны и начальника Ганштаба, а такие доклады делались неоднократно».
Повторю: будучи начальником ГРУ, он ничего от Сталина не утаивал. К настоящему моменту известно о 95 рассекреченных его сообщений в Кремль о подготовке немцев к агрессии против нашей страны. А сколько составленных им донесений Сталину продолжает находиться на секретном хранении?!
Когда началась война, Голикова вдруг с должности начальника Разведупра сняли. Но, заметим, его не арестовали, как, скажем, генерала Кирилла Мерецкова. А уже через две недели Сталин назначил генерала главой советской военной миссии в Великобритании.
Перед отправкой на Туманный Альбион Голиков был вызван в Кремль. Сталин лично продиктовал ему, чего и в каких объёмах следовало добиться от англичан. Бывшему главному разведчику страны предстояло договориться с нашими тогдашними союзниками о поставках в СССР зенитных и противотанковых орудий, пулемётов, винтовок, а также бомбардировщиков, авиационных бомб и (гороха?). Отдельно Голикову было поручено обсудить с англичанами вопросы высадки британского десанта на севере Франции, создания общего фронта на севере Европы и начала боевых действий англичан на Балканах.
На Туманный Альбион Голиков добирался через Архангельск. Там 6 июля он пересел на лодку «Каталина» британских ВВС, которая доставила его в шотландский аэропорт Инвергордн. И потом уже на поезде советский генерал прибыл в Лондон.
В Англии Голиков провёл встречи с английскими министрами иностранных дел Иденом, морским Александером, авиации Синклером, другими английскими чиновниками. На них англичане в части военных поставок в целом пошли нам навстречу. Они согласились направить в наши северные порты первые арктические конвои с военными грузами, в том числе и с самолётами.
Но уже 12 июля Сталин отозвал генерала в Москву. Аудиенция у вождя состоялась 17 июля. Голиков получил новый приказ: подобные же переговоры провести с Америкой. И он сделал невозможное: сдвинул ведшиеся до этого переговоры с американцами о военной помощи с мёртвой точки, найдя поддержку даже у американского президента Рузвельта (Рузвельт его принял 31 июля 1941 года, что само по себе стало тогда сенсацией).
В Америке Голиков мог бы пробыть чуть ли не всю войну. Он оказался блестящим дипломатом. Но ему все эти приёмы в ухоженных американских офисах были в тягость.
«Прошу вас отозвать меня отсюда на Родину, – телеграфировал Голиков 25 августа Сталину, Молотову и Шапошникову. – Это не работа. В том, что сейчас здесь приходится выполнять, вполне обойдутся и без меня, и я для этого не нужен. В данных обстоятельствах не нахожу необходимости и оправданий находиться здесь ни для себя, ни тем более как для заместителя начальника Генерального штаба Красной Армии, кем я сюда послан и здесь известен».
И Голиков добился своего. Сталин разрешил ему в тяжелейшем октябре 1941 года вернуться в Советский Союз.
По прибытии в Москву Ставка бывшему начальнику Разведупра поручила без промедления взяться за формирование 10-й армии, которая уже в начале декабря отличилась в боях возле Тулы, отбросив немцев на расстояние до четырёхсот пятидесяти километров от Москвы.
Впоследствии Голиков напомнил Сталину:
«Роль и боевая работа тогда только что созданной 10 армии в Московском сражении общеизвестна: прорыв на 450 км вперёд, выполненный за один месяц и шесть дней в условиях бездорожья, при отсутствии каких-либо боевых средств усиления против жестоко сопротивлявшихся 19-ти (в общей сложности) немецких танковых и пехотных дивизий при соседях, которые отстали слева на 120 км и справа на 40 км, было взято 83 танка, 254 орудия, 363 пулемётов, 3550 тракторов и автомашин и т.д.» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 91).
Маленькое отступление. В декабре сорок первого года на позиции 10-й армии приезжал военный корреспондент газеты «Красная звезда» Константин Симонов. Сохранились его записи. Приведу одну из них.
«Армия Голикова в те дни, – писал Симонов, – проходила по 15–20 километров, и дороги были буквально загружены брошенными немецкими машинами, орудиями, танками и броневиками» (РГАЛИ, ф. 1814, оп. 9, д. 224, л. 6).
Добравшись на попутке до станции Епифань, Симонов узнал, что командарм Голиков выдвинулся в какую-то деревушку. Писатель рванул тужа. В той деревушке уцелел лишь один дом – бывший сельсовет. Симонов потом зафиксировал свою первую встречу с Голиковым. Он писал:
«Около этого дома, красный от мороза, злой, в сбитой на-бок шапке и незастёгнутом полушубке, стояли командующий армией генерал Голиков и разносил какого-то командира, который спрашивал, куда ему вести роту, где его полк.
– В Богородицке ваш полк, – кричал генерал. – В Богородицке.
– А куда же идти? – спрашивал командир.
– А вот зарево. Там бой идёт. Туда и идите.
– А по какой дороге?
– Ни по какой, – уже совершенно разъярённый кричал Голиков, – а просто идите на зарево и дойдёте. Бой там идёт, поняли?
И люди уходили куда-то в метель, по направлению к зареву» (РГАЛИ, ф. 1814, оп. 9, д. 224, лл. 8–9).
Спустя двадцать с лишним лет Голиков и Симонов вспомнили ту первую свою встречу и обменялись письмами. 26 февраля 1964 года писатель сообщил военачальнику:
«Ваш адъютант сказал мне, что Вы заинтересовались записями из моего дневника, связанными с наступлением руководимой Вами Десятой армии в декабре сорок первого года под Москвой. Я нашёл эти записи и с удовольствием посылаю их Вам <…> Я со своей стороны хорошо запомнил тогдашние короткие встречи с Вами, потому что они произвели тогда на меня большое впечатление <…> Короткое, но врезавшееся мне в память пребывание в Десятой армии подтолкнуло меня много лет спустя на то, чтобы написать некоторые страницы романа <«Живые и мёртвые»> именно так, как я их написал. Если сравнить те строчки из дневника, которые я Вам посылаю, с некоторыми страницами последней части романа, да, пожалуй, и с некоторыми кадрами фильма «Живые и мёртвые», который сейчас вышел, то нетрудно убедиться в источнике» (РГАЛИ, ф.1814, оп.9, д.224, л.4).
Как командующий 10-й армией Голиков в декабре 1941 года подчинялся прежде всего Георгию Жукову. Но отношения у двух генералов ещё тогда не заладились. А почему? Жуков считал Голикова причастным к гонениям на него в 1938 году. А Голикову претили некоторые методы работы Жукова.
Первый обмен «любезностями» между двумя военачальниками произошли в феврале 1942 года. Голиков, покидая в связи с переводом на Калининский фронт свою 10-ю армию, перед отъездом дал Жукову понять, в чём тот был неправ.
«Я сказал ему [Жукову], – признался Голиков потом в письме Сталину, – о неправильности его методов руководства 10 армией и мною лично; методов, включающих как систему грубость, оскорбительные намёки» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 98).
А в ответ Голиков выслушал от Жукова старые обиды, копившиеся у военачальника ещё с 1938 года.
На Калининском фронте Голиков принял 4-ю армию. Его новым прямым начальником стал Иван Конев. Но уже через два месяца он получил повышение.
2 апреля 1942 года Ставка назначила Голикова командующим Брянским фронтом. Перед ним Москва поставила несколько задач, в том числе не просто удержать Воронеж, но и готовить наступление в направлении Орла. Но разведка обратила внимание Голикова на активность немцев в этом районе. Генерал дал Москве понять, что резко возрастала угроза Воронежу. Но его не послушали. Немцы же 28 июня бросили в наступление свою 4-ю танковую армию. А утром 6 июля немцы начали штурм Воронежа, захватив к вечеру почти всю правобережную часть города.
На фоне наших неудач Ставка 7 июля создала Воронежский фронт. Командовать им был назначен Голиков. Генералу приказали отбить у немцев захваченную часть Воронежа. Но сходу выполнить эту задачу оказалось невозможным. Москва во всём обвинила Голикова и вместо него прислала на Воронежский фронт Ватутина.
Однако совсем до опалы Голикова дело не дошло. В это время завершалось формирование 1-й гвардейской армии. Ей предстояло перекрыть немцам подступы к Сталинграду со стороны Дона. 9 августа эту армию Ставка включила в состав Юго-Восточного фронта. А Голиков был назначен её первым командующим.
В роли командарма генерал пробыл всего месяц. Уже в сентябре 1942 года его повысили и утвердили заместителем командующего Сталинградским фронтом Андрея Ерёменко. Он потом похвастался Сталину:
«По Сталинградскому фронту, несмотря на все старания т. Ерёменко дискредитировать и унизить меня в Ваших глазах, я горжусь тем, что мне удалось принять руководящее участие в решающих боях оборонительного периода. Я непосредственно возглавлял с ВПУ одновременное командование армиями Шумилова (64) и Толбухина (57), а затем бои 62 А<рмии> (при Лопатине и Чуйкове)» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 92).
Голиков не случайно в письме Сталину упомянул Ерёменко. Отношения с этим военачальником у него сразу не сложились. Тот не скрывал презрения к бывшему руководителю ГРУ. Полтора месяца Голиков, по сути, был в роли разъездного генерала без полномочий, «путешествовавшего» по штабам и частям 57-й, 62-й и 64-й армий.
«Тов. Ерёменко, – пожаловался Голиков Сталину 21 сентября 1942 года, – с первых же дней держит меня в удалении, в полном отрыве от общей работы фронта и в изоляции от работы руководящего и рабочего аппарата фронтового управления. Я ни разу не участвовал ни в каком обсуждении и решении общефронтовых вопросов» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 127, л. 9).
С учётом всего этого Голиков слёзно попросил Сталина отозвать его из-под подчинения Ерёменко. Вождь пошёл ему навстречу и вскоре перевёл генерала на Северо-Западный фронт. Но потом он вернул военачальника в Москву. 16 октября 1942 года Голиков во второй раз стал начальником Главного разведуправления. Впрочем, на этот раз в разведке он не задержался. Уже через шесть дней Ставка повторно назначила его командующим Воронежским фронтом.
Поначалу Голикову крупно везло. В начале 1943 года его войска успешно провели Острогожско-Россоманскую операцию и захватили свыше 86 тысяч пленных. Затем части Воронежского фронта удачно осуществуили Воронежско-Касторненскую операцию. Этот успех они развили в Харьковской наступательной операции и освободили Харьков.
Позднее Голиков доложил Сталину:
«Командование Воронежским фронтом – лучший этап моей боевой работы. Прежде всего это успешное участие во втором этапе Сталинградского сражения. Затем самостоятельное полуторомесячное зимнее наступление фронта, явившееся логическим развитием стратегического плана Верховного Главнокомандования после завершения Сталинградского сражения. И главное дело не в том, кто командовал Воронежским фронтом в этом наступлении (хотя эта часть волей Ставки была возложена на меня), а в том, что наступление Воронежского фронта по достигнутым результатам поистине составляет ценнейший капитал всей нашей Красной Армии в Отечественной войне. Что оно является одной из наиболее ярких героических и выдающихся страниц войны. Что оно является неотъемлемым олицетворением победоносной стратегии Верховного Главнокомандования в Отечественной войне. Я уверен, что в сопоставлении даже с рядом других важнейших сражений этой войны оно будет признано Ставкой сражением, в котором Воронежский фронт, действуя с минимальными силами, не только овладел огромной территорией и многими важнейшими жизненными пунктами страны (при этом в кратчайший срок), но – и это главное – окружил и ФИЗИЧЕСКИ УНИЧТОЖИЛ все противостоящие ему по Дону живые силы объединённый армий врага в количестве 26 дивизий. Они отнюдь не собирались сдаваться; наоборот они яростно сопротивлялись, попавши в окружение; дрались и вырывались, но фронт не позволил им уйти из-под ударов и вырваться из окружения. Выражением этого и является то, что:
1) Воронежский фронт в итоге этого наступления взял, примерно, 150 тысяч в плен с колоссальными трофеями;
2) и что враг смог создать совершенно новый фронт (за счёт новых сил) лишь на 350–400 км. западнее своего уничтоженного фронта на Дону.
Таким образом Воронежский фронт осуществил в своём наступлении самые трудные задачи в боевом искусстве – задачи окружения и уничтожения крупных живых сил врага.
Героическая оборона Воронежского фронта против контрудара вновь созданной немецкой танковой армии, так легко (благодаря неправильного ведения операции т. Ватутиным) вышедшей нам глубоко во фланг юго-восточнее Харькова, и против свежей армейской группы «Кемпф», не опозорила ни Красной Армии, ни фронта. Воронежский фронт обескровил наступающих, в тяжелейших условиях сохранил своё ЕДИНСТВО и с подошедшими резервами Ставки более чем на 3 месяца стабилизировал фронт, сохранив «Курский выступ» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 93).
Однако закрепить успехи Голикову не получилось. В марте 1943 года немцы в зоне его ответственности пробили брешь. Военачальник растерялся. И Кремль вынужден был передать управление войсками Жукову, а Голикова отозвать в Москву.
Впрочем, без дела он оставался недолго. В марте 1943 года Госкомитет обороны постановил:
«Назначить генерал-полковника т. Голикова Ф.И. заместителем народного комиссара обороны по кадрам и начальником Главного управления кадров НКО» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 68).
Многие военачальники впоследствии были Голикову очень благодарны. Он при рассмотрении кадровых вопросов не рубил с плеча. Его предложения всегда носили взвешенный характер. Генерал знал, что опала некоторых его коллег несправедливо затянулась. Особенно он переживал за Дмитрия Козлова, лично снятого Сталиным за провалы летом 1942 года на Керченском полуострове. 24 марта 1943 года, рискуя навлечь на себя гнев вождя, Голиков тем не менее попросил вернуть боевого генерала на фронт и доверить ему 37-ю армию. Правда, в Кремле к его мнению тогда не прислушались.
Кстати, сам Голиков тоже очень рвался на передовую. 4 февраля 1944 года он попросил Сталина поручить ему руководство планировавшейся Полесской наступательной операцией.
«Самое большее к чему я стремлюсь сейчас, – написал он вождю, – получить такую командную работу на активном фронте, чтобы быть в непосредственном подчинении Ставки Верховного Главнокомандования. Это было бы возможно сделать согласно вносимого мною предложения о создании Полесской (или Центральной) армейской группы (если я с этим предложением не опоздал, что не исключено, так как я шестой день болею)» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 10, л. 99).
Но Сталин руководство Полесской операцией поручил командующему 2-м Белорусским фронтом Павлу Курочкину. Однако тот с поставленной задачей не справился и до конца так и не уничтожил немецкую группировку в Ковеле.
В войска военачальник вернулся лишь через пять лет после Победы. 16 сентября 1950 года. Политбюро постановило утвердить:
«а) Генерал-полковника Голикова Ф.И. – командующим войсками Отдельной механизированной армии, освободив его от должности начальника Главного управления кадров Советской армии» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 137, л. 1).
Но надо ли это было воспринимать понижением? Вряд ли. Напомню: эта армия дислоцировалась на территории Румынии. В неё на момент назначения Голикова входили две механизированные дивизии и одна авиадивизия. Общая численность войск составляла 32 тысячи человек. То есть данная армия представляла серьёзную силу. Но румынские власти относились к нашему военному присутствию, как бы помягче сказать, не совсем благожелательно. Некоторые румынские политики не скрывали, что хотели бы выдавить нас. Поэтому Москва, когда отправляла Голикова в Бухарест, очень большие надежды возлагала не только на его военные, но и на дипломатические способности.
В Москву военачальник вернулся лишь весной 1956 года, но не на первые позиции: его назначили лишь начальником Военной академии бронетанковых войск.
Всё изменилось в конце 1957 год. Накануне Кремль снял с должности министра обороны Жукова. Официально объяснялось это тем, что главный военачальник игнорировал политорганы. Соответственно возникла необходимость усилить Главное политуправление армии. 31 декабря 1957 года Президиум ЦК КПСС постановил:
«3. Утвердить т. Голикова Ф.И. начальником Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота, освободив его от обязанностей начальника Военной академии бронетанковых войск» (РГАНИ, ф. 3, оп. 50, д. 15, л. 162).
Почему Хрущёв остановил свой выбор на Голикове? Вспомнил, с чего начиналось его восхождение: с должностей полкового корреспондента и военного агитатора? Возможно. Но решающую роль сыграли другие факторы. Безусловно, Хрущёв учёл давние неприязненные отношения Голикова с уволенным министром обороны Жуковым. В Голикове он увидел гарантию того, что в армию не вернётся культ Жукова. Не случайно вскоре Кремль присвоил новому начальнику Главного политуправления СА и ВМФ звание генерала армии, а весной 1961 года сделал его уже и маршалом Советского Союза.
Однако в 1962 году Хрущёв почему-то разочаровался в военачальнике. Причины его недовольства маршалом до сих пор неизвестны. Известен лишь результат: в мае 1962 года Политбюро перевело Голикова в ничего не значившую группу генеральных инспекторов Минобороны.
У маршала появилось много свободного времени. Он смог позволить себе совершить длительное путешествие из Москвы в Волгоград. Во время поездки военачальник часто отвлекался на письма родным и друзьям. А по возвращении домой кто-то из знакомых посоветовал ему объединить все письма с Волги в книгу.
Голикову эта идея понравилась. Но он захотел заручиться поддержкой авторитетных художников и отправил свои волжские письма Симонову. И писателя эта рукопись смутила.
«Не советую Вам, – ответил Симонов 3 июля 1964 года, – публиковать эти письма, несмотря на присутствие в них обширного и занимательного познавательного материала» (РГАЛИ, ф. 1814, оп. 9, д. 224, л. 14).
Но, с другой стороны, Симонов одобрил намерения Голикова взяться за книгу о Московской битве в войну.
После прихода к власти Леонида Брежнева маршал решил, что пришло время рассказать о том, чем перед войной занималась наша разведка. Но поскольку все сведения на эту тему продолжали иметь сверхсекретные грифы, он стал искать поддержки своим новым идеям в Кремле. Однако в окружении нового генсека его планы не одобрили. Ему посоветовали сосредоточиться на воспоминаниях и битве за Москву в конце 1941 года.
Умер Голиков 29 июля 1980 года.
Оч-чень интересно!
Очень!
Спасибо!
Беда многих современных авторов в том, что они работают не с первоисточниками, а с Интернетом, аккуратно(или порою небрежно) подбирая чужие мысли для своей статьи или книги. Такое положение в настоящее время сплошь и рядом. Они пользуются трудом “пахарей”, которые трудятся в архивах, собирая по крупицам материалы для статьи или книги. Читая многие статьи В.В. Огрызко, понимаешь, что он является таким пахарем, открывая ранее неисследованные архивные материалы. Обидно то, что таких людей со временем забывают, активно используя при этом список добытых ими первоисточников. И все равно один из самых надежных путей современных писателей – это работа в архивах с новыми материалами. Спасибо автору.
Присоединяюсь к сказанному Анатолием Головкиным.
Всё именно так.
Спасибо Вячеславу Вячеславовичу!