Обречён быть легендой
Рубрика в газете: Кумиры юности, № 2020 / 31, 27.08.2020, автор: Александр ДОЛГОВ
Исполнилось ровно 30 лет со дня гибели Виктора Цоя – символа эпохи, чьи светло-печальные песни понятны каждому, кто вырос в России. Мы не могли обойти вниманием легенду русского рока и поговорили с Александром Долговым, музыкальным журналистом и писателем, который попытался спасти Цоя от смерти на страницах одного из своих романов.
– Как известно, у каждого творца есть своя муза – вашей всегда была музыка. Расскажите, с каких групп и жанров началось ваше увлечение музыкой, когда это случилось? Как вы пришли к решению стать музыкальным журналистом?
– Да, действительно, рок-музыка всегда занимала большое место в моей жизни. Я, кстати, все свои тексты пишу под музыку. И роман «Спасти Цоя» дописывал, слушая на повторе последний альбом Бека (Beck Hansen), современного американского альтернативного музыканта. А если говорить о юношеских пристрастиях, то для меня всё началось в семнадцать лет, когда я впервые услышал новаторскую музыку британского трио Emerson, Lake and Palmer, перевернувшую все мои представления о современном звуке и ставшую для меня музыкальным откровением. До того я преимущественно слушал венгерские и польские рок-группы, пластинки которых порой выбрасывались в продажу в магазине «Мелодия» на Невском проспекте. Для меня и сегодня загадка, каким образом я смог тогда продраться сквозь дремучие дебри арт-рока, ведь музыка ELP была чрезвычайно сложной. Но, видимо, хотелось выделиться среди ровесников, предпочитавших слушать более традиционные глэм и хард-рок.
И если бы в то далёкое время кто-нибудь сказал, что мне суждено в будущем издавать рок-н-ролльный журнал, то я бы не поверил. Однако судьба распорядилась именно так. А получилось всё достаточно просто. Писать прозу начал ещё со школьной скамьи, но первые завершённые опусы появились только в середине 80-х, когда я перевёлся с Северного флота в родной Ленинград в Нахимовское училище. Я пытался куда-то пристроить свои рассказы, рассылая их по редакциям литературных журналов, но безуспешно, меня нигде не печатали. Это меня совершенно не устраивало, и тогда я решил попробовать свои силы в рок-журналистике, начал публиковаться в ведомственной газете «Советский моряк». Здесь дело пошло успешнее. Но поскольку меня безбожно резали и редактировали, подгоняя мой текст под стандарты официальной прессы, что меня постоянно злило (хотелось свободы творчества!), в какой-то момент я плюнул и решил организовать собственную рок-газету. С принятием закона «О средствах массовой информации» в 1990 году это стало возможно, в то время я уже завершал свою морскую службу. Лет через пять газета Rock Fuzz трансформировалась в глянцевый рок-журнал Fuzz, ставший вскоре ведущим российским рок-изданием. Интересно, что с началом журналистской эпопеи я совершенно забросил прозу, и даже более того – перестал интересоваться художественной литературой, читая одну лишь рок-периодику. Так продолжалось до прихода миллениума. Лишь после знакомства с моей будущей второй женой приоритеты поменялись – вновь стал читать художественную литературу, отдавая предпочтение прозе Набокова, Джойса, Кафки и Миллера (который Генри).
– Насколько я понимаю, до журналистской карьеры вы служили в качестве моряка-подводника. Что можете сказать о вашей службе, отразилась ли она на вашем творчестве?
– Я родился в семье морского офицера, и дальнейшая судьба была предопределена родителями ещё до моего рождения – только на флот, по стопам отца! В пятнадцать лет поступил в Нахимовское училище, через два года после его окончания поступил в Дзержинку (ВВМИОЛУ им. Дзержинского – прим. ред.) – кузницу кадров для атомного подводного флота. Через пять лет по распределению попал на Северный флот, в Гремиху, военно-морскую базу на Кольском полуострове, прозванную в народе «краем летающих собак» за сильные ветра, что дуют там круглый год. Очень суровый край… На атомной подлодке стратегического назначения я отслужил восемь лет, за плечами у меня – восемь дальних походов (так называемых «автономок»), и, если сосчитать все мои «автономки» и выходы в море, в общей сложности провёл под водой чистых два с половиной года.
Мой первый рассказ «Авария», естественно, был на флотскую тему – об аварии на подлодке и одновременно «аварии» в семейных отношениях главного героя капитан-лейтенанта Реутова – за который сегодня очень стыдно. Помнится, киевский прозаик Константин Игнатьевич Кудиевский, в прошлом тоже морской офицер, раскритиковал его в пух и прах. С той поры я больше не писал посвящений подводникам, видимо, мэтр отбил охоту, но отдельные вкрапления на флотскую тему встречаются в моей прозе до сих пор. Что касается службы на флоте, то она, бесспорно, меня закалила на всю жизнь, как и большинство моих товарищей.
– Вы написали настоящий фантастический роман про путешествия во времени. Этот сюжет очень напоминает работы культовых американских фантастов, например, Филипа Дика или Роберта Хайнлайна. Это они вдохновили Вас на написание нового романа?
– По поводу Филипа Дика ничего не могу сказать, но мимо культового романа Роберта Хайнлайна «Дверь в лето» я никак не мог пройти, эта книга в своё время произвела на меня огромное впечатление, и я намеренно обыграл прославленное творение американского фантаста в своей книге. Тема ведь одна: и там и здесь путешествия во времени! Напомню, что имя Хайнлайна на страницах романа «Спасти Цоя» всплывает во время закулисного разговора главного героя с Китом Эмерсоном неслучайно, поскольку общеизвестно, что великий британский клавишник являлся истинным почитателем творчества Роберта Хайнлайна. Ну, как об этом не написать?.. Ещё, если говорить о литературных влияниях, не могу не упомянуть совершенно феерический роман «Меж двух времён» написанный американским фантастом Джеком Финнеем. Вот это – книга так книга! Прежде всего знаменитая обилием интересных подробностей и фактов, касающихся быта и жизни Нью-Йорка последней четверти ХIХ века. И там описывается просто сногсшибательный, но одновременно и вполне правдоподобный способ перехода в другое время, плюс к этому ещё имеется детективная канва повествования. А какая любовная линия?! В общем, от этой книги не оторваться!
– Вот да, помимо Виктора Цоя, героем вашего романа стал знаменитый клавишник Кит Эмерсон, чьё имя хорошо знакомо старому поколению меломанов. Почему вы выбрали именно этого музыканта?
– Кит Эмерсон играет важную роль в повествовании, поскольку иллюстрирует музыкальные пристрастия важного персонажа – рижского друга главного героя, его ровесника по прозвищу Шульц. Он прибыл для спасения Цоя из семидесятых и, как достаточно продвинутый молодой человек, фанатеет от группы ELP, самой крутой рок-группы того времени. Ну и, кроме того, выписав образ Эмерсона, я отдал дань своим собственным юношеским увлечениям.
И вот какое синхроничное совпадение произошло в марте 2016 года… Уже точно зная, что Кит Эмерсон будет фигурировать на страницах романа, я попросил Алексея Вайнера, постоянного иллюстратора всех моих книг, отрисовать портрет Эмерсона для моего авторского сайта, чтобы анонсировать будущего героя книги. Стал искать в интернете нужные фотографии и с ужасом обнаружил горячую новость о том, что накануне ночью, по-моему это было 10 марта, Кит застрелился в своём доме в Санта-Монике. Перед большими гастролями в Японии снова начались проблемы с правой рукой, уже раз прооперированной, играть как раньше он не мог, смириться с этим – тоже, потому и покончил жизнь самоубийством… После такого известия не написать о кумире юности я просто не мог.
– Как вы относитесь к современной западной и российской фантастике? Есть ли у вас любимые авторы, следите за актуальными тенденциями в жанре?
– Пожалуй, тут я вас разочарую. Я не слежу за новинками и актуальными тенденциями в жанре фантастики. Более того не считаю себя писателем-фантастом, скорее уж я – автор приключенческой прозы, во всяком случае роман «Спасти Цоя» лично для меня в большей степени приключенческий роман, нежели фантастический. Чистая фантастика всё-таки – не моя стезя. Просто так вышло – в какой-то момент мне захотелось попробовать свои силы в новом жанре и написать необычный роман о путешествиях во времени, который бы запомнился читателю.
– Читая вашу книгу, очень часто видишь не описание событий от лица героя, а их пересказ. Это умышленный ход или элемент вашего авторского стиля?
– Как-то не задумывался об этом раньше, но попробуем разобраться. Повествование ведётся от имени главного персонажа романа, герой постоянно находится в доверительном диалоге с воображаемым читателем, отсюда и свободный пересказ событий, с характерной для него манерой изложения. Более того, его рассказ – воспоминание, где он волен к чему-то возвращаться, припоминать или расставлять акценты по своему усмотрению. И герой становится ближе читателю, позволяя идентифицировать себя с героем, даёт возможность лучше почувствовать его, сопереживать. И, как мне думается, повествование в этом случае становится достовернее. Но порой герою приходится рассказывать и о событиях, происшедших с Шульцем (напарником главного героя), поведанные со слов его друга – тут без пересказа не обойтись. Так что в романе есть место умышленному, изначально заданному ходу, что отвечает и авторскому стилю.
– Как вы думаете, почему именно Цой стал символом своей эпохи и «голосом народа», а не, скажем, Александр Башлачёв или Вячеслав Бутусов?
– Следует заметить, что Александр Башлачёв при жизни был известен довольно узкому кругу слушателей, и более широкая известность к нему пришла, к сожалению, уже после смерти. Вячеслав Бутусов жив-здоров и по-прежнему творит, слава богу; он, конечно, всенародно любимый рок-исполнитель, но эта любовь не соизмерима с той, которая досталась Виктору Цою. Цой и вправду жив до сих пор. Жив прежде всего в нашей памяти и сердцах, в своих песнях, которые по-прежнему на слуху, как и тридцать лет тому назад… Почему так? Потому что он ушёл от нас на пике своей славы и на сломе двух эпох, подобное не скоро забудешь. Тот рекорд, который группа «Кино» поставила 24 июня 1990 года своим выступлением на стадионе «Лужники», собрав там семьдесят тысяч зрителей – абсолютный рекорд, до сих пор не побитый никем из российских рок-музыкантов. Поэтому Виктор как был номером один на отечественной рок-сцене, так им и остался. Хотя прошло уже тридцать лет. Думаю, останется и через пятьдесят.
– Можно ли назвать Виктора Цоя «советским Джимом Моррисоном»? Много ли между ними общего?
– Можно. Общее есть. В том смысле, что их песенное творчество, проверенное временем, остаётся востребованным до сих пор. Правда, личность Моррисона в истории мировой рок-музыки значительно масштабнее.
Похожестей у них достаточно. Оба ушли молодыми, оба были лидерами в рок-группе, писали тексты и пели песни. Оба стали легендами после смерти. И у обоих есть культ поклонения. Но на этом, впрочем, сходство и заканчивается. И, кстати, Цой (по воспоминаниям его близкого друга Игоря Покровского) не был в юности увлечён психоделическим творчеством The Doors, предпочитая слушать более весёлую британскую рок-музыку.
Лично я – раз уже у нас зашёл такой разговор – скорее бы провёл параллель между Цоем и Куртом Кобейном. Надо, правда, учесть, что Цой ни разу в своей жизни не слышал группы Nirvana, просто не успел познакомиться с её музыкой, поскольку мировая слава к выдающейся рок-группе из Сиэтла пришла через год после смерти Виктора, когда у группы Nirvana вышел второй альбом. Но это не так важно, главное, что они оба стали Последними героями рока. Кобейн – для Запада, а Цой – для всего постсоветского пространства.
– Повлияла ли как-нибудь Джоанна Стингрей на советский рок? Про неё ходит столько слухов…
– Бесспорно, повлияла. И прежде всего на ленинградский рок. Дело в том, что спродюсированная и выпущенная Джоанной Стингрей в Америке пластинка «Красная волна» с записями полуподпольных групп ленинградского рок-клуба стала катализатором очень важного процесса – официального признания заслуг самодеятельных рок-н-ролльщиков советскими чиновниками от культуры. Конечно, поначалу из-за выпуска этой пластинки у нас разразился грандиозный скандал, но когда страсти поутихли, было решено дать возможность новым рок-героям громогласно высказаться, и они вышли на стадионы, а всесоюзная фирма грамзаписи «Мелодия» стала выпускать их пластинки миллионными тиражами. Словом, процесс пошёл.
– Вы эпизодически появляетесь на страницах собственного романа в качестве полноценного персонажа. Так часто делают современные западные писатели: например, Пол Остёр, который даже в выдуманных историях выводит себя в качестве эпизодического персонажа. Вы можете назвать себя приверженцем западной литературной традиции?
– Про литературные эксперименты Пола Остера не слышал, спасибо за информацию – надо бы почитать. Но подобный приём, когда автор залезает в шкуру литературного персонажа, в западной прозе не нов. В памяти сразу всплывают разные имена – и Стивена Кинга, и Филипа Рота – да много кто ещё занимался подобными опытами… Помню, желторотым юнцом читал роман «Бойня № 5» Курта Воннегута и очень впечатлился эпизодом, в котором описывался сортир, набитый американцами, в числе которых оказался и сам автор, поделившийся с читателем впечатлениями от того посещения; пожалуй, это был первый случай, когда я столкнулся с примером подобного перевоплощения автора в одного из эпизодических персонажей. Приём мне понравился, и я взял его на вооружение. В романе «Спасти Цоя» мой литературный тёзка больше присутствует для отвода глаз, главная его функция – отправить в нужную командировку главного героя, остальное не так уж и важно. А вот в другом моём романе – «Меломан» – литературный тёзка Александр Долгов уже полноправный персонаж, поскольку в сюжет романа вплетена реальная история журнала Fuzz. Она, конечно, мифологизированная, поскольку рассказана главным героем, человеком со стороны, лично не творящим журнальную историю, но пристально наблюдающим за нею на правах автора-фрилансера.
– Многие спорят о том, что такое «русский рок», существует ли он. Как бы вы его охарактеризовали, что это?
– Явление, бесспорно, существует. Надо сказать, что русский рок достаточно многолик. Там всегда правил бал Его величество текст, ну, за редким исключением. Золотые денёчки рока, конечно, остались в прошлом, конкретно – в восьмидесятых годах прошлого века. Но мне трудно сейчас говорить о теперешнем состоянии дел, поскольку с закрытием журнала Fuzz, случившимся 11 лет тому назад, закончились и мои отношения с русским роком. Я выпал из процесса, совершенно осознанно поменяв музыкальный процесс на литературный. У меня такое чувство, что рок в наше время медленно, но верно превращается в элитарный вид искусства, подобно которому во времена моей юности считался джаз. Рок сегодня явно не в моде, вот рэп – это совсем другое дело! Но я к нему равнодушен.
– Существует давнее соперничество между «московским» и «питерским» роком. Вы на чьей стороне?
– Точно на нейтральной. Сейчас поясню. Когда готовился к выпуску первый номер газеты Rock Fuzz и разрабатывалась концепция будущего издания, изначально за основу брался самый широкий и объективный охват всех событий, происходящих в нашей рок-культуре на необъятных просторах родного Отечества – не только Ленинграда и Москвы, но и других городов. И чтобы не было никакой вкусовщины! Такой прагматичный подход, кстати, выгодно отличал нас от конкурентов – московских и ленинградских, зацикленных исключительно на делах своих рок-тусовок. Мне, кстати, многие московские рок-группы были по сердцу – до сих пор с удовольствием слушаю «Звуки Му», люблю «Браво»…
– Умер ли русский рок? Или, наоборот, формируется новое поколение молодых музыкантов, которые продолжат дело Виктора Цоя и Анатолия Крупнова?
– Шут его знает. Надо у БГ об этом спросить. А насчёт продолжателей дела, начатого когда-то самодеятельными ленинградскими рок-музыкантами, могу сообщить следующее… Я как раз на днях общался с другом Виктора Цоя Игорем Покровским по прозвищу «Пиночет», и он поведал мне, что в Петербурге зарегистрировано – правда, непонятно где и в каком реестре – около трёх тысяч самодеятельных рок-групп. Так что играют парни, играют…
– Расскажите о ваших творческих планах. Какие романы планируете написать, про каких музыкантов?
– Сначала расскажу о своём зависшем романе «Меломан», который уже мной упоминался выше. Он должен был выйти в петербургской «Амфоре» пять лет тому назад, да так и не вышел по причине банкротства издательства. В «Меломане» в романном ключе отражена история русского рока, фрагментарно, но вполне достоверно с обилием реальных и очень интересных фактов. В качестве героев второго плана, создающих соответствующие декорации описанных мной десятилетий, выступают известные рок-музыканты – Юрий Шевчук (олицетворяет собой восьмидесятые), Сергей «Чиж» Чиграков (девяностые), Лёха Никонов, лидер панк-группы «Последние танки в Париже» (нулевые) и некоторые другие. Главный герой – бывший офицер – подводник, перекочевавший на страницы этого романа из моего первого рассказа «Авария», действует в очень непростых обстоятельствах (сюжет пересказывать не буду). Линии его жизни присущи крутые виражи: доверяющий чувствам, он способен по наитию следовать преподносимому судьбой, оттого и роман о нём – не плавная цепь событий, а фрагменты, вырванные из разных периодов, касающиеся разных сторон бытия. Так вот, мне хотелось бы написать продолжение, отразив в нём события семидесятых, шестидесятых и пятидесятых годов – ведь мой герой рождён как раз в середине ХХ века, как Майк Науменко или Борис Гребенщиков.
– Если бы вам предложили написать роман о современном русском музыканте, кого бы вы выбрали – может, Сергея Шнурова или Монеточку?
– Для того, чтобы взяться за какую-то тему, меня прежде всего должно что-то разбудить, должен произойти какой-то толчок, побудительный мотив, связанный с необычным событием или происшествием, отложившимся в память… А кто такая Монеточка, уж простите, я вовсе не в курсе, так что скорее выбор пал бы на Шнурова, творчество которого знаю, да и с самим Серёгой знаком. Но надо иметь в виду, что я на заказ никогда не писал, хотя предложения поступали. Это моя принципиальная позиция.
– Для меня стало открытием, что у Цоя есть не только проверенные временем хиты, но и не менее прекрасные песни, которые не особо на слуху – например, «Саша» или «Ты обвела меня вокруг пальца». Можете назвать ещё несколько таких забытых шедевров?
– Не знаю, как насчёт нескольких, но одну точно назову. Это песня «На кухне» с первого альбома группы «Кино». Альбом «45» я впервые услышал через год после его записи в студии Андрея Тропилло, то есть в 83-м году. Дело было летом, когда после очередной «автономки» я, как обычно, ушёл в законный трёхмесячный отпуск и приехал домой в Ленинград, тогда ко мне и попала магнитофонная плёнка – не весть откуда на меня свалившийся дебютный альбом свежеиспечённой группы «Кино». На фоне рафинированного американского джаз-рока, который в то время я интенсивно слушал, минимализм раннего «Кино» обескураживал, но на самодеятельность точно не был похож. Правда, мне удалось оценить по достоинству только последнюю песню (на коробке от магнитной плёнки не было списка песен, только название группы и альбома, намного позже я узнал, что она называется «На кухне»). Песня меня тронула атмосферой безысходной тоски, очень характерной для всего альбома «45», созвучной духу маленького северного гарнизона, где я служил и куда так не хотелось возвращаться после отпуска.
– Какие книги сейчас читаете? Удалось что-то изучить во время пандемии?
– Да, читать я люблю, стараюсь читать много – и художественную прозу, и документальную мемуаристику, и специальную историческую литературу, но во время пандемии у меня свободного времени оказалось очень мало. Удалось прочесть всего лишь две: сборник восхитительных рассказов Василия Шукшина и антирасистский роман «Рэгтайм» американского писателя Эдгара Доктороу, к прозе которого обратился, пересмотрев старый одноимённый фильм Милоша Формана. Почему не было времени? Во-первых, из-за дистанционного обучения детей (у меня – два школьника), приходилось заниматься с утра до вечера… Кто прошёл через это испытание нынешней весной, меня поймёт. Во-вторых, надо было выполнить срочную работу: рижские разработчики компьютерных игр попросили написать сценарий для игры по мотивам моих книг, посвящённых Цою. Речь шла о создании нелинейного квеста, имеющего три альтернативные концовки. Игра, как и роман, называется «Спасти Цоя» и должна быть создана до конца текущего года. И пусть, закончив роман (над ним я плотно работал последние четыре года), мне не удалось полноценно отдохнуть и насладиться хорошей литературой, зато попробовал себя в новом деле!
Беседу вёл Александр РЯЗАНЦЕВ
С большим интересом читаю книги Александра Владимировича о Викторе Цое и об отечественном роке!
А как быть тем, которые не хмелеют от помоев?