Один Охлобыстин – хорошо, а сто двадцать четыре – лучше
Рубрика в газете: Всегда онлайн, № 2019 / 15, 19.04.2019, автор: Иван ОХЛОБЫСТИН
Иван Охлобыстин рассказал корреспонденту «ЛР» о новой книге, о том, кто заплатил ему за шутку про Зеленского, о часах, подаренных президентом, а ещё – о своей писательской «кухне», о том, почему он любит сказки и за что он благодарен своим «фейкам».
– Говорят, все мы родом из детства. И, наверное, человек творческий как никто другой помнит это. В одном из интервью вы рассказали, что в четвёртом классе учились неважно, и в какой-то момент папа заставил вас съесть учебник русского языка – и таким образом радикально решил проблему – оценки стали замечательные. Это, наверное, своеобразная шутка, метафора. Но развивая этот образ, спрошу так: как формировался ваш литературный вкус? Помните первую книгу, которую «проглотили» целиком?
– Что касается этой истории с учебником, это не шутка. Это «журналистский диктат». Одна милая барышня, журналистка столичного издания, брала у меня интервью, и среди прочих был вопрос, который начинался со слов «как известно, ваш отец…» Очень мне нравится эта приставка – «как известно». Кому известно? Когда известно? Так вот, она и поведала мне эту историю. Я был шокирован, конечно. Надо знать моего отца – это был рафинированный интеллигент, и, хотя он прошёл три войны в качестве военврача и ничего не боялся, – в нём было невозможно заподозрить какие-то садистские наклонности. Но барышня была столь настойчива, что я не дерзнул возражать, ушёл мягко от ответа, рассказал о детстве. Прошло какое-то время и не менее импозантная барышня – в другом интервью – повторила этот вопрос. И я в какой-то момент сдался: так и гуляет эта история по интернету…
– История – фейк, короче говоря.
– Совершенно точно. А что касается книг, которые я читал в детстве… Знаете, я записался в библиотеку очень рано. Рядом с нашей деревней, мы тогда жили под Малоярославцем, находился пансионат для реабилитации сердечников. Там дедушки, бабушки ходили, играли в кольца в парке, играл слепой баянист дядя Миша… И среди прочего там был ещё в сталинские времена отстроенный клуб. Сейчас, конечно, там всё не так, как раньше: и женщины с вёслами упали, и Ленину голову отпилили. А тогда – в этом клубе располагалась обширная библиотека, которую в своё время ещё мой отец пополнял. И незадолго до принятия меня в пионеры я пошёл и записался в эту библиотеку. Первая моя книга – сборник восточных сказок. Принц скачет к башне и всё такое… Единственное: она очень быстро закончилась – мне это не понравилось, и следующую книгу я взял потолще. Это был какой-то невообразимо огромный роман Александра Алтаева. Так я его и не дочитал, – то ли не по возрасту оказалась, то ли не хотел, чтобы заканчивалась. Потом была приключенческая литература: «Три мушкетёра», «Виконт де Бражелон», «Отверженные»… Серьёзная литература для меня открылась «Дон Кихотом». Папа подарил мне двухтомник, без редакции, уникальное издание. Потом, до армии – институт, было много, как сейчас говорят, «нон-фикшн» литературы. Хотя, в то же время – Северянин, Мандельштам. И тогда же – «Мастер и Маргарита». Папа дал мне её в отфотографированном виде. Это выглядело, как проект космического корабля, сшитого с помощью гигантского дырокола. Помню, я заперся почему-то в ванной, хотя меня никто не преследовал: мне хотелось особого интима, что ли. Начал читать, погрузился и утонул буквально… В армии читать было некогда, а потом – прямо-таки целая волна литературы накрыла меня. И плохая, и хорошая, и противоречивая – и Григорий Климов, и Маркес, и Лорка, и Гюнтер Грасс, и Борхес… Всё вместе. Вот Маркес тогда перевернул мировоззрение.
– А Джойс? «Улисс» в заглавии вашей книги – не просто так же. Любите Джойса?
– Нет, Джойс мне не нравится. Я прекрасно понимаю, почему его избрали «венцом» постмодерна. Он был ярко-выраженный: склонность к «литературной интровертности», поток сознания. Сейчас выражение «поток сознания» приобрело негативный оттенок, – людям не очень понятно, когда герой ходит и на пятистах страницах страдает, что ему рога баба наставила – вот такие рефлексии. Но тогда – это было целое направление… Но мне это не близко…
– То есть название никак не отсылает к Джойсу, а взято как бы из первоисточника?
– Конечно, это латинский эквивалент Одиссея.
– Но почему тогда не «Одиссей»?
– Одиссей – это более материальное воплощение, это движение, динамика, описательный момент. Это «экстравертная» литература. А «Улисс» предполагает второе понимание образа – возвращение к себе. В моём романе так и происходит – герой возвращается к себе – понимая, что любовь ходила на расстоянии вытянутой руки всё это время, всю его сознательную жизнь. Есть ситуации в жизни, – мы их мало обсуждаем, к сожалению, – но они, пожалуй, единственное, если не брать какие-то более высокие, религиозные темы, требующие обсуждения. Нет ничего серьёзнее продолжения рода. А до этого «химиобиологического проекта» есть эстетическая составляющая. Взаимоотношения мужчины и женщины, извечный вопрос счастья. Сюда вплетаются тысячи историй, как правило, несчастливой первой любви, которая оставляет первые шрамы на сердце.
– Кстати, о первой любви. Что было вашей первой любовью: литература, театр, кино?
– Наверное, всё-таки литература – моя первая любовь. Первая дверь в неведомое. Это уже позже, в 8 классе, когда я прыгал в пруд с кувшинками и выбирал себе профессию, я понял, что если стать волшебником – невозможно, можно быть хотя бы режиссёром. Через два года я поступил во ВГИК…
– Иван Иванович, теперь вы больше известны как актёр и сценарист. Кстати говоря, у вас больше написано сценариев, нежели прозаических книг. И даже «Улисс», насколько я знаю, первоначально был сценарием – текст сохранил многое от этой формы – динамику, диалоги… Почему отказались от идеи снять фильм, почему издали книгу?
– В этом нет никакой интриги. Чисто технический момент… Понимаете, я периодически оглядываюсь: чего мне не хватает? Иногда не хватает такого вестерн-боевика, как «Соловей-разбойник», иногда фантасмагории в стиле «Бегущей по волнам», иногда в недостатке безумства и радость Стругацких а-ля «Понедельник…». И в зависимости от того, чего мне не хватает, рождается тот или иной сюжет. Мы всегда пишем те книги, которые хотели бы прочесть сами. И здесь точно так же. В какой-то момент я подумал: «Что бы я хотел прочитать сейчас?»
– И всё-таки: прочитать или посмотреть?
– Изначально: посмотреть, вы правы. Оглянулся: чего нет на рынке. Есть много военных картин, потому что от бандитских устали, а стрелять надо. А вот чего-то такого, как «Мужчина и женщина» Клода Лелуша, как «Три тополя на Плющихе» или, скажем, «Округ Мейсон» – этого нет. И при этом гигантское совершенно количество несчастливых людей вокруг. Любовь – это всегда чудо.
– Но на каждом углу не продают же часы «Улисс»… (в романе И.Охлобыстина любовная история закручена вокруг таинственного артефакта – древних часов. – Прим. ЛР)
– Да, но, тем не менее, я решил сделать так. Написать сценарий, чтобы дело происходило на дачном участке, в период самой последней осени. Ржавое золото, по лужам – кромка льда. На дачных участках – никого. Получалась атмосфера инопланетная абсолютно – отдельная цивилизация. Романтика! И мне захотелось тоскливой баллады о двух людях, которые могли бы быть счастливы, если бы Господь пересёк их пути, но этого не случилось. При этом они всегда были где-то рядом. Я написал сценарий и отложил его. Позже я понял, что это самый скучный сценарий на свете. Ничего нельзя было добавить в эти отношения. Они получались вульгарными. И месяца через два я ввёл фантастическую составляющую, и только она дала второй шанс сценарию. «Квантовость» какая-то появилась, неоднозначность, стало интересно…
– Элементы фентези появились только, чтобы оживить текст?
– Оживить историю саму, потому что изначально она была мёртвая. Параллельно эти два человека существовали. Как тени. Знаете, обычно фентези всё упрощает, превращает героев в тени, а здесь – наоборот.
– Но, вообще, вам очень близка тематика фентези. Многие ваши книги, сценарии написаны именно в этом жанре…
– Да, у меня всегда где-нибудь, но обязательно – сказка, обыкновенное чудо, знаете ли. Если я всё-таки как писатель усовершенствуюсь, добьюсь своими трудами каких-то успехов, я пойду в сказочники.
– Сюжет, когда герой попадает в прошлое или в параллельную реальность – «попаданцы» так называемые, – не слишком ли банально?
– Ой, да это – «пп», «попаданцы». Но, позвольте, в литературе все темы избитые. Поэтому я и назвал книгу «Улисс». Это один из вечных сюжетов – возвращение к себе. Ещё Борхес, кажется, сформулировал четыре главных сюжета. Какую тему ни бери – она была. При этом, конечно, такого конкретно сюжета, как я написал, в этой интерпретации, – не было. А одиноких людей – тьма. Другой вопрос, понравится читателю или нет. Сам я объективно оценить не могу, сами понимаете…
– Вот как раз хотел спросить: какова доля личного в романе? Писатель же всегда пишет с опорой на свою биографию. И такие моменты есть в романе: байкеры те же самые… (И.Охлобыстин дружит с мотоклубом «Ночные волки». – Прим. ЛР) Например, образ отца главного героя – насколько он напоминает вашего?
– Разумеется, он недостоверен. Но какие-то элементы присутствуют, да. Отец был способен на парадокс… Не такой, как в романе, но всё же. Вы правы, мы не можем придумать ничего нового, мы всё извлекаем из уже существующего в нас. Интерпретируем это…
– Расскажите об этой «кухне». Как это происходит?
– Онлайн. Всегда онлайн. И всегда по-разному.
– Всегда иначе?
– Я не знаю, есть ли писатели, которые вот так вот, как в фильмах, садятся и расписывают сюжетный план. У меня всё по-другому. Даже нелепо порой. Едешь на велике где-нибудь в районе Крылатского. Неожиданно: понимаешь. Есть мужчина и женщина, они случайно пересекаются на дачном участке, и понимают, что ещё полшажка, ещё один плюсик когда-то давно – и была бы самая счастливая судьба на свете. Но этого не произошло. Всё. Пришёл сюжет. А дальше начинаешь писать. Дальше начинается труд.
– Без какого-либо плана?
– Да.
– Много раз слышал, что жанровую литературу пишут по плану.
– Я не знаю. Я без плана пишу. Если он и появляется, то позже. Но логика появления тех или иных героев иррациональна. Хотя, конечно, я киношный человек, и понимаю, что можно сделать по законам жанра, что нельзя. То есть, в принципе, розовые слоны действительно могут сейчас летать – компьютерная графика позволит. Но вот я лично не стал бы включать в сценарий розовых слонов. При этом, я считаю, что очень даже неплохо, что и такое представлено в кино, в литературе. У нас всегда недооценивали фантастику. Сказку. По большому счёту, сказка – вершина литературы. Гениальных писателей, как грязи, а сказочников – человек пять.
– Сказки – нечто надличностное, коллективное. Может, поэтому?
– Надлитературное, я бы сказал. И мне это всегда было близко. Некоторые ситуации в моей жизни не объясняются простой логикой. Это сказка. Опишешь, как реальность, – никто не поверит. Вот почему у меня тяга к фантасмагории. Потому что я – русский человек. Я вырос в совершенно бескрайных полях, перемежаемых оврагами, с очень странными людьми, связанными очень странными взаимоотношениями, но – по-хорошему странными. Абсолютно включёнными в природу. Русский человек, например, верит, что деревья разговаривают. Я утрирую несколько, конечно. Но у нас и правда – хтоническое, природное мышление, природная мистика.
– Не буду спрашивать, верите ли вы, что деревья разговаривают, меня интересует несколько иное, но в чём-то схожее, – вы верите в те роли, которые играете?
– Не до болезненной фазы. Я внимательно выслушиваю режиссёра и говорю ему примерно следующее: «Главное, скажите, в каком месте мне глаза напучить». Шучу, конечно. Но примерно – так. Я же вгиковец, нас учили, что надо не себя реализовывать, а режиссёра, а если удастся чуть-чуть себя привнести – тоже хорошо, это и так волей-неволей происходит.
– Был в вашей кинобиографии фильм, совсем недавно, – неоднозначный, вызвал очень много критических отзывов, – «Временные трудности». Вы действительно поверили в эту историю? Вообще, вам понравился этот фильм?
– Да, я согласился в нём сыграть. В целом, он мне понравился. Мутная история, конечно. «Синергия» тогда давала деньги на съёмки. Жулики, конечно, все эти бизнес-тренеры. Так вот, один из известных людей Синергии – Цукерман. Его поставил на ноги отец, он сам был болен ДЦП. В своей квантовой простоте, это выглядело так. Цукерман рассказал эту историю – продюсеры впечатлены – сценарист её пересказал. Я сыграл в этом фильме. И, поначалу, у нас был полный успех. Это потом журналисты на «Кинотавре» начали говорить: «Что это такое? Это фашизм над ребёнком». И так далее.
– Говорили, что это вредный фильм. Что люди могут неправильно понять «месседж» или, более того, он изначально – безнравственный. Вы так не считаете?
– Я просто посвятил много времени самосовершенствованию в боевых искусствах, и мне по морде били такое количество раз, что я честно говоря и запутался… Я знаю, что такое боль. И я знаю, на что можно идти, чтобы преодолев болевой порог, добиться чего-то. Как правило, все результаты в спорте – это преодоление болевого порога. Видимо, мне показался логичным этот сценарий. Но самое интересное. Когда нас обругали журналисты, Цукерман тут же, недаром – бизнес-консультант, не растерялся и говорит: «А я не так говорил. Я по-другому говорил. Там не было таких дикостей, там всё было мягче». Хотя есть документы, как он говорил. Короче говоря, он от своих слов стал отказываться. Потом – у нас опять успех: в Берлине получили какой-то приз. Все хвалят, всем всё нравится. Опять-таки появился бизнес-консультант Цукерман: «Вы меня в тот раз не правильно поняли, всё так и было, как в фильме».
Насчёт «месседжа» и то, как люди его воспринимают, вот вам пример. Моих детей готовит к ЕГЭ по русскому милая женщина. Мы давно её знаем, и по церковной линии дружим. Я знал, что у неё есть ребёнок, и Оксана (жена И. Охлобыстина – прим. ЛР) знала. Оказалось, не один, а двое. И второй – болен ДЦП достаточно давно. Так вот, она мне говорила, что любая баба, у которой есть ребёнок такой, на что угодно пойдёт, – на самое чудовищное, – лишь бы этот ребёнок встал на ноги. Этим всё сказано. А то, что ругают – ну это, знаете…
– То есть она – эта женщина – восприняла фильм положительно?
– Да. И вот это удивительно, что люди, которые, так или иначе сталкивались с ДЦП или сами страдали от этого заболевания, они хорошо понимают фильм. А люди, которые через это не проходили – возмущаются.
– Недавно была история, которую так же неоднозначно оценили люди. Даже строили какие-то конспирологические теории. Я, конечно, о ролике в поддержку Зеленского, который вы записали вместе с Пореченковым…
– Это славная шутка, прекрасная. Надо будет соглашаться в следующий раз, если будут спрашивать, брал ли я деньги. Причём буду рассказывать примерно в таком духе. Мы встретились тайно. Порошенко, Путин и я. В КГБ, вернее под зданием КГБ на Лубянке. И, значит, Порошенко-то в челночной сумке деньги привёз – ну дикий народ, что с них взять. Ну, а Путин просто бумагу выписал. Поручкались, и я бегом к Мише: «Тебе наличкой или на кредитку?»
– Насчёт денег не знаю, но однажды президент подарил вам часы. В прессе вы заявляли, что они вам не понравились. Почему?
– Я такого не говорил. Опять журналисты… Мне многое приписывают. Я однажды решил посмотреть, сколько у меня «фейковых» аккаунтов в соцсетях. Их 124 оказалось. И везде моя фотография. И всё, что я выкладываю, аккуратно дублируется. Но самое интересное, фейки отвечают за меня на вопросы, которые им всякие люди задают. И, знаете, мне эти «фейки» все понравились. Они всё правильно отвечали. Приличные люди, некоторые пишут гораздо лучше, чем я. Гораздо внятней, понятней, позиция какая-то. Я, бывает – эмоции возобладают – и глупость какую скажу. И я подумал: один Охлобыстин хорошо, но сто двадцать четыре – лучше.
– А в этом конкретном случае, с часами? Это фейк?
– С часами всё нормально. Мне всё понравилось – прекрасные золотые часы. Я кому-то из внуков потом подарю. Единственная награда, которую я от государства получил, всё остальное как-то мимо пролетело.
– Но президент угадал? Вы любите часы? Поэтому они – главный символ в романе?
– Да. Угадал. Но ему, наверное, кто-то подсказал из пиарщиков. Первые часы мне дедушка подарил. И тогда я задумался над часами как таковыми, над принципом. Тогда я ещё не изучал физику, тогда ещё не прочитал мудрёных книг, не знал, кто такой Гейзенберг. Никак не ориентировался в этих областях. Но сам факт, что есть механизм, который измеряет то, чего нет, меня очаровал. С тех пор, часы для меня – всегда артефакт.
– А какие лучше – механические или электронные?
– Они все прекрасны. У всех свой флёр. Мастера разные, фирмы. У всех своя легенда. Вот, есть, например, часы «Победа». Если их найти, можно купить шесть часов «Брегет» с репетиром по три миллиона за штуку. А кто носит часы «Победа» сейчас? Скорее всего какой-нибудь сторож, который работает в Кирове, охраняет автостоянку и знать не знает, что у него за артефакт тикает на руке. Скорее всего, выкинет их в ближайшие праздники, потому что ремень сгнил – и всё.
– Ну, может, кто-то их найдёт и переместиться в параллельную реальность?
– Вполне возможно.
Беседовал Иван КОРОТКОВ
Всё это весьма забавно, но какое отношение Охлобыстин имеет к литературе?
…или какое отношение имеет литература к охлобыстину?
Нет, парень-то он неглупый.
Только почему-то всё время орёт и хрипит, хрипит и орёт…
Или это амплуа такое?