«ОКУКЛИВАНИЕ» ЛИТЕРАТУРЫ: ЧИТАТЕЛЬ ЖЕЛАТЕЛЕН, НО НЕОБЯЗАТЕЛЕН
Рубрика в газете: Поговорим о писателях, № 2019 / 8, 01.03.2019, автор: Михаил ХЛЕБНИКОВ (НОВОСИБИРСК)
Михаил Владимирович Хлебников родился в 1974 году. Закончил филологический факультет Новокузнецкого государственного педагогического института (1996) и очную аспирантуру кафедры философии Новосибирского государственного университета (2001). Кандидат философских наук (2001). Доцент кафедры общественных наук Новосибирского юридического института филиала Томского государственного университета. Лауреат премии журнала «Сибирские огни» за 2017 год в номинации «критика».
В конце прошлого года вышел в свет сборник эссе современных писателей «Как мы пишем». Это повторение эксперимента известных советских литераторов: книга с таким названием была опубликована в 1930-м году. Но если писатели прошлого действительно рассуждали о ремесле и делились секретами мастерства, то сегодняшние творцы чаще предпочитают перечислять свои достижения и примечательные факты биографии, которые, увы, не всегда проливают свет на то, «как они пишут».
Технологии литературного мастерства: тогда и сейчас
В 1930 году в Ленинграде выходит сборник «Как мы пишем», составленный из текстов восемнадцати советских писателей. Назовём в частности такие имена как М.Горький, А.Толстой, А.Белый, М.Зощенко, В.Шишков, которые при всех раскладах занимают первые места в отечественной словесности. В предисловии составители и, как бы сейчас сказали, «кураторы проекта» объяснили необходимость издания следующим образом: «Дать хотя бы краткие и не вполне систематизированные очерки технологии литературного мастерства, как оно понимается наиболее опытными мастерами современной русской литературы». Выделенная курсивом технологичность хорошо ложится на современные представления о том времени: насильственное растворение личности в коллективе, жёсткий контроль за творцами со стороны партийного аппарата. Это сладкое слово «тоталитаризм»… Но не всё так просто. Вслед за технологичностью следует важное замечание: «Сборник «Как мы пишем», разумеется, ни в малой мере не претендует на то, чтобы стать сводом каких-то твёрдо установленных литературных рецептов: никакая стандартизация в области художественного творчества, конечно, невозможна».
С целью организации материала составители разработали вопросник, состоявший из шестнадцати пунктов. В нём формулировались вопросы, ответы на которые должны были приблизить читателя к пониманию специфики литературного творчества. Спрашивали о влиянии прототипов на персонажей книг, длительности подготовительного периода, наличии плана произведения, влиянии ритмики на текст, предпочтительном времени суток для работы. Был вопрос, вызывающий сегодня тёплую ностальгию: «Техника письма: карандаш, перо или пишущая машина?». Седьмой вопрос, напротив, поражает своей актуальностью и деловитостью: «Наркотики во время работы, в каком количестве?». Оговоримся сразу, что под наркотиками в те годы понимался широкий набор стимулирующих, тонизирующих средств: начиная с кофе, чая, табака.
Через 88 лет петербургское издательство «Азбука», воспользовавшись опытом предшественников, выпустило собственный сборник под таким же названием. «Как мы пишем» в новом варианте содержит тексты тридцати шести авторов. Нетрудно подсчитать, что количество писательских секретоносителей увеличилось ровно в два раза. Но подобное соотношение носит достаточно случайный характер. Составители в лице А.Етоева и П.Крусанова в предисловии рассказали, что участвовать в проекте предложили куда большему кругу авторов. Некоторая часть приглашённых не смогла или не захотела принять участие. К примеру, Илья Стогов оказался недоволен качеством написанного им материала и «снялся с пробега». Похвальная самокритичность. Остаётся лишь вопрос: почему Стогов не проявил ранее схожую строгость к своим творениям? Может быть, мы и не узнали бы вообще о таком писателе. Были и другие причины отказа от участия в проекте. Несколько писателей, включая Д.Быкова, не пожелали разделить страницы с лицами, им неприятными. Благодаря отсутствию Дмитрия Львовича, сборник заметно выделяется. К идейным отказникам примкнул и М.Шишкин – повод вспомнить о скоропостижно забытом, гремевшем ещё совсем недавно авторе.
Мелочи писательского ремесла
Мы часто слышим выражение: «Чтобы что-то понять, нужно это что-то с чем-то сравнить». В научном языке это называют компаративистским анализом. Сопоставление двух «Как мы пишем» открывает важные, не всегда приятные вещи, касающиеся как писателей, так и отношения к писательству «тогда и сейчас». Начнём с «тогда». Что бросается в глаза прежде всего? В первую очередь, это интерес писателей к заявленной теме. Им хочется рассказать о том, как они пишут, поделиться с читателем той самой технологией литературного мастерства, о которой говорили составители в предисловии. При этом трудолюбиво составленный вопросник оказался практически не востребован. Каждый говорит о том, что для него интересно и важно. Хотя среди вольнолюбивых сочинителей оказался один, который честно, пусть и сжато, ответил по порядку на все вопросы. И этим пунктуальным, добросовестным автором стал Максим Горький. На мой взгляд, это небольшой пример, демонстрирующий особенности личности создателя «Буревестника» – ответственность, внутренняя собранность, работоспособность. Благодаря этим качествам Горький занял уникальное место в литературе. Он редкий тип писателя постоянно развивающегося, избежавшего классического окаменения, несмотря на все соблазны эпохи. Ответ на четырнадцатый вопрос, касающийся отношения к своим книгам после окончания работы: «Пробовал сократить текст в 1923 г. при первом издании собрания сочинений. Работу эту не закончил, возникло желание уничтожить половину написанного». И здесь нет ощущения кокетства, игры на публику. Этот мог и уничтожить.
Авторы сборника не без увлечения погружаются в мелочи писательского ремесла. В.Шишков даёт следующие советы: «Не надо употреблять таких слов и выражений, как 1) «Посочувствовав» – длинно и 4 раза «в». 2) «Под подмётку» – два раза «под», лучше сказать «под каблук». 3) «Нетерпеливо ожидали» – надо «ждали», чтобы избежать двух «о» рядом. 4) «В голове заметались вихри» – надо «взметнулись», иначе получается неточность (как «заметались»? метлой, что ли?)». Но подобные мелочи не кажутся мелочными. При всём своём частном характере они раскрывают индивидуальные, личные моменты овладения литературными навыками. Иногда советы мастеров носят несколько экстравагантный характер. Так, А.Толстой, интересно и подробно рассказав о своих творческих приёмах, в частности, при написании исторической прозы, в конце статьи даёт главный задушевный совет: «Затем последнее (в порядке совета) – о желудке. Степан Петрович Яремич говорит: чистите желудок. Он также любит повторять: «Лермонтов погиб оттого, что не чистил желудка». Это парадокс, но покопайтесь-ка в причинах вашего дурного настроения, головной боли, минут чёрного пессимизма и пр. – желудок… Вам нет времени заниматься физкультурой (лыжи, теннис, лодка, охота), вам кажется, что действительно нет времени, и вы даже сожалеете об этом. Вздор! Вычистите желудок». Как и в случае с Горьким, перед нами блестящий образец самораскрытия, относящийся непосредственно к личности автора.
Жадность к жизни
Конечно, в сборнике присутствует шум того неспокойного времени, политические, идеологические акценты вполне осознанно расставлены некоторыми авторами. Например, Ю.Либединский – один из руководителей РАППа – литературного объединения, отличавшегося педалированием темы классовой борьбы, прямо указывает на связь писательского успеха с ростом политической сознательности самого автора. Говоря о своей повести «Неделя», он связывает её читательское признание с правильными внешними факторами: «Это делалось в процессе постоянной политической работы… Каково было моё бытовое окружение? С кем соприкасался я ближе всего? Это были, конечно, товарищи по Политотделу, коммунисты из целого ряда организаций, чекисты, продовольственники». Кроме вдохновляющего общения с чекистами и продовольственниками, писатель раскрывает ещё один источник творческого роста – «Азбуку коммунизма» Бухарина, успешно соединяющую пафосную приподнятость с выделением «основного субъекта мировых событий – коммунистической партии».
Второй момент, касающийся «тогда», связан с фундаментальным посылом, перекрывающим все частности, экстравагантности, политические декларации авторов сборника. Речь идёт об ощущении необходимости литературы, наличии своего читателя, которому нужна и эта конкретная книга, и литература как таковая. Николай Никитин – писатель сегодня крепко и, наверное, справедливо забытый, говорит о «жадности к жизни», в воздухе которой «гремят политические и научные дискуссии, чистки, регистрации, судебные процессы, маленькие криминальные и большие личные трагедии, где рядом с волчьими ямами и невежеством вырастают многотысячные турбины, где нередко величайший подвиг и бескорыстие соседят с подлостью».
Наступил страшный век
«Как мы пишем» через 88 лет рисует принципиально иную картину отношения писателей к своему творчеству, технологии творчества и писательству как таковому. Обратим внимание на важную деталь: авторы достаточно скупо, в отличие от своих предшественников, говорят о писательской технике. Для некоторых из них это нормально. Касается это, в первую очередь, известных авторов. Читатель знакомый с книгами и личностью, например, М.Веллера, может представить, да что там, знает – о чём в очередной раз расскажет создатель фундаментального труда «Всё о жизни». Школа с золотой медалью – поступление в ЛГУ как преодоление антисемитизма – жизнь на сорок копеек в день и сочинение рассказов (читали «Мартина Идена»? Михаил Веллер тоже читал) – успех, большой успех, ещё больший успех – пророчество о близкой мировой катастрофе, которая в сознании как-то странно причинно соединяется с литературным успехом автора. «Но время всеохватной иронии кончилось, и время игры в бисер тоже. Наступил страшный век конца нашей цивилизации».
Теория шести рукопожатий
Для Захара Прилепина публикация в сборнике стала поводом вспомнить тех, с кем он знаком. Правда, не обошлось без густого, школьного замеса символизма: «Я успел увидеть Валентина Григорьевича Распутина и лично сказать то, что считал самым важным, и пожать ему руку, которая помнит тепло рукопожатия Леонова, дальше это тепло шло к Горькому, к Льву Толстому, к Тургеневу, к Гоголю, к Пушкину». И здесь возникает тревожащая сознание мысль: если вдруг какое-то молодое дарование не успеет пожать руку самому Захару Прилепину? То всё – разомкнётся цепь времён? И как пророчески отметил выше Михаил Иосифович: наступит страшный век конца нашей цивилизации?
И при этом Прилепин уже не может удержаться от сваливания в бездны и продолжает: «Несколько раз мне звонили от Распутина и передавали его слова обо мне и моих книгах, которые я помню по сей день и никому не скажу». Тут становится просто неловко и, наверное, не нужно даже комментировать. Вспомним только ещё раз, что Горький – почётный хранитель тепла ладони Льва Николаевича, почему-то писал только о том, как он пишет. Кстати, отвечая на вопрос об использовании автобиографического материала в своём творчестве, Горький говорит следующее: «Ставил себя в позицию свидетеля событий, избегая выдвигаться как сила действующая, дабы не мешать самому себе… Когда автор, изображая, любуется самим собою – своим умом, знаниями, меткостью слова, зоркостью глаза, – он почти неизбежно портит, искажает то, что именуется «художественной правдой». Здесь Алексей Максимович свободной от рукопожатий рукой помахал Евгению Николаевичу.
Последние страницы текста Прилепина – просто перечисление имён и занятий тех, кому повезло общаться с писателем: рэпер, рэпер, преподаватель духовных наук и спортивных практик, рэпер, актёр, актёр, актёр, режиссёр…. И да, автор не забывает упомянуть: «пикировался с Владимиром Путиным, на встречи с которым меня зачем-то приглашали».
«Если встать на стул, тогда видно…»
Герман Садулаев – также участник сборника, говорит о своих книгах, хотя и в несколько необычном для серьёзной литературы контексте: «Одна читательница из далёкого русского города, написала мне, что чтение «Таблетки» – это как множественный оргазм». Вот как нужно, а не уныло бубнить: «под подмётку – нельзя, под каблук – можно». Литература в изложении Садулаева оказалась неплохим таким социальным лифтом, в который нужно удачно, то есть вовремя сесть. Желательно с мультиоргазменной «Таблеткой». А там и попрёт безо всяких допотопных оперных «трёх карт»: «Ведь было время, когда меня снимали для рекламы виски «Dewar’s», а садясь в самолёт, я раскрывал журнал «Аэрофлот» и находил в нём статью о своём творчестве с креативной постановочной фотографией». К публичной, медийной сфере писатель испытывает особую страсть. Вершиной успеха нужно считать авторскую передачу «Выбор Германа», которую Садулаев вёл на региональном канале 100ТВ целых два года. Канал прекратил своё существование. Мы не будем искать здесь причинных связей, хотя соблазн, конечно, велик. Бывал Герман и на центральных каналах и «тоже кого-то всегда громил».
Времена те, как мы понимаем, увы, закончились, чему свидетельствует следующее неприятное для писателя событие: «Рен-ТВ» хотело снять у меня в гостях сюжет о древних рукописях, инопланетянах и Атлантиде, но потом они куда-то пропали; может, ещё позвонят». Но Садулаев не унывает и списочно доводит до читателя основания для своего оптимизма. Есть квартира с джакузи и тёплым полом, куплена жилплощадь в Эстонии: под дачу. Писатель не снижает амбиций и присматривается к недвижимости в Испании. Единственная проблема – супруга возражает по причине роста квартплаты.
Между прочим, Садулаев считает себя писателем с хорошим чувством юмора, рекламируя свою «дико смешную» повесть «Жабы и гадюки». Представленный в сборнике текст «45» в этом отношении не хуже названной повести, так как органичней, естественней. Ещё один отрывок, касающийся осознания своего писательского места, роли, значения: «У меня на шкафу есть место, где я собираю грамоты и почётные дипломы о своём коротко-списочном триумфе. Шкаф высокий, и дипломы не бросаются в глаза. Но если встать на стул, тогда видно. Когда мне становится грустно, я встаю на стул и понимаю, что всё, в принципе не так уж и плохо». Но всё же грусть – вечная спутница творцов, прорывается. Герман Садулаев хочет литературную премию «Ясная Поляна», потому что «очень нравится». Но премию до сих пор не дали. Члены жюри, прислушайтесь, сделайте писателю приятное. Ну а если бы в мире существовала высшая справедливость, то сюжет о вручении симпатичной премии должно снять «Рен-ТВ».
«Писатель совершенно свободен…»
Конечно, не нужно пытаться в обзоре современного сборника конкурировать с той самой повестью будущего лауреата премии «Ясная Поляна», которая «дико смешная». Тем более, что многие авторы написали по-настоящему интересные, нужные читателю тексты. Подробно о своих творческих приёмах рассказал И.Бояшов. Чтобы оценить обстоятельность и вдумчивость автора «Белого тигра», укажем хотя бы на роль большого листа ватмана на котором создаётся план произведения. Но этим далеко не ограничивается предварительный этап писательской работы. Ватман помещается на стену комнаты: «Затем со всех сторон он обрастает листочками клейкой бумаги, на которые продолжаю время от времени наносить обрывки разговоров, действия, характеристики героев, их реплики и проч. Как правило, листочков вскоре становится настолько много, что стена начинает «пестреть». Для поклонников модели писательства: «рука к перу – перо к бумаге» – скучно и технологично. Но вот об этой стороне литературного творчества, первичной по отношению к рукопожатиям, премиям, квартирам в Испании, и говорили писатели почти девяносто лет тому назад.
Ёмок и интересен текст Анны Матвеевой «Встреча с неизвестным читателем». Помимо продуктивных творческих советов в нём отражается одна из родовых черт писательства – состояние хрупкого баланса между чувством необходимости письма и ощущением невозможности адекватного воплощения того, что у тебя в сознании: «Никогда не думала, будто способна к прокрастинации – а с годами выяснилось, что я в этом деле настоящий мастер. Написать статью, обработать фотографии, подготовить лекцию – сгодятся любые дела, лишь бы не приниматься за главное. Почему? Да потому что страшно. Страшно повторяться, расписывая одну и ту же историю. Страшно экспериментировать – а вдруг не поймут? Страшно проболтаться – и страшно не рассказать о главном». Из лабиринта страха можно выйти, если ориентироваться на главное, а может быть, и единственное преимущество сочинительства как занятия: «Писатель совершенно свободен. Над ним никого нет, и эта самая прекрасная сторона нашей профессии. Вы вольны писать обо всём, что вас волнует, о том, что кажется вам интересным, достойным того, чтобы об этом рассказать».
Браконьеры, контрабандисты, корейская лапша:
дальневосточная литература
Неожиданная перекличка со сборником 30-го года обнаруживается «В размышлении на дальневосточном гектаре» Василия Авченко. Речь идёт не о каких-то буквальных или даже содержательных совпадениях. Близость вырастает из ощущения незаконченности литературы, необходимости облечь в книжную форму целые пласты жизни, которые оказались обойдёнными вниманием писателей. Автор говорит, прежде всего, о своём регионе – Дальнем Востоке – не только колоссально удалённом от политического центра страны, но и выпадающем из зоны читательского внимания. Главные литературные имена и брэнды связаны исключительно с прошлым: Арсеньев с его «Дерсу Узалой», Фадеев с «Разгромом». Писатели и произведения первоклассные, но отражающие, в первую очередь, свою эпоху. Нельзя не согласиться с Авченко, говорящем о том, что жизнь сегодняшнего Дальнего Востока не менее интересна и фактурна для литературы, чем во времена Фадеева и Арсеньева: «Браконьеры, контрабандисты, пираты, якудзы, триады, корейская лапша, китайские шмотки, японские тачки, проданные за границу на гвозди авианосцы Тихоокеанского флота… Да каждый день мужики в гаражах у нас на Второй Речке подбрасывают новые жизненные сюжеты». В своём желании расширить горизонты литературы автор порой демонстрирует некоторую экстравагантность: «Мне, например, безумно нравятся книжки академика Ферсмана о полезных ископаемых – именно как художественная литература». На мой взгляд, подобная чрезмерность даже полезна, так как свидетельствует об осознании одной из главных, если даже не основной, проблемы современной литературы. Речь идёт об «окукливании» писательского сознания и, соответственно, того, что продуцируется этим сознанием.
Литература – не больше, чем хобби?
И здесь мы выходим к темам и вопросам, выходящим за рамки разбора сборника и его авторов, но без проговаривания которых слишком многое из уже сказанного останется фрагментарным и верным лишь точечно. «Окукливание» литературы – процесс замыкания литературы на самой себе. В этой ситуации читатель желателен, но не обязателен. Автор на основе переработанного, осмысленного литературного материала создаёт текст. Книгу читает хорошо образованный, знающий толк в дискурсивной нарративности или нарративном дискурсе, критик и пишет о ней статью. На основании полученной широкой известности – статью о книге кто-то прочитает, так как она заведомо короче исходного текста – автор книги выдвигается на получение достойной литературной премии. Можно дать грант. При данном раскладе писатели и немногочисленные высокопрофессиональные читатели превращаются в некое подобие филателистов – людей тихих, увлечённых, не особо откликающихся на шум времени. Собиратели марок внутри себя делятся на множество сообществ. Одни собирают марки только с изображением животных, другие охотятся за кусочками бумаги, выпущенными определёнными странами. Друг для друга сообщества неинтересны, каждое занято самым важным и достойным внимания. Примерно такое же будущее угрожает литературе и писателям. У них будет присутствовать схожая клановость: постмодернисты, реалисты, какие-нибудь неоклассики займутся созданием «настоящей литературы», «громкие события» которой будут обсуждать десятки посвящённых. И это можно уверенно назвать концом литературы при её формальном сохранении.
Писатель без писательства
Современная литература, ощущая кризис и не совсем понимая своё место в слишком быстро меняющемся мире, пытается сделать ставку сразу и на «чёрное» и на «красное». Для эстетов предлагается названный вариант «окукливания». Снова вернёмся к нашему сборнику. Кто быстрее назовёт Джойса или Пруста, подтвердив статус серьёзного, начитанного автора? Например, у Олега Постнова Пруст появляется уже в третьей строчке – безусловно, мастерский результат, обязывающий ко многому. И автор справляется. Постнов, рассуждая о природе своего писательства, приходит к справедливому заключению об отсутствии таковой. Филолог по образованию, автор диссертации по творчеству Гончарова, он считает наличие русской классической прозы позапрошлого столетия достаточным поводом для собственных литературных упражнений: «XIX век, русский психологический роман. К двухтысячным годам мои вкусы и цели определились: я хотел возродить стилистическую традицию того времени… Моя задача была по необходимости скромной: я хотел обратить внимание на себя – с тем, чтобы обратили внимание на классическое наследие прошлого».
Второй вариант – «ставка на красное» – писатель без писательства. Если книги всё равно никто не читает, то можно стать писателем как таковым. Компактный джентльменский набор текстов, конечно, приветствуется. Но далее начинается главное – писатель входит в информационное пространство. И старается из него не выйти. Только так возможно получить квартиру в Эстонии, джакузи и даже премии. И в этом есть своя логика. Награждение литературной наградой призвано привлечь внимание публики. И чем имя лауреата раскрученней, тем, соответственно, внимания публики выше. Примеров тому множество.
Главное для писателя
Есть ли выход из этой неудобной ситуации? Ответ будет банальным. Мы должны вспомнить о «жажде жизни», о которой говорил почти девяносто лет тому назад почти забытый писатель Никитин. Современный писатель не должен забывать о том, что только отточенный стиль не есть признак большой литературы. Можно восхищаться тем, как Бунин описывает деревенских девушек, то, с каким звуком гудят ветви деревьев под напором осеннего ветра, но понимать при этом, что перед нами идеально сделанные прописи. Современному российскому читателю необходим «большой роман», в котором автор возьмёт на себя риск сформулировать вопросы и темы, требующие не просто филологической закалки, но стремления понять и словесно воплотить образ нашего времени и человека в нём.
Мы часто киваем на прагматизм тех же американцев, но забываем, например, что в 1957-м году в США вышел роман Айн Рэнд «Атлант расправил плечи». Книга стала объектом множества пародий, многочисленные критики справедливо указывали на стилистические провалы, одномерность героев, назидательность. Но, несмотря на это, у книги были и остаются свои читатели – будущие политики, бизнесмены, преподаватели университетов, представители среднего класса. В жизни общества есть такие проблемы и развилки, которые формулируются и показываются исключительно с помощью художественных средств. Да, не все тогда и сегодня соглашались и соглашаются с предложенной Рэнд моралью, противопоставлением личности коллективу, но фигуры уровня Стива Джобса, Илона Маска явно соотносятся и вырастают из общего посыла романа эмигрантки из Советской России. Эмигрантки из той самой среды, в которой и писали авторы первого сборника «Как мы пишем».
Его авторы доказали своё право говорить о времени. Время не обошло их вниманием, оценив по-разному… К кому-то проявило крайнюю жестокость (Борис Пильняк), к кому-то просто жёсткость (Михаил Зощенко). Многие были обласканы званиями и наградами, что также можно понимать как форму подчинения, подавления автора. К сожалению, настоящее писательство – занятие небезопасное. В любом случае, писатели той эпохи считали своей главной задачей найти слова и образы для разговора с читателем. Впрочем, надежда есть: среди авторов наших дней также есть писатели, выбравшие рискованный путь, на котором теряется многое, но если идти по нему, обретается главное. Главное для писателя.
Некоторые посылы из интересной статьи М.Хлебникова (цитирую):
1. “На основании полученной широкой известности – статью о книге кто-то прочитает, так как она заведомо короче исходного текста – автор книги выдвигается на получение достойной литературной премии. Можно дать грант”. Комментирую: Статью о книге пишет лит. критик или критикесса (обычно остепенённая) для чего? Лет 8 назад видел по ТВ поведение одного автора, когда объявили о его Лауреатстве. Он побежал в зал к двум дамам примерно из 5-го ряда. Одна из них (я её знал ранее) замахала руками : “Не надо, не надо ко мне!” Причина – ясна?
2. Цитирую М.Хл.: “Современная литература, ощущая кризис и не совсем понимая своё место в слишком быстро меняющемся мире, пытается сделать ставку сразу и на «чёрное» и на «красное». Это – не “литература”, а персонаж-Такой Автор делает ставки ( в зависимости от … причины, можете предолжить)
3. Цитирую М.Хл.: “К сожалению, настоящее писательство – занятие небезопасное. … Впрочем, надежда есть: среди авторов наших дней также есть писатели, выбравшие рискованный путь, на котором теряется многое, но если идти по нему, обретается главное. Главное для писателя”.
Вопрос: Что именно?
В этой теории рукопожатий есть один интересный момент. А если человек относится к так называемым “нерукопожатным”? А имеются и такие, кому за большие деньги руку не подашь. И они туда же, в скрепы бытия, в звенья культурной цепи прутся.
И думаешь – ну его, Льва Толстого, если надо, чтобы почувствовать с ним далекую связь, жать руку господам писателям П., Б., У., Д., и остальным буквам алфавита, вплоть до Ь и Ъ.
Еще одна лазейка в вечность.
Надо бы, как в двадцатые годы писали, написать: рукопожатия отменены!
В лице Етоева и Крусанова. Вот до чего дожили – на двоих писателей только одно лицо и нашлось. Так что происходит все большее обезличивание. А скоро и одного не будет. Сотрут в порошок, фигуры публичные.
сборник 30 года очень интересный толковый и поучительный тогда писатели не были шушерой а уже второй сборник наших дней можно было бы назвать бесы российской литературы
НЕ понял. Теперь читатель будет выполнять роль статиста? И только?
книга 30 года редкая есть большая просьба к Литроссии напечатать книгу на своих страницах писателя за писателем большая была бы помощь да и обсудить было бы что по существу
Как не надо писать стихи – советую: срочно прочитать или перечитать: 1. статью В.Маяковского “Как делать стихи” (чтобы понимать целевые установки для “поэта” и поиск словес под “рыбицу”) ,
“2. Книгу В.Кожинова “Как пишут стихи” (чтобы понять, роль формализма в деградации стихотворчества “поэта”),
3. Не надо писать “смешные” стихи на стихотворцев, пока на Вас не напишут пародию.