ОТКАЗАТЬ В ЗАГРАНИЧНОМ ЛЕЧЕНИИ И ОРДЕНЕ

№ 2022 / 19, 20.05.2022, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

В середине прошлого столетия у Самуила Маршака сразу обострилась куча заболеваний. Он всё чаще вынужден был ложиться в больницу. Профессура посоветовала ему как минимум на полгода выбраться в Италию, климат которой более всего подходил для него. Писатель и сам не прочь был на время поселиться на Средиземноморье. Но по существовавшим тогда порядкам ему требовалось на выезд разрешение Кремля. Нужно было, чтобы кто-то возбудил соответствующее ходатайство. Доктора решили подключить литгенералитет.

12 октября 1956 года в Союз писателей обратился один из врачей Маршака.

 

«Недавно у нас в Барвихе, – сообщил он литначальству, – лечился писатель Самуил Яковлевич Маршак. Я, как лечащий врач, очень бы хотел помочь ему осуществить совет профессоров, которые рекомендовали ему во что бы то ни стало с полгода полечиться в Италии.

Самуил Яковлевич страдает пневмосклерозом, бронхо-эктатической болезнью, эмфиземой лёгких и вот уже более двух лет почти не перестаёт болеть воспалением лёгких: постоянное охлаждение вызывает обострение процесса.

Он нуждается в непременном лечении в тёплой стране с мягким морским климатом. В Италии Самуил Яковлевич мог бы почти круглосуточно пребывать на открытом воздухе и в течение полугода вполне поправиться и окрепнуть.

После этого желательно, чтобы Самуил Яковлевич поселился в Крыму на Черноморском побережье.

Очень хочется верить, что Вы сделаете со своей стороны всё, что в Ваших силах» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 14, л. 134).

 

Отталкиваясь от этого письма, литгенералитет подготовил соответствующее ходатайство в ЦК КПСС. 31 октября 1956 года В.Ажаев, Л.Леонов, В.Смирнов, К.Симонов, А.Сурков, Н.Тихонов и Г.Марков доложили в верха:

 

«Маршак стар, ему уже под семьдесят, и он тяжело болен. У него хроническое воспаление лёгких и болезнь дыхательных путей. Старик не вылезает из постельного режима, задыхается, чувствует себя очень плохо. Свою надежду на выздоровление или серьёзное улучшение здоровья (и в этом его поддерживают врачи) он связывает с поездкой в Южную Италию на полгода-год, с тем, чтобы после этой поездки постоянно поселиться на южном берегу Крыма, где Литфонд СССР по решению Секретариата Союза писателей предпринимает строительство дачи для него.

Маршак владеет языками, не нуждается в услугах переводчика, может поехать в Италию один и лишь на первые месяцы было бы желательно сделать так, чтобы его сопровождал и устроил на месте его взрослый сын.

Нам кажется, что, учитывая выдающиеся заслуги Маршака перед советской литературой и культурой, следует пойти навстречу желаниям и надеждам этого замечательного писателя. Мы убеждены, что это было бы лучшим подарком к его предстоящему 70-летию и очень поддержало бы его физически и морально.

В то же время мы уверены, что во время пребывания в Италии Маршак проведёт большую и полезную для Советского Союза культурную работу – завяжет связи с рядом итальянских писателей и деятелей культуры, осуществит ряд переводов итальянской поэзии (несколько книг его переводов уже вышло).

Таким образом эта поездка и связанные с нею затраты всесторонне окупят себя, не говоря уже о моральной стороне этого дела.

Прилагаем копию письма лечащего врача на имя одного из секретарей Союза писателей. В этом письме изложена медицинская сторона дела.

Очень просим положительно решить поставленный нами вопрос» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 14, лл. 132–133).

 

В отделе культуры ЦК КПСС попросили это ходатайство подкрепить официальным заключением медицинских учреждений. Такой документ вскорости поступил из первой поликлиники 4-го Главка при Минздраве СССР. Главный врач И.Мироненко подтвердил, что Маршак «имеет частые обострения пневмосклероза с перифокальными очагами воспаления лёгких» и поэтому в холодное время года ему желательно находиться в местности с тёплым климатом, в частности, в Италии.

И как отреагировал партаппарат? 6 декабря 1956 года заведующий отделом культуры ЦК Д.Поликарпов и инструктор ЦК Е.Трущенко доложили, что, по мнению врачей, районы с благоприятным для здоровья Маршака климатом есть не только в Италии, но и в Советском Союзе, и «лечение писателя в условиях Советского Союза предпочтительно». Вот так: два партфункционера запросто подменили собой врачей. Это при том, что в отделе культуры ЦК прекрасно знали, что Маршаку благоволил помощник хозяина Кремля Хрущёва по культуре Владимир Лебедев.

На записке Поликарпова и Трущенко осталась помета: «Согласен Д.Шепилов». Согласились с этим мнением и два других секретаря ЦК – Пётр Поспелов и Михаил Суслов. Кто-то из них дал Поликарпову указание:

 

«Нужно хорошо объяснить тов. Маршаку и оказать помощь ему в благоприятном для его здоровья районе СССР» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 14, л. 137).

 

Таким районом партаппарат выбрал подмосковную Барвиху. Я не шучу. К записке Поликарпова и Трущенко оказалась приложена справка. Она гласила:

 

«С 16/II-57 г. С.Я. Маршак находится на лечении в санатории «Барвиха». Срок лечения не установлен. 25/II-57 г. Б.Рюриков [зам. зав. отделом культуры ЦК КПСС. – В.О.]».

 

Видимо, за то, что писатель не стал скандалить и согласился вместо Италии пройти очередной курс лечения в подмосковной Барвихе, Маршак в конце 1957 года к своему 70-летию получил второй орден Ленина.

Два слова о том, как прошло 70-летие художника.

 

«Я, – рассказывала в письме А.Пантелееву Лидия Чуковская, – приехала в Москву в самый день юбилея С.Я., но приехала распростуженная и потому не пошла. По сведениям участников и очевидцев, вечер прошёл с подъёмом. К.И. сказал мне: это был настоящий праздник детской литературы. Но, говорят, бедняга юбиляр выглядел совсем больным. Сегодня утром я позвонила ему, ожидая услышать больной, утомлённый голос и – представьте! – вдруг услыхала голос С.Я. двадцатипятилетней давности: энергичный, бодрый. «Жаль, что Вы не были, Лидочка, – сказал он мне. – Вы бы от Чевычелова услышали, какие мы все хорошие; а Юр. Н. Либединский, который когда-то кричал, что я испортил его рукопись, поцеловал мне руку».

– Ну, – сказала я, – надеюсь, было что-нибудь и более приятное. Я рада, что этого я не видала».

 

В 1962 году литгенералитет внёс предложение отметить Маршака в честь его очередного юбилея орденом Трудового Красного Знамени.

 

«Преклонный возраст, расшатанное здоровье писателя, – отметил в своём ходатайстве 12 октября 1962 года председатель Союза писателей РСФСР Леонид Соболев, – не прерывают его творческой деятельности. С.Я. Маршак продолжает активно трудиться в литературе. Недавно им создан цикл четверостиший, написаны новые стихотворения для детей, подготовлены к изданию книги «Избранная лирика», «Сказки, песни и загадки», закончена повесть о детских и юношеских годах писателя «В начале жизни», ведётся работа (начатая ещё много лет назад) по переводу стихов английского поэта В.Блейка, отдельные произведения которого до сих пор только однажды были переведены на русский язык К.Бальмонтом.

С.Я. Маршак состоит членом Правлений Союза писателей СССР и РСФСР, членом редколлегий ряда детских журналов.

Правление Союза писателей РСФСР ходатайствует о награждении писателя МАРШАКА Самуила Яковлевича, в связи с 75-летием со дня рождения и за выдающиеся заслуги в развитии советской литературы, орденом ТРУДОВОГО КРАСНОГО ЗНАМЕНИ» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 141, л. 121).

 

Но у партаппарата оказалось своё мнение. 26 октября 1962 года заведующий отделом культуры ЦК КПСС Дмитрий Поликарпов и заведующий отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР Евгений Чехарин доложили, что писатель уже имеет четыре Государственных премии СССР, два ордена Ленина и кучу других наград.

 

«Учитывая это, – написали партфункционеры, – Отдел культуры ЦК КПСС и Отдел науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР не считали бы возможным поддерживать ходатайство Союза писателей РСФСР о награждении писателя С.Я. Маршака орденом Трудового Красного Знамени в связи с семидесятипятилетием со дня рождения. Кроме того, награждение тов. Маршака в связи с его семидесятипятилетием создаст прецедент для внесения в ЦК КПСС других предложений о награждении писателей, художников, композиторов и артистов в неюбилейные даты.

Просим согласия» (РГАНИ, ф. 5, оп. 36, д. 141, л. 122).

 

Своё согласие партаппаратчикам дал секретарь ЦК Михаил Суслов.

Хорошо хоть на следующий год Маршаку дали Ленинскую премию. К слову: несмотря на все свои хвори, Маршак в свои семьдесят пять сохранял полную ясность ума.

 

«Часа три сидел у Маршака, – записал 23 декабря 1962 года в свой дневник Давид Самойлов. – Он совсем слабый, лёгкий. Но голова работает, и этой работой он преодолевает смерть.

Опять встретил меня словами, что я похож на Уильяма Блейка. Думал, что, как и в прошлый раз, он станет говорить о Блейке. Но он заговорил о другом, и я подивился сходству наших понятий. Это сходство было так приятно нам обоим, что не хотелось расставаться, и возникло ощущение доброй теплоты.

Память и ясность ума у него удивительны.

Говорит, что ему ближе пушкинское начало прошлого века, когда было общество и идеей литературы была честь. Потом пришла идея свести у Толстого и Достоевского, т.е. дисгармония, разлад и длинноты.

Лермонтов уже провинциален. У него нет столицы, а есть кавказский Печорин.

Говорили о молодых, из коих ему больше всех по душе Новелла Матвеева. У Юнны Мориц есть характер, но мало доброты.

Я читал ему стихи. Они, видимо, понравились, особенно «Старик Державин», «Красная осень», «Слова», «И снова будут дробить суставы…».

Умно, хорошо говорит. Подарил мне две книги с хорошими надписями. На прощанье обнялись».

 

Здесь стоило бы заметить, что в литературных кругах отношение к Маршаку было неоднозначным. Были писатели, которые считали Маршака очень крупным художником и мастером переводов (одно время таких оценок придерживался, к примеру, Александр Твардовский). А кто-то считал Маршака и создателем собственной редакторской школы (к таковым относилась, в частности, Лидия Чуковская).

Но существовали и иные мнения. Некоторые литераторы считали, что заслуги Маршака как редактора и как переводчика были сильно преувеличены. Ходили разговоры, что как редактор он ничуть не заботился о сохранении авторской индивидуальности, а всё пытался подчинить какой-то идее и под эту идею полностью перелопачивал чужие тексты. Якобы и в переводах Маршак поступал так же. И поэтому Бёрнс в его исполнении и близко не напоминал оригинал. Находились и бездари, которые совсем отказывали Маршаку в художественном чутье и шили поэту политику. Вспомним такого прохиндея, как Валентин Сорокин, который долго косил под рабочего-мартеновца. В 1963 году эта посредственность научилась действовать только локтями. Не сумев взять публику талантом, он свои творческие неудачи попытался объяснить происками скрытых и явных иноверцев. Сорокин писал:

 

О, Родина, и боль моя и грусть,

Гляди, опять без тени благородства

Сжигает всё, чем ты дышала, Русь,

Слепое сионистское уродство.

…………………………………

Я в их глазах пустыню узнаю,

Тоску тысячелетних фараонов,

Я ненавижу их, как смерть свою,

Идущую вне рамок и законов.

Они, они, трибуны полоня,

На языке картавом и кургузом,

Рассорили с украинцем меня,

С грузином пылким, с тихим белорусом.

Я весь, от шляпы и до башмака,

В руках у них, я ими аттестован

Бездарность Самуила Маршака

Превозносить над гением Толстого.

 

Критик Бенедикт Сарнов потом заметил:

 

«Вряд ли он [Сорокин. – В.О.] знал, что Самуил Маршак в юности увлекался идеями сионизма и писал сионистские стихи. (В эту самую дальнюю свою «комнату» С.Я. ни разу не пустил даже меня. Об этих его юношеских, а может быть, и потом не вовсе исчезнувших настроениях я узнал уже после его смерти.)

Скорее всего, Сорокин стрелял, что называется, наугад, навскидку: слово «сионист», как за пятнадцать лет до того слово «космополит», было тогда эвфемизмом, замещающим обозначение «лица еврейской национальности» (Б.Сарнов. Скуки не было. М., 2006. С. 268–269).

 

А кто очень высоко ценил Маршака? В первую очередь назову Твардовского. Он очень долго всерьёз считал Маршака значительным поэтом.

 

«…Было время, – рассказывал многолетний заместитель главреда «Нового мира» Алексей Кондратович, – когда А.Т. совсем иначе думал о Маршаке. Фронтовой журналист М.Маковеев рассказывал мне, как на войне А.Т. приехал в армейскую газету, встретили его хорошо, Маковеев читал ему свои стихи, и А.Т. хвалил их, но по неосторожности и незнанию Маковеев худо отозвался о стихах Маршака, и А.Т. сразу вспылил, обругал молодого поэта, сказал, что тот ничего не понимает в стихах и т.п.

Множество раз я слышал, как А.Т. подшучивал над слабостями Маршака, в особенности над его страстью бесконечно читать свои стихи. Но дальше подшучивания не шёл. Посмеивался над его манерой ставить вопреки обычаю фамилию переводчика над переводами, а не в конце их. Ещё году в пятьдесят третьем А.Т. однажды взял и самостоятельно поставил фамилию Маршака за переводами. Что было с Маршаком, когда он увидел это в журнале! Он нудил по телефону день, другой, и тогда А.Т. послал ему телеграмму: «Рука редактора крепка, он может так и сяк, как ни поставишь Маршака, везде он есть Маршак». И эта лесть смирила Самуила Яковлевича. «Голубчик, – позвонил он А.Т., – спасибо, хорошая телеграмма. Да ведь я и не обижаюсь…» <…> Работая над статьёй о Бунине, А.Т. проникся к нему ещё большим восхищением, после статьи часто ссылался на Бунина как на неоспоримый авторитет в поэзии и вообще в литературе. Вот уж действительно тронуть Бунина, как когда-то тронул Маковеев Маршака, значило бы потерять всякое уважение A.Т.» (А.Кондратович. Новомирский дневник. М., 1991. С. 123–124).

 

В начале 1964 года Твардовский был очень благодарен Маршаку за поддержку в главной газете страны – в «Правде» повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича».

Правда, после смерти Маршака – а это случилось 4 июля 1964 года – Твардовский своё отношение к поэту изменил. Перечитывая Маршака, он испытал разочарование, в чём признался Кондратовичу.

 

«По секрету скажу вам, – признался Твардовский Кондратовичу осенью 1967 года, – вы только никому не говорите, – он был человек очень знающий, много знающий, но не талантливый. (А.Т. повторил с грустью, как пришедшее к нему недавно открытие: «Не талантливый…»)».

 

Видимо, Твардовский был не так уж далёк от истины.