По ком карета?

Рубрика в газете: Моменты Мельпомены, № 2024 / 18, 17.05.2024, автор: Виктория ПАСКАЛЬ

 

«На всех московских есть особый отпечаток.

Извольте посмотреть на нашу молодёжь…»

 

Моложавый подтянутый мужчина подходит почти вплотную к зрителям и показывает рукой на первый ряд, прямо на меня. Ну правильно, молодёжь и есть. Рядом со мной сидят подростки, почти весь спектакль следящие за происходящие на сцене с напряжённым вниманием. Щеголеватый и бодрый Фамусов продолжает свой монолог, проходит между рядами, как бы обращаясь то к московским «старичкам», то к «дамам», то к «девицам», а его собеседник со сцены ни на секунду не перестаёт старательно скалиться. Скалозуб тоже молодой. Но ему и положено: «не по летам» же чин, а вон уже и метит в генералы. Другое дело Фамусов. По первоисточнику «дожил до седин», а на сцене – ну в самом расцвете сил мужчина! Грибоедовские москвичи одеты по-современному, но строго и тщательно – костюмы, платья, шубки. Декорации в стиле минимализм. Начинается спектакль с безмолвной кареты в натуральную величину и Петрушки, рассекающего сцену коньками под волшебно-бутафорский снежок. Много ли осталось от Грибоедова в постановке Алексея Бородина?

---

Тянуть не стану: осталось прилично. Постановку можно похвалить уже и за то, что не стала очередной иллюстрацией своего названия. Горе от ума частенько случается с интерпретациями классики, да согласятся со мной не терпящие какие-нибудь джинсы или какой-нибудь рэп в хрестоматийных постановках. Вообще вот эти все заигрывания с молодёжной аудиторией. Здесь есть и спорные нововведения, и оригинальные режиссёрские ходы.

Например, тот же Фамусов, не слишком похожий на привычного книжного: вместо забавного старичка – статный барин, совсем не по-стариковски обнимающий Лизу, зато очень душевно, по-отечески разговаривающий с Чацким. Жалкий и смешной Скалозуб как-то и не выглядит жалким, даже наоборот, куда как мил. Молчалин и тот не остался вполне собой: вместо вкрадчивого голоса и осторожных манер – высокий, громкий и на вид тоже очень жизнерадостный парень. Этот Молчалин подхалимствует с улыбочкой блаженного идиота, а не из подлости или коварства. Вообще все основные представители «века минувшего» получились даже симпатичными. Никто будто искренне и не считает Чацкого опасным, даже самые жёсткие грехи – слухи о сумасшествии Чацкого, злословие, грубость, «собрать все книги бы да сжечь», вот это всё – как будто наполовину в шутку, не всерьёз. Чацкого жалеют, Чацкого и хотят понять, да просто не могут, несмотря на все старания. И над этим благодушно посмеивается и Фамусов во главе лагеря «отцов», и сам Чацкий на правах «детей». Хотя известные общественные нравы показаны точно по Грибоедову: вот перед нами и картина современной Москвы.

Большой вопрос – трактовка женских образов. С Лизой попросту связано большинство сцен, ради которых спектаклю поставили рейтинг 16+. Софья выглядит одной из самых слабых героев: ей, в общем-то, отказано в уме, которым она одна в пьесе могла тягаться с Чацким. Отказано даже в чувственности, в которой не сомневались никогда и те, кто ей отказывал в уме (Пушкин, к примеру). Софью весь спектакль домогается то Чацкий, то Молчалин, то Скалозуб, но вот это её своенравие: «Хочу люблю, хочу скажу» – как-то совсем потерялось. Софья, как ребёнок, лепечет и оправдывается перед папенькой, потом оправдывается перед Чацким, а в конце практически с улыбкой отсылает от себя оскорбившего её Молчалина.

В отличие от классических постановок, «Горе от ума» Алексея Бородина в РАМТе (Российский Академический Молодёжный Театр), прежде всего, о выяснении любовных отношений. Вспомните вашего любимого театрального Чацкого и его пыл в политических спорах. Здесь не то: «опасных» речей на самом деле никто как бы и не боится, все люди умные, все всё понимают и даже сами над собой подшучивают. Фамусову так вообще доверяешь безусловно: на сцене – добродушный, умный и опытный человек, которому треплет нервы подросшая дочка и сынок, наслушавшийся «современный идей». Отнестись, мол, надо с пониманием, строго, но мягко…

Между тем Чацкий как будто схвачен точно. Он и смешон, и нагло-развязен, и несколько даже экзальтирован, но он вызывает искреннее сочувствие и, местами, молчаливое согласие. Совсем как Чацкий из пьесы. Появляется он в доме Фамусовых не как положено, через вход, а с балкона: слуги приставляют лестницу, и наш герой триумфально снисходит до «фамусовского общества». Как у Козьмы Пруткова: гони любовь хоть в дверь, она влетит в окно! Свой последний монолог Чацкий произносит, поднимаясь по этой же «лестнице в небо», спотыкаясь и останавливаясь. И, конечно, требует карету. Но оказывается, как бы в дополнение к своему мильону терзаний, лишённым даже и этого.

 

 

Всё потому, что пресловутая карета участвует в действии с самого начала. Сперва без пассажиров, а затем, начиная со сцены бала в доме Фамусовых, она становится как бы ещё одним действующим лицом. Внутри и вокруг неё происходили любовные объяснения и светский обмен любезностями, а сцены передачи сплетни – «Он сумасшедший!» – превратили в одну, очень динамичную и яркую, заставив членов московского общества сменять друг друга в кожаном салоне кареты. В конце уходящий вверх по лестнице Чацкий изливал душу Софье и Фамусову, тоже расположившихся в карете. Получилась почти птица-тройка: куда несётся, не понятно, так ещё и пассажиры-то какие – за больше чем двести лет совсем не изменились.

Главный вопрос спектакля: за кем же всё-таки приехала эта карета, по ком?..

Стоить ли этот спектакль посмотреть? Пожалуй. Осторожное обращение с первоисточником заметно и похвально, несмотря на некоторые упрощения. Грибоедовский текст должен звучать именно что по-грибоедовски: двусмысленно, но не безапелляционно, игриво, но не пошло. Но он должен звучать со сцены сегодня, хотя бы и замирала публика каждый раз перед особенно известными афоризмами: вот сейчас, сейчас будет!

Задача ведь сложная: нужно сохранить интонации оригинала и одновременно освежить прочтение пьесы, частично знакомой зрителю наизусть. Вот только дома новы, а предрассудки-то сами понимаете, поэтому и этот текст уже надо объяснять, особенно молодому зрителю. Хорошо, когда это получается.