ПОЧЕМУ РОСАРХИВ ТЩАТЕЛЬНО ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ СКРЫВАЕТ ОТ НАРОДА ГЕРОИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ НАШЕЙ СТРАНЫ

Рубрика в газете: В поисках правды, № 2018 / 48, 27.12.2018, автор: Вячеслав ОГРЫЗКО

Много лет занимаясь в федеральных архивах, я в какой-то момент обнаружил, что архивное ведомство весь постсоветский период тщательно утаивает от общества огромный массив документов о советском прошлом. При этом архивисты не гнушаются ничем. Они сознательно идут даже на подлоги, лишь бы не допустить исследователей к давно рассекреченным делам, касающимся ключевых моментов советской истории. Почему же они так поступают? Есть несколько версий.

Первая версия (самая примитивная): просто многие сотрудники хотят спокойной сытой жизни, ничего не делать и получать большие деньги. Им это надо – во что-то вникать и что-то разрешать?! А вдруг произойдёт какая-либо осечка и их за это погонят с насиженных мест? Многие из них не забыли, как в начале 90-х годов поплатился своей должностью первый директор Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ) Р.Усиков. Не вникнув в подсунутую ему заявку, он подписал требование на выдачу какому-то иностранному исследователю одного дела, касавшегося войны во Вьетнаме. А исследователь оказался не простой. Он полученную из этого дела информацию сопоставил с другими открытыми источниками и пришёл к выводу, что в своё время наши спецслужбы активно занимались во Вьетнаме дезинформацией. Дальше разгорелся скандал. Кто-то решил, что Усиков поспособствовал раскрытию методов работы советской разведки. Его сделали крайним и с позором уволили из архива.

Вторая версия. Есть основания полагать, что некоторые руководители архивов сознательно не выдают отечественным исследователям многие документы, придерживая их для западных историков. Не секрет, что многие западные институты проявляют огромный интерес к советской истории и готовы за информацию платить немалые деньги, но при одном условии – что за ними будет закреплён приоритет в изучении и публикации этих документов. И это не голословные обвинения. Вспомним, как в середине 90-х годов советник первого президента России Ельцина генерал Волкогонов заставил чуть ли не всё руководство РГАНИ делать копии с десятков тысяч документов КПСС для последующей их передачи различным американским фондам и университетам (разумеется, не бесплатно). А на каких основаниях сегодня директор РГАНИ Наталья Томилина иниициирует рассекречивание отдельных документов конца горбачёвской перестройки, которые потом всплывают в сборниках, изданных под эгидами различных европейских организаций (а российским исследователям те же самые документы при этом до сих пор не выдаются; та же самая Томилина предлагает нашим историкам дождаться, когда будет завершено рассекречивание всего массива документов)?

Есть и третья версия. Некоторые именитые архивисты то ли по собственной воле, то ли по чьему-то указанию очень не хотят, чтобы граждане сами могли разобраться в прошлом своей страны, и навязывают им определённую точку зрения, подкрепляя её лишь специально отобранными документами и скрывая от людей весь комплекс материалов. Так, на мой взгляд, поступает, к примеру, научный руководитель Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) Сергей Мироненко, который упорно отрицает героический подвиг 28 панфиловцев, размахивая как флагом всего лишь одной запиской военного прокурора, датированной концом 40-х годов, но при этом умалчивая о том, что на эту же самую тему в архивах есть немало и других важных документов с совершенно противоположной информацией.

Ну, и, конечно, нельзя исключать и то, что архивная отрасль при нынешнем руководителе Росархива Андрее Артизове сильно деградировала и компетентность большинства руководителей федеральных архивов свелась в последнее время к нулю.

А где же истина? Попытаемся её выявить в ходе нашего журналистского расследования.

 

 

 

1. Зачем архивисты усиленно представляют Леонида Брежнева в образе несведущего дурачка?

 

Начну с расхожих истин. По-моему, всем ясно, что советскую историю 1960–1980-х годов невозможно понять, не разобравшись в образе Леонида Брежнева. Разные советские историки представляют этого деятеля по-разному. Одни говорят, что Брежнев был чуть ли не гением, который вывел Советский Союз на совершенно новый уровень. Другие утверждают обратное – что именно он завёл Советский Союз в тупик и по сути предопределил распад великой державы. Но чтобы найти истину, надо поднять и изучить огромный массив архивных документов, связанных с Брежневым. Однако много лет наши исследователи даже не могли узнать, где хранятся архивы Брежнева. Дело доходило до странных парадоксов. Наш отечественный журнал «Родина» публиковал материалы немецких исследователей с обильным цитированием рабочих записей Брежнева, сообщая при этом все архивные шифры, но когда наши историки, руководствуясь этими шифрами, шли в РГАНИ и просили предоставить им оригиналы процитированных документов, сотрудники РГАНИ, ничуть не смущаясь, утверждали, что они об этих документах ничего не знают и что никаких бумаг Брежнева у них нет. Это враньё продолжалось вплоть до 2014 года. Только после моей встречи с руководителем Росархива Артизовым летом 2014 года руководство РГАНИ вынуждено было признать, что оно располагает фондами Хрущёва, Брежнева, Суслова, Андропова и Черненко. При этом за своё многолетнее враньё ни директор архива Томилина, ни её заместители Прозуменщиков и Шевчук никакого наказания не понесли.

Начав изучать фонд Брежнева, я наткнулся на следующие сведения: оказывается, ранее он находился в Архиве Президента Российской Федерации, но в 2009–2010 годах практически полностью был передан в РГАНИ и практически сразу после этого с ним начали работать сотрудники архива Казарина и Прозуменщиков, однако не для составления картотек или подготовки каких-то выставок, а, как я понял, исключительно как исследователи. Естественно, у меня тут же возник вопрос: а чем тот же Прозуменщиков отличается от других историков, не являющихся сотрудниками РГАНИ? Почему он получил право доступа к этому фонду, а других исследователей не подпускали к этому материалу, повторю, вплоть до лета 2014 года? Ответ на этот вопрос я нашёл лишь через несколько лет – после выхода трёхтомника «Леонид Брежнев. Рабочие и дневниковые записи». Как оказалось, Прозуменщиков – один из комментаторов этого издания. Видимо, поэтому он и не хотел, чтобы до выхода трёхтомника кто-то ещё имел доступ к фонду Брежнева. Судя по всему, заместитель директора РГАНИ Прозуменщиков сознательно хотел установить для себя монополию в праве пользования материалами РГАНИ.

 

 

Вообще, на этом трёхтомнике стоит остановиться особо. Это шикарное издание альбомного вида. Роскошность фолианта, видимо, должна была подчеркнуть, с одной стороны, уникальность личности главного героя, а с другой – чрезвычайную важность опубликованных материалов. А что получилось в итоге? Не знаю, случайность это или сознательная линия, но Брежнев после изучения этого тома предстаёт в образе этакого дурачка. После изучения этих документов закрадывается вопрос: а кто же руководил великой державой в течение 18 лет – полный дурак или законченный идиот?! Такое впечатление, что трёхтомник изначально был нацелен на то, чтобы всеми способами оглупить образ многолетнего лидера советской империи.

Начну с предисловия. Краткое вступительное слово к этому изданию сочинил не кто-нибудь, а руководитель Росархива Артизов. И что он сообщил в своём предисловии? Всего два момента: что какое-то время он сидел в одном кабинете с одним из бывших секретарей Брежнева и что какое-то время он лично сталкивался с бывшей сотрудницей аппарата Брежнева Дорошиной. Но, простите, какое читателям дело до того, с кем Артизов когда-то пересёкся в каком-то кабинете или коридоре?! Артизов – руководитель Росархива! И эти два штриха, которые он привёл в своём предисловии, можно было использовать лишь как небольшие лирические отступления для некоего оживления текста, но всё-таки само предисловие должно было быть посвящено другому – роли и месту Брежнева, как минимум, в истории России и тому, что нового открыли обнаруженные записи не только в облике Брежнева, но прежде всего в истории страны. Однако написание такого предисловия требовало глубокого погружения в материал, а Артизов, судя по всему, в рукопись трёхтомника не вникал, предпочтя отделаться двумя общими фразами. Видимо, он так и всей отраслью руководит – шапочно, без изучения проблем и выработки стратегии развития архивного дела. Что очень печально! Всё-таки во главе Росархива хотелось бы видеть личность, а не марионетку.

Теперь об опубликованных записях Брежнева. Насколько они ценны для того, чтобы подавать их в таком роскошном альбомном виде? Или всё-таки перед нами некий рабочий материал, который и подавать нужно соответствующим образом – не в виде дорогостоящих фолиантов, а в скромном оформлении – как обычные сборники подготовительных материалов?

Вчитаемся в содержание этих записей. Вот Брежнев уже в глубокой старости сообщает, что с утра побрился. Это очень важно? Смотря с какой точки зрения. Для судьбы страны, понятно, это не имело никакого значения – побрился в тот день Брежнев или не побрился. Но это, наверное, очень важно с точки зрения понимания образа жизни большого руководителя, который к концу 70-х годов подошёл к состоянию старческой немощи.

Поймите меня правильно, я против того, чтобы что-либо цензурировать или скрывать. Безусловно, надо было печатать и эти записи бытового характера. Они тоже нужны. Но надо уметь делать и соответствующие комментарии, чтобы было ясно, Брежнев реально управлял огромной страной или его никогда и ничего не волновало, кроме бритья? Из трёхтомника же следует вывод, что во главе огромной империи находился какой-то дурачок, а вообще-то всем управляли, прикрываясь именем генсека, совсем другие люди, предпочитавшие оставаться в тени.

Впрочем, бритьё – это всего лишь маленькая частность. Куда существенней другое. Всё-таки что из себя представляют рабочие записи Брежнева? Это что – подробные графики личных встреч, перечень телефонных звонков, некие отчёты за какие-то промежутки времени, отдельные напоминания лично для себя, выделение приоритетов на конкретный день, просто отдельные пометы или что-то ещё? Увы, составители трёхтомника показали свою профессиональную беспомощность, так и не дав подробной характеристики представленным документам и не сумев их должным образом откомментировать. Если полагаться только на опубликованные записи, то создаётся впечатление, что Брежнев был очень ограниченным и вздорным человеком, который рулил страной под настроение: вот сегодня ему захотелось услышать одного клеврета, завтра – другого, а что в целом со страной – плевать. За сиюминутностью не просматривалась никакая перспектива. А ведь это было далеко не так!

Не буду касаться всего. Возьму отдельные моменты, связанные с культурой и литературой. По изданному трёхтомнику записей Брежнева можно сделать вывод, что из всех обращений крупных писателей до него дошло только в 1967 году письмо Веры Кетлинской, которая интересовалась, почему наша печать стала замалчивать критику культа личности Сталина. Но мы-то знаем доподлинно, что к Брежневу в разное время обращались и Симонов, и Солженицын, и Шолохов, и другие именитые писатели, и что их письма тоже доходили до Брежнева, и что Брежнев на них реагировал.

Другой момент. Весной 1967 года Брежнев пометил: «Приветствие писателям». Потом он, правда, эту пометку зачеркнул. В комментарии сказано, что 4 мая 1967 года на заседании Политбюро был затронут вопрос: надо ли Генсеку партии выступить на Четвёртом съезде советских писателей. Сам Брежнев склонился к тому, чтобы ограничиться лишь приветствием ЦК к съезду. Между тем другие выявленные в архивах документы показывают, что Брежнев всегда огромное внимание уделял вопросам развития советской литературы, но конкретные решения в каждом отдельном случае принимал с учётом самых разных факторов и обстоятельств. Так, в декабре 1956 года он три дня председательствовал в ЦК на встречах с ведущими писателями страны, ибо тогда была одна ситуация. В 1967 году сложилась иная ситуация: Брежнев отказался выступать на писательском съезде, видимо, потому, что не хотел давать возможность использовать его имя в групповой борьбе различных литературных кланов (даже в его собственном окружении, к примеру, референт Самотейкин и помощник Александров-Агентов всячески тогда подталкивали его к сближению с Константином Симоновым, а также с некоторыми другими влиятельными либералами, а другие силы – прежде всего помощник по аграрным вопросам Голиков – хотели, чтобы Брежнев публично знаменем советской литературы провозгласил Шолохова).

Могу привести другой пример. В опубликованных записях Брежнева отмечено неудовольствие появлением в 1967 году в газете «Неделя» фрагментов из мемуаров Шульгина. Комментаторы сообщили, что саму публикацию Шульгина они не отыскали. Меж тем, если бы комментаторы обратились к хранящимся в РГАНИ протокольным записям, сделанным на заседаниях секретариата ЦК КПСС в апреле 1967 года, то нашли бы не только точную ссылку на публикацию Шулгина, но и узнали бы реакцию на эту публикацию Андрея Кириленко, Фёдора Кулакова и других руководителей партии. Но тут что интересно? Кто всё-таки первый среагировал на мемуары Шульгина? Брежнев или Кириленко? И почему руководство партии так напугали воспоминания бывшего монархиста? Ведь всем же было ясно, что никакой Шульгин советский режим уже был не в состоянии поколебать.

Ладно, литература не являлась для Брежнева самой главной вещью. Существовали дела поважнее, прежде всего – в политике и экономике. А как это отражено в рабочих записях Брежнева? Если брать материалы начала 1960-х годов, то видно, что Брежнев, отвечавший тогда за развитие оборонного комплекса страны, вникал во все в мелочи, касавшиеся, к примеру, ракетной техники. Но после того, как он стал Генеральным секретарём, никаких конкретных записей ни по ракетной технике в частности, ни по тяжёлой промышленности и машиностроению в целом он не делал. Лишь иногда он помечал, что принял Дмитрия Устинова (который в конце 1960-х годов как секретарь ЦК отвечал за оборонку) и отдельных министров, но это не означало, что он перестал глубоко вникать в проблемы промышленного развития страны. Однако из материалов трёхтомника этого не видно.

В связи с этим стоит обратить внимание на второй том, практически целиком состоящий из записей дежурных секретарей приёмной Брежнева. Хорошо, что составители книги включили полные тексты записей секретарей о том, кто в тот или иной день посещал кабинет Брежнева, с кем сотрудники приёмной соединяли Брежнева по телефону, а также указали поимённо всех, кто звонил в приёмную. Но ведь этого для понимания масштаба личности Брежнева и того, что делал Брежнев, крайне недостаточно. Здесь нужны сопроводительные материалы и серьёзные комментарии.

Наверное, очень сложно было бы подробно в одном томе расписать, отталкиваясь от записей секретарей приёмной, каждый день Брежнева за все 18 лет его руководства страной. Но почему нельзя было в качестве примера расписать хотя бы один день генсека? Вот секретарь приёмной сообщил, что в такой-то день в кабинет к Брежневу заходили Суслов, Андропов, Кириленко, Замятин, такой-то министр и, кроме того, он соединял генсека с четырьмя другими товарищами. Понятно, что ни один секретарь из приёмной непосредственно в кабинете Брежнева не присутствовал при разговорах вождя с Сусловым или с Кириленко, в лучшем случае принося в кабинет шефа чай с печеньем. Не прослушивали секретари и телефонные разговоры Брежнева (во всяком случае, хочется верить, что разговоры лидера обходились без прослушки спецслужбами). Ну так посмотрите по другим источникам, что в указанный день происходило в высших эшелонах власти. Возможно, было заседание Политбюро или Секретариата ЦК, на которых председательствовал Брежнев. Посмотрите, какие бумаги Брежнев подписывал, какие отдал письменные распоряжения. И тогда можно было бы представить во всей полноте картину за один день и хотя бы в общих чертах понять, с чем в течение одного рабочего дня конкретно сталкивался Брежнев и что именно он решал, в том числе то, что требовало его незамедлительной реакции, а что работало на отдалённую перспективу. И мы бы увидели, что в конкретный день Брежнева волновала не только публикация в газете «Неделя» воспоминаний Шульгина, но и проблемы космоса, насущные вопросы трактористов в сельской глубинке, прорывные технологии в медицине, комчванство какого-то мелкого функционера на Урале, а также очередные провокации Запада в ГДР или в Чехословакии… Не удержусь и приведу ещё один пример. Секретари приёмной Брежнева зафиксировали, что 4 декабря 1972 года генсек принял заместителя заведующего отделом пропаганды ЦК А.Н. Яковлева. Но что он в тот день обсуждал с этим партаппаратчиком – доклад к 50-летию СССР или ошибки этого функционера, допущенные в опубликованной в «Литгазете» статье? Прояснить ситуацию могли бы протокольные записи заседаний Секретариата ЦК КПС за 1972 год, в частности, выступление Брежнева на одном из секретариатов ЦК. Но комментаторы трёхтомника поленились изучить эти протокольные записи.

Из других опубликованных в трёхтомнике записей дежурных секретарей приёмной Брежнева можно сделать вывод, что из всех художников в высшие эшелоны власти имел доступ один лишь Сергей Михалков. За несколько лет он звонил в приёмную Брежнева чуть ли не двадцать раз. Но по другим источникам известно, что Брежнев в разные годы относился к дяде Стёпе по-разному. Когда году в 1970 главный редактор газеты «Правда» Зимянин поинтересовался у помощников генсека публиковать ли ему очередную басню дяди Стёпы, помощники, не решившие взять на себя всю ответственность, доложили о смятениях Зимянина непосредственно боссу. И как отреагировал тогда на это Брежнев? Он потребовал от руководителя своего секретариата Цуканова больше не впутывать его в эти сомнительные истории, сказав: «а для чего у нас существуют соответствующие отделы ЦК», и дав ясно понять, что стишата Михалкова ему никогда близки не были. Тем не менее, тот же Брежнев как-то (точнее, 13 февраля 1969 года) принял Михалкова и поговорил с ним о детской литературе и о гимне Советского Союза, но, что интересно, новый предложенный тогда Михалковым текст гимна – отверг. Предложенный Михалковым текст гимна, кстати, обсуждался и 25 сентября 1970 года на Секретариате ЦК КПСС. Но Пётр Демичев тогда заявил: «Мне текст не нравится, он слишком упрощён» (РГАНИ, ф. 4, оп. 44, д. 6, л. 136). Добавлю: последний раз Брежнев принял Михалкова 7 января 1980 года. Правда, что он тогда обсуждал с ним, пока выяснить не удалось.

Составители трёхтомника гордятся тем, что они напечатали в своём издании якобы уникальный биографический словарь на всех упомянутых в трёх книгах лиц. Но в чём ценность этого словаря, я так и не понял. Какой смысл был приводить короткие справки на почти одну тысячу человек, если сведения для них были почерпнуты исключительно из одной Википедии? Мне не ясно, для чего было в этот словарь включать, к примеру, Расула Гамзатова или Александра Твардовского, если они видели Брежнева мельком и по сути никогда с ним толком не общались? Здесь интерес могли бы представить материалы о людях из ближайшего окружения Брежнева, а также из его секретариата и приёмной. Причём хотелось бы в этих справках увидеть не только даты рождения и перечисления этапов большого пути, но хотя бы краткие характеристики этих людей.

Составители трёхтомника решили всех показать образцовыми людьми. Но в жизни-то было не так. Вот я читаю справку о бывшем секретаре приёмной Брежнева Геннадии Бровине. Раньше после таких восторженных справок фотографии людей разве что на доску почёта не вывешивали. И ни слова не сказано в трёхтомнике, что Бровин в своё время был обвинён в уголовных преступлениях. Как выяснилось, в 1986 году его дело рассматривалось в комитете партийного контроля при ЦК КПСС. Человека уличили во взяточничестве. Коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР под председательством И.Алхазова приговорила его к девяти годам. А вышли на Бровина совершенно случайно. До этого суд рассматривал дело о взятках в системе Минлегпрома РСФСР. И кто-то из обвиняемых тогда сказал: что же вы накинулись на стрелочников, а боитесь посмотреть наверх. Прокуроры проявили принципиальность и узнали, как Бровин действовал. Сидя в приёмной Брежнева, он периодически звонил первым секретарям обкомов партии, строго спрашивал, как те выполняли указания генсека по тем или иным вопросам, и между делом вскользь интересовался судьбами отдельных персонажей, которым грозило уголовное преследование за совершённые преступления. Первые секретари воспринимали эти звонки не как личную инициативу Бровина, а как поручения Брежнева, и всё делали для того, чтобы увести те лица, чьи фамилии звучали в телефонных разговорах, от уголовной ответственности. Ну а Бровин за это от спасённых им от наказания людишек получал немалые средства.

Другой пример. Не секрет, что практически всё делопроизводство, касавшееся Брежнева, осуществлял общий отдел ЦК КПСС. А кто тогда руководил этим отделом? По сути два человека – Константин Черненко и Клавдий Боголюбов. Однако, как потом выяснилось, Боголюбов никогда не отличался аскетизмом и очень любил большие деньги. Отвечая в аппарате ЦК за составление для Политиздата сборников партийных документов, он постоянно требовал от издательства огромные гонорары. Но всё это всплыло наружу уже после смерти Брежнева. Позже Егор Лигачёв инициировал исключение Боголюбова из партии. А нам в этом трёхтомнике преподносят Боголюбова как верного ленинца и честного коммуниста. Кого обманываем?

Здесь надо сказать, что главными составителями данного трёхтомника выступили бывшие руководители Архива Президента РФ А.Коротков и А.Степанов. Но они уже не раз демонстрировали свою профессиональную беспомощность. Максимум, что они всегда могли, это перепечатать выявленные в ранее засекреченных архивах какие-то документы. А уже на серьёзные и толковые комментарии эти деятели никогда способны не были. В 1993 году их страшно ругала Наталья Солженицына, недовольная ходом подготовки к печати сборника «Кремлёвский самосуд». Но, к сожалению, низким профессиональным уровнем отличаются не только Коротков и Степанов. Это характерно для всего руководства и РГАНИ, и РГАЛИ, и многих других федеральных архивов.

 

 

2. Всегда ли во всём виновата Федеральная служба безопасности (ФСБ),
или Почему руководство РГАНИ четверть века запрещало обнародовать списки всех имеющихся в архиве фондов

 

Когда я ещё в 2008 году впервые пришёл в РГАНИ, то обратил внимание на такую странность: мне в читальном зале выдали список вроде всех находящихся в архиве фондов, но в перечне фигурировало только чуть больше десяти фондов, хотя последний фонд имел порядковый номер сто с хвостиком. Меня занимал вопрос: а куда же делись почти девяносто фондов? Их что, списали, или объединили с какими-то другими делами, или передали в какие-то другие ведомства? Однако никто из руководства РГАНИ ничего вразумительное ответить на мои недоумения так и не мог. Пришлось проводить своё собственное расследование. И первым, кого я с поличным поймал на вранье, был заместитель директора РГАНИ Михаил Прозуменщиков.

Я купил в магазине двухтомник «Два цвета времени» с документами о Хрущёве, и в обоих томах чуть ли не на каждой странице мелькали ссылки на фонд 52. В выходных данных этого двухтомника Прозуменщиков значился как составитель, а директор РГАНИ Томилина как главный редактор. Однако в выдававшемся в РГАНИ исследователям перечне этот фонд нигде не фигурировал. А всё-таки Хрущёв долгое время был советским лидером, и просто так его фонд вряд ли мог испариться.

Поймав Прозуменщикова (а заодно и Томилину) на грубом вранье, я тут же потребовал немедленной встречи с руководителем Росархива Артизовым. После этого в РГАНИ совершилась маленькая революция: тут же в перечень были включены фонды Брежнева, Андропова, Суслова и Черненко. Однако в целом это ситуацию не меняло. Просто стало не девяносто лакун, а на несколько единиц меньше.

Я потом, наверное, раз пятнадцать встречался с директором РГАНИ Натальей Томилиной и её заместителями Михаилом Прозуменщиковым и Иваном Шевчуком. Меня пытались убедить, что ничего большего я не добьюсь, ибо существуют некие запреты Федеральной службы безопасности. Мол, согласно каким-то инструкциям архив не имеет право сообщать о наличии у себя каких-либо фондов, если в них содержится хотя бы одно нерассекреченное дело. Рассчёт был на то, что я поверю этим чинушам, и уж тем более никогда не рискну уточнить их информацию в самих спецслужбах. Только они забыли об одном – единожды солгавшему веры уже больше никогда нет.

Год с лишним у меня ушёл на то, чтобы найти документальные подтверждения тому, что в РГАНИ находятся как минимум ещё три десятка фондов, никогда до этого не указывавшихся в официальных перечнях, открытых для исследователей. Только после этого я получил официальное сообщение, что, да, в РГАНИ имеется 68 фондов, но на обнародование всех названий якобы в обязательном порядке требовались согласия ФСБ, Службы внешней разведки и других специальных инстанций. Я тогда ещё поинтересовался у главного хранителя РГАНИ Шевчука: он что, всех исследователей держит за полных идиотов и всерьёз считает, что название, к примеру, фонда Виктора Поляничко (который когда-то был вторым секретарём ЦК Компартии Азербайджана) надо согласовывать чуть ли не с самим Путиным? На что Шевчук, как прямо-таки настоящий иезуит, ответил: дескать, фонд Поляничко, как и бывшего секретаря ЦК КПСС Рудакова, лично для меня никакого интереса представлять не может. То есть руководители РГАНИ сами решали, что могло бы представлять интерес для исследователей, а что не могло.

Небольшое лирическое отступление. Под давлением предъявленных документов из других фондов Шевчук осенью 2015 года признал-таки наличие в РГАНИ фонда Ильичёва, но тут же пояснил, почему нигде не упоминал этот фонд: мол, тогда бы исследователи его замучили, стали бы заказывать дела, а ему это надо?!

В общем, только 1 января 2016 года Росархив наконец заставил руководство РГАНИ обнародовать практически весь список имеющихся у них фондов. Что же так долго и упорно Томилина в купе с Прозуменщиковым и Шевчуком скрывали от исследователей? По не совсем для меня понятным причинам они утаивали, в частности, фонды Арвида Пельше, Георгия Маленкова, Ильичёва, Александра Рудакова, других бывших руководителей партии.

Но обнародование названий этих фондов ещё не означало, что Томилина тут же разрешит выдавать исследователям дела из этих фондов. Исследователям вновь начали вешать лапшу на ушу. Скажем, Шевчук то ссылался на то, что эти фонды ещё никто не обрабатывал и не описывал, то приводил другую байку: мол, не закончена какая-то сверка. А потом стал говорить, что хочет все дела заново красиво переплести… Возмутившись такими подходами, один из исследователей Евгений Колобов не выдержал и весной 2016 года пожаловался на бездействие Томилиной и Шевчука руководителю Росархива Артизову. Но и это не помогло. Если уж Шевчук почему-то не захотел никому ничего выдавать, то его слово оставалось последним и никакой Артизов ему никогда указом не был. Начали частично дела из этих фондов выдавать лишь в декабре 2018 года. И что сразу же вскрылось?

Первое. Большинство этих фондов были сформированы ещё в 1992–1993 гг. Однако, похоже, содержавшаяся в них информация кого-то сильно обеспокоила. Возможно, именно поэтому эти фонды и было решено утаить от исследователей.

Возьмём фонд 99, связанный с Сухановым. Для начала скажу, кто такой был Суханов. Он работал в аппарате ЦК партии ещё с 1930-х годов. Позже он стал одним из самых ближайших помощников Георгия Маленкова. А Маленков с конца 1940-х годов считался в партии вторым человеком и многими в партаппарате воспринимался как преемник Сталина. Когда после смерти Сталина была предпринята попытка разграничить полномочия партии и правительства и центром власти сделать кабинет министров, Маленков, понимая, что переходный период будет не так-то прост, всё сделал для того, чтобы не упустить контроль над обиженной частью партаппарата, и протолкнул на должность руководителя канцелярии Президиума ЦК КПСС (а именно через эту канцелярию планировалось осуществлять взаимодействие с партаппаратом) своего ближайшего помощника и беспредельно верного ему человека Суханова. Хрущёв до поры до времени вынужден был с этим мириться. Но как только он существенно укрепил свои позиции в партии, то немедленно начал подкоп под своего ближайшего конкурента Маленкова, первым делом бросив все силы на компрометацию и последующий арест Суханова.

Так чем же интересен фонд Суханова, который стал складываться в РГАНИ, повторю, ещё в 1993 году? Если Суханов не врал, то получается, что процесс по реабилитации жертв репрессий начался задолго до XX съезда партии, практически сразу после смерти Сталина. И отвечал в партии за это направление в первую очередь секретарь ЦК Пётр Поспелов, который вообще-то всегда имел репутацию упёртого и кондового сталиниста. Подробно Суханов в своих материалах осветил и то, когда и почему Хрущёв начал последовательно отовсюду вытеснять Маленкова. Отдельно он коснулся и такого момента: был ли когда-либо у Маленкова альянс с Берией или всё это чьи-то выдумки.

Не буду далее перечислять все имеющиеся в фонде Суханова материалы. Подчеркну только два момента: 1) все эти документы позволяют гораздо глубже понять, как протекала внутрипартийная борьба после смерти Сталина вплоть до начала 1955 года, и 2) открывают много неизвестных штрихов в истории реабилитации жертв незаконных репрессий. Но почему в РГАНИ четверть века всё это скрывали?

Тут можно выдвинуть много версий. Нельзя исключать и такую. Дело в том, что в 2000-е годы вышло несколько сборников документов о процессе реабилитации, о XX и XXII съездах партии и ещё кое-чём, к которым имел непосредственное отношение замдиректора РГАНИ Михаил Прозуменщиков и где в выходных данных фигурировала Наталья Томилина, а в некоторых изданиях присутствовал даже сам Артизов. И там даны одни комментарии, а материалы Суханова дают основания в некоторых выводах руководителей РГАНИ серьёзно усомниться. Ну и зачем тому же Прозуменщикову самому себя высекать? Видимо, ему проще было всё сделать для того, чтобы держать фонд того же Суханова как можно дольше в тайне от исследователей.

Много вопросов лично у меня появилось и после того, как наконец удалось получить доступ к фондам Ильичёва и Маленкова. Начну с предисловий к описям этих фондов. Лично я так и не понял, когда же стал формироваться фонд Ильичёва, по чьей инициативе и из каких документов. В предисловии слишком много общих и лукавых фраз. Сообщено, что документы поступали из Архива Президента РФ, Министерства иностранных дел, а также из домашнего архива. Но ещё раз повторю – когда? И почему, например, то же Министерство иностранных дел что-то передало в РГАНИ, а не оставило у себя в своём архиве, который более известен как Архив внешней политики. То же самое можно сказать и о предисловии к фонду архива Рудакова. Когда начал формироваться этот архив, где, по чьей инициативе, об этом ничего в предисловии не сказано. И сделано это, видимо, с умыслом: чтобы никто не смог упрекнуть архивистов в том, что они четверть века сознательно скрывали от общества уникальные документы.

Возвращаясь к Ильичёву, замечу, что этот партфункционер задумывался о судьбе имеющихся у него документов ещё в начале горбачёвской перестройки и начал тогда же часть материалов передавать в Государственный литературный музей. Но и в этом музее, как и в РГАНИ, до сих пор не очень-то приветствуют стремление исследователей получить доступ к важным материалам.

Всё это очень затрудняет, с одной стороны, изучение истории партии и литературы первой половины 1960-х годов, а с другой стороны, мешает понять личность самого Ильичёва. Напомню, что в те времена, когда Ильичёв был секретарём ЦК КПСС по пропаганде, началось наступление Хрущёва на советскую интеллигенцию. Именно тогда Хрущёв обрушился на художников в Манеже, именно в ту пору он разругал Вознесенского и Аксёнова в Кремле, и именно в то время по сути начал меняться курс от оттепели к заморозкам. А какова во всём этом роль Ильичёва: это он провоцировал на всё перечисленное Хрущёва, или, наоборот, провоцировали другие руководители партии, а он пытался сдержать советского лидера? Был ли Ильичёв страшным гонителем лучших писателей страны или, наоборот, яростным их защитником? Кем, в конце концов, его считать – мракобесом или либералом? Частично на все эти вопросы давно уже могли ответить материалы фонда Ильичёва, но по вине Артизова и Томилиной этот фонд длительное время сознательно от всех скрывался, и никто ведь до сих пор за это так и не ответил.

Кстати, руководство РГАНИ до сих пор часть фондов по непонятным причинам укрывает от историков. К примеру, до сих пор исследователям недоступен фонд Арвида Пельше (номер 85). С чем продолжает быть связана такая таинственность, никто не может понять. Видимо, кто-то до сих пор продолжает бояться бывшего главного контролёра Партии. Вот уже и в другом архиве – в РГАЛИ – перестали исследователям выдавать дело Пельше из фонда 631 «Союз писателей СССР». Почему? Кто заинтересован в сокрытии информации о том, что бывший председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС много лет состоял в Союзе писателей СССР? Не удержусь и приведу такую подробность: большинство латышских писателей Пельше откровенно не любили и всерьёз его за литератора не воспринимали. Когда в 1966 году Пельше перевели из Риги в Москву, они завалили московский генералитет запросами: когда же, наконец, Пельше будет снят с учёта в Союзе писателей Латвии и перейдёт на учёт в Московскую писательскую организацию. Однако Пельше почему-то вставать на учёт в московской организации никак не хотел. Из-за этого в узких кругах литфункционеров Риги и Москвы периодически возникали дрязги, но московское литначальство указать Арвиду Пельше на его место в Союзе писателей так и не рискнуло.

Что тут ещё важно отметить? Даже на конец 2018 года исследователи так и не получили исчерпывающего списка имеющихся в РГАНИ фондов. До сих пор нет никаких сведений о фондах, укрывающихся за следующими номерами: 69, 75, 90 и 120. Что скрывается – это тайна за семью печатями. И раскроют ли когда-нибудь эту страшную тайну Томилина, Прозуменщиков и Шевчук, не известно.

 

3. Рассекречено, но по-прежнему недоступно,
или Почему член Политбюро Андрей Кириленко не хотел сообщать народу всей правды о родной Партии

 

Одной из огромных проблем для многих архивов является вопрос рассекречивания документов. Это в самом начале 1990-х годов всё было очень просто. Тогда руководитель архивной отрасли России Рудольф Пихоя, заручившись поддержкой Ельцина, разрешил открыть свободный доступ к фондам большинства отделов ЦК КПСС и частично даже к материалам секретариата ЦК КПСС. В той неразберихе люди легко занимались даже с некоторыми делами Политбюро. Кое-кому везло и того больше: им без всяких спецпроверок открывались «Особые папки» ЦК с грифом «Совершенно секретно» и различные справки и сводки Комитета госбезопасности.

Впрочем, эта вольница просуществовала недолго. Вскоре победившая власть вновь всё засекретила и установила довольно-таки жёсткий порядок рассекречивания архивных материалов, создав специальную межведомственную комиссию из представителей порядка двадцати различных структур. Несколько лет эта комиссия вообще не собиралась, а потом начала тянуть резину, в год рассматривая несколько сотен архивных дел. Эксперты подсчитали, что при таком подходе к важной государственной задаче процесс рассекречивания мог занять не десятки, а сотни лет. Только после этого уже в конце 2000-х годов власть придала делу некое ускорение.

Правда, толку от этого оказалось мало. Ну, принимала межведомственная комиссия решения о рассекречивании огромного массива документов, а дальше-то что? Вы думаете, архивы тут же брали под козырёк, проставляли на ранее недоступных делах штампик «Рассекречено» и тут же начинали всё выдавать исследователям? Как бы не так!

Вот один из характерных примеров. Ещё летом 2012 года было принято решение о рассекречивании значительной части дел, перечисленных в описи 44 фонда 4 РГАНИ. Это так называемые протокольные записи заседаний Секретариата ЦК КПСС за 1967–1969 годы. Что-то было из этой описи рассекречено также весной 2014 года. Но для отечественных исследователей все эти материалы оставались недоступными вплоть до середины декабря 2018 года. Исключения делались в основном для Прозуменщикова (он, видимо, очень торопился отксерить десятки документов для иностранцев, с которыми у РГАНИ существовали договора на огромные суммы). Уже за одно это главного хранителя РГАНИ Ивана Шевчука, как и директора архива Наталью Томилину, надо было гнать с работы в шею. Но их даже никто не пожурил за столь поразительную «оперативность».

А чем интересны дела из этой описи, к которым так долго не подпускали исследователей? Очень многим. Ну, хотя бы следующим фактом: руководство партии в своём кругу не скрывало, что во всём должны существовать двойные стандарты. На одном из заседаний Секретариата ЦК третий человек в Партии Андрей Кириленко открыто возмущался тем, что иногда газеты чуть ли не дословно воспроизводили то или иное постановление ЦК, в котором существовали пассажи, могущие вызвать недовольство народа. Позиция Кириленко была такая: не обо всём, что говорилось в Кремле, следовало оповещать население. Хотя на словах утверждалось совсем иное: что народ и партия у нас едины и что у партии нет секретов от своего народа. Да нет! Секреты были, ещё какие! И ладно, если бы они касались каких-то государственных тайн в области разработки ракетной техники или применения новейших технологий в отдельных отраслях. Чаще всего секреты касались как раз другого – разврата в номенклатурных кругах, морального разложения больших руководителей, взяточничества и всего такого прочего.

Понятно, что практика двойных стандартов возникла не в 1967 году. Она существовала и раньше. Но иногда Кремль сознательно допускал утечку информации о вопиющих случаях нарушения морали, используя это для устранения влиятельных оппонентов. Вспомним, как в начале 1955 года Президиум ЦК КПСС дал команду разослать не во все, а только в отдельные партийные организации письмо о недостойном поведении бывших руководителей Агитпропа ЦК Александрова, Еголина и их соратников. Этих деятелей уличили в разврате. Один содержал притон, другой регулярно посещал бордели, третий организовывал поставки в эти притоны студенток из Литинститута. Данное письмо Президиума ЦК потом было обсуждено на закрытых (!) партийных собраниях в Институте мировой литературы, в Союзе писателей СССР, в Литинституте и ещё в двух-трёх организациях. Рядовые коммунисты потребовали на этих собраниях исключения бывших руководителей Агитпропа ЦК из Партии и заведения на них уголовных дел. Но партийная верхушка не для того принимала постановление Президиума ЦК КПСС, чтобы восторжествовала справедливость; она не справедливости жаждала, а устранения своих оппонентов. Для этого и использовалось дело о борделях. Ведь все организаторы притонов считались людьми Маленкова, на которого у Хрущёва давно уже был зуб. Скомпрометировав ближайшее окружение Маленкова, Хрущёв легко добивался другого – удаления Маленкова с первых ролей на задворки. Сажать же в тюрьму Хрущёв ни Александрова, ни Еголина, ни тогдашнего директора Литинститута Петрова и в мыслях не собирался. Он просто-напросто решил на время Александрова перевести из Москвы в Минск, а Еголина понизить в должности в ИМЛИ. Неудивительно, что когда рядовые коммунисты стали настаивать на более суровом наказании организаторов притонов, верный слуга партии Дмитрий Поликарпов тут же всем протестующим заявил, что никто не вправе поправлять ЦК по поводу того, как бороться с содержателями притонов. И что было дальше? Как только Хрущёв одержал победу над Маленковым, все дела о притонах моментально замяли. А простому народу о них ни разу никто даже не сообщил.

Нечто подобное повторилось и в 1968 году. Только на этот раз всё прошло в узком кругу, так и не выйдя за стены кабинетов Старой площади. Что я имею в виду? Прежде всего так называемое «дело комсомольцев». Это уже в постсоветское время Валерий Ганичев и некоторые его приспешники утверждали, будто в 1968 году либералы руками Суслова устроили расправу над русской партией в комсомоле, лидером которой являлся Сергей Павлов. Мол, Павлов давно уже был для либералов костью в горле, и никто не знал, как его сковырнуть, ибо этого Павлова поддерживал секретарь ЦК Партии Шелепин, председатель КГБ Семичастный, а также куча других влиятельных охранителей. Наконец, в 1968 году либералы из брежневского окружения, прежде всего Цуканов, Александров-Агентов, Самотейкин, а также ребятишки из команды Андропова под надуманным предлогом организовали смещение неугодного Павлова. Своё участие в создании мифов о чуть ли не насильственном устранении из власти Павлова потом принял и другой заметный комсомольский функционер Борис Пастухов. Он утверждал, что либералы, зная о его непростых отношениях с Павловым, заранее предложили ему выступить на Секретариате ЦК КПСС с гневным осуждением Павлова, пообещав за это тут же утвердить его на ближайшем заседании Политбюро новым комсомольским вождём. Но Пастухов якобы от этого отказался, будто бы заявив, что при всей своей неприязни к Павлову он использовать подлые методы в борьбе с оппонентом никогда не будет. И якобы именно поэтому он ещё девять лет продолжал ходить во вторых, а не в первых секретарях ЦК комсомола. А как было на самом деле?

Из рассекреченных документов видно, что все проблемы тогдашних комсомольских вожаков заключались не в их каких-то особых взглядах на русскую историю и на русского человека, а в бытовом разложении. Когда уже совсем стало невозможно терпеть выходки главных комсомольцев страны, Суслов предложил на заседании Секретариата ЦК КПСС обсудить работу Комитета молодёжных организаций (КМО). Расчёт был на то, что в узком кругу председатель этого комитета Владимир Яровой покается за все грехи, после чего ему подберут другую кормушку. Однако Яровой решил, что он ничем не отличается от других функционеров и начал на заседании секретариата ЦК вешать всем лапшу на уши, как прекрасно его комитет крепит дружбу молодёжи из разных стран, а вслед за ним всю эту чушь чуть ли не слово в слово повторил в присутствии партруководства и его босс Сергей Павлов. Короче, Яровой всем своим видом попытался показать свою полную невинность. Это не на шутку разозлило всех секретарей ЦК. Как оказалось, у каждого секретаря ЦК уже имелись справочки о многочисленных некрасивых выходках главных комсомольцев страны. Тот же Яровой практически каждый день принимал активное участие во всевозможных пьянках. Все застолья носили, как правило, массовый характер. Вино лилось рекой. Естественно, возник вопрос, за чей счёт устраивались эти пьянки и кто оплачивал винные потоки. Ведь зарплата того же Ярового не покрывала даже малой части только одной такой пьянки, а их каждый месяц устраивалось не меньше десяти. Досталось тогда и Пастухову. Его прямо спросили: почему он ни про одну пьянку не сообщил в ЦК Партии? Потупив глазки, Пастухов сослался на то, что якобы ничего не знал. Естественно, ему не поверили. Всё Пастухов прекрасно знал, а ничего в установленном порядке в ЦК не сообщил не потому, что не позволила совесть или были какие-то иные соображения высокого плана. Просто он боялся за свою шкуру: как бы за доносительство его тут же не сожрали высокопоставленные покровители Сергея Павлова. Кончилось всё тем, что Ярового из КМО вышвырнули, Павлова же официально ещё несколько месяцев никто не трогал. Только потом его из комсомола отправили на работу в комитет по спорту. При этом новое назначение было обставлено даже с некоторыми почестями. А Пастухов смог удержаться на посту второго секретаря ЦК комсомола. И знаете, почему его не тронули? Потому что он принял устраивавшую всех тактику поведения. Кстати, Пастухов в одном был прав: когда на секретариате ЦК КПСС сообщил, что лично сам ни в каких пьянках участиях не принимал. Он умолчал только о другом: почему не принимал участия в них – не потому, что был таким уж праведником, а потому что Павлов ему не верил и на подобные мероприятия, как правило, его не приглашал, боясь, как бы Пастухов потом на него не настучал.

Тут что важно? С одной стороны, партруководство в своём узком кругу резко осудило спивавшихся комсомольцев, а с другой – оно побоялось придать факты морального разложения комсомольских лидеров огласке. Двойные стандарты для номенклатуры давно уже стали нормой жизни.

Вернусь к теме борьбы либералов и охранителей. Ещё раз повторю: в 1968 году Павлов был убран из комсомола не за свою якобы патриотическую линию, а исключительно за тот разврат, который он поощрял в среде комсомольских функционеров. Никто его не собирался тогда попрекать журналом «Молодая гвардия» и статьями Михаила Лобанова или Виктора Чалмаева. Если бы была цель убрать Павлова за поддержку «молодогвардейской» линии, это было бы сделано по-другому, более изящно. Приведу такой пример. В том же 1968 году отдел пропаганды ЦК КПСС выразил недовольство какой-то публикацией в издававшемся в Узбекистане журнале «Звезда Востока». Заведующий Отделом пропаганды ЦК Владимир Степаков предложил по этому поводу принять специальное постановление ЦК КПСС. Эта идея очень понравилась тогдашнему начальнику главного политического управления армии и флота генералу армии Епишеву. Известный военачальник сказал, что надо усилить в этом постановлении критическую часть и распространить эту критику чуть ли не на все толстые журналы страны, отдельно раздолбав журнал «Молодая гвардия» – вплоть до решения в этом журнале кадрового вопроса. Однако воинствующий пыл генерала немедленно остановил Михаил Суслов, в достаточно резкой форме дав тому понять, что не следует смешивать яйца с курицами. Короче, Суслов не позволил Епишеву ученить в том году расправу над журналом «Молодая гвардия». Добавлю, что тогда же коллеги Политбюро не раз давили на Суслова с тем, чтобы он убрал из журнала «Новый мир» Твардовского и перевёл в это издание из «Знамени» верного служаку партии Вадима Кожевникова. Однако Суслов ещё долго спасал Твардовского от нокаута. А теперь кто бы мне ответил: так почему же руководство РГАНИ после рассекречивания всех этих материалов ещё шесть лет продолжало всё это утаивать от исследователей? Потому что не доходили руки? Или у кого-то был какой-то свой злой умысел? Кто бы, наконец, в этом разобрался.

И ведь я привёл только один пример. А таких историй в том же РГАНИ десятки, если не сотни. Это связано с рассекреченными материалами и Политбюро ЦК КПСС, и общего отдела ЦК КПСС, и фонда Горбачёва, и стенограммами Девятнадцатой всесоюзной партийной конференции, и с иными документами. Иногда даже складывается впечатление, что в РГАНИ работают не профессиональные архивисты и историки, а какие-то враги. Вот до чего мы дожили.

 

 

4. Кто для руководства Росархива в приоритете: безденежные и нищие отечественные исследователи или богачи с Запада?

 

Я сознательно столь провокационно назвал четвёртую главу. Поймите меня правильно, я не против Запада. Глупо в век новых технологий замыкаться в собственной скорлупе и в каких-то вещах не кооперироваться с коллегами из других стран. Безусловно, какие-то исследования надо проводить совместно: наука от этого только выиграет. Однако что я вижу на практике? Росархив и некоторые наши государственные архивы создают чуть ли не тепличные условия для западных исследователей и ставят множество препонов отечественным историкам. И это не голословные предположения. Я уже не раз рассказывал о том, как в РГАНИ изучались и публиковались документы по истории расследования убийства Кирова в 1934 году. Ещё в середине лихих 90-х годов работавшая тогда в РГАНИ Зоя Водопьянова перелопатила полностью фонд 6 «Комитет партийного контроля при ЦК КПСС». У неё появилась идея выпустить три тома документов; причём она предполагала провести сравнительный анализ материалов двух комиссий – 1930-х и 1950-х годов. Но потом её принудили к увольнению, а в это время интерес у убийству Кирова появился у одного американского исследователя. Он приезжал в Москву, несколько раз посещал РГАНИ и потом написал на английском языке свою монографию. Монография вышла в 2010 году, но половину объёма этой книги занял не текст американца, а очень большая подборка документов на эту тему из РГАНИ, составленная, как сказано в книге, не Водопьяновой, а Прозуменщиковым. Лично меня это очень удивило. Я до тех пор нигде не встречал публикаций Прозуменщикова об убийстве Кирова, не видел я раньше и его росписей в листах использованиях архивных дел из указанного фонда. Согласитесь, это как-то странно – выступать за рубежом составителем огромной подборки документов, которую выявляли совсем другие историки. Когда я попытался узнать в РГАНИ, что же всё-таки произошло, мне г-жа Томилина заявила, что это не моё дело, это вопрос, который якобы касается исключительно Прозуменщикова и Водопьяновой (а Водопьянова, как утверждала Томилина, никаких претензий Прозуменщикову никогда официально не предъявляла).

 

 

Может, я действительно сунулся не в своё дело? Если это так, то приношу Зое Константиновке Водопьяновой свои глубочайшие извинения.

На этом вопрос можно было бы считать исчерпанным, если бы не одно «но». Я нашёл книгу американского исследователя в фондах Российской государственной библиотеки и переписал все приведённые в этой книге документы из фондов РГАНИ (благо, к каждому документу в этой книге издатели привели шифры нашего архива), а потом заказал в РГАНИ по этим шифрам подлинники этих дел. И что мне бросилось в глаза? Оказалось, что целый ряд документов, приведённых в американском издании, до сих пор не рассекречен и потому нашим исследователям пока ещё недоступен, ибо в них, по мнению сотрудников ФСБ, раскрыты некоторые методы работы советских спецслужб. Как же так?!

Я далёк от мысли, что заместитель директора РГАНИ Михаил Прозуменщиков является иностранным шпионом и работает на американскую или английскую разведку. Вряд ли он сознательно передавал зарубежному исследователю нерассекреченные материалы. Полагаю, что всё обстояло куда проще. Водопьянова имела доступы к секретным материалам разных уровней и, когда она делала ксерокопии с документов по делам о расследовании убийства Кирова, она не собиралась их отдавать в печать или посторонним лицам, а надеялась, видимо, и дальше проводить исследовательскую работу. Судя по всему, все ксерокопии с нерассекреченных дел Водопьянова хранила отдельно в опечатанных помещениях, куда никто из посторонних лиц не имел доступа. Однако после её увольнения, наверное, тот же Прозуменщиков решил, что все эти копии были сделаны с рассекреченных документов и, видимо, поэтому смело их передавал иностранцам (а за большие деньги или на почве благотворительности – это пока остаётся тайной).

Меня во всей этой истории умиляет другое. Почему Прозуменщиков передал все выявленные Водопьяновой документы о том, как расследовалось убийство Кирова, не в российские издательства и журналы, а предпочёл отдать их на Запад. Видимо, у него другие приоритеты. Был бы он рядовым исследователем, это бы осталось вопросом только и только его совести, но он же один из руководителей важнейшего архива страны! И чем тогда он в этом плане отличается от Волкогонова, который в середине лихих 90-х годов гнал в Америку тоннами материалы из наших архивов?

Когда вся эта некрасивая история с материалами о Кирове вылилась наружу, руководство Росархива и РГАНИ вынуждено было в срочном порядке предпринять ряд шагов, чтобы как-то оправдаться перед Администрацией Президента Российской Федерации. Срочно в план работы РГАНИ было включено новое выявление в фондах архива документов на эту тему (это при том, что подобная работа в середине 90-х годов была очень качественно выполнена Водопьяновой, но раз предоставилась возможность ещё раз использовать то ли государственные, то ли спонсорские средства, в РГАНИ не стали этого случая упускать). А в 2017 году появился и сборник документов уже на русском языке «Эхо выстрела в Смольном». Правда, в нём уже Прозуменщиков не рискнул указать себя в качестве составителя; составителем в этом сборнике указана Татьяна Конова. Зато указано другое: что сборник вышел под общей редакцией Томилиной и Прозуменщикова. Но в чём конкретно выразилась общая редакция той же Томилиной – это до сих пор для всех остаётся большой тайной.

 

 

Ещё одно лирическое отступление. Чтобы отвести от себя все претензии в научной (да и финансовой) нечистоплотности, руководство РГАНИ в предисловии к книге «Эхо выстрела в Смольном» сначала сообщило, что инициатива подобного сборника исходила от американцев, от издательства Йельского университета, а затем поправилась и уточнила, что вообще-то у истоков проекта стоял Владимир Наумов. Ладно, это всё мелочи. Главное – другое. В РГАНИ признались, что заранее подписали невыгодный для нас договор, согласившись, что предполагаемое издание выйдет на английском языке (что, собственно, и произошло в 2010 году). То есть все 90-е годы Водопьянова, получалось, за госсчёт выявляла в РГАНИ документы для американцев?! Повторю: не за счёт американцев, а за счёт российского бюджета. Во всяком случае, Водопьянова утверждает, что она ни цента и ни копейки в качестве премиальных или по отдельному договору за эту работу никогда не получала. А кто же у нас получал американские деньги? Один Прозуменщиков как составитель невыявленных документов? Или ещё кто-то? Томилина на этот счёт никаких подписанных договоров никому не показывает. Правда, в предисловии к книге «Эхо выстрела в Смольном» руководство РГАН оговаривается: мол, всё в 90-е годы оно делало с согласия Федерального архивного ведомства. Но можно ли верить этим заявлениям? Где письменные согласия этого ведомства? Покажите. Или руководство РГАНИ в очередной раз всё сбрехало?

К сожалению, история с Кировым не единичная. В том же РГАНИ не так давно выпустили сборник, посвящённый истории стран Восточной Европы в последние годы горбачёвской перестройки. Российское участие в этом сборнике минимальное. Очень много в плане организации и финансирования было сделано соответствующими институтами из Австрии и других стран. Как я понимаю, директор РГАНИ Томилина должна была лишь обеспечить для этого сборника рассекречивание целого ряда документов из своего архива. Она эту задачу вроде бы блестяще выполнила. Казалось бы – честь и хвала ей за это. Но только никто мне не может объяснить, почему те документы, которые Томилина рассекречивала для Запада, до сих пор остаются недоступными для наших исследователей? Мы, россияне, заказать в РГАНИ опубликованные в сборнике о Восточной Европе документы до сих пор не можем. Нам говорят: ждите, когда межведомственная комиссия рассекретит весь комплекс документов за 1987–1990 годы. То есть для Запада всё, для нас – кукиш, причём без масла.

Можно привести и другой пример. Пару лет назад просочилась информация, что американцы готовят к печати, опираясь в основном на фонды РГАНИ, сборник с условным названием «Последний год КПСС». Якобы даже с РГАНИ были заключены соответствующие договора на баснословные суммы. Но что в той истории было удивительно? Вообще-то последним годом существования КПСС считается 1991 год. Однако Владимир Тарасов, много лет занимавший пост заместителя руководителя Росархива, мне не раз заявлял, что документы за 1991 год начнут рассекречиваться лишь в 2021 году. Что же получается? Значит, кто-то для американцев захотел сделать исключение и начать процесс рассекречивания намного раньше? Но, повторю – лишь только для американцев, а не для россиян. Я на эту тему даже как-то опубликовал с кучей вопиющих примеров статью «Почём в Государственном архиве новейшей истории торгуют национальной памятью» («ЛР», 2016, 30 марта).

Чтобы убедиться в своей правоте, я ещё несколько лет назад попросил Томилину ознакомить меня со всеми заключёнными архивом договорами с институтами Австрии, Германии, США и других стран. Но Томилина, сославшись на коммерческую тайну, так ничего мне и не показала. И я до сих пор мучаюсь над вопросом: так в чьих же интересах у нас существует РГАНИ – в интересах Запада или всё-таки России? Или всё намного проще: для Томилиной не существует ни России, ни Запада, а существуют только деньги – кто больше заплатит, тот и получит доступ к информации? Или я не прав?

Не могу здесь отказать себе в удовольствии отметить ещё один момент. Томилина очень гордится тем, что большую часть своей жизни проработала в аппарате ЦК КПСС. На словах она не устаёт повторять, что до сих пор привержена коммунистическим ценностям. Тогда тем более не понятно, почему её реальные поступки носят не коммунистический, а буржуазный характер. Ведь для коммунистов всегда на первом месте стояла мораль, а деньги для них ничего не значили. А тут такое впечатление, что руководство за любую западную копейку готово чуть ли не удавиться. Как-то это с коммунизмом не очень вяжется.

 

 

 

5. Правовой беспредел
или Сохраняющиеся болевые точки

 

Ещё в 2004 году, регулярно встречаясь с руководителями Росархива Андреем Артизовым и его тогдашним заместителем Владимиром Тарасовым, я попытался обозначить несколько очень важных болевых точек в наших архивах. Оба руководителя со мной согласились. Ну, действительно, разве это нормально, когда исследователь чуть ли не в каждой второй описи наталкивается или на пробелы, или на заклеенные заголовки дел? Как объяснял Артизов, архивисты заклеивали в основном те названия дел, в которых оставались отдельные нерассекреченные листочки или обнаруживалась информация ограниченного доступа. Но он соглашался с тем, что это ненормально: почему из-за двух листочков нельзя было указать полное название дела? Зачем было играть в шарады? К слову, расскажу об одной такой шараде. В 2014 году в РГАНИ, наконец, признались, что из Архива Администрации Президента им ещё лет пять или шесть назад была передана из фонда Политбюро 34-я опись, в том числе с материалами о некоторых СМИ. Я тут же стал искать в этой описи дела о «Литературной газете» и еженедельнике «Литературная Россия». Но с чем я в итоге столкнулся? Мне попалось дело 115, посвящённое газете «Лесная промышленность», а далее следовало сразу дело 117, посвящённое, кажется, «Медицинской газете», а заголовок 116-го дела был заклеен. Я наугад заказал это заклеенное дело и попал в точку: это было дело Литгазеты. Ну, и что, нам каждый раз надо пальцем в небо попадать? К слову, я потом вычислил, из-за чего это 116-ое дело вот таким образом до сих пор утаивается от исследователей. Вся проблема упёрлась в две странички, касающиеся критика и редактора Ольги Войтинской. По некоторым данным она ещё с начала 1930-х годов была тайным агентом ОГПУ, а затем осведомителем НКВД. Возможно, в этих двух страничках содержалась информация о том, на кого Войтинская успела настучать. Но ведь с тех пор прошло больше восьмидесяти лет. Кому же выгодно утаивать информацию о связях Войтинской со спецслужбами?

Описанную мною ситуацию Артизов отнёс к правовому вакууму. Он пообещал привлечь юристов и представителей разных инстанций с тем, чтобы за несколько месяцев найти устраивающее всех решение. С тех пор прошло четыре с половиной года, а воз и ныне там. Буквально в последние дни уходящего 2018 года я взял в РГАНИ в руки никогда не выдававшиеся ранее описи из фонда подотдела писем Общего отдела ЦК КПСС. Из предисловия к описи я выяснил, что на постоянное хранение в архиве были отобраны письма, которые адресовали в разные годы в ЦК КПСС известные военачальники, государственные деятели, именитые художники (письма же простых тружеников хранились всего лишь пять лет и потом уничтожались). Сразу же подчеркну: эти письма не содержали секретной информации или каких-то государственных тайн. Тем не менее, в описи чуть ли не на каждой странице увидел существенные пробелы. Что, неужели и в письмах великих артистов какие-то бдительные сотрудники архива выявили секретные данные и поэтому даже заклеили все заголовки. Не паранойя ли это?

Кстати, история с делом 116 о «Литгазете» получила в конце 2018 года новое продолжение. Теперь оно ни в каком виде исследователям не выдаётся. Пояснение такое: его нет в описи, а значит, нет и в природе. Артизов же уже пятый год никак не хочет доводить историю о правовом вакууме до конца. Его это, похоже, совсем не колышет.

А кто объяснит, почему в РГАНИ упорно не хотят подпускать исследователей к существующим картотекам? Официально Томилина это объясняет тем, что все картотеки в РГАНИ засекречены. Но можно ли ей полностью доверять? Приведу конкретный пример. Уже давно в архиве рассекречены и опубликованы материалы идеологических комиссий ЦК КПСС. Кто мешает разрешить исследователям пользоваться картотеками хотя бы этих фондов? Как я понимаю, нет больше никаких тайн в фонде «Бюро ЦК КПСС по РСФСР». И что, вы меня хотите уверить, что картотеки этого фонда до сих пор имеют сверхсекретный гриф? То же самое я могу сказать и по фондам Брежнева, Суслова, Горбачёва, журнала «Проблемы мира и социализма», газеты «Советская Россия», другим фондам.

Лично у меня сложилось другое впечатление. Руководители РГАНИ всё берегут лично для себя и исходят только из личных интересов. Ведь если допустить к этим картотекам всех исследователей, то историки будут тратить не пять или десять лет для того, чтобы перелопатить огромные массивы документов в поисках информации, например, о Твардовском или Шолохове, а считанные минуты. А это надо Томилиной или Прозуменщикову? Им куда проще поставить перед исследователями прочные шлагбаумы.

Другая болевая точка – цифровизация архивов. Ещё год назад большая часть руководящих сотрудников архивов были категорически против цифровизации. Помню, сколько раз негодовал главный хранитель РГАНИ Иван Шевчук. Он утверждал, что опытным путём доказано: бумага хранится не менее трёхсот лет, с микроплёнками можно работать более пятидесяти лет, а сколько можно будет работать с цифровыми материалами – науке не известно. Он боялся, что архив затратит огромные средства для перевода всех фондов в цифру, но при этом нет уверенности, что лет через пять вся эта оцифровка вместе с флешками и прочими современными атрибутами не накроется медным тазом, и в итоге все останутся с носом. Насколько прав Шевчук был в своих опасениях, наверное, не мне судить: здесь хотелось бы услышать мнение авторитетных специалистов.

Но это не означало, что в наших архивах вообще никто цифровизацией не занимался. Одними из первых проявили инициативу лет десять назад руководители РГАСПИ. Они для начала оцифровали чуть ли не весь фонд Коминтерна, за исключением до сих пор не рассекреченных документов. Однако они не спешили своими благами обрадовать всех исследователей. Оцифровав за государственный счёт уникальный архив, они предложили всему миру пользоваться этими материалами за сумасшедшие деньги. Но никто на Западе действия руководителей РГАСПИ не оценил. В большинстве развитых стран Запада доступ к плодам цифровизации бесплатный, и никто на интересе народа к историческому прошлому миллионы не зарабатывает. Тут руководители РГАСПИ попытались пойти впереди всей планеты. Неудивительно, что вскоре ушлым дельцам из РГАСПИ пришлось в свои позиции внести существенные коррективы.

Но какой из всей этой истории извлекли урок другие наши архивы? А никакой. Все стали действовать вразнобой – как бог на душу положит. Возьмём РГАЛИ. Там большую часть работ по оцифровке выполняют сейчас за счёт исследователей. А именно – что происходит? Исследователь заказывает за свои деньги ксерокопии. Главный хранитель РГАЛИ Наталья Штевнина даёт своим сотрудникам указание сначала всё отсканировать, а уже потом со сканов сделать для исследователей распечатки заказанных материалов. При этом зачастую цифровизация осуществляется крайне небрежно – сотрудники не расшивают переплетённые дела, сканируют только те фрагменты дел, которые удалось разобрать, – и поэтому часть слов, отпечатанных ближе к полям рукописи, прочитать потом ни один исследователь не в состоянии. Так, к примеру, произошло с одним из дел Варлама Шаламова из фонда издательства «Советский писатель». К тому же исследователи до сих пор не могут понять, в каких форматах происходит сканирование и можно ли с документами знакомиться, к примеру, в формате pdf. На все вопросы исследователей в том же РГАЛИ разводят руками и признаются, что вообще-то официально утверждённой нормативной базы по созданию цифровых копий архива и работе с цифровыми материалами у них пока нет, есть только устаревшие методические рекомендации.

До сих пор в том же РГАЛИ нет даже каталогов оцифрованных архивных документов. Всё делается наощупь, интуитивно и крайне неряшливо.

При этом что возмутительно? В отсутствие нормативной базы руководство РГАЛИ категорически отказывается при наличии цифровых копий выдавать исследователям подлинники. Эти руководители считают, что историки и так должны быть безмерно благодарны за технический прогресс, а то, что некачественные цифровые копии, неудобные форматы – это их не касается. А зачем нам такая цифровизация?! Это, простите, – оболванивание народа. А обращаться в этих ситуациях к руководителям Росархива Артизову, Наумову или Юрасову бесполезно, поскольку, судя по всему, они ещё сами не разобрались в данной проблеме.

Следующая болевая точка. Каждый день исследователи сталкиваются с тем, что в наших архивах до сих пор не разобраны и не описаны, а значит остаются недоступными для историков сотни уникальных фондов. И никого это не волнует. В Пушкинском Доме, к примеру, остаются закрытыми фонды практически всех советских писателей. Кто и когда будет обрабатывать фонды Гранина, Залыгина, Лакшина, Фёдора Абрамова, Василия Белова, Солженицына, неизвестно. В РГАЛИ до сих пор остаются неразобранными фонды Астафьева, Бакланова, Жигулина, Дороша, Борщаговского и ещё около двухсот писателей. И это нормально?

Идём дальше. В прошлом году Артизов разработал, а Минюст утвердил новые правила пользования архивами. Но в чьих интересах эти правила были разработаны? Вы думаете, в интересах общества, исследователей? Нет, в них всё сделано для того, чтобы всячески затруднить доступ исследователей к фондам. Возьмём такой пример. Теперь сотрудники архива могут держать у себя любые дела для собственных исследователей до 120 рабочих дней (то есть по сути полгода), а исследователи имеют право работать с особо ценными материалами 10 рабочих дней, а со всеми остальными – 20 рабочих дней. Как в таких случаях говорят: почувствуйте разницу!

В правилах сказано, что исследователи могут единовременно заказывать не более двадцати дел общим объёмом полторы тысячи листов. А если это дела из личных фондов – то общим объёмом не более пятисот листов. Но на практике мы видим совершенно другое. В том же РГАЛИ всех исследователей разделили на два сорта – первый и второй. К первому сорту они отнесли своих сотрудников. Сотрудникам для своих исследований они разрешают держать до ста и более дел общим объёмом и пять, и десять тысяч листов. Людям же, которые пришли работать в читальный зал с улицы, руководство РГАЛИ предлагает ждать те же самые дела по полгода. И как это объяснить?

Нужны конкретные примеры? Пожалуйста. В том же РГАЛИ Валентина Антипина сейчас монополизировала всё, что связано с Солженицыным, все документы записала на своё имя и демонстративно даёт понять, что полгода, а то и больше, она никого другого к этим делам не подпустит. Это ли не вопиющее хамство?

А напоследок ещё раз поговорим о деньгах. Только в нашей стране и только в системе Росархива установлены просто дикие тарифы на платные услуги, в частности, по ксерокопированию документов. Ещё недавно одна страничка ксерокопии в федеральных архивах доходила до 120 рублей. Помнится, при подведении итогов Года культуры в России я задал вопрос председателю Совета Федерации Валентине Матвиенко, заместителю Председателя Правительства Ольге Голодец и министру культуры РФ Владимиру Мединскому устраивают ли их эти бешеные тарифы, Матвиенко просто была в шоке, а Голодец пообещала за короткий срок восстановить справедливость. Но у Голодец слова, как обычно, разошлись с делами. Она так ничего и не сделала. Не захотели вникать в эту проблему и в секретариате г-жи Голодец. Почему? Видимо, зарплата самой Голодец, как и её помощников, позволяет ей платить за ксероксы до 120 рублей за лист. Чтобы Голодец, наконец, поняла весь драматизм ситуации, есть предложение: довести её зарплату до средней по стране, то есть до 40 тысяч рублей в месяц, и посмотрим, как она тогда будет за 40 тысяч и шикарно одеваться, и платить коммуналку, и вкусно кушать, и ещё оплачивать грабительские тарифы в Росархиве.

Кстати, для Артизова 120 рублей за ксерокопирование оказались не пределом. Не так давно он увеличил все расценки ещё на 20%. При этом себестоимость одной странички ксерокса не превышает и 3 рублей. А теперь давайте подсчитаем, какую суперприбыль получают наши архивы. Олигархам, типа Абрамовича или Дерипаски, такие суперприбыли даже и не снились.

Судя по всему, в архивах уже давно поняли, что они, по существу, грабят свой же народ. Но вы что думаете, они тут же пристыдили Артизова и потребовали резко снизить грабительские тарифы? Ошибаетесь, они пошли другим путём. Так, директор РГАНИ Томилина теперь предлагает исследователям заключать письменные договора на оказание платных услуг, но в этих договорах она, с одной стороны, сознательно не указывает точную дату выполнения заказа, а с другой – требует от исследователей соблюдать конфиденциальность и нигде ни при каких обстоятельствах не разглашать прейскурант и суммы, внесённые клиентами за платные услуги. То есть и здесь чиновники всё хотят сохранять в тайне. Тут ещё что интересно? Помимо договора Томилина заставляет исследователей писать заявление с просьбой оказать платные услуги, в котором отдельно прописано ещё одно условие для исследователей: в обязательном порядке безвозмездно (подчеркну – безвозмездно!) предоставлять архиву издания, в которых приведены документы РГАНИ. Но с какой стати люди должны делать архиву столь щедрые подарки? Неужели Томилина не знает, как дорого у нас стоят книги? Тот же трёхтомник с рабочими и дневниковыми записями Брежнева стоит в книжных магазинах Москвы порядка десяти тысяч рублей. И что, исследователи должны запросто сделать директору РГАЛИ Томилиной подарок на сумму десять тысяч рублей? Вообще-то по закону это считается уже взяткой. Так что, Томилина побуждает исследователей к массовой даче взяток?

Тут что ещё следует отметить? Ну, допустим, кто-то всё-таки сможет раскошелиться и передать в РГАНИ книги, стоимостью свыше трёх тысяч рублей каждая. А дальше-то что? Эти книги кто-то берёт на государственное хранение, передаёт в фонды архива или включает в рабочую библиотеку? Нам это ничего не известно. Из Интернета мы знаем только, что не так давно Сергей Мироненко, будучи директором ГАРФа, значительную часть библиотеки своего архива якобы выбросил чуть ли не на помойку. Можно ли верить Интернету или нельзя, мы пока не знаем. Но, с другой стороны, исследователи каждый день своими глазами видят уже в РГАЛИ стопы книг для раздачи на столике перед постом Росгвардии. Что это за книги (не из тех ли обязательных даров исследователей архивам?), понять пока невозможно.

Так для чего же мы должны передавать Томилиной свои книги с текстами документов архивов? Для того, чтобы потом увидеть эти книги на помойках? Или кто-то из окружения Томилиной хочет за наш счёт пополнить свои домашние библиотечки? В общем, куда ни кинь – везде клин. Зато всё это устраивает руководителя Росархива Андрея Артизова.

 

 

6. Рыба гниёт с головы

 

Пора, наконец, разобраться с тем, кто же привёл архивную отрасль к такому ужасающему состоянию, кто за всё это должен нести ответственность? Теоретически в первую очередь спрос должен быть сейчас с нынешних руководителей Росархива и федеральных архивов. А кто эти люди?

Я не могу сказать, что это совершенно безграмотные или абсолютно неопытные люди, дилетанты, и чохом всех во всём обвинить. Большинство руководителей архивов – вроде бы неплохо образованные люди, имеющие некий организаторский опыт и определённый научный багаж. Возьмём, к примеру, директора РГАЛИ Татьяну Горяеву. В её активе две серьёзные диссертации: одна по истории Радиокомитета, другая – по истории политической цензуры в Советском Союзе. Любой непредвзятый исследователь должен признать, что обе работы имеют самостоятельную научную ценность.

Есть определённые заслуги и у заместителя директора РГАНИ Михаила Прозуменщикова. Он в своё время начинал как историк Коминтерна и в 1991 году защитил в Институте марксизма-ленининзма неплохую кандидатскую диссертацию об участии коммунистов в национально-освободительном движении в азиатских колониях и полуколониях Британской империи с 1919 по 1939 гг.

Про Мироненко и говорить нечего. Он, безусловно, многое сделал для изучения декабристов. Другой вопрос: принимать его выводы или оспаривать? Но то, что он в разные годы накопал в архивах по теме декабристов, заслуживает всемерного уважения.

Если и есть к кому вопросы по поводу научной и прочей состоятельности, так это к директору РГАНИ Наталье Томилиной. Мне лично до сих пор не попалось даже ни одной статьи за только её подписью (без соавторов). У меня сложилось стойкое впечатление, что она большую часть жизни занималась в орготделе ЦК КПСС только перекладыванием бумажек из одной картотеки в другую и ничего в новейшей истории не понимает. Но, возможно, я ошибаюсь.

Но смогли ли эти люди вывести архивную отрасль на новый уровень, или, наоборот, они разрушили даже то, что было создано до них, и всё довели до ручки? И потом, всё ли зависело только от них? А какова роль руководства Росархива? Здесь, видимо, стоит повнимательнее присмотреться к фигуре руководителя ведомства – Андрею Артизову.

До поры до времени этот чиновник звёзд с неба не хватал. Окончив в 1980 году Московский историко-архивный институт, он вернулся в родную Калугу, где какое-то время работал в местных архивах. В 1984 году его попробовали выдвинуть на руководящую должность и утвердили заведующим архивным отделом Калужского облисполкома, но что-то у него не срослось, и вскоре он вынужден был перейти на преподавательскую работу в Калужский пединститут. И только в 1989 году ему каким-то образом удалось перебраться в столицу и занять скромную должность референта в Общем отделе ЦК КПСС. Правда, вскоре ЦК накрылся медным тазом, но его без работы не оставили, кто-то помог ему пристроиться в Государственную архивную службу РФ.

 

 

Не будучи уверенным, что ему долго удастся удержаться в органах власти, Артизов заранее позаботился о том, чтобы иметь запасные аэродромы и для этого последовательно защитил сначала кандидатскую, а потом и докторскую диссертацию. Правда, обе диссертации были ну очень слабенькими. Первая диссертация называлась «Изучение отечественной историографии советской исторической науки 1917 – сер. 1930-х годов». Никаких открытий она не содержала. Это были просто перепевы известных мотивов. Докторская диссертация «Школа М.Н. Покровского и советская историческая наука» также получилась очень серенькой. Не случайно Артизов не стал с ней высовываться ни на историческом факультете МГУ, ни в Институте российской истории, ни в других серьёзных научных центрах, а предпочёл прикрыться титулом захудалого института, который в постсоветское время получил громкое название «Академия сферы быта и услуг». Уже по одной этой пресловутой «академии» можно догадаться, какого качества была эта докторская диссертация. Похоже, что ему в конце 1990-х годов дали звание доктора наук не за научные заслуги, а только потому, что он в то время уже числился в Администрации Президента РФ (а мы-то помним, кого только в эпоху позднего Ельцина в его Администрации не укрывали и не прикрывали).

По одной из версий, Артизову долго покровительствовал Рудольф Пихоя. Сам Пихоя был по сути никто и звали его никак, но у него была могущественная жена, занимавшая важную должность спичрайтера самого Ельцина. Но как только позиции клана Пихоя пошатнулись, новая прима Кремля Джахан Поллыева, много лет балующаяся стишатами, дала понять, что Артизову больше не место в Администрации Президента. Впрочем, совсем на улицу его тогда никто не выгнал. Нашлись другие покровители, которые помогли ему занять одно из руководящих кресел в Росархиве.

Что интересно? Артизов и в новом кресле решил чиновничью работу продолжить совмещать с исследовательской. Вскоре он вместе с одним из бывших руководителей РГАСПИ Олегом Наумовым на скорую руку выпустил сборник документов о взаимоотношениях власти с художественной интеллигенцией с 1917 по 1953 год. Правда, никто так и не понял, когда Артизов, с раннего утра и до позднего вечера занятый основной работой в Администрации Президента, умудрялся находить свободный часик и приезжать в РГАСПИ, чтобы выявлять там архивные документы. Злые языки поговаривали, что за него работали историки-негры. Но мне бы не хотелось верить в эту версию. С другой стороны, один за другим в 2000-е годы стали выходить сборники документов о репрессиях против инакомыслящих в начале 1920-х годов, о Никите Хрущёве, на другие темы. И везде Артизов числился или одним из составителей, или соредактором. Но что конкретно он составлял или что конкретно редактировал, уточнить до сих пор не представляется возможным. Во всяком случае, другие составители и соредакторы категорически отказываются давать журналистам какие-либо пояснения на эту тему.

Некоторую завесу приоткрыла сотрудница РГАНИ Светлана Таванец. По её словам, руководство РГАНИ, желая всячески задобрить своего непосредственного начальника Артизова, давно уже прибегает к взяткам. Но не в прямом смысле этого слова (до дачи денег дело пока не дошло), а используя, грубо говоря, борзых щенков. В роли борзых щенят в данном случае периодически выступает предложение Артизову стать то соредактором, то составителем, то ещё кем-нибудь. Я не знаю, правда это или нет, но вот недавно вышли три тома сборника «Генерал Власов: история предательства». В выходных данных этого издания вновь на самом почётном месте красуется фамилия Артизова, и вновь я личного вклада Артизова нигде не обнаружил…

Тем не менее, несколько лет назад Артизов не постеснялся выдвинуть свою кандидатуру в члены-корреспонденты Российской Академии наук. Хотя для этого надо всё-таки иметь серьёзный научный багаж. Согласитесь, для член-коррства мало иметь два или три сборника составленных документов. Недостаточно иметь и пару монографий. Член-корр всё-таки должен сделать нечто фундаментальное для нашей науки. А что сделал Артизов? Где его монографии? Про фундаментальные работы и вообще промолчим. Как исследователь Артизов всегда отличался поверхностностью, никакой глубины в его работах никогда не было. Но вот же возмечтал усесться в Академии! А за какие заслуги – непонятно.

Кстати, Артизов в своих устремлениях оказался не одинок. Вместе с ним вознамерились заполучить звание академиков ещё десятка два министров и губернаторов. Президент России Владимир Путин, когда об этом узнал, недвусмысленно дал понять претендентам, чтобы они определились, чего хотят: развивать вверенные им отрасли и губернии или сосредоточиться исключительно на науке. Но Артизов проявил глупость и до последнего рвался в академики. Научное сообщество, зная, что как учёный он – пустое место, естественно, забаллотировало его кандидатуру. Но несколько других руководителей всё-таки всеми правдами и неправдами пробились в Академию. Путин отреагировал тогда очень жёстко. Всех этих горе-академиков, пытавшихся усидеть на двух стульях, с государственной службы уволил, создав им все условиях для научной деятельности. Лишившись высоких должностей в Правительстве и других органах власти, эти деятели показали, что без прежних должностей эффективно заниматься наукой они не могут.

А что Артизов? В той чехарде помощники Путина позабыли о нём и решили, что его и так уже достаточно сильно наказали, не избрав в Академию, поэтому увольнять с должности руководителя Росархива не стали. А зря!

Здесь, наверное, имеет смысл остановиться на том, когда и при каких обстоятельствах Артизов стал руководителем Росархива. Случилось это в 2009 году, когда властям уже невмоготу стало терпеть давно скомпрометировавшего себя Владимира Козлова. Все архивисты видели, что в Росархиве к тому времени сложилась ненормальная ситуация. Во-первых, получилось так, что все нити управления оказались в руках одной тесно спаянной группы людей, по своим служебным делам связанным в первую очередь с бывшими партийными архивыми. Смотрите, что получалось: руководителем Росархива являлся Козлов, до этого возглавлявший РГАСПИ, ГАРФом руководил Мироненко, до этого занимавший должность заместителя директора РГАНИ, один из заместителей Козлова по Росархиву – Артизов начинал в Москве свою карьеру с работы в Общем отделе ЦК КПСС, а Артизов в свою очередь всячески подтягивал к руководству Олега Наумова из РГАСПИ.

Понятно, что никто не имел права дискриминировать людей только на том основании, что они когда-либо работали в ЦК КПСС или были тесно связаны с партийными документами. Но, с другой стороны, нельзя было допускать, чтобы всё руководство целой отраслью оказалось в основном в руках людей, связанных только с ЦК. И вот почему. В ЦК всегда существовала твёрдая установка на то, что все партийные архивы носят исключительно служебный характер и к ним никого посторонних никогда ни при каких обстоятельствах подпускать нельзя. Приведу такой пример. Когда в начале 1960-х годов директор Института марксизма-ленинизма Поспелов попросил сотрудников Общего отдела ЦК допустить какого-то аспиранта к документам Партии за 1920-е годы, чтобы проследить, как формировалась политика коммунистов по отношению к литературе, он столкнулся с категорическим отказом. Сотрудники Общего отдела ЦК напомнили Поспелову, что он уже не является секретарём ЦК КПСС и потому даже ни о чём ходатайствовать не имеет права. Вопрос о допуске кого-либо к архиву Общего отдела ЦК могли решить только несколько членов Политбюро. И что вы хотите? Люди, которые всю жизнь были заточены на то, чтобы никого в партийные архивы не пущать, вдруг моментально психологически перестроились бы? Естественно, такое возможно только в сказках. Поэтому, безусловно, в руководство Росархива следовало включить людей с опытом работы и в других архивах, которые были бы способны учитывать веяния времени и отвечать на новые вызовы. А большое начальство почему-то эти факторы во внимание не принимало.

Одна из бывших сотрудниц РГАЛИ Наталья Стрижкова рассказывала мне, что в 2009 году архивное сообщество после вынужденной отставки Козлова пыталось понять, в чью пользу власть сделает выбор. Основных претендентов было два – Тарасов и Артизов. Нельзя сказать, что Тарасов был совсем уж идеальной фигурой. Но Тарасов после университета за тридцать с лишним лет последовательно прошёл все ступеньки в архивном ведомстве. Он знал реальные проблемы большинства архивов. Он вообще достаточно глубоко разбирался в большинстве архивных вопросов. Однако господа Козлов, Мироненко да и Пихоя, используя все свои связи, настояли на том, чтобы протолкнуть устраивавшего их Артизова. Потому что у них не было уверенности, что Тарасов будет блюсти только их интересы, а в Артизове они ни капли не сомневались. Кстати, неудивительно, что Артизов, когда получил вожделенное место, первым делом взял к себе в заместители Олега Наумова из всё того же РГАСПИ. А то, что общество проиграло от всевластия этой спаянной компашки, это мало кого из большого начальства трогало.

Кстати, я ведь много раз встречался с Тарасовым, когда он ещё находился на посту заместителя руководителя Росархива. Я видел, что он прекрасно понимал всё, что творилось в архивной отрасли. Но я никак не мог понять, почему он не предпринимал никаких конкретных мер. Секрет раскрылся пару лет назад, когда Артизов под надуманным предлогом наконец избавился от Тарасова и сплавил его в Российский государственный военный архив. Тарасов тогда честно признался, что, конечно же, Томилина в РГАНИ никогда не справлялась со своими обязанностями и заслуживала, как минимум, выговор, но вышестоящий начальник всегда запрещал ему наказывать ту же Томилину. О чём после этого говорить?

И прошлые и нынешние события показали, что Артизов – далеко не самостоятельная личность и чрезвычайно плохой организатор. Есть немало оснований полагать, что много лет им фактически манипулирует в своих интересах Сергей Мироненко. Сам Артизов зачастую лишь парит в облаках, не зная, что творится на земле. До поры до времени, это мало кому бросалось в глаза. Формально Росархив много лет подчинялся Министерству культуры Российской Федерации. Но этому Министерству ни при одном министре глубоко вникать в проблемы Росархива было некогда. Александр Соколов почти всё время уделял проблемам Московской консерватории, из которой он пришёл в Министерство. Мединский был сосредоточен в основном на том, как выполнить все указания тогдашнего его негласного босса Никиты Михалкова. Я помню, как много раз пытался привлечь внимание Мединского к перезревшим проблемам архивной отрасли. Он всегда на это приходил в страшное раздражение. Однажды он заявил мне, что я должен сначала все проблемы обсудить с директором департамента образования и науки Минкульта Александрой Аракеловой, которая никогда абсолютно ничего не понимала в архивной отрасли, ибо ранее руководила, кажется, какой-то консерваторией, потом я должен всё обсудить с его заместителем Григорием Ивлиевым и только потом добиваться персональной встречи лично с ним. Но Ивлиев всю жизнь был озабочен лишь собственной карьерой и собственным пиаром. Ну, поймал я его как-то на одном из заседаний в Доме Пашкова. Он даже не понял, чего от него хотят исследователи, и предпочёл срочно побежать на банкет, отослав меня к своему пресс-секретарю: мол, девушка в курсе всего и все проблемы во всех архивах самостоятельно разрулит. Позже оказалось, что официально никакого пресс-секретаря у Ивлиева не существовало, но ему нужна была для пиара специалистка по работе с прессой, и он нашёл возможность за счёт чего-то этой дивчине доплачивать. Однако в архивных делах неофициальная пресс-секретарша оказалась полным профаном. Так что пришлось добиваться новой аудиенции у Ивлиева. Поняв, что далее увиливать не получится, Ивлиев признал: дескать, архивная отрасль очень консервативна и частично засекречена, так что навести в ней порядок практически невозможно. Давая такие странные пояснения, Ивлиев одновременно пытался по телефону ублажить одну из сотрудниц приёмной Мединского, умоляя несговорчивую барышню всё сделать для того, чтобы пропустить к боссу до совещания художника Андрияку: мол, художник хочет передать министру дорогостоящий подарок, и якобы министр наверняка этим подарком останется доволен. Вот что было главной целью Ивлиева – всячески услужить министру, а не решать какие-то там архивные проблемы! Кстати, теперь Ивлиев возглавляет целое ведомство – Роспатент.

Сам же Мединский проявил интерес к проблемам Росархива лишь после скандала с возмутительными заявлениями тогдашнего директора ГАРФа Мироненко, в которых по сути отрицался подвиг 28 панфиловцев. Возмутившись, министр в грубой форме публично дал Мироненко несколько советов. В ответ он, видимо, ждал полного смирения и покаяния. Мединский одно не учёл: что Мироненко – это не безмолвный оловянный солдатик. Имея в верхах могущественных покровителей, Мироненко по сути послал культурного министра по известному адресу. Только после этого Мединский в отместку приказал своим подчинённым организовать полномасштабную проверку Росархива.

Помню, одну из своих встреч с советником министра Кириллом Рыбаком. Мне было чётко сказано, что Росархив за последние 10–15 лет угробил всё что можно. Мне намекали, что Артизова не просто отправят в отставку, а чуть ли не заведут на него уголовные дела. Но, как оказалось, Мединский проиграл аппаратную битву против Артизова и Мироненко. Кто-то из окружения высшего руководства страны сумел убедить верховную власть, что упразднять Росархив нецелесообразно, а увольнять Артизова преждевременно, и что лучше всего было бы вывести Росархив из подчинения Правительства и Минкульта, замкнув его напрямую на Президента страны.

Время показало, что решение было крайне ошибочным. Ведь что получалось? Стоило двум начальникам что-то не поделить между собой, высшее руководство вместо того, чтобы вникнуть в проблему и понять, кто прав, а кто виноват, предпочло перекроить структуру Правительства. А если завтра, к примеру, руководитель другого федерального агентства поругается с другим министром, что, у нас тоже это агентство сразу выведут из состава Правительства и напрямую подчинят Президенту? Ведь это приведёт к какой-то чехарде, а главное – к потере управляемости целых отраслей.

Уже сейчас никто не может понять, что делать с тем же Артизовым: все видят, что человек не на месте, что он по сути угробил целую отрасль, а никто ничего с ним сделать не может. Министерству культуры он уже несколько лет не подчиняется, заместитель председателя Правительства Ольга Голодец, курирующая у нас культуру, для него – никто, председатель правительства Медведев тоже не в праве что-либо указывать Артизову. Юридически не могут поправить Артизова и соответствующие управления Администрации Президента РФ, потому что, согласно указу, у него только один начальник – Путин. Но Путин – президент всей страны, он не может и не должен руководить конкретным федеральным агентством. Для этого есть соответствующие службы. Так не пора ли положить конец всей этой неопределённости и выстроить нормальную систему?

Лично для меня очевидно, что чем дольше Артизов будет оставаться во главе Федерального архивного агентства, тем это губительнее для всей архивной отрасли.

 

8 комментариев на «“ПОЧЕМУ РОСАРХИВ ТЩАТЕЛЬНО ДЕСЯТИЛЕТИЯМИ СКРЫВАЕТ ОТ НАРОДА ГЕРОИЧЕСКОЕ ПРОШЛОЕ НАШЕЙ СТРАНЫ”»

1. Вывод из статьи один – необходима, крайне необходима, полная смена руководства архивами страны. И персонально -в первую очередь, и структурно -так ли нужно сохранять Росархив. И давно пора разобраться с финансовыми делами в архивной отрасли. Архивы придется спасать!

   Ответить

2. Весьма убедительно, весьма! Такие статьи необходимо перепечатывать и подавать президенту к утреннему чаю: пусть хоть из “ЛР” узнает, что там в Росархиве делается )

   Ответить

3. Я даже на своём невысоком уровне, пыталась пару лет назад получить справку в Смоленском архиве об истории здания (в народе его называют “дом партактива”, по аналогии ” со сталинским домом на Набережной) в центре Смоленска и помещения подвала в нем (а судя по рассказам старожилов там много интересного, начиная с дореволюционного, а возможно и с до-потопного периода, поскольку этот подвал раньше был первым этажом здания). Так вот, мне категорически отказали, заявив, что сведения в архиве отсутствуют! Я не сомневаюсь, что это откровенная ложь! Дом имеет богатую историю. И архив просто скрывает эту информацию! Так же, как описано в этой статье.

   Ответить

4. Конечно же никто не будет открывать архивы для людей даже в виде щели,в которую можно будет увидеть,что нынешние власти не на долю не лучше,а во многом и хуже предыдущих ,своей политикой и реформами.Существующий порядок помогает манипулировать сознанием масс в нужном русле.
   Просвещённому человеку трудно впарить что то неудобоваримое,которое есть способ проверить из
   прямых источников.В этом и весь потайной смысл почему архивы ограждают от своих людей.И это при нынешней власти будет продолжено,а далее посмотрим,как будет мести новая метла..

   Ответить

5. “Тому, кто”:

   Вы всё еще думаете, что он пьет чай по утрам?
   Наивный!

   Ответить

6. Познавательно даже для обывателя!
   Всё, о чем только догадываешься, подтверждается. Самое обидное, что лишний раз удостоверяешься в том, что честных и порядочных людей – единицы… Но, надеюсь, они все-таки будут оставаться таковыми, иначе этот мир не имеет права на существование.
   Спасибо за статью. Надеюсь, она будет прочитан властьимущими и возымеет верные действия, полезные для страны и её истории. (Обыватель)

   Ответить

7. С 1917 года Россия не является суверенным государством. Это самая большая тайна, тщательно скрываемая от населения.
   Сегодня уже очевидно, что РФ является сырьевым придатком ЕС и Англии – это преемственность “государственности” СССР во всей красе.
   Нужно набраться мужества и осознать, что на самом произошло с Россией в ХХ веке.

   Ответить

8. Отличная статья ! Огрызко просто молодец , расставил большинство акцентов в этом затянутом густой ряской болоте! Статья однозначно шире рамок Литературной России. И давно уже пора от анализа, переходить к соответствующему выправлению ситуации в архивах, от частной лавочки, в нормальное государственное русло.

   Ответить