Поэтический пикап Юрия Татаренко

№ 2024 / 49, 20.12.2024, автор: Ирина БЕЛЫШЕВА (г. Томск)

Великое начинается с малого

Френсис Дрейк (1540 –1596)

 

По ком звонит колокол

Джон Донн (1572 – 1631)

 

Слов не хватает понять.

Юрий Татаренко (1973)

 

Во время краткосрочного знакомства с Юрием Татаренко в моём сознании промелькнуло два ассоциативных образа: Джон Донн и Френсис Дрейк. Я привыкла доверять своей интуиции, и мне захотелось понять, почему именно они. Поэтому и отправилась в 20-летнее ретроспективное путешествие по следам стихотворчества нового для меня современного российского поэта, автора 12 книг стихов – дабы исследовать «глубину глубин» и раздобыть подтверждения своему «апофеническому» узнаванию. Допускаю, что такой подход может показаться авантюрным, но есть ощущение, что здоровый авантюризм присущ и нашему герою.

 

 

Юрий Татаренко – актёр, журналист, поэт, переводчик, драматург, прозаик, критик, лауреат многочисленных поэтических конкурсов и фестивалей, успешный интервьюер, член Союза писателей России, Союза журналистов России и Союза театральных деятелей РФ, свой первый «волшебный толчок» по направлению к литературной навигации получил в мае 2003 года в Томске, выиграв конкурс молодых поэтов имени Михаила Орлова. По его итогам победитель получил предложение от организаторов – Томской областной писательской организации – издать дебютный сборник. Так вышла в свет первая книжка стихов Юрия Татаренко «Рассвет в формате «интервью». Форзац украсило стихотворное резюме автора:

 

Родился вслед Восьмому марта.

(В Новосибирске было дело).

В Томск прибыл августом дефолтным,

Служу пять лет в театре драмы.

Успел не много к тридцати.

Владею на «tries bien» французским,

Чуть хуже телевизионным пультом,

Баян освоил, балалайку,

Трубу, вокал, настольный теннис,

Тельняшку, шахматы и Ницше,

На «ты» с депрессией и счастьем,

А вот об этом – в новой книжке.

 

Уже в первом сборнике был заметен иронический подход Ю. Татаренко к описанию мира и собственного жизненного пути. Нам (читателям и знатокам) нравится ирония, особенно, самоирония. Это симпатично. Временные и географические привязки, которыми автор поделился в первом блёрбе, с самого начала располагали читателя к открытому знакомству с автором, а перечисленные достижения формировали образ в меру одарённого, пока ещё не признанного, задушевного лирического современника. Художественный стиль в последнем на сегодняшний день сборнике «Отремонтированный снег» (Москва, 2023) будет отмечен, как «синтез искренности, рефлексии, чувственности и созерцания».

Путёвку в литературную жизнь 30-летнему поэту дал видный сибирский поэт Александр Казанцев, который проницательно отметил в своём напутствии:

«Искренность Татаренко избыточности не знает – ему веришь даже тогда, когда он вдохновенно врёт».

В целом, выход дебютного сборника сопровождался всеобщим благорасположением.

Результат двадцатилетней литературной деятельности Юрия Татаренко потянет на увесистый трёхтомник. В общей сложности, не считая 500 интервью и 7 пьес, автором опубликовано более 1000 лирических стихотворений, напоминающих иронические слепки с действительности или «скриншоты» миролюбивого, несколько отстранённого, почти философского состояния души. Таким образом, автором в среднем фиксируется около десятка относительно ярких лирических впечатлений каждый месяц (с учётом семилетнего «бесстыжего бесстишия» в силу активного «журналирования»). Подсчёты и числа характерны для лирики Татаренко, и я, по-видимому, до сих пор нахожусь под её гипнозом после тотального погружения. Но какова же лирика Юрия Татаренко? Каков его поэтический голос? И что мы подразумеваем в первую очередь под этим понятием? Говорят, Высоцкий открыл однажды какой-то поэтический сборник, пролистал несколько страниц и гневно отбросил его в сторону со словами: «Под меня работает». Между тем, автором стихов был Рембо.

Как же распознать, расслышать голос автора? Что же такое – авторский голос? На мой взгляд, это поэтическое звучание мировоззренческой сущности поэта, голос его бытия. Резонанс с читателем определяет успех автора. Но современные читатели стихов по велению современных авторов и критиков становятся глотателями пустот. Текст ради текста – это слишком и это тупик. Голос Юрия Татаренко модный – обывательски оригинальный, обаятельный, чуть подшофе и как будто искренний. Автора, надо отдать ему должное, порой «пробивает» на подлинное отношение к своему творчеству («Свобода тоже стоит мани-мани», «Скажите, как не скурвиться, ребятки?», «Но мы молчим, увы, как лист перед травой»). И лейтмотив:

 

Не ножик в яблоко, а руку в декольте.

«Безумство храбрых» – песня не об этом.

Ты поняла, я не какой-нибудь Вольтер,

Что спьяну возомнил себя поэтом.

 

Здесь самое время вспомнить И.А. Бродского и процитировать выдержку из его предисловия к «Антологии русской поэзии XIX века»:

«Хорошее стихотворение – это своего рода фотография, на которой метафизические свойства сюжета даны резко в фокусе. Соответственно, хороший поэт – это тот, кому такие вещи даются почти как фотоаппарату, вполне бессознательно, едва ли не вопреки самому себе».

Стихотворения Юрия Татаренко безусловно отвечают данному критерию.

Вся поэтическая литература после Бродского, вклад которого, если не вспоминать о сущностной метафизической природе поэзии априори, заключается в акценте на надмирном восприятии действительности с параллельной стихотворной фиксацией потоковой рефлексии, как языкового «выброса» в стохастическом процессе. Собственно, в ситуации «несправедливого» мироустройства, – это на некоторое время могло стать и стало тем, что доктор прописал. Проговаривание непроговариваемого стало способом исцеления неисцелимых.

Но вернёмся к нашему герою. Почему Дрейк? Почему Донн? Каких персонажей помещает Юрий Татаренко в хронотоп «психосоматической» литературной экспедиции по фестивалям, конкурсам, концертам? Каким способом создаёт «сибирский джокер» свою «дневниковую» вселенную и, тем паче, желаемую действительность? Он – капер-пикапер. Любить, так королеву (Музу), служить, так ей одной.

Очарование лирики Юрия Татаренко задаётся жанром и стилем. Это некий travelogue – серия путевых заметок, дневник корсара, странствующего в поисках Эльдорадо, но, в отличие от Дрейка, не обременённого ни политическими обязанностями, ни семьёй, оставленной в свою бытность известным мореходом в Плимуте (воссоединение предполагалось после выполнения миссии). В океане любви и литературы наш капер пронзительно одинок, как президент РФ. Ему никто не наследует (ни малейшего шанса). Т.е. присущие жанру элементы публицистики, в нашем случае, не откроют нам дорожных карт в поисках сокровищ. Формула литературно-бытовых дневников или путевых заметок определяет не столько географию странствий, сколько погружение автора в себя и приглашение читателя погрузиться туда же. Цель автора – произвести сверку мировосприятия и мировоззрения, которое формируется у каждого человека, наряду с личностными базовыми настройками, в месте, определяемом как родина. Образы, создаваемые в таком жанре, приобретают известную глубину и утончённость. Ведь во время путешествия, формального или ментального, автор имеет возможность абстрагироваться от одномерных стереотипов прошлого, а его писательский бэкграунд неизбежно прирастает новыми, живописными впечатлениями, находя отражение в изменчивом мире лирического героя.

Интрига задаётся тем, что посредничество автора не гарантирует нам надёжного рассказчика – при всей нарочитой искренности лирического голоса. Но мы, читатели, затрачиваемся, сочувствуем, понимаем, ценим, улыбаемся, доверяем. Мы зачарованы. Пикап состоялся. Ты куда, капитан Дрейк?

 

Когда ты простой неудачник

(А главное слово – «простой») –

Глотаешь года, как подачки,

И жив суетой-маетой.

Хватает ума и силёнок

Добраться до дома в пургу –

И тешишься мыслью спросонок:

«Я крут! Я ещё! Я могу!»

 

Благодаря опыту странствий, очаро-дарование Дрейка-Татаренко возмужало, окрепло и принесло свои плоды. Треуголку капера можно закинуть на рею, задав траекторией полёта новую литературную планку. Став достаточно известным, разведав морские глубины и подводные течения, отыскав Эльдорадо, поэт подходит к земле обетованной.

На вахту, трансформировав ипостась мастера карнавала, заступает Джон Донн – картограф собственной души. Теперь не имеет смысла скрываться за умственной ленью и самонадеянной расслабленностью попутного ветра. Интеллектуальные сокровища, оставленные мастерами прошлого, сундуки, наполненные драгоценными тропами собственной огранки, необходимо запустить в настоящее дело.

Мир в ожидании сияющего Слова. И пусть за совершенством отделки проступит цельно-смысловая гениальность в её извечной триаде: любви, истине и красоте. Пусть отныне поэт пишет для читателя, способного оценить не только цитирование ресторанного и литературного меню. Пусть лирический герой не сливается с хипстерами (ничего не имею против), не подражает обаятельным «гусарам-сердцеедам» и не бравирует многочисленными полустаночными романами разбитого сердца. Поэта ждут гении чтения – потенциальные попутчики, способные видеть и слышать.

Поэт современности – зачастую, частное лицо, пишущее о частной жизни. Именно в своём приватном, метамодернистском бытовании современные авторы находят глубину метафизического. Мы наблюдаем, как и прежде, феномен поэзии о поэзии – так называемой металирики. Новая искренность, простота, мерцание, осцилляция, тотальное цитирование, сжатие («сожмись внутрь себя», писал М. Аврелий) – как переменчивое состояние на грани наивности и осведомлённости, иронии и стыда, оптимизма и сомнения, истины и её относительности. Собственно, это то, что в поэзии Юрия Татаренко присутствует в необходимом достатке.

Так пусть читатель станет соучастником не хмельного или пост-похмельного акта обаятельного беспутства, грусти и раскаяния. Пусть соавтор-читатель возрадуется распознаванию высоких и вдохновляющих посланий, пусть он участвует в таинстве сотворчества с вышним Автором, создающим миры с помощью тростникового пера. В такой диспозиции поэт не только инструмент для написания текста, а читатель не только считывающее устройство, но оба – вечно звучащие тростниковые флейты. Время чистого звука пришло.

Впрочем, поэт, актёр и читатель Юрий Татаренко – он же трубадур «съеденного» сердца, он же «наглый чёрный кот», он же «приблудный пёс, на которого некому надеть ошейник», он же капер-пикапер Дрейк, он же мета-лирик (метафизик) Джон Донн, и сам об этом знает. Оттого и грустит.

Вот он, воистину Джон Донн (1572–1631):

 

Я – микрокосм, искуснейший узор,

Где ангел слит с естественной природой,

Но обе части – мраку грех запродал,

И обе стали смертными с тех пор…

Вы, новых стран открывшие простор

И сферы, что превыше небосвода, –

В мои глаза, для плача, влейте воды

Морей огромных: целый мир – мой взор –

Омойте. Ведь потоп не повторится,

Но, алчностью и завистью дымясь,

Мой мир сгорит: в нём жар страстей таится…

О, если б этот смрадный жар погас!

И пусть меня охватит страсть другая –

Твой огнь, что исцеляет, сожигая!

 

Не стоит мельчать. Пришло время стать равным себе. И да простят нам ангелы читательское соавторство (по Цветаевой) с Ю. Татаренко в этом остроумном четверостишии, приправленном самоиронией:

 

«Я нахожусь в зените славы,

Но обойдёмся без оваций:

Дерутся ангелы за право

Моим хранителем назваться!»

 

Поэт Юрий Татаренко ещё не завершил своего кругосветного путешествия по океану литературы. Слава в полной мере ещё не настигла его. Но кто же он? Френсис Дрейк, Джон Донн или кто-то ещё? Не станем взаимоисключать.