ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ

Рубрика в газете: Жизнь национальностей: в поисках гармонии, № 2019 / 47, 19.12.2019, автор: Магомед АХМЕДОВ (г. МАХАЧКАЛА, Республика Дагестан)
Магомед Ахмедов

 

 

 

 

НАБОКОВ

Владимиру Павловичу Смирнову

«Россия… Звёзды… Ночь расстрела…
И весь в черёмухе овраг…»

Владимир Набоков

Был он болен и слаб… И признался красавице Белле,*
Провожая глазами её восхитительный стан,
Что устал от всего… И что нервы давно на пределе:
«Так в Россию хочу!.. Без России мечты оскудели…
Мне б куда-нибудь в горы… Безвестным… В седой Дагестан»

Я об этом узнал…
И вдруг понял – откуда высокий
Этот росчерк пера, это чудо набоковских строк.
До того, как прочёл, я уже полюбил эти строки –
Был, как горы в Гунибе, полёт его мысли высок.

И я стал его ждать …
И я стал его ждать непрестанно.
Но душа его взмыла, невинной снежинки белей,
Выше хмурых небес, выше горных вершин Дагестана,
Выше русских берёз и отлётной тоски журавлей…

Я, как мог, сохранял
Этот дух – озорной и бунтарский,
Отпуская с ладони ранимую бабочку-стих.
И гордился, что можно теперь прочитать по-аварски
Оголённые строки, что бьют тебя будто под дых…

Значит, нет у стихов
Ни границ, ни пределов, ни сроков.
Мне всё снится ночами – истерзан, измучен и наг,
Прикрываю его… А меня прикрывает Набоков…
И мы падаем оба в набитый телами овраг…

*Белла – поэтесса Белла Ахмадулина

 

ТАИНСТВЕННОСТЬ

Таинственность – и та давно иною стала,
На первом месте – ложь, коварство и хула.
И мало лжи – лжецам, коварства – подлым мало,
Безжизненная жизнь пуста и тяжела.

Ты женщину познал – она теперь не тайна,
И с другом дружбы нет… И в клятве скрыта ложь.
Случайно узнаешь, что всё здесь не случайно…
Не понят миром ты… И мира не поймёшь…

Таинственность во всём… Ребёнок с колыбели
О славе возмечтал, не зная ничего.
Язык земной забыт… Веселья отшумели.
И некого в раю признать за своего.

Ты Родину любил? Чужой ты ей отныне…
Ты слышишь стон её? Объявят, что ты глух.
Твой тихий скорбный плач не нужен и в помине,
Как мудрость не нужна старейшин и старух.

Таинственность во всём… Таинственного мало,
Когда спешат глупцы родное позабыть.
Когда и дух наш мёртв… Когда звезда упала…
Когда в почёте лесть, предательство и прыть.

Жизнь волкам охранять доверили… Негоже
Напрасно утолять чужую злую прыть.
Хоть, как сказал поэт:
«Но всё же… Всё же… Всё же…» *
И можно ничего теперь не говорить.

 

ПЛАЧ СЛЕПОГО ОХОТНИКА

Я – старый охотник… Я выбился просто из сил,
Бродя по ущельям, одежду стирая в отрепья.
Последнего тура я нынче в горах застрелил,
А пуля вернулась… Попала в меня… И ослеп я…

В глазах потемнело… И сделались дали пусты.
И солнце шепнуло: «Тебя я навеки покину…»
За годы скитаний я столько убил красоты,
Что не отличить мне теперь от низины вершину.

Был взгляд мой намётан… В стрельбе я не знал неудач.
И падали туры, склоняя пронзённые выи.
И только ослепнув, вдруг понял – я только палач…
А где эти души, а где эти души живые?

На шелест, на шорох умел я мгновенно стрелять,
Мой выстрел являлся предвестником смертного часа.
Куда всё девалось? Я это не в силах понять,
А сердце похоже на турье сгоревшее мясо…

Я так ликовал, если выстрелом сбитый моим,
Катился подстреленный тур вдоль глухого ущелья.
И кровь закипала… И был я Аллахом храним,
Но кровь моя сделалась чёрной, как мутное зелье.

Тяжёлое солнце стекало в межгорный провал,
И скалы пугались вот этого лютого смеха,
Когда я, убивший, от радости долго скакал,
И сердце гудело в груди, будто горное эхо.

А нынче Всевышний забрал мой прищуренный взгляд.
Во тьме засыпаю… Во тьме просыпаюсь и каюсь…
И только в мозгу моём выстрелы снова звучат –
От них просыпаюсь… От выстрелов я просыпаюсь.

Последний мой выстрел… Тур падает, громко храпя,
А сердце опять наполняет шальное веселье.
Я снова стреляю… И вновь попадаю в себя,
Подстреленным туром летя в грозовое ущелье.

 

***

Легко забываем, что надо бы помнить вовек.
Страницы истории молча листаем – без проку…
Извечно теченье казалось бы высохших рек,
Кровавую память несущих от устья к истоку.

Пропащие люди… Неужто-то же это – народ?
Устами припавшие к чёрным, пугающим водам?
Я раны считаю… И думаю – так не живёт
Народ, понимающий, как называться народом!

И что тут поделать? Как горло сдавить палачу?
Взирает Всевышний на всё это горько и строго…
Вон Лермонтов скачет… И я вслед за ним поскачу,
И пусть мы одни – только Лермонтов, я и дорога.

Накатит под горло извечное чувство вины –
В Отчизне к поэтам давно уже нет интереса.
Вот Чёрная речка… Хоть здесь-то поэты нужны…
Я с Пушкиным встану и пулю приму от Дантеса…

Забыты герои… И горестей нынче не счесть.
Шальная удача давненько не дружит со мною.
Есть голые скалы… И нищая Родина есть,
Что солнцем закатным висит между светом и тьмою.

 

Николай Рубцов

Зелёные звёзды порою мне светят с небес,
Зелёные травы мне дарят зелёные тайны.
И в зелени луга мне чудится столько чудес,
Хотя я всего лишь – растерянный путник случайный.

Здесь всё неподдельно и всё пробирает до слёз,
И сердце поэта зелёное марево лечит.
Зелёные косы раскидистых русских берёз
В Гунибе ласкают мои утомлённые плечи.

Стою у надгробья и что-то боюсь говорить.
Земля вологодская… Скромная эта могила.
Любимая только способна поэта убить…
Ты просто любил… А любимая просто убила…

Зелёные звёзды с собой ты неслышно унёс.
Стою у могилы… Какие здесь могут быть речи?
Зелёные косы родимых гунибских берёз
Мне в Вологде молча ласкают усталые плечи.

Ушёл ты не понятым… Не понимают меня –
Вовек не сойти нам с того бесконечного круга.
Но токи земли через нас проникают, звеня,
В высокое слово… И мы понимаем друг друга.

Я горского хлеба принёс тебе щедрый кусок,
Голодные птицы на хлеб напустились оравой.
Ты был одиноким… Я тоже давно одинок.
Бог видит – сочтёмся с тобою посмертною славой.

Боюсь обмануться и что-то промолвить не то…
Могила твоя не забыта в краю богоданном.
Есть памятник даже… Ты в чёрном немодном пальто.
И в шарфике чёрном… С нелепым своим чемоданом.

Собрался в дорогу… Последний готов пароход…
Вечернее эхо неспешно парит над рекою.
Минута-другая – и твой пароход уплывёт…
Последним поэтам ты нервно помашешь рукою.

Букетик к букету… Торжественный траурный ряд.
Стихи подступают… И нет у поэзии края.
Стихов твоих звёзды давно над Гунибом парят,
Цветы из Гуниба у ног твоих чуть озаряя.

 

ШУМ

Мне хочется кричать, чтобы слышали глухие,
Картину написать, чтоб видели слепцы…
А жизнь себе летит… Намеренья благие
Мечты лихой гонец хватает под уздцы.

Ведь сколько ни кричи, глухие не услышат,
Не видимы слепцам картины и мазки.
Один лишь мёртвый шум судьбу мою колышет,
А жизнь – живая жизнь, сникает от тоски.

Мне чудится порой, что глухо всё и слепо,
Что лишь незрячий мир колышут небеса.
Мне кажется слепым раздумчивое небо,
И чёрная течёт из глаз моих слеза…

Но всё это лишь миг… В соседнее мгновенье
Взыграет золотым седая ширь небес.
И птицы запоют… Их солнечное пенье
Позолотит цветы… И радугу… И лес…

А больше ничего, по сути, и не надо…
Лишь злу оставить зло, а седине – виски…
Достаточно душе и ласкового взгляда…
И робкой тишины… И боли… И тоски…

Перевёл с аварского языка Анатолий АВРУТИН

 

 

12 комментариев на «“ПОСЛЕДНИЙ ВЫСТРЕЛ”»

  1. Ничего нового… Всё тот же скучный Ахмедов, перепевающий других, но чаще – самого себя.
    Не его это дело поэзия, хотя русские переводчики стараются лепить из него подобие поэта.

  2. 1. В подборке Магомеда Ахмедова, перевод Анатолия Аврутина приведено стихотворение “Николай Рубцов”. В котором такая строфа:
    “Стою у надгробья и что-то боюсь говорить.
    Земля вологодская… Скромная эта могила.
    Любимая только способна поэта убить…
    Ты просто любил… А любимая просто убила…”
    2. Видно, что Магомед Ахмедов был в Вологде и на могиле Рубцова. Но рядом ведь были вологодские писатели. И кто это сообщил М.Ахмедову о такой “любимой” – убийце народного поэта Рубцова. Не сказали о причинах и следствиях?
    3. Спрашивается: Ну сколько можно Молчать о Правде в убийстве Рубцова?
    Мной выпущены Три издания книги “Тайна гибели Николая Рубцова” (2001, 2004, 2009), где рассказано об эгоизме и напористости “поэтессы”, о её карьеризме, о её взрывном характере, не терпящем какой-либо критики в свой адрес.
    4. И дело в том, что ещё В.Кожинов однажды произнёс о Рубцове: “Погиб от рук женщины, которую собирался назвать своей женой”. (На похоронах Рубцова он же не был). И фраза стала кочевать по книгам и статьям о Рубцове, хотя Дербину разоблачили в публикациях вологодские писатели Виктор Коротаев, В.И.Белов, А.Романов, пропагандистка Н.Старичкова по книге “Наедине с Рубцовым”, и особенно вологжанин М.В. Суров монографиями-публикациями материалов судебного дела (2006, 2011).
    5. Печально, что и белорусский поэт Анатолий Аврутин не знает обстоятельств жизни и гибели Н.М.Рубцова. Да и наши руководители Союза писателей России не находят времени для знаний о Рубцове. И не дают мне, например, возможности для публичных выступлений, да и нет в СПР мероприятий по теме Рубцова.
    Достаточно сказать, что в прошлом (2018) году при встрече на просьбу об информ. помощи председатель Иванов мне сказал: “Несите свой крест.” А он несёт свой по России (здесь на сайте “ЛР” я уже писал об этом).
    6. Чтобы снять любую демагогию, сообщаю, что у меня нет никаких претензий к Магомеду Ахмедову (ему не рассказали, видимо, правды ни в Вологде, ни в Москве). Более того в моей книге “Методика оценки народности поэзии” (2014) есть ссылка на его статью “Всяк сущий в ней язык…” (ЛГ, № 26, 2014) и фрагмент из неё о поэзии и филологии.
    Прошу опубликовать.

  3. Дионисию. “А быть бы Ваське Каретникову по торговой части!” (Войнович, “Шапка”)

  4. Понравились стихи и перевод. Понравилось стихотворение о слепом охотнике: стреляя, стрелок попадает в себя; убивая – убивает себя тоже.

  5. Мне рассказывал один аварский автор, живший в Москве, что аварские поэты сначала пишут “подстрочник”, потом его обрабатывает русский переводчик, а после этот художественный текст автор “подстрочника” свободно, без рифмы (в аварских стихах нет рифмы) переводит свой аварский, якобы создавая “оригинал”. Мой знакомый говорил, что так делал Гамзатов, Адалло и др. Ахмедов тоже грешит этим “методом”.
    Известный переводчик А.Ревич предлагал переводить Гамзатова без рифмы. И Ахмедова тоже следовало бы переводить белым стихом. Но без русских рифм прозвучат ли аварские стихи? Вот в чем вопрос.

  6. Насчёт подстрочников без оригинала – вы не первый, кто предполагал такое. В своё время я слышала от переводчиков много таких предположений (и шуток) в самой разной форме. Но в серьёзных издательствах, прежде чем попасть в план, национальный автор встречался с главным редактором издательства и заведующим отделом национальных литератур, представлял свои публикации, и если и была возможность повесить им лапшу на уши, то самая минимальная. Серьёзный переводчик, которому давали подстрочники на перевод, знакомился с автором, и тот читал ему свои стихи, чтобы переводчик мог усвоить строй, ритм, рифму национального стиха. При этом все авторы знали русский язык и, как правило, активно вносили свои предложения по передаче смысла и звучания русского перевода. По своему опыту знаю, что любые стихи национальных авторов, в том числе и аварских, можно прекрасно перевести без рифм, и звучат они по-разному, конечно, что уже зависит от степени мастерства и таланта переводчика. Иногда перевод именно без рифмы был условием национального автора и его требованием к переводу. Часто национальным авторам было желательно, чтобы русские переводы передавали именно национальные формы стихосложения.

  7. Есть люди, которые свободно говорят по-русски и по-аварски, разбираются в литературе?
    Что они думают о поэзии Ахмедова?

  8. В серьезном издательстве национальный автор встречался с редактором, который может вести книгу, в ресторане “Узбекистан” или “Арагви”. И там предъявлял список публикаций, который привез с собой в бумажнике. Не надо ерунду выдумывать. Нагляделись, как это было. Как работали переводчики с национальных языков, как вели себя поэты из республик. Таких было – большинство.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.