Приключение в окрестностях «Версаля»

Рубрика в газете: Проза, № 2025 / 19, 16.05.2025, автор: Евгений ТОЛМАЧЁВ (г. Белгород)

На гладь пруда ложились опадающие листья. Воздух был по-осеннему прозрачен, сквозь поредевшие кусты виднелась тропинка, ведущая от пруда к панельной пятиэтажке. Виктор возвращался с прогулки, утомлённый неотвязной мыслью, что вот-де годы идут, уже, считай, сорок, а он ни положения в обществе не добился, ни подходящей женщиной не обзавёлся… На мысли эти натолкнули события, происходившие в жизни знакомых, и поразительная картина, так точно отражающая суть времени. Седовласые пенсионеры ловили на удочки плотву, а чуть поодаль по объездной устало двигался армейский тягач, тащивший на запад тёмно-зелёный танк. Значит, где-то за «лентой» геройствуют русские мужики! И тягач с танком, и рыболовы находились, словно на одном холсте, который время равнодушно определило в раму.

…Виктор Незлобин появился на свет тридцать девять лет назад от любви белорусской женщины Людмилы и азиатского мужчины со странным для русского уха именем Мирзоанис или попросту Анис. Людмиле на заре их отношений понравилось какое-то даже травянисто-цветочное имя молодого азиата. С потоком беженцев семья приехала в Россию. Странно, но азиат взял фамилию жены. Ему было всё равно какую религию исповедовать. Он был длинноволос и тщедушен, и когда кушал, усаживался на табуретку на корточки. Отец Виктора возлюбил сало и…огненную воду, которая унесла его на тот свет. Случилось это под Новый год. Старик-азиат взялся праздновать ещё до рассвета, и к обеду лыка уже не вязал, но по настоянию жены кое-как спустился с фонариком в подвал за банкой маринованных помидоров. Под Новый год почему-то на несколько часов отключили электричество. В сырой темноте подвала, где пахло плесенью, и висела по углам пыльная паутина, почудилось, что глядит на него с плотоядной ухмылкой рогатый Вельзевул. У подъезда старик поставил банку на лавочку и закурил, переваривая страшный морок, удивляясь про себя. Встретив на лестнице соседку, старик весело сказал:

– Привет, соседка, слюшяй, Нёвый гёд встречать бюдем при свечах!

Костлявая зажгла ему одну свечку – наверное, сердце не выдержало… а сколько у старика было планов! Он ездил на заработки в Москву.

– Слюшяй, ремонт бюдем, большëй машина «Вольга» бюдем, в вянной Витька плитка бюдем! – с гордостью поведал он как-то соседу. – Витька – во! А Акобир – у-у-у… (старик затряс головой, как собака, схватившая горячее).

Виктор поначалу мотался с отцом на заработки, был ему поддержкой, пока в аварию не попал. С тех пор охромел и получает по третьей группе.

Старшего брата по воле отца назвали Акобиром. Он, ещё обучаясь в ПТУ, ударился в какую-то странную религию, отпустил волосы и отрастил жидкую бородёнку. Акобир женился. Новая родня, как говорили люди, тоже была странной веры. Когда старика Мирзоаниса хоронили, Акобир к удивлению священника, невзначай встал у гроба и воздевал руки к небу, словно рисуя в воздухе неведомые знаки. Акобир породил девочку и жил в примах, не имея своего слова. Но приезжая к родне, вёл себя так, будто привык повелевать, в общем, желал казаться хозяином.

После аварии женщины, жившие по соседству, поджаливали бедолагу Виктора, шутка ли, в двадцать с копейками стать инвалидом… Сердобольные тёти приносили гостинцы – то баночку варенья, то тарелку супа, то котлет пяток. И хотя в доме была пронзительная слышимость, из квартиры, в которой обитали Виктор с матерью, не доносилось ни звука, словно там не было живой души. Но прошло несколько лет, и Виктор ожил. Он обзавёлся пивным животом. Вместе с телом укрепилось в нём чувство справедливости. Незлобин психовал, часто ссорился с управдомом Николаем Сергеичем из-за того, что управдом якобы безосновательно обвиняет его в курении на лестничной площадке. По обыкновению, после очередной ссоры Виктор чикилял в магазин за пивом. Пенное усмиряло гнев. Квартира зашумела. Жизнь двинулась. Соседи редко видели Виктора, поскольку он нигде не работал, но часто слышали звуки падающей в унитаз струи, надрывные рвотные вопли, звон посуды и пьяные тирады по ночам на кухне, как правило, по поводу несправедливости проклятой жизни. Вскоре правдоруб числился на учёте в службе занятости. Его бесплатно отправили учиться на кочегара и по окончании учёбы предложили работу в котельной деревенской школы, в пятнадцати километрах от городка, в котором он проживал. Виктор резонно отказался и удовлетворённый, что не продешевил, причикилял домой. А поздно вечером:

– Скоты, они дурят нас! А с этим поганым ЖКХ и ТСЖ надо разобраться! А чё я так мало получаю на группе, а?! А чё у меня – у инвали-ида – денег нет, а? Нету сейчас нормальных девок –  всем деньги надо! Я разберусь! Я – русский! – бушевал Виктор на кухне за бутылкой. Он любил по пьянке покричать о своей русскости.

«Выступал» он перед друзьями, такими же неопределившимися – кто они и зачем. Соседи, которые когда-то поджаливали бедолагу, несколько раз вызывали полицию.

С одного на другое, как блоха, перескакивал Виктор в своих кухонных выступлениях до глубокой ночи. Его угнетала холостяцкая жизнь и хроническая нехватка денег. Он упорно стоял на учёте в службе занятости. Исправно ходил отмечаться и любил поумничать в кабинете молоденькой сотрудницы, которая проводила перерегистрацию.

– Ну, чё, не нашли мне работу? – спрашивал Незлобин, нахально улыбаясь. – Или чё?

– Пока нет, Виктор Анисович, но как только что-то появится, мы вам обязательно позвоним, – как можно более официально ответила девушка-специалист. – Мы же вам предлагали, но вы отказались.

– Имею полное право! И чё вы предлагали? – возмутился Виктор, по-хозяйски развалившись на стуле. – Сторожем в школе?

– Сначала в котельную, потом в школу сторожем. А что вам нужно? Управляющим госбанка? Вы сами в анкете указали круг профессий. Чем, например, вас не устроила работа сторожем? Оклад – десять тысяч.

– За такие деньги ездить в село на автобусе?! Сиди там один всю ночь…, – Виктор обиделся, что его насмешливо поставили ниже банкиров, в честности и справедливом чувстве которых он сомневался.

– В Москве, например, мои знакомые по три часа на работу добираются и ничего, – ответила девушка-специалист, и щёки её налились краской.  – У нас люди с высшим образованием на учёте стоят и хватаются за первую попавшуюся возможность. А вы ещё перебираете. Вы же знаете, что за три отказа вас снимут с учёта?

– Да снимайте! – воскликнул Виктор. – В Москве по три часа… они там хорошие бабки заколачивают! Снимайте! А вообще… я бы с вами согласен был, хи-хи… сторожевать… ночами-то… чё?

Девушка испуганно посмотрела на Виктора.

– Если что-то появится, мы вам позвоним, – сухо сказала она.

– А, может, я вам позвоню? – блудливо мурлыкнул Виктор, медленно водя толстым пальцем по крышке стола. Ему понравилось, что у девушки зарделось лицо.

Сотрудница в недоумении взглянула на него и больше не сказала ни слова, кроме: «распишитесь здесь и здесь».

Получив деньги по группе и пособие по безработице, Виктор решил смотаться в город – развеяться. В парикмахерской автовокзала он постригся под ноль, как говорил – под «нового русского», и здесь же, в салоне бижутерии, купил толстую цепь под золото, уговорив грудастую продавщицу в майке лично воздеть украшение ему на шею. Насмотревшись на бюст продавщицы, «новый русский» направился гулять в Парк отдыха, где с тоской и остервенелым вожделением глядел вслед девушкам и женщинам. Он вспоминал – как недавно сожительствовал с одной. По сей день сердился на мать, мол, она стала преградой семейному счастью. Больших усилий матери стоило выдворить разбитную невестку. Виктор не стремился или не мог понять, что сожительница из-за квартиры выскочила разделить с ним судьбу. Это с её руки, когда мать была в отъезде, в гостях у брата в Гомеле, Виктор и пристрастился крепко закладывать… В то время квартиру номер 63, в которой жил Виктор, соседи прозвали «шалманом». Из «шалмана» не выкисали многочисленные друзья и родственнички сожительницы. Целыми днями обретался у Виктора её «брат с севера». Сожительница подбила Незлобина зарегистрироваться в социальной сети, а фото на аватарку они сделали во дворе «хрущёвки» – «брат с севера» сфотографировал Виктора на телефон, на фоне своей ржавой «шестёрки». На фото Виктор казался внушительным. С суровым взглядом правдоруба он стоял с тростью, как адмирал Нельсон, если бы на того напялили майку-алкоголичку, надели шорты и обули бы в сланцы.

Потягивая в городском парке холодное пиво, Виктор не замечал, как в пруду, у которого он сидел на лавочке, отражалось солнце. Возле старой вербы рыбачил однорукий (вторая рука была на протезе) мужик среднего возраста в камуфляже. Он на удивление ловко управлялся одной рукой, выуживая из подводного царства пахнущих тиной, ленивых, почти круглых карасей. Каждую поклёвку мужик сопровождал доброй шуткой, называя карасей «толстячками». Виктор хотел было подойти – сказать дежурное «клюёт?», но почему-то пошёл прочь, ругаясь про себя:

– Карасики, мля…делать нечего…

Во время ходьбы он забрасывал правую ногу в сторону. Первое время, после аварии, ходил с большим усилием, но, когда ткани окрепли – для вида забрасывал, чтобы люди, в особенности доктора (в доме напротив жил участковый врач), видели, что он – истинный инвалид.

… Как-то в субботу из соседнего городка с женой, семилетней дочерью и собачкой приехал брат. Отношения между Виктором и Акобиром были напряжёнными. Акобир больше молчал, а, если и говорил, то или поучал, или молол про какого-то своего таинственного бога, постоянно возил домой сектантские брошюры и прочую лабуду. Это раздражало Виктора. Когда брат уезжал, он, матерясь, выбрасывал всю привезённую литературу в мусорное ведро.

– Понавезёт х..ни, сектант вонючий, – бормотал Виктор и свирепо вдавливал брошюры в ведро.

За завтраком, обедом и ужином Акобир поднимал всех из-за стола на странную молитву. В эти минуты Виктор с презрительной ухмылкой глядел на сосредоточенное, бородатое лицо брата. Но стоял, выпятив живот, и делал вид, что слушает.

«Акобир оскорбил, – навязчиво вращалось в голове. – Акобир оскорбил…»

Когда родственники приезжали, то мать Виктора мухой неслась в магазин и возвращалась с двумя глубокими пакетами. Даже покупала корм для собачки. Складывалось впечатление, что Акобир и его семейство навещали родню только за тем, чтобы есть и купаться в ванной. Даже собачий корм забирали, когда уезжали. Харчеваться за чужой счёт брат Виктора нисколько не смущался. Но поучал Виктора, рассказывал, как нужно жить. Хотя ни Виктор, ни его мать не знали, где он работает и работает ли вообще. Есть на свете люди, которые очень хорошо умеют казаться теми, кем не являются. К таковым относился Акобир.

Виктора посещала мысль, что брат возвышается над ним из-за наличия жены. Пусть сухая, пусть мужеподобная, но жена! В глубине души Виктор завидовал брату, и когда родня приезжала, то радовался исключительно племяннице. Однажды девочка выгуливала по квартире собачку на поводке. Задорный детский смех и весёлый лай битый час будоражили соседей. Виктор с ногой на отлёте направлялся из комнаты по малой нужде в туалет. Племянница и собачка окружили его, поводок перехватил отлетающую ногу, и Виктор беспомощно рухнул на ковёр, словно спиленный дуб, изрыгая грязную брань. С того дня он сильнее возненавидел Акобира и стал с презрением глядеть на его собачку.

… Была глубокая ночь. Небольшая квартира полнилась лунным светом, сопением и похрапыванием. Жена брата с дочерью спали в отдельной комнате, мать дремала в раскладном кресле в зале, братья – тоже в зале, вдвоём на диванчике. Виктор не спал. Он чувствовал, как его грудь словно бы сдавливало стальным обручем, и глядел в окно на луну. Виктор думал о своей жизни:

«Чё в жизни было такого хорошего? Разве что сожительница…а чё говорят – цени то, что есть, а не жалей о том – чего нет?! Может, оно и правда, тока чёт я не видел людей, которым не хотелось бы крутую тачку или красивую бабу?»

Казалось, что Луна наполняет комнату унынием. Виктор почему-то вспомнил детские годы, ему захотелось пойти и погладить по курчавой головке племянницу. И тотчас разгорелось желание ударить спящего Акобира.

– Сектант вонючий, – тихо сказал Виктор. – Кретин конкретный! Ещё из-за тебя нас тут всех порешат…

Мысли о быстротечности жизни, о том, что нужно искать выход из тупика сами собой прорвались откуда-то сквозь дебри обыдёнщины и отупения. Серебряные нити луны выуживали из души Виктора всё потаённое… Виктору стало не по себе – никогда в нём не открывался этот чистый родник. Что это? Вдруг Виктор испугался, словно стоял на краю обрыва, и постарался перевести внимание на вещи, ставшие привычными, наладился припоминать пышный бюст продавщицы в салоне бижутерии, думать, что завтра купит бутылочку пива и посмотрит двести тридцать четвёртую серию седьмого сезона любимого сериала.

Как по дьявольскому наваждению неведомая сила подхватила его. Виктор перелез через Акобира и направился в другую комнату. Он прытко нырнул под одеяло к невестке. Женщина проснулась и, спросонок подумав, что пришёл муж, приобняла Виктора. В кромешной темноте ему стало хорошо от женского тепла и сладкого аромата косметического крема, источавшегося от рук невестки, и Виктор прижался шаром бритой головы к её плечу. Жена решила, что муж улёгся вальтом, упёршись ей в плечо коленом.

– Колено убери, – сердитым шёпотом сказала она. – И ложись нормально.

– Чё? – мурлыкнул Виктор.

Невестка вскочила на постели.

– Пошёл вон… маньячило! –  зашипела она, словно испуганная кошка.

– Чё? – тупо вглядываясь в темнеющий силуэт, удивился Виктор, приподнявшись.

У стены заспанно отозвалась девочка.

– Ребёнка мне разбудил, гад… иди отсюда!

– Чё?

Виктор решил, что можно исправить ситуацию, приласкав женщину. Он протянул руку, чтобы погладить её шею, но тронул длинный нос.

– Ты что? – рассвирепела невестка. – Я сейчас мужа позову!

Послышался заспанный голосок девочки. Виктор сидел на кровати, уставившись на силуэт женщины, чувствуя её дыхание.

– А чё он мне сделает, а? Этот сектант вонючий, чё?

Вдруг невестка звонко стукнула Виктора кулачком по бритой голове. Только тогда он понял «чё». Зря он наведался в уютное гнёздышко. Неудачливый ловелас ретировался, накинул куртку и вышел покурить на лестничной площадке.

На следующий день гости собрались уезжать. Виктор не устыдился своего ночного визита в теплое гнёздышко невестки, которая озлобленно молчала и старалась в упор не замечать бритого деверя. Когда родственники уехали, Виктор пошёл в магазин, купил пива и весь день пролежал на диване, потягивая пенное и сокрушаясь по поводу несправедливости бытия, не замечая, как жизнь становится короче.

…Бывало Виктор невольно возвращался к мыслям, посетившим его той ночью. Когда его лучший друг, с которым они когда-то отчаянно «бурлачили», взял женщину с двумя детьми, стена рухнула… Многие из тех, с кем «бурлачили», остепенились.

«Жена-атики, прогнулись под баб», – зло рассуждал Виктор. Но на самом деле он был и сам не прочь бы прогнуться.

Возрождение произошло в августе, когда «прогнулся» последний из друзей. Есть выражение «клин вошёл в сознание». С Виктором всё так и случилось. Разом бросил курить и выпивать. Хоть и тянуло «развязать», но Виктор держался. Цепь под золото перестал носить. Ему хотелось вознестись над «прогнувшимися», быть властным и справедливым, чтобы о нём говорили. Виктор устроился в больницу охранником – поднимал и опускал шлагбаум. Казалось, что чёрная униформа определяла всё – поступки, ход мыслей, философию жизни. Незлобин верил, что в его власти – впустить человека на территорию больницы или не впустить. Он с сознанием власти досматривал багажники машин. Ему хотелось, чтобы о нём думали, что он справедливый и принципиальный. Принципиальность была для него знаменем, реющим на ветру жизни.

– Строит всех! – посмеиваясь, рассказывал его сменщик, мужичок лет шестидесяти. – Даже в бардачки заглядывает. Злой, как собака.

Как-то один из приятелей хотел было проехать по-быстрому вслед за «скорой». Какой там! Виктор чуть шлагбаумом ему по капоту не саданул.

– Ты я вижу большим деятелем стал!? – свирепо закричал приятель, выпрыгнув из машины. – Гавкаешь в этой своей конуре!

Виктор выскочил из будки. Он видел, что в машине сидит, нахохлившись, жена и дочь приятеля. Это разозлило больше, чем обидные слова.

– А ты чё? Думаешь, если у твоей сестра завотделения, то нарушать можно?

Слово за слово. Приятель накинулся душить Виктора, а Виктор пнул его коленом в пах. 

Но к инвалидам, особенно к пожилым и колясочникам Незлобин относился с состраданием. Неизвестно, то ли жена бывшего приятеля постаралась, то ли начальство больницы решило избавиться от скандального, драчливого охранника, но так или иначе Виктора попросили… Он писал жалобы на имя губернатора, но ничего не добился.

«Справедливость нонче не в моде…» – зло усмехался Виктор, нанизывая куски маринованного мяса на шампур. Он принёс из подвала мангал – единственную вещь, напоминавшую о временах, когда он был в здравии, «бурлачил» с друзьями, а жизнь ещё не покрылась ржавчиной горького осознания её несправедливости. Виктор раздувал угли, красневшие в мангале. Этот пикник в одиночестве во дворе дома под сливами был по случаю его дня рождения. Утром поздравительное сообщение из Гомеля прислала мать, вновь гостившая у брата (подолгу бывала там). Вот и все люди, которые знали, что у Виктора праздник. Ещё сосед, выносивший мусор, поинтересовался по какому поводу шашлыки. Виктор ничуть не тяготился одиночеством, потому что знал – так и должно быть.

«А чё? Это только у дураков может быть много друзей, – рассуждал он вечером, глядя на закат. – Дал закурить – уже друг… друзей или не бывает, или один-два».

Ему было приятно нежиться перед сном в ванной, дуть на пену, шубой поднимающуюся на воде. Задумавшись, он от души пустил в воде газы. Эти раскаты, похожие на утробный рëв, услышали за панельной стеной и засмеялись в голос. Сосед по ту сторону панельки воскликнул весело:

– Шашлыки-и-и!

Виктор тоже удовлетворённо усмехнулся. Жизнь шла своим чередом.

…Недаром даже великим на пути к благочестию и святости труднее всего победить блуд. Мысли о женщинах комкали душу. Виктор восстановил страницу в социальной сети и стал посиживать на «знакомствах». В городке есть Новая улица – местная Рублёвка. Туда-то и повлекло неведомое чувство. Виктор сфотографировался на фоне чужой дорогой машины и двухэтажного дома из красного кирпича, и под этими фотографиями пустился на поиски женщины. Он работал охранником в отделении пенсионного фонда и, отбывая смену, в телефоне ставил «лайки» под фотографиями понравившихся бабёнок. Анкеты тех, которые о себе пишут «красивая дрянь» или «твоё счастье» (такое предпочитают писать те, у которых есть дети), Виктор пропускал. Выбирал без детей. Одна из них с диковинным именем Лиана после нескольких часов переписки призналась, что Виктор ей «очень понравился», и что она хочет встретиться. У Лианы были накачанные губы, восточный разрез глаз, спортивная фигура. О себе она рассказала, что живёт в городе, работает в банке и «неплохо готовит». В свободное время любит ходить в кино, но поскольку «сейчас хороших фильмов не снимают», смотрит кино дома в компании маленькой собачки с бантиком. Виктор написал, что очень любит маленьких собачек, и скинул Лиане фотку братовой собачки. Лиана поставила лайк. Чтобы общаться было удобнее, Лиана прислала Виктору ссылку на свой аккаунт в популярном мессенджере. Договорились встретиться вечером в городе, неподалёку от роскошного ЖК «Версаль», в котором живёт Лиана. Первые этажи «Версаля» занимали кафешки, магазины. День долгожданной встречи был для Виктора выходным. Он истомился в ожидании поездки.

«Ну а чё, если она назначила в девять вечера, то, наверное, ночевать буду у неё…, – предвкушал Виктор, и ладони его потели. – Главное не ударить в грязь лицом, а то давно у меня бабы не было…».

Виктор заранее купил в аптеке пачку из трёх презервативов, взял пять тысяч одной купюрой и карточку. Пять тысяч, чтобы поразить Лиану щедростью, оставив в кафе чаевые. Казалось, что последний автобус вёз его не час, а целый день. Ночь накинула на город чёрное покрывало. Проходя мимо громадины «Версаля», Виктор взволнованно шарил взглядом по окнам.

«Здесь мы и будем кувыркаться…» – вращалось в голове.

 

 

Этот оживлённый «Версаль», светящийся витринами первого этажа и окнами остальных, неожиданно быстро остался позади. Был мост, переброшенный через речку, – под ним прошёл Виктор, шаги слышались гулко, а за мостом – место встречи – глухое, безлюдное.

«Да, бабы они странные чёт…», – подумал Виктор, озираясь.

Долгострой, очертания промзоны нагоняли на него необъяснимую тоску и тревогу. Холодно стало под ложечкой. Виктор как бы посмотрел на себя с высоты верхних этажей «Версаля», возвышавшегося поодаль, – он один, хозяйственные постройки, бетонные сваи, гнетущая тишина. И, кажется, кто-то притаился за сваями. Чувствовалось присутствие грубой, бессознательной силы, заманившей его сюда…

Наверное, инстинкт подсказал – надо сматываться. Виктор достал из кармана синих джинсов телефон, зашёл в мессенджер и увидел, что аккаунт Лианы удалён. Ещё пятнадцать минут назад она написала, что «красит губки». Он было зачикилял к «Версалю», но с разных сторон послышались торопливые, тяжёлые шаги.

… Виктор ухватился вялым сознанием за покрывало ночи. Он лежал распластано на холодных плитах, между которыми торчал сухой бурьян. В голове гудело, во всём теле блуждала ноющая боль, волосы на затылке слиплись, во рту стоял металлический привкус крови. Не было ни денег, ни карточки, ни телефона. Словно в насмешку рядом валялись презервативы. Наверное, злоумышленники смеялись, вытряхивая их из коробочки. Это была первая мысль, которую сподобился собрать потрясённый мозг. И такая досада на себя поднялась в душе, затмившая ненадолго даже ненависть к тем, кто его так цинично развёл. Мстительное чувство пробудило желание позвонить в полицию. Но с чего звонить? Куда идти? Да и приехал без паспорта. Было у Виктора несколько знакомых в городе, но он не знал их адресов. Пошатываясь, Незлобин спустился к речке умыться. Вода пахла гнилыми водорослями. Он чувствовал себя раненым зверем. Оглядевшись, бедолага почикилял к «Версалю», во дворе прилёг на лавочку, вяло обдумывая – что же делать. Было время первых заморозков, изо рта вылетали клубы пара. Холод проникал сквозь тонкую ткань ветровки. От речки тянуло болотом.

«Бляха муха, ощипали, как каплуна…верно, что некоторые бабы не заявляют об изнасилованиях…стыдно…чё», – вяло рассуждал Виктор.

Он представил, как будет давать показания в полиции, как на него будут смотреть мужики в погонах. Там, на месте расправы, даже камер наблюдения никаких! Что за туман застилал от него правду? Ведь не сложно было догадаться, что это наглый развод. Да, и на старуху бывает проруха…

– Эй, ты что тут? – сурово окликнул его бомж, рывшийся в мусорном баке. Наверное, принял Виктора за конкурента.

Виктору стало нестерпимо больно, и он заплакал. Казалось, что вся жестокость мира собралась в липкой темноте и глядит с плотоядным вожделением, а ещё ему было больно от мысли, что сейчас кто-то омерзительный держит в своих грязных лапах краденый телефон с семейными фотографиями. Он почикилял на детскую площадку подальше от бомжа и на лавочке дождался утра.

Город жил привычной жизнью. На остановке Виктор чикилял от старушки к старушке. Просил только у пожилых. Впервые в жизни ему пришлось побираться. Он чувствовал какой у него жалкий вид. Кто с недоверием, кто с состраданием вглядывался в побитое лицо кареглазого мужчины с монгольскими скулами. В толпе прохожих Виктору то мерещился восточный разрез глаз, то в каждом подозрительном со своей точки зрения мужике он видел одного из тех, кто избивал его накануне.

На автовокзале повезло – встретился управдом Николай Сергеич, приехавший в областную поликлинику. Старик заблаговременно покупал билет на обратный путь. Купил и Виктору на ближайший. Управдому Виктор нагородил, что приехал покупать новый телефон, а его ограбили. Старик внимательно слушал, жуя губами.

– Надо заявление в полицию написать! – воскликнул тучный Николай Сергеич. – Ладно, завтра решим. Завтра ко мне заходи обязательно! У меня племянник в полиции работает, этих негодяев надо найти и наказать.

– Да, да…

И хотя память навязчиво обращалась к произошедшему, разжигая пламя ненависти, Виктору не хотелось борьбы, он желал скорее вернуться домой, в своё убежище, где, как ему казалось, его не достанет бессознательная, грубая сила. На обратном пути, бесцельно глядя в окно на тянувшиеся поля и перелески, он вдруг подумал, почему бы не развернуться с той же энергичностью дома, а не выискивать Лиан у чёрта на куличках? Ведь есть же нормальные бабы! А может, счастье в одиночестве?

Вернувшись, Незлобин смыл с себя коросту «увлекательного» приключения в окрестностях «Версаля», сварил пельменей и провалился в сон, как в пропасть. Ему ничего не снилось.